Читать книгу Она всегда с тобой - Лариса Соболева - Страница 7

Домик с мансардой достался Михаилу от дедушки с бабушкой, а сами они переехали к родителям, старые уже, им нужна помощь. Подарку он радовался с детской непосредственностью, и было чему. Во-первых, потолки в доме высокие, во-вторых, гараж есть, в-третьих, свобода полнейшая. А родители мечтали, что, когда сынок будет жить один, быстрее женится, ведь он привык к уходу и заботе. Но сынок быстро научился гладить рубашки и готовить себе нехитрую еду, наслаждался одиночеством и не торопился приобрести жену даже на правах сожительницы. Михаил, конечно, не предел мечтаний, однако для женщин, которых в стране большинство, он цель, потому что одинокий мужик – потенциальный муж, стоит только приручить парня. Но перед глазами Михаила промчался со всеми подробностями неудачный брак Бориса, не вдохновлявший на крепкие узы. И потому, едва заметив у очередной подружки маниакальную идею «жить вместе» (с этого началась драма друга), Михаил улепетывал от нее на всех парах. Не любил он женщин с инициативой, а другие ему не попадались, может, их вообще не существует – других.

Теперь за ворота Михаил выходил с опаской – не хотелось снова напороться на Ляльку, которая, как атомный заряд, способна разрушить все на своем пути. А чутье подсказывало: она не успокоилась, будет доставать его, не гнушаясь средствами. Поэтому, прежде чем выйти на улицу, Михаил изучал обстановку в щель забора, но, черт возьми, вся улица засажена кустами, деревцами, цветами – везде можно спрятаться, даже под носом. Он открыл одну часть ворот и едва не вздрогнул – Лялька стояла перед гаражом, запахнув легкий синий тренч и скрестив на груди руки. Как чувствовал! Судя по тому, как она наклонила голову и смотрела исподлобья на него, Михаил понял, что легко от нее не отделается.

– Ну, ладно, – сказал он без приветствия, – заходи.

Ляля вошла в гараж, а из него дверь ведет в небольшой дворик с каменной дорожкой и узкими цветниками по бокам, за которыми росли плодовые деревья. Идя к дому, незваная и нежеланная гостья заметила:

– Ты вроде не рад мне.

– Как ты догадалась?

Если не знать Михаила, можно подумать, он съехидничал, а ничего подобного. Он человек искренний, говорит, что думает, обижаться на него глупо, Ляля и не обиделась, у нее сейчас другие задачи.

Пришли на открытую террасу, в дом ее приглашать – много чести, иначе застрянет надолго. Ничего, что сегодня прохладно и пасмурно, зато воздух свежий, главное – большой навес от дождя, так что непогода не страшна. Ляля села на стул у стола, за которым летом обедали и ужинали, Михаил остался стоять, опершись плечом об угол стены, тем самым дополнительно давая понять бывшей жене друга, что не намерен долго изображать гостеприимство.

– Что, и чаю не нальешь? – подняла брови Ляля.

– Не налью. Нет чая, я собрался по делам, заодно по магазинам проехаться, а тут ты… Давай, говори, зачем приехала в такую даль?

– Борька живет у тебя?

– Жил. Вчера ночевал в другом месте.

– Он купил квартиру.

Огорошила. Не вопрос задала, нет, а утверждала! Вот откуда Лялька могла узнать, что Боря купил квартиру? Следопыт, а не Ляля! Михаил молчал, чтобы не ляпнуть лишнего, а то эта выдра поймает его на слове и выведает подробности, она умеет. Михаил не идиот, которого легко провести, просто в современном мире качества, которые во все века считались достоинствами, получили статус недостатков. Он патологически не может врать – легко жить такому человеку? Ко всему прочему предпочитает в глаза сказать то, что обычно говорят за спиной; юлить, изворачиваться – не его приемы. А в результате умницы типа Ляльки считают его дурачком блаженным и безвольным лохом. Наверное, не без оснований, потому что нельзя позволять брать верх людям без моральных ограничений, нужно их ставить на место хотя бы изредка.

