Читать книгу Девять жизней черной кошки - Лариса Соболева - Страница 4

Глава 4

Оглавление

Черкесов спал два последующих дня, редко просыпаясь. Лиза приносила ему еду, он ел, но только потому, что знал: надо поесть. Из предбанника, который остыл, он перебрался в парную, где тепло еще держалось.

Андрей не появлялся, и Лиза подумала, что все же он обиделся на нее. И откуда взялся Черкесов! Однажды, давным-давно, у них был кратковременный роман, когда Черкесов приехал к отцу, а Лиза гостила у деда. Он умело ухаживал, вскружил ей голову, потом уехал, не попрощавшись. А когда они встретились в городе, сделал вид, что не знает ее, или действительно не узнал… неважно. Все в прошлом, от которого остался лишь неприятный отголосок, не более. Дело-то в другом: не поломает ли он Лизе дальнейшую жизнь? Вот – стоило только появиться Черкесову, Андрей исчез. Как ни отгоняла Лиза от себя мысли, что она не пара Андрею, а где-то в глубине ее души робко подавала голос надежда. Кажется, Черкесов приносит ей несчастье. Но было и жаль его, не приспособленного к жизни, не умеющего даже приготовить себе еду, о чем говорил кавардак в доме его отца. Как же такого выгонять?

А Черкесов окреп за это время не только телом, но и духом. Безусловно, он не ожидал встретить Лизу, не ожидал, что она проявит великодушие, приютив его, пусть и в бане. Небольшая интрижка, случившаяся между ними несколько лет назад, в его памяти не оставила и следа, как не оставляли его другие связи. Василий был мужчина завидный, непохожий на номенклатурных работников, лица которых как на подбор – черствые, тупые. Он умел носить костюмы, вовсе не выглядел чучелом, обряженным в одежду от Версаче. И поговорить умеет, и материально хорошо обеспечен. Многие женщины сами лезли к нему в постель, а кто же откажется от удовольствий? Сейчас, попав к Лизе, он припомнил, что поступил с ней нехорошо, но ведь это же она была влюблена в него, а он тогда лишь принял ее любовь. С кем не бывает! Короче, совесть Черкесова мучила недолго, ведь существуют более серьезные проблемы, чем совесть.

Он понял, что так жить не хочет – вечно прятаться, поэтому занялся главным: стал старательно размышлять, какая сволочь решилась его убить. Он неустанно думал только об этом, ворочаясь на твердом ложе. Его обуревали то ненависть, то отчаяние, что ничего не получится и все равно его достанут. Но потом снова жажда жить побеждала, и Василий Романович перебирал в памяти знакомых, способных пойти на убийство. И пришел к парадоксальному выводу: он не знал хорошо ни одного из своих знакомых. Пил с ними, играл в карты до утра, решал дела, по бабам ходил, определил для себя круг друзей и недругов, а знать по-настоящему никого из них не знал и, что у тех на уме – понятия не имел. Да и не интересовался он внутренним миром окружавших его людей. Выходило, что заказать его в принципе мог любой. Как искать главного врага среди всех этих чужих ему людей? Одно ясно: если не найдет он, найдут его. А жить ему хотелось так же, как раньше, – вольготно и почти беззаботно. Не прозябать – жить.

Вечером третьего дня Лиза услышала звук мотора, выбежала на крыльцо. Это был Андрей, поздоровался и спросил: «Где этот?» Лиза отвела его в баню. Андрей достал из кармана тулупа пачку газет, кинул их на полок:

– Читай. Собрал в городе все, что смог.

Черкесов принялся лихорадочно разворачивать и торопливо просматривать газеты. Через некоторое время он понуро опустил голову, сжимая последнюю газету в кулаке. Значит, его похоронили. Черкесова Василия Романовича нет на свете. Грустный анекдот.

– А теперь расскажи, как тебе удалось остаться в живых и кто был в твоем автомобиле? – нарушил тишину голос Андрея.

