Читать книгу Хроники Дерябино в трёх частях. Часть 1. Эффект Малевича - Лариса Сафо - Страница 4
Глава 3
ОглавлениеПрокуратура города Дерябино располагалась в двухэтажном белокаменном особняке бывшего купца Малышева. Архитектурным памятником сие строение не являлось, однако сильно отличалось от построек эпохи застоя и периода первичного накопления капитала. Дух раскулаченного хозяина не тревожил обитателей кабинетов ни днем, ни ночью, только самым ранним утром позволял себе пискнуть о своей незавидной доле мелким дрожанием лестничных балясин.
Особняк до последнего вздоха сопротивлялся современным строительным реалиям, но всё же в этом году сдался. И принял в наши дни вид молодящейся старухи безо всяких надежд на романтическое знакомство в будущем. По настоянию втайне исповедающего монархические взгляды градоначальника, фасад здания и парадное мраморное крыльцо были сохранены в первородном виде. Архитектурная мысль тут же сомлела и не пошла дальше уменьшения втрое проёмов окон, а также возведения перегородок в бывших жилых помещениях.
Кабинет следователя прокуратуры Петра Ефимовича Бессмертного содержал в себе те же признаки двойственности дерябинского сознания, как и весь город в целом. На сейфе утвердился бюстик Дзержинского, над головой – портрет гаранта Конституции, на стене – календарь с изображением Мадонны с младенцем на руках, а прямо над ним на гвозде колыхалась ядовитого цвета будёновка. На столе Бессмертного стоит компьютер с устаревшим программным обеспечением и лежит Уголовный кодекс РФ в последней редакции. Им он пользуется всякий раз, когда нужно было оказать психологическое давление на подследственного и очень редко – для урезонивания обнаглевшей мухи. Чем не оставляет себе никаких шансов рассчитывать на славу убившего сие назойливое создание одними голыми руками в прямом эфире Обамы.
В «конторе» Пётр Ефимович слыл оригиналом, поскольку был ярым поклонником Дим Димыча, его метода и советовался с ним по поводу и без оного. Репутация Бессмертного была бы белоснежнее горных вершин, если бы неистребимая тяга к населяющим город в изобилии дерябинским прелестницам. Она вынуждала следователя прокуратуры эпизодически «отстреливаться» до последнего патрона от местных блюстителей нравов и вставать в интересную позицию перед редактором газеты «Особый путь» всякий раз, как на его столе появлялось фото тропической красотки в объятиях неугомонного Петра Ефимовича. В случае с Бессмертным Амуру пришлось наладить конвейерное производство разящих стрел, дабы не чинить тому препятствий в романтических похождениях по городам и весям. Особенно, с учётом его фамилии.
К чести следователя прокуратуры, нержавеющий меч правосудия ещё ни разу не выпал из ослабленных плотскими утехами рук. Бессмертный был на хорошем счету у руководства и пользовался уважением дерябинского общества. Дело о наезде на сына местной учительницы разбирал не он, чему Пётр Ефимович был несказанно рад. Возможно, оно могло стать последним в правоохранительной карьере – Бессмертный относился к закону не как к ветренной любовнице, а как к законной супруге и не признавал классовых различий в обществе. Но в глубине своей сыскной души Пётр Ефимович понимал – его любвеобильность в извращённых мозгах криминалитета могла подвигнуть оный к созданию следователю прокуратуры пакостных проблем. Особенно в борьбе за равную ответственность всех перед уголовным кодексом и послужить подножкой в погоне за криминальным элементом. И посему по мере возможностей пытался ограничить свои эротические фантазии.
Бессмертный стремительно покинул прокуратуру после исполненного цинизма звонка редактора местного таблоида «Особый путь». В дверях он чуть не сбил с ног репортёра криминальной хроники Алису Ковалёву. Бойкая девица с повадками пумы тут же вцепилась в него зверской хваткой. Преодолев путь до лесополосы на машине за полчаса и мужественно пресекая все алисины попытки проникнуть в тайны следствия через самые уязвимые части своего тела, Пётр Ефимович застал у трупа идиллическую картину.
Дамочка неопределённого возраста в лохматом парике с собачкой лет пяти стояла справа от трупа. Хозяйка крепко прижимала к ходящей ходуном груди мелко дрожащую псину. Слева расположился архивариус Викентий Павлович, заложив усыпанные бумажной пылью руки за крестец. Оный всем своим видом демонстрировал равнодушие к молоденькой практикантке дерябинского архива, неизвестно зачем и неизвестно как оказавшейся со своим куратором в лесополосе в столь дивный час. Этим собственно и объяснялось его нежелание звонить в полицию, о чём Дымов нехотя уведомил хозяйку шпица, а засим долго и нудно торговался с ней о цене исчезновения с места происшествия. Бессмертный вызвал по «мобиле» оперов и отогнал подальше от трупа исполненную недовольства публику – торг был прерван на завершающем этапе.
Все попытки Викентия Павловича тенью отца Гамлета удалиться с Сиреневой поляны под руку с окаменевшей от страха спутницей он решительно пресёк жестом Командора. Удерживать глубоко законспирированную пенсионерку с собачкой на поводке не пришлось, скорее наоборот – труднее было бы от неё избавиться.
Сам Пётр Ефимович склонился над телом. Коротенькая блузка макового цвета на девушке не была расстёгнута, молния на белой юбке не потревожена. Кокетливые носочки под тон блузки и белые кроссовки венчали это ещё с утра горячее тело. Подошва обуви была испачкана грязью с зелёными прожилками травы. Видимо, пытаясь освободить руки от липкой ленты, Марина отчаянно упиралась кроссовками в землю. Банан во рту девушки уже утратил свой живой вид и выглядел очень неуместно. С таким орудием преступления Бессмертный сталкивался впервые и непроизвольно ловил себя на мысли выбросить оный вон, дабы трагедия не выглядела фарсом и глумлением над человеческой сущностью.
При звуке мотора приближающейся машины вся троица поодаль от трупа насторожилась и приняла позы истуканов. Пётр Ефимович встретил опергруппу, проводил к трупу и сразу же направился к выгружавшим носилки из белоснежной «газели» санитарам. Потеряв бдительность во время этого процесса, он выпустил из вида атаковавшую свидетелей Алису. В высоких шпильках на босу ногу она принялась «долбить» человеческое сознание, взывая к общественному долгу.