Читать книгу Цветы в Пустоте. Книга 1 - Леа Рэд - Страница 4

Эрлана, святая мать Эрлана, горела. Апельсиново-оранжевое небо сделалось совершенно черным от закрывшего его дыма, нежные переливы изумрудной травы превратились в море безжалостного пламени, пожирающего плодородную землю. Леса, чудесные девственные леса кричали от боли, корчилось в агонии каждое дерево, и жители Эрланы (Эрландераны, как называли ее невежественные пришельцы) всем сердцем ощущали боль своей планеты.

Мама взяла его за руку, и ее красивые сине-зеленые глаза были полны слез. В свете красного зарева, приближающегося с каждой минутой к их дому, лицо мамы казалось отлитым из тонкой акариновой стали. Зеленые кудри отца в этом свете приобрели ядовито-желтый оттенок. Сильвенио было снова десять, и он в отличие от родителей, которые пытались остановить огонь непрекращающимися заклинаниями, абсолютно ничего не мог поделать. Он только стоял и смотрел на окружающее их со всех сторон пламя, в одной руке сжимая ладонь матери, а в другой – связку перепуганно жмущихся к нему любимых книг. Мама дрожала от перенапряжения и страха, она никак не могла понять, почему вся магия эрланцев вдруг оказалась бессильной – в их истории еще никогда такого не случалось. Зато папа улыбался, как всегда. Улыбался спокойно и обреченно, как будто ни капельки не боялся, и Сильвенио вдруг стало ужасно стыдно за то, что он не такой смелый, как папа. Когда огонь подступил к дому вплотную, папа тоже взял маму за руку и обнял их с Сильвенио – на прощанье. Мама сказала: «Ничего. Спасибо, что вы были у меня, мои дорогие. Я люблю вас обоих». Сильвенио не сказал ничего – ему было слишком страшно…

…Реальность вернулась так резко, что Сильвенио едва не задохнулся от столь внезапного выброса из сна. Он рванулся, закричал, выдираясь из липких щупалец кошмара, и тут же попал в железное кольцо чужих рук, вынужденно уткнувшись в широкую, словно стена, грудь лежавшего рядом варвара.

– Тихо, тихо, – прогудел Аргза недовольно и сонно. Низкий голос отдался в его груди легкой вибрацией. – Чего скачешь? Не буди меня лучше, или я наплюю на твое «не надо сегодня» и успокою тебя сам.

Сильвенио не ответил: он все пытался успокоить дыхание и выбросить кошмар из головы. Аргза медленно и задумчиво провел ладонью от его затылка до поясницы, продолжая прижимать его к себе.

– У тебя как будто температура, – заметил он. – Заболел, что ли? Где умудрился-то? Или кто-то по моему кораблю заразу разносит, а я не знаю?

И как он, интересно, определяет чужую температуру, если сам вечно горячий, как будто у него внутри по меньшей мере атомный реактор спрятан? Сильвенио в сравнении с ним казался почти что ледяным.

– Нет, я… все в порядке, сир. Я не болен. Просто… перенервничал из-за кошмара. Не хочу, кстати, ставить вам это в упрек, но замечу, что до встречи с вами мне кошмары не снились, потому что это явление – признак не совсем здорового психического состояния. А до знакомства с вами я был… здоров.

– Мне не снятся ни кошмары, ни какие-либо другие сны, однако при этом ты постоянно намекаешь мне, что моя психика заслуживает тщательного лечения.

Сильвенио прикрыл глаза, постепенно успокаиваясь. Как ни странно, в горячих руках варвара о кошмарах думать не хотелось. Когда пират говорил, грудная клетка его издавала забавные вибрации, и это делало реальность достаточно уютной, чтобы немного расслабиться. Старое, вбившееся в голову иррациональное утверждение, что Аргза не даст его в обиду, – ну конечно, он же может обижать его только сам, – неизменно действовало даже сейчас.

– Вам не снятся кошмары, потому что вы творите их наяву. И это тоже весьма говорящий признак… милорд.

Аргза опрокинул его на спину и навис сверху, жадно приникнув губами к шее. Губы у него были жесткие и обветренные, сухие, тоже неизменно горячие. Что-то такое было в его поцелуях, которыми он поначалу совершенно не баловал, что заставляло почувствовать на себе жаркое дыхание неприветливых архаглских степей, почувствовать дикий и злой ветер, одновременно лихой и свободный. У Сильвенио закружилась голова.

– Скажи еще, что тебе не нравится. Руки в стороны.

Он подчинился, раскинув руки ладонями вниз – чтобы заранее вцепиться в простынь. Но не от боли, а от того, что подобными поцелуями Аргза начал покрывать все предоставленное ему тело – чуть прикусывая кожу, вбирая ее губами и оставляя цепочки вызывающих красных следов, вылизывая сгибы локтей и ключицы. В последнее время это стало у пирата любимым развлечением – и обязательно, чтобы при этом Сильвенио держал руки широко раскинутыми, потому что именно в таком положении тот сильнее всего ощущал свою беззащитность. Сильвенио понимал, зачем Аргза это делает: он приучал его подсознательно доверять ему, не закрываться, не защищаться от него, показывая, что не причинит ему вреда. Сильвенио понимал и то, что вред ему все равно так или иначе причинят, что эта мнимая безопасность – всего лишь иллюзия. И если инстинктивно он уже готов был ему довериться (инстинктам нужен был только один довод: открытый живот не атакуют – значит, друг), то разумом он по-прежнему боялся Аргзы.