Черкесов начал тихо, затем все более входя в раж, рассказывал свои злоключения с тех самых пор, как его жизнь круто изменил взрыв. Умолчал только о любовнице, к которой собирался ехать, что фактически и спасло его.

– Получается, что вместо тебя взорвали твоего приятеля Федьку, – проговорил задумчиво Андрей. – Жене его следует сообщить, она наверняка подала в розыск…

– Тогда меня начнут искать, – перебил Черкесов.

– А ты, что же, собираешься оставшуюся жизнь просидеть в бане? – презрительно фыркнул Андрей, не скрывавший своей антипатии к гостю поневоле.

– Нет, конечно, – дернулся Черкесов. – Но… Федьки уже нет, и ничего не изменится, если жена узнает о его случайной гибели чуть позже.

– Изменится, – возразил Андрей. – Она же надеется, что он найдется. Хотя, может быть, надежда лучше, чем правда… не знаю. Что собираешься делать? Конкретно давай.

– Конкретно? – Черкесов сгорбился, опустив голову. – Понимаю, что мне надо найти заказчика и убийц, но с чего начинать… не представляю. Да и появляться мне в городе нельзя. Как же быть?

– У тебя есть люди, которым ты доверяешь, как себе?

Очень хороший вопрос. И Черкесов готов был ответить на него: нет таких людей. Однако это же прежде всего плохо говорит о нем, Черкесове, если он не имеет друзей. Поэтому Василий Романович неуверенно произнес:

– Есть…

– Сомневаешься в их преданности?

– В моем положении сомнения нелишние.

– Тоже верно, – хмыкнул Андрей. – Так поехали в город, я отвезу тебя к твоим друзьям. На месте тебе легче будет разобраться, кто есть кто.

Черкесов понял, что Андрей его выгоняет. Он стал собираться в дорогу, чувствуя, как от страха трясутся колени. Одевшись, подошел к Лизе, поцеловал ее руку и сказал:

– Спасибо тебе, Лизонька. Прощай.

Она проводила их к джипу.

Всю дорогу Черкесов думал, к кому податься. Домой? Слишком опасно, подведет детей и жену, да и теща наверняка не уехала после столь трагических событий. Эта курва обязательно распустит язык: мол, приперся зятек, а мы-то его уже похоронили… Значит, дом отпадает. Так куда?

– Что у тебя с Лизой? – вывел его из задумчивости Андрей.

– С Лизой? Ничего.

– А почему к ней приполз?

– Да я даже не знал, что она в деревне живет, – нехотя оправдывался Черкесов. – Я терял сознание, сил хватило добраться до соседнего двора… вот и все.

– Хорошо, – буркнул Андрей.

Ехали минут десять молча. Черкесов мучительно искал тему для беседы и не знал, чем заинтересовать этого неприветливого человека. А интуиция подсказывала, что Андрея желательно расположить к себе, мало ли каким боком обернется судьба. Черкесов с юношеских лет сортировал людей, кто и когда ему пригодится, по привычке мозг работал и сейчас. Дабы завязать разговор, он спросил, надеясь, что за вопросом последует рассказ:

– А что у тебя с лицом?

– Поджарилось, – коротко ответил Андрей, не вдаваясь в подробности.

Черкесов отвернулся к окну, обидевшись на неласкового Андрея. Весь остаток пути прошел в молчании, лишь мотор ревел и рычал да изредка визжали тормоза.

Наконец их окружили огни города, но радости при этом Черкесов не испытал. Он до сих пор не знал, где найдет приют и помощь. Но вот Андрей спросил, куда ехать? Куда, куда… Если б знать! И вдруг язык сам собой назвал адрес Аллы. Пожалуй, к ней податься – это правильно. Алка хоть и алчная, а любит с ним в постели кувыркаться, к тому же лелеет мечту занять место жены. Да, к ней!

На тихой улочке у дома Аллы он поблагодарил Андрея и попрощался.

