Читать книгу Новое. Любимое (сборник) - Лариса Рубальская - Страница 4

Я так давно существую публично, что всем кажется: «Она такая безоблачная! Такая счастливая!» Ко мне часто подходят зрительницы и спрашивают: «А вы когда-нибудь плачете?» Плачу! Плачу, дорогие женщины! Ничего из того, что есть у каждого человека в жизни – депрессии, страдания, радость, счастье, – не обошло и меня…

Есть истории, о которых мне страшно вспоминать даже наедине с собой, есть истории, от которых мне неловко, а есть истории, которые мне очень хочется рассказать, но мои герои, известные люди, наверняка не помнят даже, как меня звали. Дело в том, что с именем известной поэтессы Ларисы Рубальской я живу последние двадцать лет. А тогда, можно сказать, я стояла в третьем ряду миманса, где-то с краю. Это теперь я перешла поближе к авансцене…

Мои сердечные истории начались очень рано. Я не знала, буду ли когда-нибудь заниматься поэзией, но в школе мои песенки распевали все: «Было мне тогда двенадцать лет всего, я случайно посмотрела на него». Песенка про мою неразделенную школьную любовь пелась с легким модным иностранным акцентом. Одноклассник Славик был моим героем много лет. А я его, увы, не интересовала. Ну не любят мальчишки девчонок, которые в них влюбляются без памяти. Бедному Славику было совсем не до этого, зато во мне бушевали страсти взрослого человека. Все свое время я тратила на то, чтобы придумать, как признаться в любви моему однокласснику. Повод скоро представился. Однажды мы пошли с учительницей в поход. Я потихоньку стащила у мамы китайскую кофту «Дружба», в ней я собиралась признаться в своих чувствах. Я специально подстроила, чтобы меня со Славиком назначили дневалить у костра. Заранее выучила любовный отрывок из «Мцыри», нарядилась в кофту, и мы заступили на вахту. Но отрывок зачитать я так и не успела, потому что сразу же предательски заснула. А проснулась оттого, что мне сильно жгло спину. Гляжу – на мне мамина выходная кофта полыхает! Пока я каталась на спине, чтобы потушить пламя, мой герой сидел в кустах с мальчишками и от души смеялся. Оказывается, когда я заснула, он тихонько подвинул меня ближе к костру. Но его коварный поступок не загасил огонь любви, и я стала придумывать, как же все-таки мне ему признаться. Прошло время. Мы учимся в восьмом, я продолжаю вздыхать по Славику.

Я стерегла его у школы и ходила за ним повсюду, позвякивая двухкопеечными монетами для телефона-автомата. Звонила ему без конца, меняя голос, а он швырял трубку. Я его совсем измучила – он меня просто возненавидел! Но я не теряла надежды. Для новогоднего школьного вечера я придумала аттракцион: обладатели одинаковых половинок разрезанной открытки танцуют вместе (как вы понимаете, надежды, что он меня пригласит, не было никакой!). У меня со Славиком, естественно, оказалась открытка с ландышем, и мы закружились в танце.

А в то время на экранах кинотеатров шел популярный фильм «Мистер Питкин в тылу врага». Там была очень смешная сцена со взрывающимися сигаретами. И мой любимый, разгадав секрет бомбы – смесь красного фосфора с бертолетовой солью, – подготовил мне сюрприз. Я в упоении танцую и не замечаю, что Славик потихоньку задвинул меня в угол и… вдруг раздался взрыв! Ужас был в том, что я тайком взяла у мамы колготки. Мало того что я шла по морозу домой с красными от ожога ногами, так еще и в рваных единственных маминых колготках… Но и на этом я не остановилась! Мы заканчивали школу. Славик уже так со мной не шутил, вроде бы перестал увиливать от встреч и даже однажды согласился покататься вместе на лодке на ВДНХ. На свидание я собиралась, как на свадьбу: накрахмалила нижние юбки так, что они у меня стояли, словно пачка у балерины! Мой кавалер забил веслами по воде, и только я приготовилась наконец прочитать «Мцыри», как оказалась под сильными струями фонтана, куда он специально направил лодку. Он от души смеялся, глядя, как моя прическа съехала набок, а крахмальные юбки обвисли. Тут моя любовь и закончилась!

Но я по-прежнему мечтала кому-нибудь когда-нибудь прочитать отрывок из «Мцыри», мечтала о большой любви и чтобы мой избранник умел складывать слова в прозу или стихи – не важно. Мне всегда мерещилось, что я выйду замуж за поэта или писателя, желательно известного! Но пути в этот недосягаемый мир у меня не было. А еще преследовал страх, что даже если встречу Его и у нас вспыхнет любовь, он… забудет спросить, как меня зовут! Я так долго об этом думала, что как только герой, о котором я столько мечтала, ненадолго возник в моей жизни, первое, о чем я ему сказала, было: «Не забудьте, меня зовут Лариса Рубальская!» Но это в моей жизни случилось позже, а пока я искала себе жениха.

