Читать книгу Крылья демона - lee - Страница 4

Настроение у меня было превосходное – работа спорилась. Разбить семью и внести в души супругов черное ядро ненависти друг к другу – такой успех приходил обычно после полугодичных стараний. Теперь один из них обязательно попадет к нам, построив свою дальнейшую жизнь на непроизвольном служении Сатане. Я решил не отпускать удачу и отправился к официантке, по пути снимая с себя все драгоценные побрякушки.

Она расставляла вымытые бокалы на полках бара, в котором, в отличие от банкетного зала, уже не было посетителей.

– Вы меня звали, вот я и пришел, – сказал я, появившись у нее за спиной.

Она вздрогнула, едва не уронив бокал. Повернулась ко мне и чуть испуганно произнесла:

– Разве я вас звала?

– Ну, да. Вы стоите с поднятой рукой, вам скучно, я пришел.

– Почему вы меня преследуете, вам что, гостей мало?

– Я здесь случайный посетитель, пришел по делу, знакомых у меня среди гостей нет, разговаривать с ними не о чем – вот, и получается, что лучший вариант хорошо провести время – это пообщаться с вами. Не прогоняйте меня, пожалуйста, разрешите, лучше я вам помогу, – жалобно попросил я.

– Но я же видела, как вы разговаривали с шикарной шатенкой. Она что – пренебрегла вами?

– Нет, у меня к ней было дело. Свои вопросы я решил и сразу пришел к вам. Давайте помогу, – ответил я, встав рядом с ней и начав расставлять бокалы.

– Как хотите. Я пойду, принесу еще бокалы, – почти равнодушно согласилась она и ушла.

Едва она вышла из бара, как я взмахом руки установил все бокалы четкими рассортированными рядами – не люблю физический труд, что уж тут поделаешь. Вообще, понятие «труд» у демонов имеет совершенно другое значение, чем у людей. Демон постоянно занят делом, не зная отдыха, ведь для него работа и есть отдых. Если посадить демона в клетку и запретить что-либо делать, то все равно он будет заниматься разработкой какого-либо плана. Его разум всегда должен работать. Тут дело не в фанатизме, а в жажде к жизни. Жить – значит мыслить и действовать. А мысли и действия разумного существа (демона, естественно) должны быть направлены на удовлетворение собственных потребностей, работа же есть ни что другое, как подтверждение этому. Поэтому я не мог понять большинства людей, которые всю жизнь занимаются порой не приносящим удовольствия и бессмысленным трудом.

– Ничего себе, как вы быстро справились! – воскликнула моя новая знакомая, едва зайдя в бар.

Я скромно потупил взор, мысленно виляя хвостом. Потом взял себя в руки и продолжил развивать успех:

– Мы еще не знакомы. Я должен ликвидировать этот недостаток, предположив по вашим глазам, что вас зовут Ира, – нарочно ошибся я, давая ей тему для разговора.

– Вы, наверное, где-то подслушали, как меня называли наши ребята, но мое правильное имя – Кира, – улыбнулась она, радуясь своей догадливости.

– Ой, действительно Кира, – воскликнул я, продолжая свою игру. – В полумраке я спутал цвет глаз, они у вас серо-зеленые, а не серо-голубые. Мой любимый цвет глаз, кстати.

– А разве по цвету глаз можно определить имя?

– Не просто по цвету, а еще по сочетанию расположения глаз, их форме, пропорции зрачка и глубине взгляда, – уверенно заявил я.

– Похоже, что вы врете не краснея.

Я засмеялся, она улыбнулась.

– Кира, похоже вы не самая доверчивая девушка на свете.

– Возможно, но и вы не самый простой человек. А как, кстати, вас зовут – вы не представились.

– Марк.

– Ну, вот, мы и познакомились, теперь никто не скажет, что я разговариваю с незнакомым мужчиной.

– Как это вы точно заметили, Кира! – воскликнул я, внутренне насторожившись, – похоже, девушка начала воспринимать меня как приятного человека, а не как самца-мужчину. Это значило, что она легко может мне доверять свои тайны, но будет очень недоуменно воспринимать мои старания по физическому сближению с ней. А это уже другая тактика завоевания души, требующая больших затрат времени. Я слегка растерялся, решая как мне дальше поступать.

