Читать книгу Невеста Полоза - Лайса Дестлер - Страница 4

Удерживая в руке пучок мяты, вперемешку с васильками, наполненная радостью Синичка, вышла из леса. По поляне, близ ее дома, припадая на передние лапы, пробежала красавица лисица. Ее острые уши всего на мгновение взвились вверх, она обернулась на девушку, слегка повела носом и снова отвернулась, продолжив свой путь. Зверье уже давно привыкло к своей странной соседке и часто не обращало на нее внимания. Вдалеке пели птицы. Синичка подняла вверх голову, прикрыв глаза, чувствуя, как по губам расползается улыбка. Но неожиданно она нахмурилась и бросила быстрый взгляд в сторону селения. Казалось, сам воздух сгустился, и в нем почудилась угроза. Подобрав юбку, она бегом бросилась в сторону деревни. Рассудок утверждал, что ей необходимо отправится домой, закрыв дверь на все засовы, душа же рвалась к людям в жажде помощи.

«Это наш путь, дорогая.»

Слова матери, испуганной пичужкой, бились в голове, заставляя ноги бежать на пределе своих возможностей. Вот уже и колючие стены тына, и родная осинка. На мгновение остановившись, она еще раз поклонилась и юркнула за ворота. Там, где располагался колодец, в самом центре деревне, Синичка увидела взметнувшиеся вверх клубы пыли. Они могли появиться только от копыт коней. Отроки кнесса прибыли за оброком. Эта мысль заставила ее кожу покрыться липким, холодным потом. Она бросилась туда, где слышались голоса и громкий, грубый смех. Девушка протиснулась сквозь толпу, ненароком задев высокую фигуру в черном плаще с капюшоном, даже не заметив этого. Люди кнесса – пять безусых отроков – вовсю бахвалились, радуясь своей удали, стрелами пригвоздив пеструшку к ближнему забору. Деревенские, опустив глаза в землю, молчали. Что они, простые крестьяне, против вооруженных людей кнесса? Они впятером, могли положить половину деревни. Старейшина, большой, одутловатый с густыми седыми усами до самого пояса, выступил вперед, протянув одному из молодцов, тяжелый холщовый мешок, перевязанной тесьмой. Оброк принял его, взвесив на ладони и удостоверившись в том, что мешок наполнен, передал другому. В усмешке сверкнули белоснежные зубы, и тяжелый сапог поднялся, толкнув старейшину в грудь, от чего тот повалился навзничь. Два его сына, тут же бросились с места, помогая ему подняться.

– Всем ли довольны, светлые господа? – спросил старейшина дрожащим голосом, поддерживаемый с двух сторон сыновьями.