После школы я училась заочно в педагогическом институте и работала машинисткой в Литературном институте. Мой оклад был сорок два рубля. Я долго думала: много это или мало? Пока меня кто-то не успокоил: «Ты что, старуха, это классно! Директор Ваганьковского кладбища столько не получает!» Я поняла, что поймала удачу за бороду. Так как в Литературном институте можно было встретить известного писателя! Да, можно было. Но мне он не успел встретиться. Проработала я там… целых двадцать два дня. Двенадцать из них провела на овощной базе. Там я успела проявить свой недюжинный ум, придумав новый способ разгрузки арбузов. Это очень ускорило процесс разгрузки, и мне написали на первой странице трудовой книжки благодарность за рацпредложение. Правда, я больше интересовалась окружающими писателями, а не скучными приказами, которые приходилось печатать. У меня ведь была светлая мечта, поэтому я пожирала глазами каждого нового посетителя. Но пожилая машинистка, сидевшая за соседним столом, о моей мечте не знала и однажды громко обозвала меня бранным словом. Меня, совершенно безгрешного ангела, это страшно оскорбило. Я схватила стоявший на окне приемник «Рекорд» и долбанула машинистку по голове. Ей повезло: приемник был старый и у него не было внутренностей, а иначе за свой поступок пришлось бы дорого ответить. На следующий день я на работу не вышла и отправилась искать мечту в редакции журнала «Смена». Там я продержалась много лет и, работая тоже машинисткой, ходила как сомнамбула, потому что любой, кто появлялся в нашем предбаннике, был «небожителем»! Я печатала известным писателям и поэтам командировочные удостоверения и с каждым из них представляла себя в фате. Но никто на меня, скромную машинистку, особенно не обращал внимания. И по воле судьбы не «небожитель» зацепил крылом мою жизнь, а телефонист, который пришел в редакцию починить телефон. Телефонист был моим опасным заблуждением, на которое я потратила несколько лет жизни… Он, как и писатели, умел «складывать слова» очень бойко, но… только матерные! А знаки препинания расставлял при помощи своих кулаков. Он так ловко выбивал из меня мои «улеты», что я только успевала уворачиваться. А пошла я на это дело из страха… остаться в старых девах, хотя мне было всего девятнадцать. Мои школьные подружки одна за другой повыскакивали замуж, кое-кто уже родил ребенка, а я все в поиске. В это время я попадаю в больницу. Мне сделали операцию на почке, располосовав мою талию. Однажды я услышала разговор двух теток, соседок по палате. «Бедная девка, – сказала одна. – Ну кто теперь ее замуж возьмет?» «Да-а, – подхватила другая. – С таким-то безобразным швом!» И в моей голове зародился страх: «Действительно! Ну какой теперь писатель такую уродину полюбит? Как только выйду из больницы, выскочу замуж за первого встречного!» А первый встречный тут как тут – сидит с авоськой витаминов и готов хоть завтра жениться. Вот я и пошла за телефониста. Как меня, умную и возвышенную барышню, угораздило так «вляпаться», не понимаю! Словом, сработал вечный принцип – любовь зла, полюбишь и козла. Мое замужество можно было определить словами одной известной песенки: «Повстречались как-то раз эскимос и папуас». Милый и наивный эскимос – это я, а кровожадный людоед-папуас – это он! На редкость неподходящая парочка, и тем не менее мы прожили вместе четыре года. Мне даже имя его не хочется вспоминать, и если я его когда-нибудь встречу, не узнаю. Меня ведь растили хорошей девочкой, а я связалась с нехорошим. Но я тщательно скрывала от родителей все трудности и хитро пресекала все попытки родителей прийти к нам в гости, иначе они меня сразу же забрали бы.

Я была девушка возвышенная и романтичная, а моя жизнь с папуасом оказалась страшной прозой. Он не только любил выпивать, но и устройства был подонистого. Мне приходилось очень трудно: я училась, денег постоянно не было, и голод костлявой рукой уже схватил меня за горло… Не знаю, как я выжила бы, не появись у меня в нашей коммуналке дружок. Рыжему соседскому коту в семье доставалось лучшее. Хотя его домочадцам приходилось туго, но они залезали в долг и кота кормили как на убой. Это меня и спасло! Коту томили на сковородке хамсу в ароматном подсолнечном масле, и она походила на шпроты. Возвращаюсь я однажды поздно вечером из института. Все спят, а кот сидит у миски и с аппетитом уплетает рыбу. Я его подвинула ногой, попробовала кошачьи деликатесы и с удовольствием все съела! С тех пор мы с ним стали делить трапезу. Я поправляюсь как на дрожжах, а кот, наоборот, тает на глазах. Перепуганная соседка понесла бедолагу к ветеринару. Тот его осмотрел, послушал и прописал витамины и уколы. Кот витамины ел, но все худел и худел. Тогда соседи срочно устроили собрание на общей кухне. На том собрании была и я, но признаться, что объедаю кота, не смогла. А остановиться не могу – выживать-то надо! Кота спасло только то, что я ушла из той дурацкой жизни.

А случилось это так. Папуас стал поздно возвращаться домой. Однажды его друг проговорился, что пьет он не у ребят, как я думала, а у особы женского пола. Меня это очень оскорбило, и я ушла к родителям. Он умолял вернуться, порезал себе вены и лежал в «Склифе», но я, если переворачиваю страницу своей жизни, никогда не перелистываю склеенные временем страницы…

Но если в истории с попыткой устроить личную жизнь точка была поставлена, история с котом имела продолжение. Однажды звонит мне соседка – она работала комендантом в женском общежитии: «Помнишь, как моего кота объедала? Пора отдавать долги». Кота, правда, уже давно на свете не было, но долг платежом красен. «Ты понимаешь, – говорит она. – Девки-то мои все лимитчицы. Денег нет, в любовь не верят, плачут по ночам, и одна даже грозится повеситься. Помоги! Твой портрет, Лариса, у них на стенке висит. Поговори по душам…»

Я пришла. Рассказала девчонкам о коварном Славике, о писателе, который оказался женатиком, о спасителе-коте и о том, как безуспешно искала жениха. Девчонки взбодрились и даже подарили с любовью вытканный своими руками коврик. Он у меня до сих пор на даче висит. Кстати, никто из них не повесился. Так я отдала свой долг за кота!