– Где он теперь живет, ты, конечно, не скажешь, – не спускала с него рыбьих глаз она. По ней никогда не определишь, что она задумала, но по рыбьим глазам понимаешь: надо быть начеку. – Ладно, не говори, я сама выясню. Мишка, скажи… Боря едет работать в Германию, это правда?

У Михаила челюсть отвисла – про Германию как она узнала? От кого?! Бедный, бедный Бориска… ему грозит рейдерский захват. Надо было видеть, сколько в бледно-голубых глазах жены друга светилось провокационного торжества, даже Михаила задел этот алчный блеск.

– Ляля… – заговорил он после паузы. – Когда у вас развод?

– Завтра.

– Тогда какая разница, куда едет Борька? Тебя уже это не должно касаться, так ведь?

– А как он будет давать деньги мне на содержание сына? Я пока не нашла работу…

– Не искала, – робко уточнил Михаил.

– Некогда было. У меня же стресс! Думаешь, приятно, когда тебя бросают? Знакомым нужно как-то объяснять… и выглядеть при этом comme il faut. Все его претензии ко мне абсолютно безосновательны, я же хочу как лучше… для всех! Женщина всегда больше понимает, как обустроить быт, создать атмосферу в семье, знает, что посоветовать. А он взъелся.

Вообще-то с ней сложно разговаривать, потому что невозможно ни в чем переубедить, а это игра в одни ворота и пустая трата времени. Но что не сделаешь ради друга, даже попытаешься пока еще законную стерву убедить быть человеком. Михаил присел на стул напротив Ляли, положил свои большие кисти на стол, переплетя пальцы, и сказал по-доброму:

– Лялька, на фига тебе все это нужно?

– Что именно? – подалась она к нему.

– Ну, так настаивать?.. Горшок разбит, склеить уже не получится, потому что… потому что… не любит тебя Борька, понимаешь?

– Ну и что? У нас ребенок!

– И ты его не любишь, – перебил Михаил. – Лялька, расстаньтесь мирно… цивилизованно… Будете дружить ради ребенка…

– Мишель, при чем тут вся эта твоя лабуда про любовь? Помимо нас с Борей есть сын, он не должен чувствовать себя ущербным. Что значит – у ребенка нет отца? У всех есть, а у него нет? Это нанесет удар по психике Болека. Я права?

С ее доводом не поспоришь, все правильно, но… в этом благородном желании сохранить для сына семью слышалась едва заметная насмешка, что обескуражило Михаила. И как с Лялей вести диалог, если из нее прет высокомерная натура, которую она прикрывает белозубой улыбкой? Разумеется, не все так безнадежно плохо в ней, не все отталкивает. Например, у многих первое впечатление, что перед ними сказочная принцесса, она покоряет очарованием. Ляля бывает радушной, по-настоящему славной, но только когда все обстоятельства выстроены ею от начала до конца, а остальным следует встраиваться в ее программу. Шаг влево, шаг вправо – расстрел, не меньше. Ну, вот такой ее вырастили мама с папой, так любили дочь, так обожали… теперь сами не рады. Но это их проблемы, пусть они и расхлебывают.

– Короче, – встал он со стула, – ты не хочешь меня услышать. Тогда иди к Боре, он лучше объяснит, что к чему. Извини, я тороплюсь.

– Угу, – поднялась и она, сняла со спинки стула сумочку.

– Тебя подвезти? – спросил Михаил.

– Угу.

Подвезти предложил исключительно из вежливости, надеялся – откажется, потому что Ляля его недолюбливает. Логика проста: раз не испытываешь к человеку симпатии, лишние полчаса с ним не проведешь, тем более выяснила все, что ее интересовало. Михаил завел мотор и тронулся с места, осведомившись у Ляли, куда доставить.

– Домой, – ответила она. – Значит, Борька купил квартиру… то есть у него были деньги, которые от меня он скрыл.