– Довольны, да не сильно. – проговорил ближайший отрок. – Нам бы дев еще для жаркого ложа. – он расхохотался, поддержанный своими товарищами, а по деревенским прошла дрожь. Неожиданно отрок, ударил пятками своего коня, и схватил за волосы, стоящую поодаль Яру. Увидев такое непотребство, не задумываясь о последствиях, не думая, о том, что она хрупкая и маленькая, цыпленок желторотый против них, Синичка кинулась к отроку, вцепившись в его запястье. Удивленный неожиданным нападением, больше похожим на комариный укус, ослепленный уязвленной гордостью, он отпустил Яру и с силой ринул Синичку на землю. Вверх взвилось копье, и девушка закрыла лицо рукой, крепко зажмурившись. В воздухе пропела стрела и тень копья, занесенного над ее головой, пропала. Девушка аккуратно приоткрыла глаза, оглянувшись. Деревня замерла в немом ужасе. Рука отрока, была пригвождена стрелой с яркими перьями к толстым стенам сруба, а над испуганной девушкой, зависла одетая в черный плотный плащ с широким капюшоном, фигура, протягивающая ей руку, затянутую в такую же черную перчатку. Девушка аккуратно вложила дрожащую ладонь и быстро поднялась на ноги. Заметив за спиной неизвестного спасителя занесенный меч, она открыла рот, желая предупредить, но не успела этого сделать. Резким броском, фигура развернулась, и меч отрока встретился с внезапно появившимся длинным, тонким мечом в его руках. Синичка замерла, казалось, даже забыла, как дышать. Она не заметила, как в немом ужасе застыла деревня, полностью сосредоточившись на том, как искры сыпались от столкнувшихся мечей, как легко, подобно дикому коту у которого под шкурой не заметишь костей, в смертельном танце блистающего клинка, сражался ее спаситель. Отроки падали один за другим, а с головы незнакомца даже не соскользнул капюшон. Но наконец, звуки стали остановились. Снова послышалось кудахтанье пеструшек, вдалеке призывно мычали коровы, хрипло каркнув, в небе пролетела ворона. Синичка медленно подняла глаза, стараясь разглядеть, скрытое в тени капюшона лицо, и в ту же секунду, боковым зрением, увидела, как взметнулся меч, умирающего отрока. Девушка вскрикнула, вытянув вперед руку, стараясь упредить, пока смертоносное лезвие, не уязвит ноги ее спасителя. Но в тот момент, когда лезвие коснулось черной ткани, плащ с шумом опал и на том месте, где только что стоял человек, который сражался за ее жизнь, осталась пустота. Деревенские качнулись, по толпе пробежал ропот, и в тот же момент, визгливый женский голос, прокричал:

– Ведьма! Ведьма! Кнесс прознает, отправит своих людей и нам не будет жизни! Все из-за ведьмы, проклятой!

Как во сне Синичка увидела, повернутые к ней, жесткие искривленные лица. Как во сне, она слышала гомон людей, обвиняющих ее в колдовстве и том, что теперь люди кнесса перережут всю деревню. Как во сне, она увидела жадно тянущееся к ней руки. Подхватив юбку, она стремительно бросилась вон из деревни, только взметнулась за спиной ярко-алая коса. Сзади она слышала глухой топот, преследующих ее людей. Выбежав за ворота тына, она зайчонком кинулась в лес, в спасительные объятия деревьев. Туда, где ее не найдут. Туда, где ласковые руки утешат и обогреют у весело горящего огня.

***

– Нянюшка, я совершил ошибку. – мужчина, сгорбившись сидел на полу, обхватив голову руками и свет огня кидал отблески на золотую чешую. – Я вмешался в жизнь людей.

Над ним стояла Велета, скрестив руки на груди.

– Ишь окаянный, я же предупреждала тебя! Не накликай беду на себя, а ты что? Дед твой на поверхность не лазил за всю свою жизнь! Мать – только по необходимости, травы какой собрать, а ты? Горе, ой горе… – женщина покачала головой, сурово взирая на него.

– Нянюшка… – жалобно протянул он, сильнее сжав голову руками. Велета вздохнула и опустила суховатую, с тонкой сетью вен, ладонь на его голову. Ласково провела по вьющимся волосам. Дитятко до сих пор не разумное, самое любимое. И не хотела она думать, что из мальчика в широкой рубашонке, давно он стал уже взрослым мужем. Все хотела его защищать от бед да напастей. Она опустилась на колени перед ним.

– Не кори себя, дитятко. – тихо проговорила она. – Все на свете случается. Они видели тебя?

– Нет, нянюшка. Но они могли понять. Они во всем обвиняют нас, всегда. Тебе ли не знать об этом, нянюшка?

Она молчала, и все так же ласково гладила его по волосам, утешая.

– Матушку погубили… – тихо проговорил он.

– Они не все такие, дитятко.

– Я знаю.

В двери постучали, и он быстро взвился на ноги, подняв с колен и Велету. Выпрямился и ровно и сухо проговорил:

– Войдите.

В зал вошел мужчина с тяжелым, костяным копьем наперевес и, остановившись, низко склонил голову:

– Господин. Вирго ждет Вас для аудиенции. Она в главном зале.