Честно говоря, Сильвенио не знал, нравится ему это или нет. Та гамма самых разнообразных контрастирующих между собой ощущений, которая открывалась ему в результате таких вот манипуляций пирата с его телом из-за излишне острого восприятия, не позволяла определиться с собственным отношением к происходящему. Не «больно», не «приятно», не «возбуждающе», не «противно» – он никак не мог описать это заурядными словами. Единственное, что он мог сказать, – от всех этих ощущений у него неотвратимо кружилась голова, и еще ему становилось от них душно и как-то… стыдно.

– Сир… скоро рассвет… Я думаю, вам все-таки нужно выспаться… Вы говорили, что нам предстоит сегодня очень важное дело, и я дерзну предположить, что это дело – Прием в честь Дней Мира…

Аргза коснулся языком его живота, посылая по его телу что-то вроде безболезненного разряда тока, и Сильвенио замолкнул с протяжным выдохом. В глазах у него помутнело. За эти несколько лет (точное количество Сильвенио запретил себе считать), прошедшие с того дня, когда Аргза против воли сделал его взрослым, пират так и не прекратил водить его к себе спальню так часто, что тот почти не ночевал в собственной комнате. Зато – зато довольно скоро ему наскучило иметь безвольное тело, и он раз за разом ставил эксперименты над его чувствительностью, изводя ласками. Тем более что он теперь старался быть с ним осторожен – после того случая, когда у Сильвенио один раз включился Контроль, и он до конца ночи не чувствовал вообще ничего. Контроль был чем-то вроде встроенной в организм эрландеранцев системы защиты: он автоматически включался, когда интенсивность болевых ощущений превышала допустимый предел, и напрочь отрубал почти все нервные окончания, кроме необходимых для продолжения нормальной деятельности. У Сильвенио Контроль впервые включился где-то на четырнадцатом году жизни – до того он просто терял сознание от боли. Взгляд у него при этом становился пустым и равнодушным, а Аргзе этот взгляд ужасно не нравился, и потому он теперь старался доводить его до Контроля как можно реже. Любимой пыткой его теперь было вот так вот распластывать его руки в стороны и покрывать тело поцелуями, но при этом еще он обычно заставлял вслух повторять конституции каких-нибудь дальних народов (Сильвенио читал их на досуге просто так, из необходимости постоянного получения новой информации) – ему забавно было наблюдать, как тот постепенно начинает краснеть и сбиваться. Для варваров, правда, такие игры были нетипичны, но Аргза почему-то все равно оставался доволен: похоже, ему нравилось выводить его из обычного покорного оцепенения. Может быть, он просто не любил тех, кто оставался к нему равнодушен – это объяснение подходило больше всего. Правда, почему он вместо этого не пошел более легким путем и просто не променял его на какого-нибудь более умелого подчиненного, до сих пор оставалось загадкой.

– Ты вытянулся что-то, – заметил Аргза невпопад, хозяйски осматривая его ноги. – Полтора года назад твои ступни в таком положении мне едва доставали до колен. Слишком быстро растешь. Мне не нравится.

– Эрландеранцы живут обычно от трехсот до четырехсот лет. У Хранителей Знаний срок жизни в два раза меньше, потому что на наш мозг всегда несравнимо больше нагрузки, чем на мозг обычного человека. Также влияние на процесс роста и старения имеет и испытываемый стресс. Вам напомнить, что до встречи с вами мне никогда не снились кошмары? Рядом с вами я расту и старею примерно с той же скоростью, с которой старели жители Старой Земли.

– Ну-ну. И с каждым годом, похоже, становишься все более языкастым. Однажды ты начнешь мне откровенно хамить.

Сильвенио с беспокойством проследил за тем, как он властно разводит его ноги шире.

– Быть может, мне просто надоело терпеть молча, сир…

Аргза хмыкнул: несмотря на то что он был разбужен среди ночи, настроение у него было весьма благодушное.

– Я и не предлагаю тебе терпеть молча. Стонешь ты весьма недурно. Только не заиграйся в свое завуалированное хамство, ладно? А то ведь я могу и ответить.

Сильвенио прикрыл глаза, изучающе проводя кончиками пальцев (наконец-то руки снова были свободны) по лицу нависшего над ним пирата: пока есть время, прежде чем его ощущения зашкалят за всякие разумные пределы, прежде чем Аргза перейдет к настоящим действиям, прежде чем ему станет не до анализа и сопоставлений каких-либо фактов.

– А вы, к слову, не изменились вообще. Я знаю, что у жителей Архагла тоже очень продолжительный срок жизни, но ведь, судя по фотографиям в архивах, вы выглядели точно так же и во времена первого созыва Альянса Двенадцати…

– Хочешь правды? О, не сомневаюсь, что хочешь. Правда – это то единственное, что ты хочешь всегда. – Аргза издал короткий беззлобный смешок. – Так вот. Ты ведь знаешь уже, что, по официальным данным, мой дорогой братец пропал без вести? Ну, он пропал, да, но не совсем без вести. Я забрал его жизненную силу.