– Стой! – сказал тот и протянул пистолет: – Это твое. В доме нашел.

– Да от него мало толку, – хотел отказаться Черкесов.

– Бери, бери, в твоем положении это нужная вещь. Кстати, газовый пистолет тоже стреляет. Его можно переделать под боевой.

Он пожелал удачи, развернул джип и газанул прочь. Наверное, назад в деревню. Черкесов взбежал на третий этаж, долго не решался позвонить, что-то сдерживало его. Но вот наверху хлопнула дверь – кто-то неторопливо спускался вниз. Это заставило Черкесова надавить на звонок. За дверью не слышалось ни шагов, ни прочих звуков. «Значит, Алла в ресторане», – решил Василий Романович. Тогда он сбежал вниз, перешел улицу и решил ждать ее за углом дома напротив, не выпуская из виду подъезд Аллы. Замерз. Чтобы согреться, подпрыгивал на месте.

В половине первого подъехало такси, Алла вошла в подъезд. Черкесов рванул за ней, с трудом переставляя закоченевшие ноги. Понимая, что его появление может вызвать любую непредсказуемую реакцию, а в подъезде всякие охи да вопли совершенно лишние, он тихонько поднимался вслед за Аллой. Вот она добралась до своего этажа, начала возиться с замком. Только бы попасть в квартиру, там он ее быстро убедит, что он есть он… Едва приоткрылась дверь, Черкесов, прыжками преодолев последние ступени лестницы, вломился в квартиру, увлекая за собой Аллу. Захлопнул дверь и повернулся к любовнице. Она сдавленно ойкнула, схватилась двумя руками за открытый рот, глаза ее выехали из орбит.

– Тчшш! – приложил палец к губам Черкесов. – Это я, я… не бойся.

Алла была потрясена настолько, что не подняла крик, а тряслась от ужаса, видя перед собой призрак в натуральную величину, еще и разговаривающий. Черкесов поспешил снять шок:

– Живой я, Алка, живой. Ты слышишь меня?

– Не… может… быть… Это ты?!.. Вася?!

– Ну, конечно, я. – Он попытался обнять Аллу, но она отпрыгнула от него назад, как от привидения. – Аллочка, милая, я не погиб. Не взорвался. Взорвался другой человек…

– Не может… быть… – бормотала она потрясенно. – Вася…

– Пойдем в комнату. – Черкесов прошел мимо Аллы, рухнул в кресло. Она с опаской вошла следом, включила свет в комнате. – Выпить есть что-нибудь?

– К-к-коньяк… – заикаясь, произнесла она, не сводя с него глаз, полных ужаса. – И в-в-водка… ви-вино…

– Давай коньяк и водку, – махнул он рукой, уже забавляясь потрясенным видом подружки.

А она метнулась к бару, затем к холодильнику в коридоре, назад к бару за бокалами.

Этой ресторанной диве двадцать девять. Поет Алла так себе, но чертовски хороша – с роскошной шевелюрой рыжих волос, с глазами, как у газели, с тонкой талией, которую она оттачивает на тренажерах в фитнес-клубе. Грудь маловата, это единственный ее недостаток, а ноги – просто нет слов для описания, и любовью занимается – только пух летит. Вот! Как раз любви, вернее, тяжелого секса, Черкесову сейчас и недоставало, чтобы почувствовать себя человеком. Он уже изголодался по комфорту, спокойствию, нормальной жизни с вытекающими отсюда удовольствиями.