Михаил не ожидал такого поворота, кровные интересы Ляля, оказывается, выдает порциями. Куда она клонит, он быстро сообразил и разошелся, встав на защиту друга:

– Не мечтай, что он отстегнет тебе от потраченной на квартиру суммы. Ты и так получаешь все, он не стал делить барахло, хотя имел право. Борька работал один и содержал тебя с Болеком, он пахал днем и ночью, а ты порхала в вечных поисках высокооплачиваемого смысла.

– О! Мишенька… – заворковала Ляля и рассмеялась. – Что-то новенькое: ты ехидничаешь? Ты?!

– И не думал. Просто не понимаю, почему ты держишь людей за дураков? Считаешь, стоит тебе сильно захотеть, и Борька вернется? Раньше надо было думать, теперь поздно возвращать, он не вернется.

– Не вернется, потому что у него есть баба! – прорычала оскорбленная Ляля. – Я знаю, есть.

Вот она – главная цель. Лялька притащилась разнюхать подробности о «бабе» бывшего мужа, как будто Михаил ей подружка-сплетница. И как же быстро она меняется, как будто в ней переключатель работает: слезы, смех, ярость.

– И что? – индифферентно произнес он.

– Как – что! – завелась Ляля. – Вы все знали и мне – ни слова! Это непорядочно по меньшей мере. Я-то чувствовала что-то не то, отсюда и нервы сдавали, а вы… вы не помогли мне! Если бы я знала, то предприняла…

– Комплекс вины не повесишь, не старайся, – оборвал Михаил, не выносивший фальшивых страданий. – Слушай, откуда ты все это взяла?

– Мир слухами полнится, – огрызнулась Ляля.

– То есть тебе кто-то напел в уши, – догадался Михаил, – а ты пришла ко мне узнать имя той, которая отняла у тебя Борьку. Мимо. Выходи, ты приехала.

Нехотя она отстегнула ремень безопасности и посмотрела на него, как будто ждала от добряка Миши чего-то сверхъестественного, что облегчит ее горькую долюшку, а он даже краем глаза не повел в ее сторону. Итак, разжалобить не удалось, Ляля открыла дверцу и спрыгнула на землю, но не поставить точку – это была бы не она:

– Неправильно думаешь. Имя и без тебя узнаю, поверь, для меня это несложно. Я пришла за поддержкой, пониманием, помощью. Ты, как друг, обязан удержать Борьку от глупого шага, он потом будет жалеть, но… Ты плохой друг.

Едва она захлопнула дверцу, он утопил педаль газа – благо переулок свободен. В зеркало заднего вида Михаил наблюдал за Лялькой, она стояла с немым укором, похожая на памятник всем несчастным и обманутым женам.

– Вот зараза! – процедил он, сворачивая на главную дорогу и одновременно делая вызов по телефону. – И мысли не допускает, что сделала все возможное и невозможное, чтобы Борька ушел… Алло, Боря, это я. Короче, твоя приезжала ко мне домой, она подозрительно много знает про тебя…

* * *

– Понял, – сказал Борис. – Спасибо, Мишка…

– За что спасибо? – послышался из трубки возмущенный голос. – Лучше подумай, чем она тебя может приложить.

– Да ничем. Это все бессильная злоба, не переживай.

– Ладно, не буду. Пока.

Борис положил свой телефон рядом на диван и, снова взяв Майкин, углубился в просмотр. Диалог она слышала по громкой связи и теперь растерянно водила глазами по голым стенам, сидя на единственном стуле, который Борис принес из кухни.

Квартиру он купил в старом доме (сталинка), две комнаты: одна – гуляй не хочу, вторая поменьше, два балкона (второй этаж), просторная кухня. Здесь нужен ремонт, он, конечно, перекроет деньги, которые удалось сэкономить при покупке, – хозяева прилично уступили, потому что их поджимало время, они уезжали в другой город. Борис не успел обзавестись мебелью, приобрел только диван, журнальный столик на колесах, стол и стулья для кухни, от старых хозяев остались шторы. Пока нет ни шкафов, ни кресел, ни нормального освещения, собственно, сейчас Борису уют в доме и не нужен, он все равно уедет.