– Скажите, Кира, а вам нравится современная классика? Может кто-то из наших композиторов, их вон здесь сколько – аж двадцать пять штук? – спросил я, решив пока придерживаться нейтральной тактики.

– Честно говоря, я вообще никого из них не знаю, – серьезно ответила она. – Мне кажется, что они друг для друга пишут симфонии, а потом рецензии на них. Так сказать, обеспечивают работой сами себя. Может, я ошибаюсь? Вы ведь из их круга, как вы считаете?

– Полностью с вами согласен. Меня тоже забавляет подобный круговорот. Порой не понимаешь, что же для них первично – звук музыки или мероприятия, окружающие этот звук. Только я не из их круга, хоть и прекрасно осведомлен во всей этой кухне. Я вообще близок к людям искусства, можно даже сказать, что это моя специализация.

– А кем вы работаете?

– Ну, я свободный предприниматель, своего рода продюсер. Организовываю приглянувшимся мне людям достойное будущее, – ответил я, практически, честно.

– Интересно. Вы из тех акул шоу-бизнесса, что зажигают звезды? Продаете искусство, раскладывая шедевры классиков рингтоны?

– Нет. Вы не поверите, но я считаю, что искусство и бизнес – разные вещи. Можно заниматься искусством и пытаться заработать на этом деньги, но нельзя с помощью денег создать искусство. Всегда были придворные капельмейстеры, работающие по заказу за хорошие деньги, но они создавали лишь легкие мотивчики, ушедшие в небытие. И вы правы, скажу вам по секрету – легкая современная музыка построена на девяносто процентов из тех старых, забытых всеми мотивах, даже у наших классиков есть кое-что оттуда…

– Откуда вы знаете?

– Я же говорил вам, что это моя специализация. При наличии инструмента я вам чего-нибудь наиграю, из придворного прошлого, перешедшего в современность. За всю историю человечества было столько всего сочинено! А сколько написано под заказ различных правителей только для какого-нибудь дня рождения! Но, вы знаете, при всем богатстве музыки, появлялись такие люди как Моцарт или, скажем, Бородин. Они писали музыку только по велению сердца, деньги не могли ни стимулировать их, ни помешать создавать шедевры. Это были великие души, которые не продавались за кусок желтого металла, так как их счастье было в их творчестве… В общем, это не интересно…

Я замолчал, ощущая, что говорю лишнее. Это была глупость с моей стороны – самому затронуть свое больное место. Неудача с Моцартом сильно выбила меня из колеи, прошло уже более двухсот лет, а я не мог успокоиться. Даже моя попытка обмануть его, заказав «Реквием», оказалась неудачной – по сути, заказ не был выполнен, а «Реквием» пришлось оканчивать некоему Зюсмайеру.

– Почему же, очень интересно. Я даже не задумывалась раньше о музыке с этой стороны. Всегда просто слушала и все – нравится или не нравится, больше никаких размышлений. А вы сами, на каком инструменте играете? Ой, может вы современный композитор? – с детским интересом спросила она.

Мелькнула мысль похвастаться, но рассудок остановил этот порыв, и я уклончиво ответил:

– В общем-то, я на многих играю, но лучше послушать музыку и исполнение, чем говорить без конца о ней. Предлагаю: как только вы освободитесь, съездим в мой любимый ресторан. Там есть рояль. Я вам чего-нибудь исполню. Едем?

Она неуверенно посмотрела на меня, видимо измеряя уровень опасности. Я поспешил ее успокоить:

– Не беспокойтесь, мы буквально на часик заедем, а потом я посажу вас в такси. Никаких ночных брожений в поисках приключений. Мне все равно здесь было страшно скучно, не хочется так заканчивать вечер.

Вдруг мне показалось, что рядом с нами кто-то есть. Но человеческое тело мешало мне определить – ошибся я или нет.

– Я не знаю, родителей не предупредила, и с вами мы, практически, не знакомы…

– Что вы, Кира, я же вас не ночевать к себе домой зову, а только в ресторан заехать, причем, в центре города. И выпивку вам не стремлюсь навязать, это уж как сами захотите. Едем?