Когда я выпуталась из оков замужней жизни, вернулась к прежней мечте – полюбить писателя! Но как его найти? Я все время старалась вырваться из своего круга, тянулась к высокому. Ходила на выставки, концерты, запоем читала произведения одного писателя, который тогда мне казался эпицентром мироздания. И однажды мне снится странный сон. Иду я по Коктебелю, а навстречу Он! И стал этот сон повторяться. Тут приближаются майские праздники. Мы с подружками скопили денег и решили рвануть на юг, в Коктебель, женихов искать! Все мы (а нам исполнилось по двадцать шесть лет!) уже успели побывать замужем и решились на вторую попытку. В Коктебеле пошли в ресторан. И – о чудо! – в страшно задымленном переполненном зале я вижу своего «небожителя». За его столиком сидел подвыпивший критик. Он встал, покачиваясь подошел к нам, трем молодым красавицам, и произнес: «Умоляю! Составьте нам компанию!» Так я оказалась рядом со своим кумиром. Но его внимание привлекла моя подружка, пышнотелая блондинка, которая постоянно уводила у меня кавалеров. Писатель повернулся ко мне спиной, обнял подружку за плечи и зашептал ей на ухо: «Я мечтал о вас всю жизнь!» Та кокетливо засмеялась: «Да? Ну тогда можете мне бутерброд икоркой намазать…», и он бросился выполнять ее желание. А я, замарашка, сидела рядом и смотрела на его широкую спину. Потом постучала по ней пальчиком и тихо сказала: «А я мечтала о вас…» К моему удивлению, он это услышал, тут же повернулся ко мне и… забыл о подружке! И весь вечер проговорил только со мной. Я была на седьмом небе! Улучив момент, попросила у девчонок ключ от нашей комнаты. Тихонько положила ключ под его тарелку в надежде, что он найдет его и пойдет за мной. Но в этот момент официантка унесла тарелки со стола и… все увидели на скатерти ключ. От позора я стала алой, как роза!

И тем не менее ключ нам все же пригодился! Наша история продолжалась и в Москве несколько месяцев. Но поскольку ничего серьезного у нас получиться не могло (он был женат), я очень страдала. Как-то моя умная подруга посоветовала: «Ты отравишься этой любовью, он сделает тебя несчастной. Брось его!» И вы можете себе представить, я его бросила! Перестала подходить к телефону, плакала в подушку, страдала, но все-таки победила эту любовь! Рано или поздно он все равно исчез бы из моей жизни, потому что таких, как я, у него были тысячи! Это ему я потом сказала: «Запомните, меня зовут Лариса Рубальская».

Но в тот день, когда мы с ключом вошли в комнату, мне было не до этой фразы. Но наступило утро, и мои подружки вот-вот должны были вернуться, и вот тут-то я выпалила: «Не забудьте. Я Лариса Рубальская». Помню, он очень удивился: «Хорошо-хорошо! Я запомнил». Прошло около сорока лет с тех пор. Иногда я его вижу. Как ни странно, он не связывает меня с той восторженной девчушкой, которая очертя голову кинулась в этот роман… Но сон-то, где мы с ним гуляем по Коктебелю, сбылся. У меня часто бывали пророческие сны. Когда я засыпаю, то даже побаиваюсь или, наоборот, обнадеживаю себя: что мне сегодня приснится? В снах обязательно приходят ко мне какие-то знаки. Расскажу одну историю. Я очень любила отца, мы с ним были удивительно похожи. В то лето отцу исполнилось пятьдесят девять лет. У него пошаливало сердце, но родители решили поехать отдыхать на юг, а мы с мужем – в Прибалтику. В один солнечный день мы с друзьями отправились за грибами в лес. И вдруг какой-то необъяснимый запах ударил мне в лицо, и меня с невероятной силой швырнуло на землю. Ко мне подбежали: «Что с тобой? У тебя что-нибудь болит?» – «Не знаю. Что-то произошло…» Было двадцать минут первого. Мы пошли обратно к палаткам, пора было готовить обед. Гляжу – навстречу идет лесник. У него, единственного на всю округу, был телефон. Все удивились, а я сразу же все поняла: «Он хочет сказать, что у меня умер отец». Как оказалось, отец умер на пляже в Одессе именно в двадцать минут первого, именно тогда, когда меня какая-то страшная сила бросила на землю…

Не думаю, что я экстрасенс, хотя ко мне прилипают всякие металлические предметы, и не ясновидящая, я – ясночувствующая… Только дотрагиваюсь головой до подушки – и уже ясно вижу, каким будет следующий день.

А как-то мне приснился сон, что в меня влюблен Билл Клинтон! Мы с ним танцуем, и он так горячо дышит мне в ухо, что у меня даже челка раздувается. Я спрашиваю: «А вы скандала не боитесь?», а он: «Боюсь, но остановиться не могу!» Тогда все газеты писали о скандальной истории американского президента с Моникой Левински. Он как раз в моем вкусе – я светленьких люблю, а Моника, как и я, не худенькая. Я даже стихи написала: «Я смеялась, глаза закрывала, Билл мне в ухо шептал – ай лав ю…»

Рассказываю я на одной передаче придуманную байку, что, мол, когда Билл Клинтон давал интервью на «Эхо Москвы», увидел среди многочисленных фотографий мою и остановился. «Кто эта женщина?» – спрашивает, не скрывая интереса. Сотрудники редакции отвечают: «Лариса Рубальская, она стихи пишет». А Билл и говорит: «У меня такое чувство, будто мы с ней давно знакомы и у нас даже была лав стори». Повернулся и к лифту пошел. Я приготовилась к гомерическому хохоту, но почему-то никто в студии не засмеялся. Представляете, мне поверили!