– Отлично. Ты свободен. – сухо проговорил золотокожий мужчина, небрежным взмахом руки, отсылая прочь. Как только двери закрылись, он вопросительно уставился в лицо Велеты.

– Ступай, дитятко. – старушка улыбнулась ему. – Негоже всем знать, что находится на твоем сердце. Думается мне у Серебрянки есть для тебя новости.

Преодолев несколько коридоров, он замер напротив тяжелых деревянных дверей, и всего мгновение, помявшись у них, одним движением распахнул. Серебрянка сидела за столом, но, только увидев брата, тут же встала на ноги. На ее губах расцвела улыбка. Он застыл, во все глаза рассматривая ее. Тонкой работы, белое подвенечное платье искрилось и переливалось в мягком свете огня. Искусная вышивка спускалась от талии до самого подола. Мягкое кружево рукавов, казалось невесомым.

– Ты прекрасна, сестра моя. – он пружинистым шагом подошел к ней, критически оглядывая со всех сторон. – Корольку досталось настоящее сокровище.

Щеки Серебрянки покрылись легким румянцем, и она опустила глаза, даже не стараясь скрыть счастливой улыбки.

– Но я бы добавил… немного бархата. – он прищурил один глаз. – Или… – он движением руки, заставил девушку повернуться к нему спиной. – …добавил золота.

Неуловимым движением, он вытянул откуда-то из рукава шелковую ленту и обернул ею, шею Серебрянки, которая через мгновение обратилась в изящное, золотое украшение. Девушка коснулась его и резко развернувшись, встав на мыски, поцеловала брата в щеку.

– Спасибо.

Он пожал плечами, спросив:

– До летнего солнцестояния осталось два дня?

– Да. И я наконец-то стану мужней.

– Как будто тебя это заботило. – он фыркнул.

– Не просто быть сестрой правителя. – она лукаво улыбнулась. – Мало охотников до такого счастья. Но я вижу ты печален. Что – то случилось?

– Случилось? – он удивленно посмотрел на нее. – Нет. Все в порядке.

– Ты меня обманываешь. Я же вижу.

– Я… Я просто устал. Мне, я думаю, стоит отдохнуть. – поспешно ответил он, пятясь к двери. – И, да, мне тоже стоит подготовиться к твоему венчанию. Я, пожалуй, пойду. Предложи ткачихам пустить бархатную оторочку на платье. Оно будет очень красиво смотреться. – он уже был у самых дверей.

– Полоз!

Он быстро закрыл дверь, чуть ли не бегом бросившись в свою комнату от всевидящего взгляда сестры.

***

Задыхаясь, Синичка выскочила на поляну и, споткнувшись, растянулась на траве. Повернувшись, она лицом уткнулась в густую зеленую траву, вдыхая запах земли, стараясь унять рвущееся сердце. Тело, казалось, до предела натянутой тетивой, а сбившиеся дыхание, неровными толчками выходило из груди. Ей все еще слышались гневные оклики людей, и ненависть, чернее самой мглы, старалась накрыть ее саваном. Она зарылась пальцами в траву, прося помощи и защиты, у того, кто никогда ей не отказывал.

«Синичка, лес – наш кормилец, наш защитник, наш лекарь. Он наш добрый друг и отец. Он никогда нас не обманет, не придаст и не отдаст. Уважай его, и он никогда тебя не обидит.»

Постепенно Синичка успокоилась, не слыша топота преследователей, расслабилась и села в траве, оглядываясь. В небе с легким стрекотом пролетела сорока, в траве копошились букашки, неподалеку, в луже пела лягушка. Ветер шелестел в кронах деревьев, и девушке казалось, что лес говорит ей, что боятся нечего. Что все позади, и все страшное кончилось. Кусты вереска зашевелились, и Синичка вскинула глаза. Тонкие ветки разошлись, и на полянку вышла сгорбленная, низенькая старушка, опирающаяся на сучковатую палку. В ее старых, морщинистых руках была зажата корзинка, в которой красовались, блестя шляпками, грибы. Тонкая серая накидка волочилась за ней, и казалось, сами деревья подбирают корешки, чтобы не зацепится за нее. Седые волосы были связаны в узел и в них виднелись тонкие, с молодыми побегами ветви. Синичка поднялась на ноги, со всех ног кинулась к старушке, которая раскрыла ей свои объятия.