Она задумалась на минуту. Я вновь ощутил присутствие постороннего и тут же потерял это чувство.

– Согласна, но только давайте придерживаться трех условий: во-первых, едем не более, чем на час; во-вторых, вы сажаете меня в такси и я еду домой сама; в-третьих, не пытайтесь меня споить.

– Договорились.

– Хорошо. Моя смена заканчивается через двадцать минут.

– Все эти двадцать минут я в полном вашем распоряжении, Кира, – галантно сказал я.

Через три часа я вез ее к себе домой, упоенную музыкой и моим красноречием, опьяненную дорогим старым вином, которое я подливал в огромных количествах, и которое само по себе коварно тем, что не ощущается градус, но очень прельщает вкус. Всю дорогу мы бесконечно болтали об искусстве, смысле жизни, море, цветах и прочей ерунде. Я не давал ей опомниться, главное было затащить ее к себе в жилище. Поводом было то, что у меня дома есть скрипка и я могу наиграть некие интересные мелодии из Паганини и Вивальди.

В действительности, конечно, я вез ее домой с одной целью – овладеть ее телом, напиться ее эмоциями, а затем открыть ей глаза на правду моего (мужского) поведения, а следом заставить возненавидеть мужчин и весь мир. Эту ненависть год за годом будут подкреплять другие духи-шакалы, питаясь ее негативными эмоциями и, совращая ее душу в сторону служения Аду. Я собирался сделать настолько черной ее душу, чтобы даже легион ангелов не мог поднять ее выше шестого круга Ада.

Собственно, падение в Ад, понятие весьма условное. Дело в том, что Демиург создал мир с пятнадцатью основными измерениями. Среднее измерение – это мир людей. Его «окружают» семь измерений Ада и семь Рая. Все названия, естественно, условны. Чем дальше вы продвигаетесь в измерении Ада, тем «плотнее» становится ваше эфирное тело. В мирах Рая все наоборот – физическое тело по легкости сравнимо с эфирным в мире людей. Средний мир – это баланс плотности этих измерений. Демону и ангелу все равно где находиться, но душа человека, конечно, тем лучше себя чувствует, чем меньше у нее плотность. Отсюда и берет свое начало реклама Рая ангелами…

Когда мы, наконец, подъехали к моему дому, Кира взяла меня за руку и, посмотрев в глаза, вполне трезво спросила:

– Марк, скажи честно, ты действительно привез меня к себе, чтобы сыграть на скрипке? Я же не идиотка, таких мужчин нет, не так ли?

Я понял, что она готова уехать прямо сейчас, необходимо сказать что-то особенное, что ей не покажется ложью, но и не будет сковывать меня. Все ж я не вчера родился и поэтому ответил:

– Честно, Кира? – задал я любимый вопрос всех коварных лжецов.

– Честно, – попалась она.

– Я не могу позволить так быстро закончиться этому необыкновенному вечеру, я не могу просто так дать тебе уехать, я не могу расстаться с тобой, не проявив себя с хорошей стороны. И я готов играть тебе хоть всю ночь, лишь бы ты была счастлива, а я был причастен к твоему счастью.

– Не слишком ли пафосно? – вдруг совершенно трезво спросила Кира. Уже который раз за вечер она меня обескуражила. Что же это за женщина такая?

– Веришь ли, Кира, – начал отвечать я, лихорадочно нащупывая тонкую грань между ложью и правдой. – Находясь в мире музыки, я очень давно не встречал людей, которые просто ее любят, а не рассматривают как бизнес. Я так скучаю по простому погружению в искусство, что встретив тебя, попросту не могу отказать самому себе в таком удовольствии.

Она посмотрела на меня таким взглядом, что у меня мурашки прошлись по коже.

– Пойдем, – наконец сказала Кира таким тоном, что мне показалось, будто бы соблазнили меня.