К сожалению, неудавшийся роман не отбил у меня желания искать суженого среди писателей. После «Смены» я работала корректором в редакции одного толстого журнала, и там со мной тоже произошла интересная история. На одной из вечеринок я заметила, что на меня засматривается один из наших начальников, еще один «небожитель». Когда на следующей вечеринке я читала эпиграммы собственного сочинения (и ему в том числе), его взгляд задержался на мне еще дольше. Потом он подошел ко мне и сказал: «Я буду ждать вас завтра на платформе в Переделкине с девяти утра и до тех пор, пока вы не придете…» У меня земля поплыла из-под ног! Я сразу же бросилась в парикмахерскую и перекрасилась в блондинку. Почему? Я хотела быть достойной этого предложения! Моя умная подруга опять принялась меня отговаривать: «Ларис, не ходи к нему на свидание… Понимаешь, ты – садовница, а он – король. Ты нужна ему для мимолетных утех. Он тебя бросит, ты будешь страдать…» Но я не послушалась.

И хотя правила требуют, чтобы я опоздала на свидание хотя бы на полчаса, я была на платформе без пяти девять, примчавшись раньше его. Он тоже, как и предыдущий «небожитель», оказался семейным человеком. Но я никогда не была разрушительницей. Просто «зацепила» немножко своего счастья, и у нас была долгая история… Странный получился стереотип: меня не покидало ощущение, что я должна выйти из этой истории первой. Хотя мне совершенно этого не хотелось. А время-то шло! Двадцать шесть лет, двадцать семь… Замуж-то все равно пора!

А была у меня замечательная подруга, которая стала заниматься подбором «кадров». И однажды «кадра» привели. Он был режиссер-документалист. Ну конечно, не поэт и не писатель, но человек творческий. И я его полюбила. Он человек свободный, разведенный, и все шло к тому, что мы поженимся. Но через некоторое время оказалось, что развестись-то он развелся, но бывшую жену не разлюбил. Мало того, она в отсутствие второго мужа позволяла моему документалисту ее посещать. Для меня это известие было страшным ударом. Я устраивала истерики своему возлюбленному, он вяло отпирался. Однажды я узнала от подруги, что та женщина придет в гости к моему любимому. И я решила устроить разборку! Надела парик, положила в сумку нож и отправилась уничтожать свою соперницу. Звоню в дверь – мне не открывают. Стучу кулаком – ни звука! Тогда я достала нож, расковыряла замок, выбила дверь и влетела в квартиру. Странно, но он сидел один. «Ты идиотка! – покрутил он пальцем у виска, а потом добавил: – Чтобы я тебя больше не видел!» С тех пор он не подпускал меня к своей личности ни на шаг, зато у меня теперь есть о чем рассказывать!

А почему так получилось? Дело не в темпераменте, а… в той книжке, которую я на момент тех или иных событий читала. Я – жертва литературы. Из книжек учусь и хорошему и плохому. Я могла быть и Эммой Бовари, и Дженни Герхардт… Легко проживала высокие эмоции литературных героинь. В данном случае во мне явно проснулась Кармен! Одним словом, потеряла я кинематографиста навсегда!

В моей жизни большую роль играли советчицы-подруги… Но есть такое свойство у некоторых женщин: когда плохо, они тебе сострадают и всячески помогают, а когда тебе чуть лучше, чем им, тут начинает что-то скрести внутри. Мне попадались коварные подруги. Бывало, и кавалеров уводили. Моя лучшая школьная подружка всех моих кавалеров до одного отбивала. Я обижалась: «Ну ты же не хочешь с ним целоваться!», а она опять за свое. Но мы с ней до сих пор дружим… А потом… мои герои чаще всего сами меня бросали.

Помню, стою с одним человеком у «Детского мира» (боже, как он мне нравился, не «Детский мир», а тот человек – холостой, бравый, при погонах!) и говорю ему: «Ты моя настурция на закате августа, когда отцвели все цветы…» Военный посмотрел на меня подозрительно и сказал, как в ледяной омут бросил: «У тебя уже жопа не помещается за школьной партой! Ты что такое говоришь?» На такое недопонимание сильного пола я натыкалась не раз.

Для меня очень важно не быть одной. Но встречались все не те люди… Вот эта история случилась после моего первого неудавшегося брака. Как-то довелось мне поработать в пионерском лагере в Прибалтике. И однажды к одному из пионеров приехал папа. Очень интересный мужчина, просто красавец! Дети шли спать, а папаша долго сидел со мной, держал меня за руку и говорил приятные слова. Все вечера мы проводили вместе. Через четыре дня он уехал – его оркестр, в котором он работал музыкантом, отправлялся на гастроли за рубеж. В Москве он нашел меня и пригласил в ресторан «Метрополь». Одна девчонка на работе, видя, как я мучаюсь, посоветовала: «Пойди в комиссионку и выбери самое красивое платье… Что? Денег нет? Ничего, скинемся! Только ты ярлык не снимай, потом мы платье обратно сдадим». Я купила себе голубой кримпленовый костюм и, спрятав под воротничок ярлык, счастливая потопала в «Метрополь». За столом я очень боялась капнуть на костюм и отказалась от любимых котлет по-киевски. Мы весь вечер в упоении танцевали. В такси он целовал мои пальцы с обгрызенными ногтями машинистки и шептал: «Я никогда не был так счастлив!»