Сильвенио вздрогнул и вновь распахнул глаза, откинувшись назад.

– Это запрещено, вы об этом знаете?

Страшный, безумно опасный ритуал забирания жизненной силы врага был не в ходу даже у всевозможных пиратов и контрабандистов: слишком уж хлопотно было впитывать целиком сущность врага, завладевая его умениями и знаниями и заодно прибавляя к своему жизненному сроку чужой. Ритуал больше был сродни поглощению, чем убийству, и оттого расценивался абсолютно во всех кругах общества как нечто уж слишком подлое. У Аргзы же, как оказалось, даже в этом отношении моральных принципов не существовало.

– Похищать детей и заставлять их работать на себя – тоже запрещено.

Да уж, логика этого человека всегда была столь же непрошибаема, сколь и цинична.

После, насытившись, Аргза снова откинулся на подушку, напоследок оставив ему еще одну метку на шее, чуть выше ошейника. Сильвенио был рад, что, по крайней мере, носит из-за этого ошейника высокие, почти до самого подбородка воротники. Он посмотрел на довольного, как сытый хищник, пирата, мельком удивляясь, как тому удается так быстро засыпать. Поразмыслил немного. Вспомнил о поджидающих его на остывающей половине огромной кровати кошмарах. И придвинулся к варвару ближе, осторожно устраивая свою голову на его широкой груди.

– Смотрю, ты окончательно ко мне привык, Лиам. Я думал, ты еще лет двадцать будешь пытаться держать дистанцию. – Аргза сквозь сон погладил его по волосам и накрыл сверху тяжелой рукой, словно дополнительным одеялом.

– Мне холодно, сир. И держать дистанцию с вами – абсолютно бесполезное занятие, вам ли не знать.

Аргза не ответил, только насмешливо хмыкнув. Сильвенио, уже согревшийся, некоторое время просто бездумно слушал гулкие удары здорового, сильного сердца варвара, прижавшись к его груди ухом. Сердце билось уверенно и успокаивающе, очень ровно, очень размеренно, как будто с осознанием собственной же важности: «тум-м-м, тум-м-м, тум-м-м». Он прикрыл глаза, доверяясь этому нехитрому ритму, и уснул до утра уже без снов.

Утро, правда, все равно наступило как-то неожиданно, и до конца Сильвенио выспаться все-таки не удалось. У него было много дел: настроить корабль на нужную скорость, чтобы успеть добраться до первой базы Федерации (добраться ровно к тому времени, чтобы это можно было счесть за демонстративное опоздание, а не за случайное), проследить за приготовлениями торжественного костюма Паука, узнать предварительно, взломав архив с электронными пригласительными, чтобы затем рассказать Аргзе, кто из нужных ему сейчас людей будет на Приеме и в котором часу, – и еще принести завтрак в спальню пирата.

– Не забудь о своем костюме позаботиться. – Голос Аргзы нагнал его уже в дверях.

– Что?

– Не притворяйся глухим. Ты идешь со мной.

– Мне позволено заметить, что я предпочел бы остаться здесь?

– Нет, разумеется. Все, выметайся и неси уже мой завтрак.

Прием в честь Дней Мира уже давно представлял собой исключительно скучную деловую вечеринку с фуршетом и нейтрально-крепкой дорогой выпивкой. Раньше этот Прием, впервые устроенный, что удивительно, по инициативе Федерации когда-то, являлся действительно благим делом: в течение трех дней каждые пять лет во всех доступных представителям закона уголках цивилизации временно прекращались все войны и даже на пиратов останавливали охоту. Все это было устроено в память о той самой большой войне с Федерацией, в которой погибло очень много невинных – не людей даже, а целых народов. Когда-то у этого мероприятия были вполне благородные цели, но сейчас это быстро превратилось в лишний повод для пиратов помозолить глаза властям и заодно всячески укрепить свои торговые и контрабандные связи. Проще говоря, Прием стал местом встречи всяческих отбросов общества – включая и желающих поблистать мелких чиновников и коррупционеров. Сильвенио, зная об этом, совершенно не хотел туда идти. Но ему все еще хватало ума не спорить с Аргзой, и потому уже этим вечером он впервые переступил порог первой базы Федерации, обычно служившей самым неприступным оплотом закона. Говорят, отсюда когда-то и началась та самая война.

Его сразу же ослепили бесчисленные огни самых разных цветов – синие, красные, желто-оранжевые, зеленые, как будто старающиеся безмолвно перекричать и перебить друг друга. Пока зрение привыкало к такому количеству света, он на автомате диктовал встретившему их на пороге охраннику – ростом в два раза выше Аргзы – их имена и номер пригласительного.

Военная крепость, совмещающая в себе функции боевой базы и здания заседаний правительства, поражала своими размерами еще снаружи, а уж внутри казалась чем-то и вовсе непредставимым. Но размеры – это, пожалуй, все, что было в ней действительно потрясающего: отделана она внутри была, на взгляд Сильвенио, без какого-либо вкуса. Слишком яркие огни, слишком темные мраморные полы, слишком много аляповатых украшений, слишком мало не загроможденного статуями и скульптурами, изображающими давно забытых героев войны, пространства. И слишком много людей, это уж точно. В воздухе сталкивались дурманяще-приторные запахи всевозможных духов и одеколонов, но Сильвенио почему-то упорно казалось, что такими сильными ароматами прикрывают разве что тлен.