Алла носилась из кухни в комнату, бросая на нежданного гостя недоверчивые взгляды, – кажется, не верила в то, что перед ней настоящий, живой Черкесов. Он налил в бокал добрых двести грамм водки, выпил залпом, закусил кусочком сыра, поглядывая на Аллу с искусительным лукавством. Почему-то Василий Романович ощущал себя героем. Да, странно, но он вдруг ожил, вернулась былая страсть, забылись невзгоды. Внезапно Черкесов набросился на предмет своего желания с яростью вандала. Он срывал с Аллы одежду, а та что-то пищала, слабо сопротивляясь. Удовлетворив страсть, Черкесов лежал без сил – наступило опьянение, ведь выпил он сразу много, а не ел давно. Лежал и рассказывал Алле о своем чудесном спасении, которому обязан ей, дорогой и ненаглядной. Она молча курила, а в конце рассказа произнесла, все еще не веря ему:

– Тебя ведь похоронили…

– Но я жив! – торжественно воскликнул Черкесов, вскочив с кровати. Он возбужденно мерил комнату шагами – в пиджаке, в мятом галстуке и без штанов. – Да, жив! И знаешь, я найду тех, кто посмел меня убить. Это будет фурор в городе… и не только в городе. Я размажу этих тварей по стенке! Они у меня сгниют в тюрьме! Или убью всех! Я же покойник, меня искать не будут. Я покажу им… А ты поможешь мне.

Он долго распространялся на тему предстоящей мести, попутно пил коньяк, пока не свалился вусмерть пьяный на кровать.

* * *

Пять дней Черкесов жил у Аллы и не предпринимал абсолютно ничего. Протрезвев, он умерил пыл мстителя и задумался, с чего начинать поиски. Собственно, об этом он думал и в деревне, да только ничего не придумал. Хотя бы точку отсчета найти… Без нее невозможно прояснить инцидент с взрывом машины. Кому понадобилось устранить его, он все так же не понимал. Впрочем, завистников у него пруд пруди, значит, под подозрение попадал любой мало-мальски знакомый. Но как выйти на истинного врага, когда знакомых куча?

Алла работала допоздна. Репертуар у нее напетый, на репетиции она не ходила, но по утрам постоянно смывалась из дома – по своим женским делам, предоставляя Черкесову возможность думать. Когда она была рядом, думы отодвигались на второй план, на первый выползала похоть. Он был неудержим и страстен, как никогда. Надо сказать, секс Черкесову приносил несказанное облегчение и ту разрядку, которой раньше он не придавал значения. После секса у него лучше работала мысль, он строил планы, но… не осуществлял их. Даже не делал попыток осуществить. Алле бездеятельность Черкесова надоела, и она принялась ворчать. В конце концов у них начались заурядные ссоры.

– Слышь, милая, – однажды возмутился Черкесов, – я на тебя столько бабок потратил, могла бы и отработать.

– Я и отработала! – вспыхнула Алла и ударила себя ладонью ниже живота. – Этим местом. Ты вляпался в дерьмо, но при чем тут я? Какое ты имеешь право попрекать меня? Сам-то ты кто? Честный и порядочный? Отнюдь. Ты вор, взяточник, лизоблюд.

– Вот! – поднял он указательный палец. – Вот когда из тебя полезла кабацкая суть! Не забывай: в престижный кабак устроил тебя тоже я. Ты ж поешь, как павлин.

– Я пою прекрасно! – огрызнулась Алла, покрывшись пятнами злости. – В твой кабак ходят специально послушать меня. Тебе, кстати, раньше тоже нравилось мое пение. Что же изменилось? Так вот слушай, милый: я не хочу, чтобы заодно с тобой прикончили и меня.

Она напялила лисью шубу, которую купил ей Черкесов – хорошо, хоть не чернобурку, запоздало радовался он, вспомнив цены, – и выскочила вон. Все ее монологи Черкесов понял как намек: выметайся, и чтоб ноги твоей больше у меня не было. Любовница! Красивое слово. От слова «любовь». Значит, любимая и любящая. Хрен с редькой – «любящая». Алка любит только деньги, престиж.

А ведь идти-то Черкесову некуда… И он остался ждать Аллу, намереваясь просить прощения. Да, Василий Романович собрался унизиться, лишь бы вернуть ее расположение. Потом он сведет, конечно, с ней счеты, а сейчас не может без нее.