– Бабушка. – девушка уткнулась в ее плечо, крепко обняв.

Старушка меж тем, молчала и проводила шишковатой рукой по ее волосам. Синичка чувствовала запах мха и свежих трав. Такой родной и дорогой. Ее звали Вирь – ават. Знахарка, колдунья, отшельница, Дух Леса. В деревне ее звали по-разному. И пугали ее именем детей, наравне с лешим и болотником. Кто – то говорил, что она пришла с Севера, кто-то с Юга, кто-то с Запада. Точно не знал никто, но все соглашались с тем, что она была – злом, приспешницей Мораны. Синичка помнила их встречу, как будто она произошла вчера. Помнила дождливое хмурое небо. Помнила быстро бегущую речку. Помнила траву, на которой блестели капли воды. Она, еще совсем маленькая, сидела на берегу, на откосе, смотрела на блестящие волны, и думала о русалках. О прекрасных, юных девах с рыбьими хвостами. О том, как рассекая простор, блестящими плавниками, они резвятся в воде и доставляют радость водяному. Она слышала их серебристый, заливистый смех, видела играющую на свету, разноцветную чешую, и длинные развивающиеся волосы. Она хотела к ним, ведь единственный на всем белом свете человек, ушел в заоблачный Ирий и помогает Великой Матери шить новые шкурки животным. Синичка помнила, как встала и сделала шаг, смотря вниз на воду. Чувствовала босыми ногами, мокрый холодный песок. Помнила, как занесла ногу над обрывом, не страшась высоты. И в то мгновение, из леса, так же, как и сегодня из кустов вереска, опираясь на палку вышла Вирь – Ават. Успокоила, обогрела нерадивое глупое дитя. Стала ее наставницей, родным, близким человеком. Но у себя не оставила, сказала, что она должна жить среди людей, а не промеж диких зверей. Говорила Вирь – Ават о себе мало, все больше мастерству обучала. Как хозяйкой хорошею быть, как травами ведать, как лес своим другом сделать.

– Что, утенок? Люди злые обидели? – Синичка услышала над своим ухом сухой, дребезжащий голос.

– Не обидели. Напугали.

– Пойдем в дом, девочка. Ты устала, а там все и расскажешь.

Синичка с благодарностью кивнула ей, взяла из рук корзинку и последовала за старушкой в лесную чащу.

«Мама, почему меня зовут Синичкой?»