Аргза шел впереди, рассекая толпу, подобно ледоколу. Он возвышался над большинством, словно гигантская черная акула, заплывшая на мелководье. Одетый в непривычную черную рубашку вместо этой его шубы-накидки из перьев, с зачесанными в высокий хвост волосами и блестящей кольцевидной серьгой в ухе – он как нельзя лучше подходил под общее разнаряженное окружение и в то же время очень явно не являлся его частью. Кто-то почтительно ему кланялся, кто-то обходился легким презрительным кивком – в основном агенты Федерации, – а кто-то просто приятельски здоровался с ним хлопком по плечу или молчаливой ухмылкой издалека, но никто не делал даже вида, будто не знает, кто он такой. Чувствовалось, что здесь Паук считался действительно важной фигурой, и Сильвенио – высокий (не такой высокий, как Аргза, разумеется, но на полторы головы выше среднестатистического человека), изящный, затянутый в сверкающий в свете этих огней облегающий серебристый костюм – ощущал себя его тенью. Но он был не простой тенью, а тенью весьма значимой персоны, и это было главной причиной направленных на него заинтересованных взглядов. Он чувствовал себя так, словно бы каждый чужой взгляд просвечивал его наподобие рентгена, взвешивая на каких-то невидимых весах и беспардонно оценивая. Он все надеялся, что где-нибудь мелькнет хотя бы одно знакомое лицо, – в конце концов, Паук много с кем имел дела в последнее время, – но в толпе было невозможно найти кого-то конкретного.

Возле стола, оккупированного оголодавшими с долгой дороги гостями, Аргза вдруг цепко ухватил его за локоть и сказал, кивая куда-то в сторону:

– Я буду вон в той нише, это что-то вроде ВИП-ложи. Не хочу здесь толкаться. А ты немного тут поошивайся, поумничай перед кем-нибудь, как ты умеешь, чтобы показать, что я не зря тебя притащил. Ты же вроде у нас хорошо знаешь всю эту хрень с этикетом, верно? Вот и отлично. И принеси мне что-нибудь пожрать со стола.

– Но, сир, я не уверен, что…

Тот, разумеется, не слушал – отпустил его руку и невозмутимо направился в указанном им направлении. Сильвенио беспомощно посмотрел Аргзе вслед: ему совершенно не хотелось оставаться в этой толпе одному, а тем более – набивать себе цену, «умничая», как выразился пират. Некоторое время он неловко топтался на месте, чувствуя себя ужасно неуютно среди такого количества людей, затем неуверенно двинулся к столу, надеясь хоть как-то пробиться туда.

Сильвенио мельком поймал свое отражение в мелькнувшем где-то рядом зеркале: аккуратный внешний вид, сияющий и безупречный даже по канонам оставшейся воспоминанием об утерянном Рае Эрланы, и при этом – извечно опущенные уголки губ и несколько потухший взгляд, демонстрирующие, что он едва ли вообще улыбался за все те годы, что провел в плену. Печать смиренной печали так прочно укрепилась на его лице, что даже ошейника, скрытого воротником, пожалуй, и не требовалось видеть, чтобы понять, что за жизнь он ведет.

– Приветствую тебя на Дне Мира, – обратились к нему откуда-то со спины, отвлекая от невеселых мыслей. – Осмелюсь заметить, что раньше я тебя на этих Приемах не видел.

Сильвенио обернулся. Рядом с ним стоял человек в длинной белой рясе – признак общества миротворцев, которые пытались улаживать любые крупные конфликты между Федерацией и представителями оппозиции в виде пиратов или оседлых мятежных групп. Волосы у мужчины тоже были длинные и белые, что невольно наводило на ассоциации с какими-то призрачными проповедниками. Лицо у него было спокойное и открытое, и Сильвенио, глядя на него, вдруг явственно ощутил, как понемногу отступает охватившее его уныние.

– Здравствуйте, сэр. Да, я здесь впервые. Я пришел с пиратом по прозвищу Паук, если вы о нем слышали.

Миротворец едва заметно поморщился:

– Разумеется, мне знакомо имя Паука, оно сейчас у всех на слуху. Что ж, если ты пришел с ним, тебе можно только посочувствовать.

Сильвенио оглянулся, проверяя, нет ли Аргзы рядом. И осторожно кивнул, чуть расслабляясь:

– Да. Можно. Только, прошу вас, не сочувствуйте мне в его присутствии, вряд ли он это оценит.

Тот покачал головой и протянул ему руку, улыбнувшись:

– Мартин Люмен. Можешь называть меня просто Мартин, без всяких «сэр».

– Сильвенио Антэ Лиам. Можете называть меня как вам угодно, Мартин, я ко всякому привык.

Миротворец снова покачал головой – не то осуждающе, не то грустно. Сильвенио пожал его руку и, смутившись собственной невежливости, повернулся к столу, высматривая, что можно бы отнести ждущему его Аргзе. Мартин, видимо, уже привычный, умудрился ловко скользнуть в толпу и выцепить со стола тарелку с салатом, старательно игнорируя лежавший гораздо ближе кусок сочного мяса.

– Вы тоже вегетарианец? – Сильвенио слабо улыбнулся ему, чувствуя в нем своего.

