Читать книгу Седьмое небо в рассрочку - Лариса Соболева - Страница 9

Когда-то Тата, молодая и красивая, авансом получила весь набор из торбы госпожи Удачи, по тем временам набор был офигенным, но аванс нужно отрабатывать. Кстати, небеса более требовательны к долгам, компромиссы они не приемлют. Очутившись на гребне успеха и взлетев по социальной лестнице где-то близко к вершине Олимпа в отличие от мужа (Ленчик числился кочегаром), Тата потеряла платформу под ногами. Оторвалась она от земли и парила, как стрекоза, тогда как муж ползал по электричкам, мотаясь почти каждую неделю за «грязью» и рискуя надолго сесть туда, откуда небо видят только в однообразную клеточку.

Поначалу Ленчик не обращал внимания, что жена постоянно зудит: не так сидишь, не так ешь, не то говоришь. Замечания делались в полушутливой форме, а он давно относился к себе критически и прислушивался без обид. Но существует закономерность: разрешаешь близкому человеку (другу, жене, мужу) хамить в малом, жди большого свинства. Так и случилось, правда, до этого раздражительность Таты и вечную усталость он списывал на завистников, мешающих жене проводить реформы, она же у него – о, ух, ах! Нежданно-негаданно, как это всегда бывает, Ленчик получил мощнейший удар, выражаясь фигурально, прямо по голове, отчего та из заоблачных высот вернулась на плечи и укрепилась там навсегда.

Накануне вечером Тата поставила мужа в известность, что едет на деловую встречу. Навела она марафет, облила себя французскими духами (безумной стоимости) и наносила последние штрихи, подчеркивающие красоту, как вдруг Ленчик – оп-ля! Тата как стояла перед зеркалом, так и застыла, глядя на его отражение, не сообразив хотя бы закрыть рот и повернуться к мужу анфас. А он, жуя спичку, облокотился плечом о стену и пассивно произнес:

– Ты еще дома? Может, тебя отвезти?

Тата потерялась и расстроилась, не сумела скрыть этого:

– За мной Машка обещала заехать… Ты же сегодня на дежурстве! Признавайся, что-то случилось?

Интуиция… О, эта ехидная и древняя дама, сидящая в каждом человеке, не преминет подсказать: внимание, тревога, берегись, остановись. Но кто ж ее, интуицию, слушает-то? И Тату не подвела старушенция, обратила ее царственное внимание, что Ленчик какой-то необычный, что между ними образовалась прослойка из недосказанности, отчуждения и решимости, которую выдавали глаза мужа. Но Шатун, быстро соорудив невинную физиономию, заверил:

– «Что-то случилось» ко мне не относится, потому что я планирую все случайности. Сигналят, слышишь? Машка приехала, не заставляй ее ждать.

– Ну, пока.

Благоухающая, сверкающая, шагающая впереди моды благодаря дураку Ленчику, Тата дежурно чмокнула его в щеку и поскакала к машине, из окна которой выглядывала Машка – худышка и хохотушка с задорными ямочками на щечках. Растянув рот до ушей, Шатун помахал ей и, как только «жигуль» общей подружки растаял в клубах серой дорожной пыли, сменил мимику на выражение бездомной собаки, у которой отняли сахарную кость. Так ведь отняли! И кто?! Тата.

Некоторых ложь ранит смертельно, например, Ленчика. Тата солгала, и он об этом узнал. С тех пор Леха Шатун ненавидит, когда ему лгут, само собой ненавидит и тех, кто лжет. Любимая жена (действительно, любимая) заливала, будто едет чуть ли не на симпозиум кабатчиков решать вопрос по ценам, а сама отправилась на банальный банкет по случаю повышения ресторанной шишки на должность городского «министра» общепита.

Но у Ленчика-то знакомых куча. Икорку куда он сплавлял? В те же кабаки, кафешки, бары, ну и частным лицам кидал по цене чуть ниже ресторанной. Его знали и уважали, конечно же пригласили на банкет, передав приглашение вместе с Татой, а она… она решила оставить мужа дома!

Ленчика захлестнула обида. Это же пренебрежение им, унижение, оскорбление. Это удар ниже пояса, выстрел в голову… Он места себе не находил и обошел дом – все комнаты, все этажи, включая цокольный, словно искал в закоулках прошлое, которое прожил в счастливом заблуждении.

И нашел все восемь лет – в балках и лестницах, в стульях и креслах, занавесках, коврах, хрустальных вазонах… Везде, куда ни кинь взгляд, стояли, лежали, висели его восемь лет! Риск, тяжесть, бессонные ночи в электричках, проблемы с позвоночником, сухомятка и то не всегда, сбивчивый режим, вернее, полное его отсутствие, усталость… все делалось для Таты. Даже если б она воровала из кабака ящиками, то не построила б этот дом, не забила б шкаф дорогим шмотьем, не имела б домработницу, не… не… не…

Что об этом говорить! Ясно одно: солгала. Зачем? А у старухи интуиции ответ готов… и этот ответ еще страшней, чем предварительная ложь.