Этой ночью скрипку в руки я так и не взял…

Когда под утро Кира проснулась, у меня уже полностью созрел план дальнейших действий. Возможно, на меня все-таки повлияло спиртное, возможно, мне-человеку даже понравилась Кира в сексуальном плане, но я решил дать ей отсрочку на один день, чтобы провести с ней еще одну ночь. По сути, я не противоречил сам себе, так как, проведя с Кирой еще одну ночь, я привяжу ее к себе еще сильней, что позволит мне выполнить свою работу с большим коэффициентом полезного действия. Кроме того, возможно, она после выпитого спиртного плохо осознавала свои действия, а мне нужна ясность ее сознания, свободные и трезвые поступки.

Мне необходимо, чтобы она не злилась на себя за необдуманные действия, но ненавидела мир за его подлость и жестокость, мне нужно было, чтобы она стремилась отомстить миру за свои обиды. Ничто так не провоцирует ненависть к миру и любовь к себе, как месть. Она такая сладкая, такая пьянящая, она растекается по сердцам всех, кто встречается на пути. Это древняя истина – зло всегда порождает само себя. Чем большее зло ты посеешь в сердце человека, тем больше зла он принесет окружающим. Зло должно исходить из внешнего мира (то есть от меня) чтобы вернуться в мир человеческий, там, где меня не будет.

Чтобы усилить впечатления девушки, я решил продолжить для нее праздник, привязать надежней к себе. Если выражаться понятней, то я влюблял Киру в себя. Не зная другой любви, кроме любви к себе, я знал, как ее разогревать в людях. Может, я инициировал и не столь сильное чувство, как любовь Петрарки к Лауре, но влюбленность-то я мог пробудить.

Едва она проснулась, я сварил кофе и принес горячий завтрак в постель.

– Как ты себя чувствуешь, Кира? Мне кажется, что мы вчера немного перебрали спиртного, – заботливо поинтересовался я, акцентируя внимание на слове «мы».

– Спасибо, очень плохо.

– Поешь, это поможет справиться желудку с алкоголем.

– А ты?

– Я по утрам пью только кофе, – скромно ответил я. Не буду же я рассказывать ей, что для меня нет понятия «утро», так как я не сплю вообще – разве что даю телу человека немного отдохнуть, выходя из него ночью, когда работы на этом краю земли мало.

– Так это ты для меня завтрак приготовил? – спросила Кира голосом восторженного ребенка, который не может поверить в свое счастье.

– Да, радость моя, да. Хотел тебя порадовать. Мне так приятно, когда ты улыбаешься, радуешься. И вообще, приятно ухаживать за тобой.

Я взял Киру за руку, поцеловал ее, затем прижал к своей щеке и нежно продолжил:

– Мне не хотелось бы, чтобы твои руки страдали от приготовления еды, стирки и мытья посуды, мне даже дико думать о том, что эти руки могут заниматься черновой работой. Когда я их касаюсь, то все неудачи кажутся мне мелочами, недостойными серьезного внимания – я чувствую лишь тебя, твое тепло, чувствую блаженство быть мужчиной, человеком. Не представляешь, насколько приятно готовить для тебя. Как хорошо, что есть ты и, что я тебя встретил. Пусть твоя жизнь будет праздником, хотя бы когда мы вместе, – я замолчал, сделав эффектную паузу, продолжил чуть испуганно. – Смею ли надеяться, что еще увижу тебя?

– А ты точно хочешь этого? – спросила она, затаив дыхание и не смея дотронуться до завтрака.

Я закрыл глаза, склонил голову на ее ноги, укрытые одеялом, и печально ответил:

– Хочу ли я? Странный вопрос. Хочу ли я дышать, хочу ли я смеяться? Мне даже тяжело задумываться над этим, ведь, честно говоря, я не могу себе представить, что вижу тебя в последний раз. Что я буду делать, когда ты уйдешь, чем заполнить день, чтобы дождаться встречи с тобой? Вот об этом я все утро думаю, ты же спрашиваешь – хочу ли я тебя увидеть.

– Марк, я никак не могу привыкнуть к твоей манере выражаться. Такое ощущение, словно ты случайно попал сюда из позапрошлого века, – с нежной улыбкой заметила Кира. Ее интуитивные догадки как всегда были верны, однако уровень критичности ко мне заметно снизился.