На удивление, они помирились без лишних попреков и оскорблений. Алла его обласкала, накормила, спать уложила. Зато на следующий вечер…


Случается, человек приобретает дар предвидения. Это происходит очень редко и не со всеми, но все-таки на короткий миг и в экстремальных ситуациях происходит. Вдруг в сознании мелькает со всей очевидностью то, что должно произойти через минуту. Затем, почти сразу, озарение пропадает, и, если человек не успел задержать в памяти видение, последствия могут быть самые печальные, а то и смертельные.

Обычно Алла заканчивала работу в двенадцать, и примерно в половине первого она дома, иногда раньше. Но на сей раз в половине первого ее не было. Не пришла она и в час, не соизволив предупредить, что задерживается. Черкесову не спалось. Он начал одеваться, решив выйти и подождать на улице – надо же иногда и воздухом дышать. Собрался, но не выходил из квартиры, все надеялся: вот-вот она появится. Стрелки приближались к двум часам.

Терпение лопнуло, Черкесов вышел в прихожую и вдруг услышал легкий скрип ключа в замочной скважине. Алка! Однако его насторожило, что ключ вставляли в замок предельно осторожно. Если вернулась Алла, то почему открывает дверь так осторожно, словно боясь нашуметь? Не хочет потревожить спящего Черкесова?

И тут у него тревожно забилось сердце, предостерегая: опасность! Именно в этот момент у него проснулся дар предвидения, который подсказал – пришла не Алла. Он вспомнил подобный момент – это было когда его «самурай» остановился у супермаркета. Точно так же тревожно заныло тогда в груди Василия Романовича, сжимая сердце от неясных предчувствий. Правда, тогда Черкесов не обратил внимания на предчувствие. Впрочем, оно оправдалось: в машине была бомба. Но сейчас… сейчас он ясно услышал свой внутренний голос: «Пришли меня убить».

Василий Романович находился в полной готовности к неожиданным событиям, а посему не растерялся и принял меры предосторожности. Он поспешно выключил свет в прихожей, метнулся в комнату и выключил свет там, оставив гореть настольную лампу, затем приблизился на цыпочках к входу. Двери у Аллы двойные, поставлены за его счет, а внутренняя всегда открыта, когда кто-нибудь дома, поэтому Черкесов и услышал скрежет вставляемого ключа. Он прижался телом к стене, потянув на себя эту внутреннюю дверь и таким образом прикрываясь ею. Тот, кто войдет, его не увидит.

Входная дверь тихонько заскрипела. Значит, открылась. Но человек, находившийся снаружи, не торопился переступать порог. Черкесов затаил дыхание, чувствуя, как по вискам и спине катится холодный пот. Просто потоками льется!

Наконец кто-то осторожно вошел в квартиру, но Черкесов еще не видел, кто он такой, потому что этот «кто-то» остановился.

Прошло, казалось, миллион секунд…

Наконец Черкесов увидел спину мужчины – тот, осторожно ступая, шел в комнату. На пороге задержался, приподнял над плечом пистолет с длинным стволом… «Глушитель!» – панически подумал Черкесов и прикрыл глаза. Как он не додумался соорудить на кровати подобие лежачего человека?!

Открыв глаза, Черкесов заметил второго мужчину, который шел следом за первым. «Надо уходить!» – вспыхнуло в его мозгу. И он, едва первый очутился в комнате, а второй подошел к ее порогу, выскочил из квартиры захлопнув входную дверь. У Черкесова просто сдали нервы, и он не подумал о том, что в подъезде или на улице подельщиков поджидает третий. Он мчался вниз со скоростью света, слыша, как за ним гонятся те двое. На ходу достал из кармана куртки пистолет – фактически бесполезную вещь, но все же… Пришлось несколько задержаться, открывая дверь подъезда…

Черкесов слышал топот ног по лестнице и натужное сопение. Открыв дверь, он вылетел из подъезда пулей и, не давая себе возможности оглядеться, помчался по тротуару вдоль домов. К счастью, он попал не во двор, а прямо на улицу. Вокруг стояла тишина, словно город вымер, лишь фонари светили безучастно к происходившему, рассеивая минорный свет. «Вот идиот, – подумал Черкесов, – я ведь сам настаивал на освещении города на заседаниях думы!» Теперь он понял – электричество опасно для жизни.