У него оказалась шикарная квартира. После кофе он предложил мне посмотреть ее. «Это я привез из Ливана, этот малахитовый слоник из Индии, эта вазочка из Китая, эта люстра из Таиланда…» – с увлечением вел он экскурсию. Заходим в спальню. Во всю стену зеркальная панель. «Хочешь, я покажу тебе вещи моей жены?» – спрашивает он и открывает одну из панелей. И начинает доставать необыкновенно красивые платья и называть какие-то фирмы, надеясь произвести особенное впечатление. Перья, блестки, боа, шелк! Чистая комиссионка! «А хочешь померить?» – милостиво предложил он и приложил платье к моей фигуре: «Тебе должно пойти». Я молчала, а сама боялась, что он услышит, как предательски громко бьется мое сердце. Неужели он не видит, что обижает меня? «А здесь в мешки зашиты ее шубы. Я не буду их распарывать. Жена их зашила, чтобы моль не съела…»

Будильник зазвонил в восемь. Мой возлюбленный разбудил меня: «Вставай! Пора уходить. Кофе стынет». Я потянулась и осталась лежать в постели: «Я его потом разогрею. У меня сегодня отгул, посплю еще немножко. Ты не волнуйся, дверь за собой захлопну». Он оторопел, попытался еще раз меня растолкать и ушел взбешенный. Хлопнул дверью так, что люстра из Таиланда чуть на пол не грохнулась. А во мне уже проснулось женское коварство, и ни капельки не было его жаль. Через час звонок. «Ты еще там?» – нервно поинтересовался он. «Ой, милый. Я тут платья твоей жены примеряю. Я в них и правда такая красавица! Слушай, ты меня не будешь ругать? Я каблуком подол зеленого платья случайно зацепила, чуть не упала. Подол порвался. Слушай, если отрезать и подол подшить, будет незаметно. Да, тут еще бусы рассыпались…» – «Ты что?! Ты что?» – «Да я их почти все собрала. Может, что-то и закатилось, будешь убирать – найдешь». В трубке раздался крик: «Плебейка! Негодяйка! Тварь подзаборная! Вон из моего дома!» «Слушай меня внимательно, – перебила я его. – Ничего в вашем доме я не трогала. Сидела на кухне и плакала. Так унижать людей нельзя! А вашего мне ничего не надо!» Я положила трубку и хлопнула дверью. Люстра из Таиланда жалобно звякнула. Потом он мне звонил, просил прощения. Но и эту страницу я перелистнула без сожаления…

Феллиниевской Кабирией я была не раз! Я уже училась на курсах японского языка. Однажды гуляю с подружкой в парке. К нам подходят два парня. Один из них сразу же стал ухаживать за подругой. Через два дня мы собрались у нее. Вдруг ее кавалер приглашает меня на танец, и я чувствую, что и у меня есть шанс. Я не подлая натура, но тогда все-таки совершила подлость и в тот вечер ушла с ним. Как я потом просила прощения у подружки! Но сделать ничего не могла. Я полюбила, и он полюбил… Как он признался, даже развелся из-за меня. Но однажды не встретил меня, как обычно, после курсов. Я удивилась: неделю не появляется, дай, думаю, позвоню. К телефону подошла какая-то девушка. Как оказалось, он встречал с курсов меня, а вышла эта девушка. Они познакомились… Так он развелся ради меня, а женился через неделю на другой…

Я плакала и страдала от многочисленных ударов судьбы. Потом все образовывалось, молодость брала свое. Но когда поняла, что моя жизнь безнадежно погружается в одиночество, решила спуститься с небес. Даже стихи у меня такие есть: «Мне тридцать лет, а я не замужем…» Да и папа однажды сказал: «Хватит летать выше облаков. Нужно найти надежного серьезного человека». Понятное дело, только где же его взять?! И опять обратилась за помощью к подругам. Как-то в Ялте отдыхала с друзьями и познакомилась с Галиной Борисовной Волчек. Я поведала ей о своей печали: хочу замуж, да не за кого! «Слушай, у меня в Москве есть классная подруга, а у нее брат. Вы подходите по возрасту. Считай, что устроена», – обнадежила Галина Борисовна. Я не могла дождаться конца отпуска. И вот в один из вечеров назначили смотрины. Едва подруга Волчек Тата переступила порог, я сразу же поняла – будем дружить. А брат… слава богу, я ему не понравилась. Но с тех пор мы с ним хорошие товарищи.

Тата с этого вечера стала активно искать мне жениха. Обзвонила всех подруг: «У нас тут есть Лариска. Ей нужен человек – свободный, положительный, да и еще чтобы интересовался поэзией!» Одна сразу же «просигналила»: «У моего мужа в клинике работает один. Только что развелся. Стоматолог. Приличный человек». И мне решили показать этого стоматолога. Я в ужасе: «Он хоть одну книжку прочитал? В театр ходил?» «Разведка» тут же донесла: «Не волнуйся, он занимался самодеятельностью. Его в институте называли даже стоматолог-Мейерхольд». Кандидат в женихи мне страшно не понравился! Высокий, большой, а я любила маленьких… Так что на свидания ходила без всякого удовольствия. А теперь я представляю слово моему мужу.