– О, сейчас это редкость, это уж точно. Но я не люблю есть трупы в отличие от большинства здесь собравшихся.

Они обменялись понимающими взглядами, и после этого разговор пошел живее. Говорили они о какой-то необременительной ерунде, и Сильвенио все больше расслаблялся. Мартин ему нравился, он ощущал в нем некую родственную душу, и после стольких лет было безумно приятно снова кому-то довериться. Но Аргза, как он уже давно выяснил, ненавидел ждать.

«Перестань флиртовать с этим убогим, я все вижу. И тащи уже мою еду».

Сильвенио вздохнул: мысленный канал, который он когда-то открыл, все-таки был двусторонним, и Аргза быстро научился извлекать из этого пользу. Мартин, глянув на его мгновенно переменившееся лицо, встревоженно нахмурился и осторожно коснулся его локтя:

– Что-то случилось?

– Да… прошу прощения, но мне нужно идти. Паук зовет.

– Я подойду к нему с тобой, ладно?

– Хорошо.

На самом деле перспектива даже на время вновь остаться в толпе одному заставляла Сильвенио содрогаться. Он быстро ухватил тарелку с копченой рыбой и бокал вина и направился к нишам, чувствуя на своем плече успокаивающее тепло руки миротворца. Зато Аргзе, судя по взгляду, их совместная прогулка очень сильно не понравилась. Он сидел, вальяжно развалившись, на большом мягком диване, скрытом от слепяще-ярких огней навесом. Выдернув из рук Сильвенио тарелку и бокал с вином, он привычно ухватил его за бедро и лениво усадил – а со стороны казалось, будто швырнул – на место рядом с собой. Мартин наблюдал за этой сценой с молчаливым неодобрением.

– Здравствуй, Паук. – Голос миротворца стал ощутимо холоднее. – Могу я спросить, откуда ты похитил этого ребенка? Потому что я ни за что не поверю, что это создание подчиняется тебе добровольно.

Сильвенио послал ему предупреждающий взгляд, но Аргза лишь усмехнулся и демонстративно, глядя в глаза Мартину, сжал колено Сильвенио ладонью, заставляя того мгновенно покрыться смущенным румянцем. Ему было стыдно – и за себя, что не может даже выразить протест против такого бесцеремонного обращения, и за Аргзу, который, похоже, вообще не знал, что такое приличия.

– И тебе не хворать, – отозвался Паук невозмутимо. – Он с Эрландераны, представь себе. Я скажу больше: он Хранитель Знаний, если тебе это о чем-нибудь говорит.

Сильвенио ужасно не любил, когда он так делал: это всегда выглядело так, будто бы он охотник и хвастается шкуркой убитого им редчайшего зверька. Взгляд Мартина стал откровенно шокированным.

– С Эрландераны! Боже милосердный, Паук, и ты еще с ним так обращаешься! Ты хоть понимаешь, что творишь?! Это… это уже даже не глупость – это настоящее безумие! Разрушать жизнь одного из этих достойнейших созданий, немыслимо! Ты понятия не имеешь, на что посягнул!

Ладонь на колене Сильвенио сжалась так сильно, что он тихо застонал и просяще уткнулся лбом Аргзе в плечо – от злости тот вполне мог со своей силой сломать его коленную чашечку. Аргза ослабил хватку не сразу, совершенно точно оставив под тканью брюк на коже фиолетовую синеву, но затем ладонь его переместилась выше и легла уже на бедро. Мартин выдохнул и, протянув руку, благоговейно убрал с лица Сильвенио челку, разглядывая клеймо. Его светлые, спокойные глаза потемнели от печали и холодного, тяжелого гнева. Сильвенио и не знал, что кто-то может относиться к нему настолько небезразлично.

– Не надо читать мне проповеди, Мартин Люмен. Я не считаю, что посягнул на какую-то святыню. – Ухмылка Паука приобрела похабный оттенок. – И видел бы ты, как это «достойнейшее создание» извивается подо мной ночами…

– Избавь меня от подробностей, будь любезен. – Миротворец поклонился с ледяным достоинством и отошел. – Был очень рад знакомству, Сильвенио, всего хорошего. Извини, что я не могу пока вырвать тебя из лап этого чудовища.

Когда он окончательно исчез в толпе, Аргза ухмыльнулся снова и перевел наконец взгляд на Сильвенио, который, пользуясь шансом, как раз попытался отсесть. Взгляд пирата ему не понравился: похоже, тот намерен был рассчитаться с ним за случившееся прямо сейчас.

– Так, значит, уже нашел себе поклонника? Мне кажется, я не этим приказывал тебе заняться.

– Он не поклонник. Мы просто разговаривали.

– Ну, разумеется, просто разговаривали. Если бы ты хоть попытался перейти от невинных разговоров к чему-то большему, я бы просто башку тебе оторвал.

Аргза рывком притянул его обратно к себе и сильно укусил за ухо. Сильвенио зажмурился от боли, но извиняться не стал – в конце концов, не его вина, что Аргза оказался таким параноидально-ревнивым.

– Эй, Паук, снова извращаешься над своим щенком на глазах у всех?