– Тебе не нравится моя привычка говорить так, как я думаю?

Она посмотрела на меня так, словно я был школьником. Появилось такое ощущения, что она втолкнула в меня поток светлой энергии. И хуже того, мне кажется это понравилось.

– Ты хороший. Мне все нравится в тебе. Я просто не могу поверить, что это реально происходит. Словно… – она запнулась на несколько секунд, явно подбирая слова так, чтобы меня не обидеть. – Словно ты угадываешь мои мысли и желания еще до того, как я сама их начинаю осознавать.

– Как ни странно, но я могу сказать о тебе то же самое, – ответил я почти правду. Или правду? Пора было выбираться из этого разговора и ясно посмотреть на свои ощущения. Потоки света рвались из души Киры и все больше меня окутывали. Я не человек, а потому у меня это вызывало чувство страха. Сказал бы животного страха, если бы я не мнил себя полубогом.

– Мы сегодня вечером встретимся? – решил конкретизировать я.

– Да.

Я радостно закивал головой и заботливо напомнил:

– Ты кушай, кушай, я старался для тебя.

После того как она поела, я вызвал по телефону такси, провел Киру к машине и вручил ей букет свежих роз, которые «случайно» продавала у подъезда уличная торговка. Провожая девушку, я не уставал напоминать ей о своем желании видеться с ней каждый день. Кира вся светилась от радости, возбужденная и полная новых ощущений она уехала домой. Я же отправился назад к дому, предвкушая вечер, насыщенный развлечением для нас и, последующее утро ее горя, а значит моего наивысшего наслаждения своей работой.

Хотя что-то мне мешало, какое-то смутное ощущение, словно я играю на чужом поле в игру, правила которой мне не знакомы. И это стороннее присутствие…

На скамейке около моего подъезда сидел никто иной, как Сатана. В человеческом обличии он выглядел как интеллигентный мужчина тридцати лет, в сером костюме из хорошей ткани и в безупречно повязанном на идеально белой рубашке галстуке. На носу красовались очки в платиновой оправе, к дужкам которых была прикреплена золотая цепочка, обхватывающая его шею.

В представлении людей, Сатана носит разные имена (Дьявол, Ахура, Иблис и тому подобное), не подозревая, что в именах скрыты скорее функции, чем персона. В отличие от остальных демонов, он не скрывает своих имен, а наоборот, афиширует их. Это не допотопное тщеславие, а всего лишь проявление могущества Дьявола. Каждое имя порождает разный поток страха в разных культурах. Иногда люди это называют эгрегором, поглощающим человеческую энергию, навязывающим специфические желания и мысли.

Рядом с Сатаной сидел громадный пес зловещего вида, который был на самом деле духом, питающимся только ненавистью. Для человеческого глаза это была ужасная смесь собаки и тираннозавра размером с теленка. По мне, так странное сочетание, по городу проще ходить с бультерьером – он маневренный и прохожие шарахаются. Зачем создавать такую элегантность, чтобы следом обезобразить свой стиль уродливым спутником- но кто поймет этого Дьявола?

– Здравствуй, Воле, – поприветствовал он меня.

– Привет, Иблис. Какими судьбами и зачем с тобою этот монстр? – сухо ответил я. – Твой наряд и эта зверюга вступают в диссонанс с моим чувством эстетики.

Собака от моих слов зарычала и, низко опустив голову, стала медленно приближаться ко мне, не спуская своих черных глаз с моего горла.

– У-у, цуцик грозен, – подзадорил я пса. – Похоже, он домашнего кота даже сможет напугать своим…

Не успел я закончить фразу, как зверь прыгнул. Человек, моргнувший в миг прыжка зверя, мог бы и не заметить его полета от земли до моего горла. Но пес-то понимал, с кем имеет дело, поэтому пытался ускорить свои движения, даже превышая обычные возможности физического тела собаки. Моя реакция демона все же была лучше: развернув тело в сторону, уходя с линии атаки, я ударил кулаком снизу в подбородок собаки. Пасть ее захлопнулась коротким лязгом, тело, сделав сальто, ударилось хребтом об асфальт. Пес, быстро вскочив на ноги, попытался еще раз броситься на меня, на этот раз, стремясь ухватить меня своими окровавленными клыками за ноги, но я приложил его ударом сверху в основание черепа, а затем схватил его за загривок и отшвырнул на десяток метров. Пролетев мячиком через дорогу, идущую вдоль дома, он врезался в дерево, сполз по стволу и там затих, не решаясь более подниматься.