– Тебе звонят, – вывел ее из задумчивости он.

Майя взяла протянутый смартфон, подумала, стоит ли разговаривать или чуть позже самой перезвонить, потом решила ответить:

– Да, папа?

– Майя, отчитываюсь: еду за мальчиками. А бабушка хочет, чтобы я привез их к нам за город. Не возражаешь?

– Не возражаю.

– А чего у тебя голос такой… тусклый, грустный?

– Работы много… писанины…

– В таком случае не буду мешать. Хочешь, тоже приезжай.

– Я подумаю. Маме привет.

Майя молча отдала трубку Борису и запахнула плащ, который впопыхах забыла снять (она торопилась показать ему «доказательства»), уставилась в пол. Полы паркетные, но старые, высохшие, потрескавшиеся… Вдруг Майя подняла голову, ее осенило:

– Ей кто-то сказал!

– М-м? – оторвался Борис от смартфона.

– Я говорю, твоей жене кто-то рассказал… и про Германию, и про твою там работу… и про меня… квартиру… Кто-то в курсе твоих дел!

– Возможно, – согласился Борис. В отличие от Майи он был абсолютно спокоен, причина проста: – Лялька уже не жена мне, поэтому! Что бы ей там ни доносили, я чихать хотел на ее реакцию.

– Да, конечно… конечно… Просто я к чему: раз ей донесли о твоих планах, то добивались каких-то результатов. Вопрос – каких?

Она совсем пала духом, повесила нос в прямом смысле, а в таком состоянии ни один человек не может адекватно оценивать ситуацию, не способен выстраивать свое будущее и противостоять, как это ни банально звучит, вызовам. А ведь кто-то бросил им вызов, беспардонно влез в частную жизнь, пусть далекую от святости, удачно базирующуюся на обмане, но это их дело, им и ответ держать, прежде всего перед собственной совестью. А она, совесть, пока молчит, потому что любит. Так полагал Борис, глядя на съеженную Майю, пытавшуюся собрать мысли в кучу, и, надо отдать ей должное, что-то шевельнулось в голове. Внезапно она вскочила, заходила по комнате, разводя руками, словно это помогало ей найти нужные слова, и нервно выдала:

– А твоя… то есть Ляля… она не могла все это сделать?.. Нет-нет, не говори сейчас ничего! Ты подумай. Разве Ляля не чувствовала, что ты изменяешь ей? Она женщина! Интуиция у женщин сильная… сильнее ума. И потом, как я поняла, она любит тебя… по-своему, но любит…

– Не любит, – мягко возразил он. – Она даже сына не любит, в ее природе не заложен инструмент любви к ближнему. У Ляльки один пунктик: чтобы ей было комфортно, удобно, сейчас это довольно распространенный тип маленького тирана, уверовавшего, что мир создан для него. А веру внушили ей родители, она же, пока росла, не знала слова «нет», привыкла быть центром вселенной. Больше скажу, ее мать прекрасно меня понимает, да и отец втайне на моей стороне.

– Но она не хочет тебя отпускать!

Борис подошел к ней, обнял, крепко прижав к себе, и приложил губы к виску, сейчас главное – не дать ей окончательно расклеиться. А Майя немного отстранилась, заглянула ему в лицо и, уже свято веря в то, что ей пришло на ум, взахлеб убеждала:

– Нет, ну, подумай! Кто еще может быть заинтересован раздавить меня? Элементарная месть за то, что я отняла тебя. Мало кто реально оценивает разрыв и свою вину, а женщины так особенно не способны принять тот факт, что ее бросают. Она до конца будет барахтаться в собственной боли, пытаясь склеить разбитый горшок… Ведь откуда-то Ляля узнала… Боря, если это она… ты поговоришь с ней, и я… я сделаю все, что Ляля потребует, все!