Аргза наконец оторвался от него, и он открыл глаза. Хенна возникла рядом с ними неожиданно, внезапно, и Сильвенио подумал, что ее точно посылает к нему в такие моменты сама Судьба. Она стояла возле навеса, одетая в вызывающе открытое ярко-красное платье, удивительно элегантная и при этом все еще незыблемо воинственная, кажущаяся сплошным алым росчерком на фоне всего этого разноцветного марева и фальшивого напыщенного блеска. У Сильвенио потеплело в груди: все эти несколько лет, минувшие с того самого собрания Альянса, Красный Скорпион даже на видеосвязь с их кораблем не выходила, – очевидно, была занята какими-то новыми завоеваниями. Аргза открыто, белозубо ей улыбнулся, хотя до этого только усмехался. И Хенна улыбнулась ему тоже, как будто между ними продолжался какой-то очень давний разговор, никому, кроме них, не известный.

– Здравствуй, Хенна. Мой, как ты выражаешься, щенок, это заслужил.

– Ну-ну. – Она не стала спорить, но умудрилась выразить все единственным скептическим взглядом. – Позволь украсть твою несчастную изжеванную добычу на один танец. Не боись, верну в целости, сохранности и даже не обслюнявленным.

Паук коротко хохотнул и откинулся на спинку дивана. Опрокинул в себя залпом бокал вина, убирая от Сильвенио руки и показывая этим, что не против на время его отпустить. И тот вдруг с удивлением понял, что Аргза, кажется, почему-то совсем не ревнует его к Хенне. Феномен, не иначе. Он встал и поклонился воительнице по всем правилам этикета, на что та только заливисто рассмеялась и сгребла его за шиворот, уволакивая подальше в толпу вяло танцующих гостей. Торжественное платье, как оказалось, совершенно не прибавило ей манер – оно и к лучшему.

– Вы сегодня очень веселы, леди.

– Тебя что-то не устраивает, пацан? – Он с улыбкой замотал головой в ответ. – Честно говоря, я пьяна в хлам, амиго! Тут, конечно, выпивка дрянная, но я постаралась извлечь из нее все, что только возможно! Здесь так скучно! Ненавижу эти гребаные Приемы, но ничего не поделать, иногда на них приходится бывать и мне. О, с каким удовольствием я бы сейчас порубила в капусту все эти лоснящиеся от осознания собственной важности лица! Нет, ты только посмотри на всех этих надутых индюков, армия по ним так и плачет!.. Но – нельзя, увы. По крайней мере, пока Дни Мира не закончатся.

Он аккуратно поддерживал ее за талию, ведя в неподобающе медленном для этой женщины танце, и задумчиво смотрел в чуть подернутые дымкой алкоголя смеющиеся глаза.

– Вы уже второй раз спасаете меня от господина Аргзы. Спасибо.

– «Господина»! – Она громко фыркнула. – Ну и самомнение у Аргзы, если он заставляет тебя так себя называть! Да и я тебе, кстати, никакая не «леди», парень! И вообще. Пора тебе уже, по-моему, учиться самостоятельно спасаться от его домогательств. Ты же, черт возьми, жутко умный вроде, так придумай что-нибудь!

Она была почти такая же горячая, как и напоминающий ходячую батарею Аргза. Сильвенио чувствовал ее жар даже сквозь перчатки, которые вынужден был натянуть перед появлением в такой толпе, как чувствовал и каждую мышцу на изгибе ее спины, платьем совершенно не прикрытой. Сильвенио нравилось ощущать каждое ее движение, ощущать ее грацию, которая, несмотря на ее заявления о количестве выпитого, стала сейчас еще более очевидной, но удовольствие это было скорее из ряда эстетических, чем телесных: невзирая на сверхчувствительность, возбуждение эрландеранцы воспринимали больше как наивысшую точку духовной близости.

– Я, возможно, умный, но он сильный, леди. Как бы сейчас ни говорили про торжество разума, на практике мы наблюдаем совсем другое.

– На каждую силу найдется своя сила. И я не леди!

На этой философской ноте они умолкли, окончательно сливаясь с ритмом негромкой музыки. Хенна танцевала неплохо, Сильвенио – безупречно. Непривычно было смотреть на нее сверху вниз, и только теперь он в полной мере осознал, что действительно вырос: Хенна теперь едва доставала ему колючей рыжей макушкой до плеча.

Но, видимо, долго молчать ее затуманенное алкоголем сознание не хотело, и она вдруг выдала:

– Между прочим, когда-то я встречалась с этим твоим тупым… господином. Теперь так смешно наблюдать за тем, как он от вечного недотраха с ума сходит и домогается каждого, кому не посчастливилось ему попасться!

Сильвенио пораженно промолчал: от изумления ему даже спросить было нечего. Собственно, главная причина его изумления крылась в том, что он как-то привык считать, что Аргза просто недостоин этой женщины – а недостойных она к себе явно не подпускает. Он думал, что уж кто-кто, а Хенна никогда бы не связала себя какими-либо отношениями с таким человеком.

– Что? – рассмеялась она, прочитав это немое удивление на его лице. – Я не скажу, конечно, что я когда-то была глупой и наивной, а он когда-то был милым и галантным. Нет! Мы оба с ним ни капли не изменились, и никогда этот мудак даже не напоминал джентльмена, а я никогда не напоминала трепетную барышню. Эта история была не так банальна, не думай.