Давид, муж Ларисы Рубальской:

В то время, когда меня насильно познакомили с Ларисой, я был «вольный казак» и не хотел серьезных отношений. А наши общие друзья настаивали: «Она хороший человек, прекрасная женщина!», и отказывать им было неудобно. Я долго сопротивлялся, но меня заставили все-таки пойти на смотрины. Все уши прожужжали: «Это все ради тебя устроили!» Девятого мая вся компания должна была собраться в ресторане «Узбекистан». Но я не мог этот святой праздник провести не с родными. Подъехал с родней к ресторану и на минутку туда заскочил, чтобы не обижать отказом. Среди сотрудников сидела незнакомая женщина, которая, как я понял, очень серьезно подготовилась к встрече.

– Как же это ты успел заметить?

– На тебе висело штук двадцать разных цепочек. Я только одного не мог понять: она пришла на аукцион или на свидание? Как потом объяснила Лариса: чтобы сразу же меня ослепить, она надела все презенты от японцев. Я посчитал их количество и попрощался. Словом, отметился!

– А ты думал обо мне потом, какую красавицу встретил?

– Нет, честно говоря, не думал. Поскольку я работал стоматологом, никакой материальной заинтересованности в этих цепочках у меня не было. А ее таланты и женское обаяние при первой встрече не разглядел.

– А чем же я поразила при второй встрече?

– Тем, что ты могла так много выпить! Я видел, что тебя за это очень уважали японцы. И я решил на втором свидании тебя проверить. Друзья продолжали упорно нас сватать, деваться было некуда.

– А мне ты так не понравился, что я просто решила забыться и выпила как следует. Чтоб не видеть с кем, чтоб расплылось! А потом ты стал по мне скучать?

– Не скучал, я не люблю пьяных. Мне было уже тридцать семь, и мама мечтала сдать сына на руки женщине, которая будет не хуже ее обо мне заботиться.

– Да, а я, рискуя жизнью, просто купила ему в «Березке» японскую дубленку. Тут он и понял: куда ж деваться! И лыжи купила, чтобы мы встречались.

– Лыжи купил я! Кому вы верите: мне или ей? Когда я сказал, что будем ходить на лыжах, она тут же позвонила Галине Борисовне Волчек: «Какой ужас! Он зовет меня кататься на лыжах!» А когда собрались летом в поход, я долго объяснял Ларисе, как складывать вещи в рюкзак. Но она полюбила эти походы, полюбила и лыжи. Наверное, и меня…

Продолжаю рассказ. Друзья пригласили меня отдохнуть в Сухуми. Аркадий Хайт, Александр Левенбук и Лион Измайлов поехали с женами, а я одна. Жили в симпатичном домике у моря. По вечерам ходили в город прямо по железнодорожным шпалам. Впереди шли три парочки, а сзади плелась я. В какой-то день мне стало грустно, я взяла листочек бумаги и нарисовала картину: шпалы, рельсы, шесть человечков идут парами, а я, седьмой, сзади плетусь. И коротко приписала: «А я хожу сзади одна…» Запечатала конверт и отправила письмо этому жутко не понравившемуся типу. Он тут же приехал ко мне в Сухуми! В Москву мы вернулись абсолютно близкими людьми.

Заканчивался сентябрь. Папа, познакомившись с Давидом, сказал: «Если ты его упустишь, считай, что зря живешь на свете!» Я потихоньку смирилась с тем, что он высокий, что немножко медленно говорит, зато он очень интересно рассказывал о театре, искусстве. Не скажу, что была сильно влюблена, но почему-то хотелось быть с ним рядом. Потом наступил октябрь, затем ноябрь… Мне уже тридцать первый год, и я прекрасно понимала: если мы быстро не определимся насчет замужества, это опять зависнет. И тогда я решила пойти на хитрость. И купила лыжи. Думаю: «У нас будет повод встречаться». Заготовила фразу, которую собиралась сказать: «Знаешь, наступают холода, встречаться нам негде, будем ходить на лыжах». А когда мы встретились, первым начал Давид: «Знаешь, наступают холода, а встречаться нам негде, давай поженимся». Я иногда думаю: как хорошо, что все мои предыдущие попытки выйти замуж рухнули и я встретила свою судьбу! С Давидом мы вместе вот уже тридцать лет. Ведь именно мой муж вправе назвать себя моим «крестным отцом» в поэзии… А началось это так. На дни рождения Давиду я всегда писала стишки. Однажды он спрашивает: «Тебе никогда не говорили, что ты талантливо пишешь?» Я только отмахнулась. Шесть лет он меня уговаривал заняться этим серьезно. Однажды к нему на прием пришел композитор Володя Мигуля. Сидит в кресле со слепком во рту, а муж говорит: «Моя жена пишет замечательные стихи. Хочу вам показать». Володя не посмел отказаться – слепок-то во рту так может и остаться! Вот он и дал мне задание написать песню. В это время я как переводчица поехала с группой японцев в Сочи. Пошла гулять по пляжу и все думала: о чем писать? И тут нашла билетик в кино. Там стояло число прошедшего лета. И родились строчки: «Не в сезон, в начале марта, я приду на пляж забытый. Прошлогодние приметы я у моря поищу…» Придумала еще три куплета и отдала Мигуле. Он прочитал и сказал: «Вы скоро будете ездить на белом «Мерседесе»!» Прошло полгода. Звонит Мигуля: «Быстро включай телевизор!» Там Толкунова пела мою песню. С этого момента я перестала быть тем, кем была до тех пор… И стала поэтессой. А до этого я работала переводчиком с японского… Почему именно с японского? Когда я получила диплом учительницы русского языка и литературы, количество преподавателей на душу населения учеников зашкаливало. Меня приняли в школу старшей пионервожатой с правом преподавания в пятом классе. На первый же открытый урок пришла комиссия из РОНО. Мы проходили сказку «Морозко». Я объясняла детям, что единственный положительный герой сказки – собачка, которая правду о злой мачехе и ее дочке тявкала. После урока в учительской мне объяснили: «Собачка в советской школе положительным героем быть не может. Это возмутительно! Больше никаких уроков!» Дома я весь вечер рыдала. Расстроенная моим провалом мама читала «Вечерку» и вдруг говорит: «Ларис, гляди: объявление на курсы японского. Ты у нас чудная – что другие не могут, ты сможешь!»