Борис погладил ее по щеке, отрицательно покачал головой, развеивая надежду уладить инцидент:

– Майя, поверь, Лялька… она слишком глупа для таких коварных выпадов. Выслеживать, подобраться так, чтобы мы не заметили, наконец, сделать снимки. Нет, сама она не могла снимать, это немыслимо: видеть мужа с другой на пике страстей. Лялька ворвалась бы и устроила разгром, а таиться, плести заговор… никогда не поверю. Иди сюда… присядь и успокойся…

Борис усадил ее на диван, взял смартфон, открыл первое «доказательство», пожалуй, это самая пуританская фотография. Майя и Борис целуются, сидя на постели, разумеется, обнажены, но снимок запечатлел их по пояс. А вот следующие фото… в формате порнорепортажа, это жесть.

Итак: оба во время активной фазы секса, она сверху, ракурс сбоку. Еще: Майя прижата спиной к стене, обхватила ногами Бориса, а какая у него спина, ягодицы – есть чем полюбоваться. Следующий: Майя в коленно-локтевой позе, Борис сзади, ее лицо… ну, тут понятно, какие ощущения переживает она, все эмоции отражены – камера документально воспроизвела акт, она безжалостна. Далее – камасутра: ноги Майи на плечах… Потом от тантрического секса кое-что. В том же духе и остальные «доказательства», которые боже упаси кому бы то ни было показать! Всего тринадцать убийственных фоток, чертова дюжина, наверное, число тоже несет некий смысл, ведь достаточно и трех снимков, чтобы напрочь лишить покоя Майю. У нее останавливалось сердце от одной только мысли, что посторонний человек находился совсем рядом в момент, когда они с Борисом были уверены: есть он и она, их чувства и тела, нуждавшиеся в выхлопе страстей.

– Посиди, я перекину снимки в комп, – сказал Борис, встав. – Да… и сними ты плащ, а то сидишь, как будто тебя обокрали на вокзале. Можешь полежать.

– М-да… обокрали… – проговорила Майя, поднявшись, чтобы снять плащ. – А знаешь, Борька, похоже. У меня ощущение, как будто внутри потоптались, потом выкрали душу и выбросили за ненадобностью, теперь там пусто и страшно. А зачем тебе наши фотографии?

– Попробую определить, где и когда нас снимали, – копаясь в чемодане, доставая всяческие проводки, сравнивая их, сказал Борис. – И откуда примерно велась съемка.

– Какая разница?

– С чего-то следует начать. Ты ведь хочешь знать, кто вторгся в наши отношения? Нет, это нужно выяснить обязательно! Сволочь надо знать в лицо, чтобы не допустить приближения еще раз. Черт, переходник ни один не подходит к твоей трубе… Сделаем иначе, перекину сначала в свой айфон.

Майя сняла плащ, поискала – куда его деть – и бросила на спинку стула, потом все же легла, ощущая невероятную усталость в теле, ногах, голове. Даже здесь, в необжитом Борисом месте, с абсолютно чужими запахами, она чувствовала себя уютно, наверное, правы были предки – с милым рай и в шалаше.

А за окном зашуршал по листьям дождик, спустя секунды он отбивал ритм по подоконнику с внешней стороны, почти сразу потянуло осенним дыханием. Окно открыто, Майя наблюдала за шевелением листвы под тяжелыми каплями, за сгущающимися сумерками, и неожиданно ее потянуло в сон, будто ни забот, ни хлопот у нее нет. Поскольку спешить некуда, к счастью, дома ее никто не ждал, ничего не нужно придумывать, чтобы красиво солгать, она закрыла глаза и лежала, расслабляясь, чего с ней не случалось с момента получения первого письма. Даже ночью снилось разоблачение, стыд перед сыновьями…

