Читать книгу Логика чудес. Осмысление событий редких, очень редких и редких до невозможности - Ласло Мерё - Страница 6

Книга «Гёдель, Эшер, Бах» Дугласа Р. Хофштадтера относится к числу произведений, сильнее всего повлиявших на мое мышление, хотя я абсолютно не согласен с предпосылками ее автора. На семи сотнях страниц он развивает тезис о том, что логическая система, которую открыл австрийский логик Курт Гёдель (я подробно описываю ее в главе 3, «Источник чудес: идея Гёделя»), дает достаточную основу для создания полноценного искусственного разума. И более того, ему хватает смелости заявить во вступлении: «В каком-то смысле эта книга – символ моей веры»[14]. Я, скажем так, хожу в другой храм. Но то, что я знаю о теореме Гёделя и о логике вообще, по большей части почерпнуто у Хофштадтера, ибо именно он – в отличие от орд специалистов, статьи которых он цитирует, – сумел рассказать историю теоремы Гёделя так, что она меня захватила. Хофштадтер открыл для меня источник чудес, и, не прочитав его книги, я не написал бы свою.

В книге Хофштадтера есть все, что нужно знать о теореме Гёделя. Незачем изобретать велосипед, когда речь идет о понимании несомненно установленных научных фактов. Их нужно просто усвоить, и книга Хофштадтера позволяет это сделать. Еще один «краеугольный камень» моего мировосприятия – Библия, пусть даже я уверен в том, что птицы и звери появились не так, как сказано об этом в Книге Бытия. Мы попросту не можем думать о флоре и фауне так же, как думали до Дарвина, – равно как не можем думать о Солнце и Луне так же, как до Коперника. Собственно, все книги, которые формировали мои взгляды на мир, – в том числе и художественные, вышедшие из-под пера Гезы Оттлика и Дж. К. Роулинг, – это труды, с которыми я кое в чем фундаментально не согласен. Но все же я даю им направлять мои мысли и получаю от этого огромное удовольствие.

То же относится и к «Черному лебедю». Я принципиально не согласен с точкой зрения Талеба. Да, может быть, по личным предрассудкам: моя страна, Венгрия, не рушилась в один миг – по крайней мере в последние четыре, а то и пять столетий. С другой стороны, она и не была «центральноевропейской Швейцарией». Я не верю, что мир столь дик и хрупок, каким считает его Талеб, и поэтому в моей книге миру тихому уделено примерно столько же слов, как и миру дикому. «Черные лебеди», как мы увидим, встречаются в обоих мирах.

Если захотите узнать о «черных лебедях» у Талеба, готовьтесь – просто не будет: он пишет сразу и обо всем, и книга его подобна лабиринту. Но она открывает бесконечную сокровищницу остроумных идей и ярких примеров – и, вероятно, изменит наши представления о мире на долгие годы вперед.