– Я вижу, ты не потерял былую форму, – усмехнулся Сатана, не совершивший ни единого движения за все время избиения бедного животного.

– С чего бы мне расслабляться, – несколько запыхавшись, ответил я. – Ты что, решил проверить, как я умею владеть физическим телом, перетащив на свет свое создание?

– Да разве ж этот, заключенный в облезлый мех дух можно назвать созданием, – презрительно сказал он. – Я сейчас готовлю истинное создание Ада – это будет новый дух, рожденный мною, имеющий только мою апперцепцию с новыми потенциальными возможностями в дальнейшем. Так что, мой младший брат, я приближаюсь к силе Демиурга каждый день. Еще несколько попыток и армады Рая будут казаться нам смешным комариным роем, который, разве что, сможет испортить фон своим жужжанием. Как я когда-то и обещал всем вам, мы скоро станем непобедимой силой. Каждый, кто примкнул ко мне, получит…

– Понял я, Иблис, понял, – перебил я его пламенную речь. – Зачем меня агитировать, я же и так с тобой. Ты еще не объяснил, что хочешь от меня. Не пришел же ты сюда для демонстрации своего собачьего Франкенштейна?

Сатана поморщился от моих слов, похоже, что я его задел за живое. Но, что поделаешь – он проводит свои опыты уже не одну тысячу лет и постоянно кормит нас демонов своими обещаниями о скорой победе. Конечно, мне надоело выслушивать от него рассказы о мнимых успехах. Тот факт, что я поддержал его в стремлении обрести свободу от навязчивой любви к внешнему миру, вовсе не говорит о моем согласии поддерживать его исключительно во всем.

– Да, Воле, я пришел, чтобы предостеречь тебя. Что-то происходит с тобой, и мне это не нравится.

Краем глаза я замечал проявление силы Иблиса: невдалеке от нас начали ругаться трое мужчин, до этого мирно играющих в карты, сидя за дворовым столиком; медленно поднялась собака, опасливо обойдя меня, приблизилась к сатане и легла у его ног; из соседнего подъезда вышла женщина, споткнулась и упала, очевидно, сильно повредив себе руку.

– Что тебе не нравится, Иблис? И почему ты создаешь вокруг такой хаос, не можешь чуть позже этим заняться?

– Вот это, в частности, меня и настораживает. Ты что, жалеешь этих людишек?

– С чего бы это? Просто меня отвлекает факт твоего проявления силы, когда я нахожусь в теле человека. Тяжело отслеживать все твои действия.

– Ты что, меня боишься? Не беспокойся, я не причиню тебе никакого вреда, – попытался расслабить он меня.

Мы с ним переглянулись, вдвоем осознавая глупость его слов – доверять Сатане так же нелепо, как купаться в озере с зонтиком, – ведь он сам создал братство идеальных интровертов, призвав нас, первых созданий Демиурга, любить только себя, заботиться о себе и не доверять чужой любви.

– Конечно, Иблис, ты меня успокоил, – ответил я с иронией.

– Мне нет смысла вредить тебе, Воле, но твое поведение меня действительно беспокоит. Ты замечательно работаешь, практически, всегда добиваешься успеха, вот как вчера, например. Однако, я заметил твою однобокость интересов. Скажем, я не помню, чтобы ты участвовал в войнах или хотя бы организовывал мелкие заварушки. Разве тебя не устраивает энергия ненависти?

– Вполне устраивает. Но, меня удивляют твои сомнения, ведь ты же знаешь, что я предпочитаю тонкую работу с клиентом, вместо грубых действий, которые завлекают тысячи людей, а в итоге в Ад приходит только десяток. Мои же результаты, как известно, одни из лучших – 9 из 10. Чем же тебе это не нравится?