– Но тогда… почему? – выдавил он, справившись кое-как с приступом шока.

Она пожала плечами:

– Что я могу сказать? Он дикий, привлекательный и трахается отлично. И с ним было довольно весело. Иногда этого бывает достаточно. Впрочем, не волнуйся, мы уже больше полутора десятка лет совершенно чужие люди. И то, что он делает с тобой, вызывает у меня разве что жалость. Слава всем высшим силам, если они есть, за то, что я вовремя избавилась от его общества!

– Рад за вас, леди.

Она душераздирающе вздохнула, явно устав от его твердолобого почтения. Танец подошел к концу, и она с каким-то потаенным сожалением отпустила его плечи. Мир, все время танца вращавшийся, казалось бы, исключительно вокруг ее яркой фигуры, снова разочарованно расползся по всему пространству зала.

– Ты хороший парень, – улыбнулась она напоследок. – Только больно слабый и боязливый. Не позволяй этому придурку себя ломать, ладно?

Сильвенио кивнул. Что ему еще оставалось делать?…

Потом он вернулся к Аргзе, и тогда уже тот неожиданно потащил его танцевать. Сграбастал, прижал к себе, улыбаясь почему-то точно так же, как улыбался до этого Хенне – открыто и с легким оттенком снисходительности, почти тепло. Он буквально таскал легкого, как пушинка, Сильвенио по залу, частенько сбивая могучей спиной другие пары, и настоящий танец это напоминало разве что весьма отдаленно. Смысл всего этого, кажется, был только в том, чтобы показать всем вокруг, кому Сильвенио принадлежит на самом деле, дабы больше никто вроде Мартина не смел на него претендовать. Честно говоря, Сильвенио вовсе не думал, что Мартин на него претендует, да и Хенна, в общем-то, тоже, но варвару этого было просто не объяснить.

– Сир, я понимаю, что вам нравится в очередной раз подтверждать для окружающих вашу власть надо мной, но я был бы признателен, если бы вы хотя бы переместили руку чуть выше, где это будет смотреться не так унизительно.

Аргза только расхохотался, но все же выполнил просьбу и передвинул ладонь на спину. Сильвенио доставал ему только до груди, и потому удовольствия от «танца» получал крайне мало – впрочем, с Аргзой всегда все было как-то неправильно. Но блеск темных глаз манил, гипнотизировал, спутывал мысли, заставляя непроизвольно напрягаться в ожидании чего-то неясного, а руки – одна на запястье, другая на спине – держали крепко, и, непонятно почему, это успокаивало. Во всяком случае, хищные изучающие взгляды, направленные на него, беспокоили так гораздо меньше: он знал, что Аргза никому его не отдаст. Хорошо это было или плохо, он пока не знал, но на данный момент, когда вокруг толпилось множество незнакомых людей с непонятными намерениями и интересами, так было определенно проще.

– Тебя так волнует чужое мнение? – хмыкнул пират лениво.

Сразу вспомнился кошмарный эпизод того первого посещенного им собрания Альянса. Сильвенио вздрогнул, вцепившись в скользкую ткань рубашки Аргзы. С тех пор Аргза к нему на публике почти не приставал, уяснив, что от Сильвенио, за что-то на него обижающегося, в постели удовольствия гораздо меньше – ровно столько же, как было в самом начале от его безучастного тела, но теперь Аргзе этого, очевидно, стало мало. Во всяком случае, до сегодняшнего дня у того не было и повода, чтобы таким образом его унизить.

– Да, сир, волнует.

– Зануда.

– Воздержусь от комментариев.

Аргза хмыкнул повторно и красноречиво провел большим пальцем по его все еще красному уху с явственными следами зубов.

– Да, пожалуй, воздержись.

После, не дожидаясь, пока гости начнут расходиться, Аргза уволок его обратно на корабль – те, кто был нужен непосредственно ему для заключения всяческих сделок, должны были явиться только на второй День Мира, и нужно было переночевать возле базы, не отводя от нее корабль. Ни Хенны, ни Мартина Сильвенио больше не видел, но одно только воспоминание о встрече с ними уже достаточно его грело, чтобы пребывать в приподнятом настроении. Тем более что засыпал он снова у Аргзы на груди, чувствуя тепло его рук и ровное биение его сердца.

Неудивительно, что он совершенно не ожидал никакой беды.

А ведь не стоило – ох, не стоило! – забывать о том, что любой незначительный просвет в его жизни, любая мизерная возможность вздохнуть спокойно и расслабиться ведут к непременному удару в спину со стороны злодейки-судьбы.

Утро выдалось на редкость яркое: где-то случился взрыв Сверхновой, и теперь светящиеся потоки разноцветных газов носились по космосу. Аргза спал после долгой бессонной ночи и утомительного торжества накануне. А тот, кто проснулся вместо него, слишком, слишком давно искал пути на поверхность, и теперь, открыв глаза, не сразу понял, что у него наконец-то все получилось.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на пролетающие в иллюминаторе потоки света. Но тут взгляд его наткнулся на другое живое существо, лежащее рядом: оно было теплое, беззащитное, совершенно обнаженное и доверчиво прижималось к нему. Он усмехнулся с предвкушением и, пробуя свои новые возможности, протянул к существу руку. Хотел коснуться, но прежде посмотрел на свою-чужую руку, где, подчиняясь его воле, на пальцах мгновенно выросли черные металлические когти, в которых были спрятаны смазанные ядом лески – в свое время он лично подбирал для Аргзы это оружие. И медленно провел острием когтя по так доверчиво подставленной ему спине, оставляя длинный розовый след. Существо дернулось и уставилось на него сонными перепуганными глазами цвета неба над Старой Землей. Похоже, про настоящую остроту когтей и лески в них существо было прекрасно осведомлено, как и про то, что всего нескольких капель этого яда достаточно, чтобы убить человека.