Борис закрыл окно, стекло сразу усыпали капли, и, вернувшись к дивану, накрыл Майю пледом, кстати, он всегда проявлял о ней заботу. Невольно (но это случалось постоянно) она сравнивала его с мужем, сравнение было не в пользу Стаса, который зациклен на себе. Нет, он любил ее и детей, только странною любовью: для себя, для своего удовольствия, для престижа. Если не перед кем покрасоваться, мол, это мои жена и дети – любуйтесь ими, Стас терял к ним интерес, а то и вовсе забывал про них, особенно дома. Конечно, это слабое оправдание походов налево, потому совесть регулярно давала знать, что она у Майи есть. В этом смысле Борису повезло больше, если уместно так выразиться, его совесть жила в гармонии с ним. Но у него и ситуация другая, прямо сказать, значительно хуже: Ляля действительно его доконала. С другой стороны, в чем-то схожесть Ляли и Стаса налицо, ведь оба собственную персону ставят превыше всего. Правда, есть и существенное различие: муж Майи все-таки не радикал в семейном быту. Но не сегодня об этом думать. Сейчас хочется лежать, наслаждаться покоем и безопасностью.

Тем временем Борис, придвинув столик ближе к дивану, поставил на него ноутбук, включил. Пока компьютер загружался, он занялся пересылкой компрометирующих снимков с телефона Майи на свой номер, потом подключил свою трубку к ноутбуку. Увеличенные фото на мониторе впечатляли сильнее, давали объем и выпячивали подробности. Борису тоже пришла «интересная» мысль, которую он озвучил:

– Скажи, Майя, а почему ты исключаешь Станислава?

– В каком смысле? – сонно промямлила она, не открывая глаз.

– А если Стас узнал про нас и завернул этот триллер?

Майя повернулась на бок, подперла голову рукой и вполне логично возразила:

– Он бы в ту же секунду, как узнал, прибил меня насмерть. И тебя в том числе. Это в худшем случае. Улучшенный вариант – выставил бы из дома, не дав собрать чемодан и проститься с детьми. Боря, ну какой мужчина стерпит, что жена наставляет ему рога? Судя по снимкам, фотографировали нас в разное время, значит, слежка за нами велась давно, так? И что, Стас все это время делал вид, будто ничего не знает? Вот так взял и отпустил очередной раз жену к любовнику, потом крался за ней и подглядывал, как она занимается любовью с другим мужчиной? У меня прекрасно работает воображение, но подобную картину я представить не в состоянии, потому что ее не может быть.

– Ну, не сам бегал, а нанял шпиона.

– Но фотографии-то в руках держал! И ни разу не прокололся? На такую выдержку Стас не способен, нет. Да никто не способен. И потом, а какова тогда цель у него? Для чего ему, зная обо мне правду, устраивать розыгрыш с письмами и компрометировать снимками? Не вижу ни логики, ни смысла.

– Действительно, ни логики, ни смысла… – озадачился Боря. – Значит, Ляльку исключаем, Стаса тоже… А завистники? У тебя они есть?

Теперь и Майя задумалась. Честно говоря, все эти страсти-мордасти с завистью, подсиживанием, склоками, стукачеством и прочими «радостями» из той же серии пролетали мимо. Ей просто недосуг было заниматься ерундой. Три с половиной года Майя выкручивалась, проявляя чудеса изобретательности, чтобы встретиться с Борисом, к тому же у нее двое детей, семья, родители живы и тоже требуют внимания. Когда ей предложили работать на телевидении, собственно делать то же самое, только в кадре, она отказалась наотрез. Стать публичным лицом, а как же свидания? Зайдет в гостиницу, ее сразу узнают все от админа до горничной – при таких обстоятельствах разве удастся сохранить встречи в тайне? Поэтому все, что не попадало в плоскость кровных интересов, отметалось, как ненужный компонент к сладкому пирогу, отсюда она даже не задумывалась, есть ли у нее завистники. А вдруг есть? Та же Снежана… какого черта она заняла вражескую позицию? Впрочем… У Майи на радио стабильная ниша, ее уважают, поручают самые ответственные передачи, а девочке хочется в авангарде скакать, отсюда с ее стороны зависть вполне закономерна. Но вряд ли Снежана способна на гнусь. А если способна?