– Держи его! – раздался глухой крик сзади.

Разумеется, имелось в виду, что держать следует Черкесова. Он прибавил скорости, хотя быстрее бежать, кажется, просто невозможно. Взвизгнули тормоза, зашипели шины колес – за ним ехал автомобиль. И тут что-то цокнуло о фонарный столб…

Пуля! В него стреляют!

Черкесов побежал зигзагами, попутно выискивая, куда бы юркнуть. Еще никогда ему не было так страшно, никогда не приходилось бегать так быстро, никогда он не думал, что боевик с погонями и выстрелами придется пережить на собственной шкуре. Только в боевиках пули не попадают в героев, в боевиках пули свистят мимо, а в жизни… Следующая пуля скользнула по кирпичной кладке здания, отколов мелкие кусочки.

С Черкесовым поравнялся автомобиль. Краем глаза Василий Романович заметил, как в окно высовывается рука с пистолетом. Кажется, теперь его застрелить решил водитель. У Василия Романовича мелькнула мысль, что против него восстал весь город. На бегу он выбросил руку в сторону и выстрелил в окошко. Автомобиль повело в сторону, он заехал на тротуар и врезался в стену дома, перегородив дорогу тем двоим преследователям Василия Романовича, бежавшего уже из последних сил. И тут он достиг угла.

Поворот, еще поворот… еще…

Он попал во двор, и его объяла долгожданная темнота. Черкесов не расслаблялся, продвигался вглубь и внезапно натолкнулся на строение. Это был домик на детской площадке. Черкесов юркнул в него, упал на пол и замер. Теперь он не поднялся бы ни за какие блага, даже прямая угроза жизни не заставила бы его подняться и бежать дальше – не было сил. Он запыхался, едва дышал, но старался хватать воздух ртом как можно тише.

В домике воняло мочой, однако Черкесова не волновали мерзкие запахи. Волновали лишь люди, с таким упорством преследовавшие его, желавшие добить. Не было слышно ни голосов, ни топота ног. «Неужели не видели, куда я свернул?» – с надеждой подумал Черкесов, еще не веря в такое везение. Но и лежать без действия в смертельной опасности нельзя. Он тихонько повернулся на бок, встал на четвереньки и медленно поднял голову. Когда его глаза очутились над нижним краем окошка, он увидел вдалеке два мужских силуэта. Ни лиц, ни во что одеты преследователи, не разглядел. Они крутились на маленьком пятачке, оглядывались по сторонам, и было очевидно: цель свою они потеряли. Цель – это Черкесов. Он и «пушки» заметил в их руках. Наконец оба убийцы двинули по двору. Черкесов залег на пол, наставив пистолет на дверь избушки. До него долетали их неразборчивые переговоры, кто-то ходил недалеко, совсем рядом, но в избушку, к счастью, никто так и не заглянул. Скорей всего, не заметили ее в темноте, как не заметил сначала Черкесов. Голоса удалились и вскоре перестали слышаться.

Он не выходил из убежища до самого утра. Черкесов не чувствовал легкого морозца, ему было жарко от одних только воспоминаний о происшедшем. Когда же рассвет разогнал темень, Черкесов осторожно осмотрел двор, выглядывая изо всех окошек избушки. Двор был пуст. Чуть позже люди стали выходить из домов, вышел и он из своего спасительного убежища. Пересек двор, очутился на соседней улице. Черкесов перебирался из одного двора в другой в поисках теплого места, где он сможет пересидеть день…

Девять жизней черной кошки

Подняться наверх