– Почему не нравится? Ты прекрасный слуга Ада, просто мне любопытна твоя склонность к искусству и семейным интригам.

Слово «слуга» меня кольнуло, но я не подал виду. Самомнение тем и сильно, что можешь игнорировать чужие потуги тебя принизить.

– Ты боишься, что я пойму устройство человека и стану равным Демиургу? – усмехнулся я.

– Нет, конечно. Не в этом дело. Познание человека ничего не скажет о Демиурге, – без достаточной уверенности в голосе сказал он.

– Тогда ты чего-то не договариваешь.

– Да, недоговариваю. На самом деле я здесь потому, что, возможно, тобою заинтересовался Рай.

– С чего это?

– Не знаю. Но невдалеке от тебя постоянно появляется ангел. Я хочу понять, что ему нужно.

Стало понятно, откуда у меня взялись ощущения преследования. С одной стороны прислужники Сатаны постоянно докладывали о моих действиях, с другой – райские птички почему-то зашевелились. Уж не знаю, что хуже.

– Ты пришел проверить: не переметнулся ли я на их сторону? Это же невероятно, ведь за всю историю нашего разделения никто не изменил своему лагерю, хоть это и странно…

– Ничего странного – каждый получил то, чего хотел. А я беспокоюсь не столько о тебе, сколько о возможном вмешательстве ангелов в наш мир. Чего им здесь надо?

– Ты думаешь, подходит время…?

– Ничего я еще не думаю, я только изучаю. А ты, если заметишь что-то странное, сразу дай мне знать. Будь начеку!

– Хорошо.

– Собака останется с тобой. Зови его Барсом.

– Зачем мне это чучело?

– Чтобы я был спокоен и смог вовремя заметить появление ангела возле тебя, раз уж ты так беспечен.

– Обойдусь без пса, – возразил я.

– Собака останется с тобой, – властно повторил он, давая понять, кто же все-таки хозяин Ада.

Бороться с Сатаной не под силу и десятку демонов. Это уже было проверено исчезнувшими из мира смельчаками, получившими наказание за свое непослушание. История с Прометеем тому наглядный пример. Мне ничего не осталось, как пожать плечами в знак покорного согласия с Дьяволом.

– Пока, – коротко бросил на прощанье Иблис перед тем, как раствориться в воздухе. Напряжение в воздухе спало.

Я остался наедине с бесом, ненавидящим меня больше, чем кого-либо. Коварный старый Иблис поссорил меня с бедной собакой, чтобы я никак не мог ее приручить. Теперь о каждом моем подозрительном шаге будет сообщаться быстрее, чем я буду успевать совершить этот самый шаг. А ведь ему ненавидеть стоило бы Сатану, заключившего свободного беса в тело уродливого пса, да еще и наградившего кличкой Барс, которая шла ему, как соответствовало бы имя Мурзик гремучей змее.

Весь мой день прошел в безрезультатных попытках придумать, как бы отомстить Сатане за его коварство. Но что я мог придумать? Срывая злость на случайных прохожих, я прошатался целый день по городу. Барса я не кормил из принципа – пусть с голоду подохнет, или Сатана сам носит еду. Так эта скотина за день сожрала голубя и двух кошек, пойманных им в те моменты, когда я за ним не наблюдал! Ну как жить с таким животным утонченному сибариту и эстету, коим я себя считал?

Наступил вечер. Я заказал добрую треть меню из приличного ресторана, накрыв стол таким образом, чтобы казалось, что эти все кушанья приготовлены мною самостоятельно. Барса я закрыл в одной из комнат, предварительно предупредив, что если он хоть раз чихнет, то я выбью ему все зубы, а кошек ему придется глотать целиком. Барс, не будь дураком, улегся в дальнем от двери углу и прикрыл нос лапами, злобно взирая на меня. Конечно, бес не нуждался в кошках как в пище, но его телу нужна была еда. Выйти из тела, погибнув по глупости, ему нельзя было потому, что так он мог разозлить Сатану. А Сатану бесы боялись чуть ли не больше всего на свете. Единственно, что я помню, как бесов гонял Иисус, причем бегали они от него как те же кошки от Барса.