И я пошла на курсы. А поскольку всегда была нацелена на поиски женихов, то на занятиях не сводила глаз с одного «кандидата». Поэтому выучила японский ушами, не выучив глазами: ни писать, ни читать не умею. Но это не помешало мне проработать переводчицей двадцать пять лет! Я работала на японском телевидении и в московском представительстве газеты «Асахи». Мы с корреспондентом ходили на пресс-конференции, я стенографировала текст, а потом переводила его на японский с листа. Ездила на саммиты во многие страны мира, а если надо было, сопровождала жен японских корреспондентов к сапожникам или в магазины.

Как-то к нам приехал известный японский пианист, и я его всюду сопровождала. И вот он приглашает меня на ужин в ресторан. Я еле дождалась вечера, надела все самое лучшее, даже парик напялила. Мне казалось, что длинные волосы делают из меня романтическую красавицу. Хозяйка парика, моя соседка, густо побрызгала мои родные волосы лаком, и парик сел намертво. В ресторан я опоздала на две минуты (хотя надо было минут на десять, чтобы кавалер поволновался). Сдаю в гардероб пальто и от счастья, забыв обо всем, снимаю парик, как шапку, и тоже отдаю гардеробщику. Не могу описать того ужаса на его лице, который мне довелось увидеть! Я схватила пальто и вылетела на улицу. Догонять меня никто не стал. Волосы я потом час отмывала от лака. Соседку жалко: осталась без парика, которым так гордилась!

Однажды нас с японцами повезли в показательный колхоз. Коровник по приказу начальства драили так, что в нем должно было пахнуть «Шанелью», но пахло как обычно – навозом. Зато коровы были здоровые, вымя на земле лежало! Японец мне попался совсем дурной: что ни переведу – ничего не запоминает. Измучилась совсем! И тут у меня в голове от досады проносится фраза: «Напрасные слова…» В этот момент корова, промычав, поднимает хвост и с шумом делает свое дело. Навоз шлепается теплой кучей на пол, а у меня рождается строчка: «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала». Теперь вы знаете, «из какого сора растут стихи!» С этого момента я больше не могла переводить японцу. Так родился романс «Напрасные слова» о «виньетке ложной сути». А знаете, что такое «виньетка»? Расскажу. Я родилась в 45-м. Бедное, голодное, оборванное детство. Мы – худые до синевы военные детишки. Однажды во дворе появился фотограф с «лейкой» и поснимал ребятню. Через два дня он принес карточки. Мы глазам своим не верили – на фоне гордых кипарисов, синего моря и райских птичек на нас смотрели розовощекие с ясными глазками дети из другой, благополучной жизни. «Это виньетка!» – объяснил чудо-фотограф. С тех пор я поняла, что всю жуть вокруг можно скрыть «виньеткой».

Музыку к моим стихам написал Давид Тухманов, а редакторша телевидения познакомила меня с Малининым, тогда еще неизвестным исполнителем, кстати, и фамилия у него была другая. Молодой певец готовился к конкурсу в Юрмале. Пришел ко мне домой за песней в длинной шинели, с хвостом и двумя серьгами в ухе. С ним была какая-то девушка с разноцветными ногтями. Малинин сел за пианино и спел песню «Летают перепелки, ходят телки». Я испугалась: «Рокер какой-то! Как с ним найти общий язык?» Но муж проявил большую гибкость и убедил Сашу исполнить на конкурсе мой романс: «Тухманов в жюри, не забывай об этом!» Малинин послушался и выиграл конкурс! Теперь с удовольствием поет мои романсы.

Исполнителей в первые годы искала я. Однажды в моем доме появилась парочка – Ирина Аллегрова и Володя Дубовицкий. Мы очень подружились: им нужна была я, а мне – они. Мы сидели и под огурчики и водочку жарко обсуждали будущее. Ира думала, как ей зачесывать свои темные волосы – слева направо или наоборот, что петь и как петь. В ее репертуаре уже появилась наша с Тухмановым песня «Темная лошадка». В то время мы с ней были одного размера. И когда Иру пригласили на запись «Голубого огонька», я ей одолжила свой джинсовый костюм, который мне помогли приобрести друзья-японцы. Я написала Ире песни «Транзитный пассажир», «Сквозняки», «Угонщица»…

Помню, на день рождения к Давиду Ира пришла с двумя огромными противнями пирожных, которые сама испекла. Их было пятьдесят – ровно столько, сколько исполнилось юбиляру. Ее муж, Володя Дубовицкий, стал просто моим братом: он заходил в гости часто без дела, мы сидели и трепались. Когда они с Ирой разошлись, передо мной встал вопрос: с кем остаться? Надо было кого-то из них выбрать. Володька тогда оказался мне ближе… С Ирой же мы сохранили хорошие отношения. Она единственная из звезд не отсылает меня к своим секретарям. Мы всегда друг другу очень рады.