– У любого человека найдется завистник, наверняка не один, я так полагаю, – неуверенно произнесла Майя. – Зависть штука ядовитая… это жгучая обида на Вселенную за то, что обделила. А сделаешь пакость человеку и вроде как восстановишь справедливость по отношению к себе – наверное, так выглядят последствия зависти. Не знаю, может быть, кто-то из моих завистников закрутил интригу…

Борис прилег рядом, голова Майи сразу перекочевала на его плечо, некоторое время оба слушали брюзжание дождя.

– А знаешь, какая идея пришла Галине? – вспомнила Майя, но ведь сейчас желательно вычислить направления, в которых следует искать негодяя фотографа. – Что, возможно, через меня хотят достать Стаса.

– Путь слишком сомнительный, – сказал Борис. – Зачем, скажи на милость, охотиться на тебя, если можно собрать компромат на твоего мужа?

– Просто Стас мне не изменяет…

– Всегда можно найти выгодный ракурс и выдать его за близкие отношения, например, с секретаршей…

– Секретарша? Ха! Ей сто лет в обед будет.

– Да с кем угодно. Руку кому-то на деловом завтраке поцеловал – и уже компромат можно состряпать. А если подослать девицу с заданием создать ракурс…

– Убедил. И почему не подослали?

– Твой муж бизнесмен, у него наверняка есть черные дыры в бизнесе, куда мечтают залезть любители легких денег. Говоришь, через тебя хотят достать Стаса? То есть цель – сломать, нанести моральный удар? А зачем тогда тебе присылают порнографический набор? Сфоткал – и вперед, отправляй напрямую.

– Денег хотят содрать с меня.

Интрига не казалась Борису лапотно-простой, ведь одновременно началась атака не только на Майку, на него тоже, если брать во внимание Ляльку. Кому понадобилось сообщать бывшей жене о приглашении на работу в Германию? Некто настолько в курсе его дел, что даже знает про «бабу» Бориса, о чем доложил Ляльке. На что расчет? На скандал, битье посуды, махание кулаками? То есть его хотят отвлечь от Майи, тем самым оставить ее одну? Значит, о разводе Бориса интриганы не знают. Итак, Майку кто-то начал прессовать, одновременно под пресс заталкивают его… вряд ли это совпадение, тут чья-то продуманная рука и заинтересованность, выходящая за рамки банальной интриги.

– Боже, как хорошо с тобой… – промурлыкала Майя и теснее прижалась к нему. В руках Бориса, обнимающих ее, она чувствовала себя защищенной и счастливой, было тепло и спокойно, даже совесть не тревожила, вероятно, задремала под шумок дождя.

– Майка…

– М-м?

– Ты же не уйдешь сегодня?

– И не надейся. Мне страшно ходить по двум уровням квартиры и думать, что в эту минуту за мной наблюдает какая-то гадина.

– Так ты трусиха?

– А то! Я с детства боюсь темноты. Когда одна, мне кажется, в темных углах прячется страшное чудовище, не имеющее плоти, но имеющее силу… Скорей всего я больше боюсь того, что создает воображение, боюсь увидеть это глазами, чем того, что со мной может сделать мое чудовище. Но я нашла способ победить страх – включаю свет.

– Ты не перестаешь меня удивлять. Взрослая женщина, мать, популярная ведущая на радио и вдруг нелепые детские страшилки.

– Угу, мне стыдно, – улыбнулась Майя, приподняв лицо и заглянув в глаза Бориса. – Очень-очень.

Он не стал уговаривать ее уехать с ним, а как раз наступил подходящий момент, но таких моментов будет еще много, ведь говорят же – вода камень точит. Борис уложил ее на спину и поцеловал в губы, чувствуя, как ее тонкие пальцы запутались в его волосах.