«Синичка – маленькая, умная, юркая птичка. Добрая, ласковая, проворная. Когда я была маленькая, дед рассказывал мне баснь. Очень давно, так давно, что об этом уже и не помнят, когда на земле было два солнца и две луны, жили два брата. Старший брат был очень ленив, весь день лежал на лавке, пока младший сажал и выращивал на поле пшеницу. Однажды, рано поутру, младший брат, как и всегда, отправился на поле и увидел, что весь посев погиб. Со склоненной головой, вернулся домой, где брат жестоко обругал его. Нечего делать, до зимы осталось всего ничего и, закинув на плечо мешок, младший брат отправился на Юг, чтобы найти пропитание. Долго шел он, не останавливаясь, и вышел к подножию толстой лиственницы, поднимавшейся до самого неба, а у подножия этой лиственницы, насколько хватало глаз, простирались посевы. Да такие они были богатые и пышные, что младший брат тут же начал собирать их в свой мешок. Когда он его уже полностью заполнил, и думал о том, как обрадуется его брат, услышал он трепыхание маленьких крыл. Обошел лиственницу кругом и увидел маленькую, синюю птичку, запутавшуюся в силках. Пожалел младший брат птичку маленькую, освободил ее. Благодарная птичка, поведала ему, что посевы эти, никого – то, а колдуна, злого, страшного и опасного, который живет за облаками на самом верху дерева. Упредила уходить поскорее. Неожиданно поднялся сильный ветер, небо закрыло тучами, черными, как сама ночь. Подхватил вихрь птичку, и поднял на самый верх за облака. Понял юноша, что происки это, колдуна злого. Мигом закатал рукава, и начал подниматься по стволу лиственницы. Три дня и три ночи, он карабкался по древу и наконец, выбрался на большую, каменную площадку и увидел золотую клетку, в которой сидела, маленькая синяя птичка. Не успел он и шага сделать, как снова поднялся ветер, и перед ним оказался большой, крылатый змей. Понял младший брат, что это и есть колдун. Долго боролись они, не ведая усталости и наконец, юноша поразил колдуна. Открыл клетку, выпустил птичку. Взмыла она в небо, ударилась о землю и стала прекрасной девушкой. Как увидел ее младший брат, так и влюбился. Девушка поклонилась ему, поблагодарила, да и поведала, что всегда помогала людям, приносила по колоску, чтобы урожай хорошим был, пока не узнал об этом колдун и не поймал ее в силки. Пообещала быть ему верной женой, в любви и горести рядом быть. Заключил ее младший брат в объятия, подхватил на руки и спустился с драгоценной ношей на землю. С тех пор они жили – поживали, да добра наживали. Та птичка, Синицею была названа. И род мой Синичьим величали. Все дети Синиц разлетелись кто куда по свету, уже и не найти их. Одни мы с тобой остались.»

В лесной глуши, меж большими корявыми соснами, скрытая от глаз стояла ветхая избушка. Скрипнула, на рассохшихся петлях дверь, пропуская хозяйку домой. Синичка поставила корзинку на пол, разожгла огонь в очаге и села на лавку. Она давно не была здесь, но, кажется, что все осталось как прежде. И очаг, и лавки, и ветхий стол. Так же на потолке висели собранные в пучки травы и ветви. На тех же местах стояли горшки и тарелки. В том же углу, прислоненная к стене, стояла метла. И все так же, домовой глядел глазами – бусинками, усмехаясь в густую бороду с самой верхней полки. Вирь – Ават, меж тем поставила на стол две глиняные чашки, полные сушеной травы и заварила их кипятком. По избушке поплыл запах чабреца и ромашки.

– Ну что, утенок? Попыталась на свою беду, дочь мельникову спасти?

– Попыталась, бабушка. – Синичка опустила голову всего на мгновение, но затем быстро подняла. – Там мужчина был. Он личину свою скрывал. Он спас меня, бабушка.

– Знаю, знаю. – пробормотала старушка. – Слышала я о нем, очень давно. Пришлый он.

– Он исчез, как будто его и не было. Как будто морок навел. На колдовство похоже. Жители деревенские решили, что я так беду на них накликала.

– Морок может быть и был, но не злое это колдовство. Древнее просто. Дух это, утенок.

– Как же мне домой-то, бабушка? – Синица подняла на нее глаза.

– А не ходи пока туда. Здесь побудь. Чай забудут о тебе, времени пройти дай. Не ты первая, не ты последняя, кого ведьмой кличут, утенок. Время пройдет, сами помощи твоей искать станут. Бояться, но искать.

– Бабушка, но я не хочу, чтобы меня боялись.

– Без этого никак. Без этого никак.

Старушка села напротив нее, взяв в руки чашку и прикрыла глаза, вдыхая аромат заваренных трав. Синичка молчала и смотрела, как в горячей воде плавают маленькие, продолговатые, белые лепестки. И думала о том, что и сама она как эти самые лепестки, без дорог и троп, крутится, не ведая ни цели, ни предназначения.