В то время Александр Буйнов ушел из «Веселых ребят» и начинал сольную карьеру. Я написала ему песню «Люби меня, как я тебя», которая ему очень понравилась. Мы приятельствовали с ним и его женой Аленой. Однажды она говорит: «Мы идем к Пугачевой. Давай тебя с собой возьмем». Я затряслась от страха, но Давид уговорил: «Иди! Это же такой шанс!» Я стала думать, что ей подарить. И тут вспомнила про подаренные японцами две пары колготок и две пачки рисовой вермишели. Это чтобы подкрепить свое появление в доме звезды экзотическим подношением.

Я так волновалась, что сразу же стала пить одну рюмку за другой. Когда же все сели за стол и появилась возможность пообщаться с нужными людьми, я уже лыка не вязала! Зато громко и храбро что-то несла. Помню, сказала Алле: «Знаете, вы не такая уж заносчивая, как о вас говорят!» Она рассмеялась: «С нормальными я нормальная!» Однако не думаю, что я на нее произвела тогда благоприятное впечатление! Больше «ко двору» меня не приглашали.

И тем не менее Алла спела песню Андрея Савченко на мои слова «Какая ты смешная, любимая моя» на день рождения Кристины, заменив слово «любимая» на «доченька». Песня стала очень популярной. А вторую – «Живи спокойно, страна!» – для Аллы мы написали с Игорем Крутым. А в тот день я даже колготки на нервной почве забыла отдать. Так все обратно и принесла! Между прочим, в то время это был страшный дефицит. Когда уезжала моя первая группа японцев, мне в подарок оставили пакетик. Увидев там три пары колготок, я потеряла дар речи и тут же раздарила их подружкам. В «Спутнике» мы проходили инструктаж: можно брать ручку или брелок и никаких колготок. Однажды японец мне протягивает огромный пакет с колготками. Я ему шепчу по-японски: «Отдадите позже! В номере». Сопровождающий отвел меня в сторонку и спросил: «А что вы шептали японцу?» – «Я ответила, что у советских своя гордость и колготки нам не нужны!»

Мы ездили с делегациями по стройкам и колхозам, и я совершенно искренне переводила здравицы о советских достижениях и успехах. Даже стишки написала: «Я японцев укрощаю, в нашу веру обращаю».

Было смешно: лет-то мне было уже немало, а я и не подозревала, что существует какая-то нетрадиционная форма любви. Как-то в Союз приехало очень популярное варьете «Девушки из Такарадзуки». Во время шоу семьдесят три девушки беспрерывно переодевались, и я, как человек отзывчивый, помогала им застегивать молнии на платьях, подавала боа. Вдруг ко мне подходит одна из старших группы и вежливо просит: «Лариса-сан, к этой девушке больше не подходите». Я не поняла, в чем дело. Потом мне переводчица все объяснила: «Ты что – дура? Это же ее девушка! Она тебя закусает, если ты будешь ее трогать».

С одной группой мы поехали в Вильнюс. Решили пойти в ночной бар. Глава делегации предложил мне надеть кимоно. Наряжали меня всей группой: черный парик, накрасили глаза, затянули пояс-оби. Никто не догадался, что я не японка. Вернулись в гостиницу за полночь. У себя в номере я стала раздеваться, но никак не могу развязать хитро закрученный пояс. Жарко, спать страшно хочется. Иду по коридору в кимоно, все уже улеглись, свет горит только из-под двери главы делегации. Стучу: «Китамори-сан, помогите размотать пояс». Он вежливо согласился мне помочь. Вдруг на пороге как из-под земли появился администратор! Потом меня замучили объяснительными: что вы делали ночью в номере у японца и почему он вас раздевал?

Я никогда не изнуряла себя модной диетой, как эстрадные звезды. И правда, не всем же ходить по подиуму. Если мне вдруг становится грустно, я иду в музей и любуюсь женщинами Рубенса и Рембрандта. Брожу однажды по Эрмитажу с японцами. Остановились у Данаи. Слышу, руководитель японской делегации задумчиво произносит: «А Даная-сан очень похожа фигурой на нашу Ларису-сан!», так что у меня нет комплексов по поводу веса. Как-то мы с Давидом и нашим другом Юрой отдыхали в Сухуми. (Юру я порой называю «мужезаменитель», настолько он наш близкий друг.) Собрались вечером в ресторан. Я нарядилась, долго вертелась перед зеркалом и, хотя целиком в нем не уместилась, была очень довольна той частью, которую удалось увидеть. В ресторане с меня не сводил восторженных глаз грузинский повар, но Юра предупредил: «Ты особо-то не обольщайся! Он приглядывает тебя на холодец!» А мне и не обидно! Зато когда я на сцене выступаю, меня и без бинокля хорошо видно!

В моей жизни, конечно, не обошлось без испытаний. В апреле 2004 года у Давида случился инсульт. Семнадцать дней мы с ним провели в реанимации, а потом четыре месяца в больнице. Он очень сильный человек и борется с недугом изо всех сил! Его очень уважают и любят коллеги, он продолжает занимать пост заведующего отделением. Надеюсь, мы преодолели самые тяжелые испытания в нашей жизни… Он совершенно полноценный, думающий, чувствующий человек, а того, что ему не хватает, я добавлю.

Еще я печалюсь, что у меня нет детей. Было время, когда все подружки вокруг рожали, а я завидовала. Я лечилась, делала все что могла, но, как говорится, Бог не дал… А на прощанье скажу вот что. Только последние три года я не работаю переводчиком. А ведь я была очарована Японией настолько, что дома ходила в кимоно, ела только палочками, повсюду у меня висели веера. А теперь я убрала веера, забыла про суши и спрятала кимоно. У меня началась новая страница в жизни – концерты, песни, гастроли. Я перелистываю страницы жизни, они хорошо склеиваются, и я уже не хочу возвращаться в прошлое.