Ленчик прилег на диване перед теликом. Следовало выждать время. Из двух программ по телику остановился на той, где демонстрировали оперу, – не новости же слушать про удой молока. Музыка брала за душу, хотя Шатун, сколько ни пытался, а не понимал великое искусство оперы. До этого дня, оскверненного ложью, не понимал. Собственно, некогда было вникать…

Одним из первых в городе он выстроил двухэтажный райский шалаш, приобрел четыре колеса. Купить машину запросто, как сейчас, было невозможно, даже отечественную тарантайку, не говоря об иномарках, которые советские граждане видели лишь в заграничных кинофильмах. Видеть – видели, но даже не мечтали о них.

Тата одевалась только в фирму´, а прикид подбирал муж. Каким-то образом Ленчик разбирался в моде, качестве, имел вкус, что до сих пор являлось для всех загадкой, и это были единственные его достоинства – по мнению Таты. Просмотрев бирки и швы, Ленчик с ходу определял: подделку или фирму´ ему загоняют, впрочем, мало кто рисковал предложить Шатуну самопал. Но тут стоит внести поправку: Ленчик со вкусом одевал жену, давал ценные советы той же Машке, что ей пойдет, сам же как напялит что-нибудь несусветное – караул кричи.

Она просто купалась в сливочном масле (между прочим, и масло было дефицитом), но работу Тате не позволяло бросить честолюбие. А где бы она форсила в нарядах и бряцала золотыми побрякушками, на кухне, что ли? Однажды Тата робко высказалась, что ей грозило бы повышение, если б имелось высшее образование. А Ленька что:

– Да поступай в институт, кто против?

Но она чуток подзабыла, чему училась в техникуме, разумеется, отдавала отчет: вступительные экзамены завалит с треском. А для чего у нее муж – опора, фундамент и таран? Ленчик нанял репетитора (члена приемной комиссии), потом кинул на лапу тому-другому и сделал женушку студенткой. Училась Тата сначала на дневном отделении, потом перешла на заочное обучение, так как ей предложили место заведующей кафе. Редчайший случай тех лет – через полгода после института она стала директором нового ресторана. Общепит принадлежал государству, следовательно, снабжение получали от него же, государства, а поскольку заведение не кровно-родное, то и воровство цвело махровым цветом. Это сейчас Тата за украденную булку в горло вора зубы вонзит, потом выгонит, а тогда…

«Куртизаны – исчадья порока…» – стенал горбун на экране. Ох, как сильно он стенал, аж душа рыдала. Но Шатунов полагал, что рыдать пока преждевременно, и оставил пять процентов на избитое недоразумение, хотя интуиция посмеивалась над неубедительными процентами. Он, как и Тата, тоже не хотел ее слушать, не хотел, а слушал, потому что сердце кровью обливалось, словно заглянув в ближайшее будущее и ужаснувшись.

– Вы слушали оперу Джузеппе Верди «Риголетто», – сказала красивая дикторша в телике. – Партии исполняли…

Как ни странно, а запомнил и непривычное имя композитора, и название оперы, а также сильные слова про куртизан – исчадья порока. Впрочем, с памятью у него проблем не было, схватывал он на лету.

И вот на землю легла ночь темная, летняя, теплая. Ленчик подскочил: пора. Перед выходом он надел два золотых перстня на натруженные, с черными полосками под ногтями пальцы, так ведь топил углем, который лопатой забрасывал в топку, черная пыль въелась в кожу, как у шахтера. Перстни делались по заказу, золотых гаек с набалдашниками для тростей в магазинах не продавали, а Ленчик хотел, чтоб «печатки» издалека видели. В спортивном костюме, но с «пэрстнями», Ленчик завалил в кабак, покручивая на пальце ключи от «жигуленка» да насвистывая мелодию из только что слышанной оперы.

Никто не сделал ему замечания, мол, что это вы, Леонид, одеты по-домашнему? Гайки на пальцах (каждая граммов по сто) считались верхом достатка, потому о безвкусице и речи вестись не могло в данной среде, ведь там, где золото, – вкусно всегда, но спортивный костюм… А никто не посмел! Приняли его уважительно, за стол усадили, правда, кое-кто воровато по сторонам зыркал, и Ленька понял, в чем дело: Таты не было. Но она же где-то здесь… Ух, снова интуиция, забежав вперед, строила ему ехидные рожи.