– Сир, что вы…

Существо замолкло, с ужасом уставившись ему в глаза. Он с удовольствием прошелся когтями по нежной коже, не царапая и не выпуская яда, разглядывая отметины на зацелованной его-не его губами тонкой шее.

– Кто вы? – спросило существо почти панически, но тем не менее требовательно. – Вы не господин Аргза.

Он порылся в чужой памяти. Существо звали Лиамом, и он, похоже, значился на корабле первым помощником.

– М-м-м, – протянул он довольно. – Сокровище Аргзы… Я никогда не сомневался в том, что у моего брата ужасный вкус. Вместо того чтобы приобрести в качестве секретарши какую-нибудь знойную девицу, он предпочел завести себе хилого плоского мальчика, да еще и пригласил его к себе в постель. Ты, должно быть, теперь что-то вроде оригинального приложения к его ужасной шубе, мальчик?

Сильвенио непроизвольно вжался спиной в простынь. Конечно же, двоюродный брат Паука, бывший лидер Альянса, у которого тот забрал жизненную силу! Должно быть, ритуал тогда прошел не без последствий, и он каким-то образом сумел затаиться на дне чужого разума, а теперь решил вернуть утраченное…

– Я не приложе…

– О, я не разрешал тебе говорить. – Он надавил когтем на его горло, в одном движении от того, чтобы проткнуть трахею насквозь. – Лучше давай-ка проверим, так ли уж ты хорош, чтобы заменять собой знойную секретаршу…

Сильвенио задрожал и зажмурился, поглощенный ужасом. Если жизнь и была похожа на зебру, то его была почти полностью черной.

…Аргза проснулся, как обычно, довольно рано. Однако что-то было не так: казалось, тело проснулось гораздо раньше сознания, хотя обычно бывало наоборот. Он огляделся, недоумевая… и увидел Сильвенио.

Тот лежал лицом в подушку, дыша сбивчиво и часто. Его руки были лесками примотаны по локоть к ногам, заставляя сложиться в неудобной позе. Плечи и руки его были искусаны, а простыня вокруг – покрыта липкими разводами, перемежающимися с серебряными пятнами крови.

– Что произошло? – спросил Аргза ошеломленно, одним движением убирая лески.

Сильвенио кое-как перевернулся на бок и посмотрел на него. Глаза у него были совершенно пустые и безучастные, будто бы стеклянные, и Аргза понял, что тот включил Контроль.

– Ваш брат… вернулся. Полчаса назад. За пределы комнаты… не выходил.

Аргза разом помрачнел и сел в кровати. Перспектива возвращения братца всегда прежде казалась ему невозможной, но либо дело действительно обстояло именно так, либо Лиам связал себя сам и научился врать, а это все же было, мягко говоря, чуть более абсурдным предположением. Он не глядя сунул руку в пространство через Темную технику и добыл из медицинского крыла пачку обезболивающего, которую тут же сунул продолжавшему равнодушно наблюдать за ним Сильвенио. Потом достал оттуда же какую-то резко пахнущую мазь и тоже отдал ему.

– Я считал психически нездоровым вас, сир, но… должен заметить, что ваш брат в этом отношении гораздо хуже…

Пират напряженно и задумчиво погладил его по волосам.

– Ну, по крайней мере, ты признаешь, что хотя бы в чем-то я не безнадежен.

Сильвенио заглотил сразу три таблетки обезболивающего, и взгляд его начал заметно проясняться от Контроля.

– Я могу избавить вас от него, – сказал он, немного помолчав.

– М-м? Ты же не причиняешь вреда?

– Только живым. Ваш брат – уже мертв. То, что от него осталось, не должно существовать по законам Вселенной. Он терроризирует ваш разум, а это неприемлемо. Я могу… помочь…

– Нет.

Сильвенио, натирающий мазью болезненные укусы и прочие повреждения, непонимающе глянул на него.

– Нет? Но, сир, я правда могу помочь, он больше не будет вас беспокоить… Кроме того, он представляет непосредственную угрозу как для вашей репутации, так и для всего корабля…

– Для чего он представляет угрозу сейчас, так это для твоей тощей задницы, а с остальным я как-нибудь справлюсь, – отрезал пират неожиданно грубо. – Как бы там ни было, а я не позволю копаться в моей голове. Ни тебе, ни кому-либо еще. Мой разум, даже зараженный – только мое дело. Уяснил? Вот и славно. Приходи в себя быстрее, мы сейчас же отчаливаем от базы. Слишком опасно оставаться на Приеме.

Сильвенио вздохнул. Кажется, у него ощутимо прибавилось проблем.

[Запись в бортовом журнале номер МH9KL12785_03:]

«А я ведь почти готов был поверить, что его еще можно терпеть…»

[Запись удалена.]