Ленчик не бросился на поиски жены, дождался, когда интерес к нему угас, одновременно замечая, как две шестерки из администрации города бегают туда-сюда и беспокоятся, беспокоятся… Нет, не в туалет бегали. Ленчик все понял! Но требовалось убедиться лично, собственными глазами у-ви-деть. Улучив момент, он выскользнул из зала, в холле юркнул за дверь, туда (приметил) ныряли по очереди парни.

Прошел длинный коридор, перед кабинетом директора остановился и прислушался… Почему-то решил, Тата именно там, хотя директор пил водку в зале. Кстати, он-то и психовал, ему не нужен скандал, а у Ленчика на физии написано: «Будьте осторожны, я из Погореловки». Во-вторых, ни одному деляге, а именно эта несознательная (по тем временам) прослойка гуляла, не придет в голову терять ценного поставщика из-за какой-то дуры бабы.

За дверью Леха услышал возню, сопение, мычание и стоны… Но не видел! Видеть! – вот главное, необходимое, жизненно важное условие! Чтоб уж без колебаний…

Выскочив в глухой двор, Ленчик застыл – высоковато. Да разве это преграда? Тем более когда слабый электрический свет в окне обещал полную картину происходящего, всегда найдешь способ туда добраться. В его случае подошел мусорный бак для пищевых отходов с надежной крышкой, Ленчик придвинул его, взобрался и наконец-то…

Кабинет крошечный, в нем не разгуляешься, само собой, и выбор поз крайне мал. Татуля стояла к окну анфас, упираясь ручками о стол, и судорожно хватала ртом воздух при каждом порывистом движении партнера сзади. У нее было отвратительно похотливое лицо озабоченной соитием самки, невидящий взгляд, а платье, которое покупал муж, вырвав у фарцовщиков лучший товар, платье болталось на бедрах. И две груди, которые Ленчик самозабвенно ласкал ночами, когда Тата допускала его к телу, грубо тискал сынок партайгеноссе Гена Белик.

Ленчик не рассматривал обстановку, натюрморт сам собой отпечатался в голове: бутылка армянского коньяка наполовину пустая, две рюмки (одна, упавшая набок), закуски на тарелке, конфеты в коробке. М-да, парочка давно уединилась, в перерывах они потягивали коньяк, слегка утоляли голод, затем утоляли другой голод – известно какой.

Ленчика словно опустили в чан с кипятком, потом – со студеной водой, потом – снова в кипяток… Появилась потребность присесть и переждать, пережить состояние взрыва внутри и полного умирания. Да, так: разрыв всего тела, грохот, осколки и… адский покой, где нет ни земли, ни неба, ни жизни, ни одной божьей твари.

А он отправился в зал. Кто-то услужливо поднес рюмочку, Ленчик отказался, показав ключи от машины, дескать, за рулем я, нельзя. А его и не тянуло залить крах всей своей жизни спиртным, без этого подогрет он был достаточно. Но стоило принять малость, Шатун разгромил бы кабак, и куда попал бы?

Вскоре появилась Тата и… не заметила мужа – куда там заметить, после таких-то трудов! Села она на стул, выжатая, как мочалка, блудливо улыбалась, так же блудливо ее глаза двигались по залу, попадали на мужа, но… Тата его не видела. До него дошло, почему она испугалась, когда он приехал домой: если б муж отправился с ней на банкет, случка не состоялась бы. Но вот и самоуверенный Гена Белик, блондин с синими глазами и сладострастно смазливой рожей, приземлился на соседний стул, взял бутылку…

Ленчик скользнул глазами по лицам и горько усмехнулся. Он ловил на себе опасливые и жалостливые взгляды, значит, для всех этих кабатчиков не новость, куда и зачем уединялись Тата с Беликом. И никто даже намека… Обидно, что Ленчика держали за дурака. Он встал, громко попрощался со всеми, тогда-то жена, наконец, заметила его, а догнала уже у выхода:

– Леонид, подожди!

Честно говоря, он офонарел, когда Тата шла к нему: личико строгое, недовольное, голос отчитывающий:

– Ты в каком виде притащился! Тебе что, надеть нечего? Сам позоришься и меня позо…

Ленчик очень старался переродиться в белую кость и кровь голубую, воспитать в себе аристократа хотя бы духа, раз не тянул портретом. Но какой аристократ не врежет изменнице? Да что там, короли за измену по шее супруги топориком, топориком… Правильно делали! Вот и Ленчик не сдержался. Как дал наотмашь…

Оплеуха сбила Тату с ног, бедняжка проехалась по паркету на пятой точке и врезалась в стенку! Инстинктивно она обхватила дурную головушку руками, свернулась в позу эмбриона и не пикнула! Думала, он продолжит колотить ее, на крики сбежится кабацкий люд, она будет посрамлена уже тем, что ее, великолепную и прекрасную, метелит муж как простую бабу. А Ленчик пошел прочь. Он задыхался от нехватки воздуха, без которого даже рыбы не живут. Вот такая история…