Когда Кира позвонила в дверь, я уже был при полном параде: по всей квартире на подсвечниках горели свечи; зеркала в коридоре создавали эффект бесконечной глубины, отражая друг в друге огни свечей; сам я был во фраке, кружевной манишке, с идеально повязанной бабочкой; мои полированные ногти и лакированные туфли сверкали страстным светом, словно подчеркивая причастность каждой мелочи в этом доме к таинству высокого искусства. В руках моих была скрипка и смычок. Едва она вошла, как я заиграл мой любимый каприччо Паганини, слегка изменив его под свой стиль. Играл я с таким чувством, словно выступал на конкурсе перед строгим композиторским жюри, а не перед неопытной девочкой, которая не отличит альт от скрипки.

– Марк, я такого даже во сне представить себе не могла, – зачарованно вымолвила она, после того, как я окончил игру. На ее глазах блеснули слезы.

Ну, что ты, вот она, реальность. Все в жизни может быть и даже того, что мы не представляли себе, пока оно не случилось, – ответил я, галантно кланяясь благодарной публике в глазах Киры. – Проходи, сейчас мы будем ужинать.

Я провел ее через зеркальный коридор в столовую, которая по своим размерам, интерьеру и сервировке стола напоминала обеденный зал дипломатической миссии.

– После такого приема, я другого ужина и не ожидала, – увидев мой стол, восторженно произнесла Кира. – Похоже, ты обеспечил солидную выручку хорошему ресторану.

Ну, вот опять она меня раскусила. Что ты будешь делать с такой девчонкой? Я постарался сделать вид, что не услышал ее комментарий.

– Для тебя все что угодно. Какое будешь вино? – сажая за стол Киру, спросил я.

– Мне все равно, я же в них не разбираюсь как ты.

– Тогда к нашему ужину лучше всего подойдет смесь Мерло с Совиньоном, – подытожил я, доставая из холодильника Шато Лафит. Намеренно опустив в составе еще два сорта винограда, я «унизил» весьма приличное вино. Что делать, не могу себя заставить в удовольствии пить то, что мне лично нравится.

Кира проследила взглядом за моими манипуляциями со штопором, от чего у меня появилось смутное подозрение, что она понимает цену этой бутылки, учитывая ее нынешнюю подработку официанткой. Я украдкой посмотрел в ее мысли, но там был лишь безмятежный интерес ко мне и полное безразличие к элитному напитку.

Разлив по бокалам вино, я провозгласил тост:

– Давай выпьем за то, чтобы сбывались наши мечты, и даже те, о которых мы не смели думать! Даже не так – пусть счастливые мечты обгоняют наши мысли о том, что они невозможны!

– Элегантно, как и все, что тебя окружает, – сказала Кира и пригубила вино.

Я скромно потупил взгляд. Конечно, во мне боролись демоническое желание поощрять восхваление меня, но в то же время и понимание, что это будет крайне глупо.

– Скажи, Марк, – вдруг спросила Кира. – На вид тебе лет тридцать, говоришь ты, словно воспитывался при дворе, играешь так, как будто только концертами и занимаешься. Кстати, когда ты вчера играл на рояле в ресторане, я заметила, что их пианист был в полуобморочном состоянии от твоего исполнения. Телосложение у тебя атлетическое – как ты это умудряешься в себе сочетать? Кто ты на самом деле?

Задав вопрос, Кира отставила бокал и посмотрела прямо мне в глаза. И я куда-то провалился. Я видел свет и чувствовал блаженное тепло, моя черная бесконечная жизнь показалась мне какой-то ничтожной. Это непрерывное вековое одиночество, броня самовлюблённости – все стало мелким, по сравнению с тем огнем любви, что был в ее глазах. И это не была влюбленность в меня как в самца, это было что-то присущее ей самой, ее часть души. То, что я собирался уничтожить в ней.

– Видишь ли, Кира, – пробормотал я, собираясь с мыслями. – Я старше тридцати лет и мое воспитание далеко не образец для подражания. Просто получилось так, что я всю свою жизнь старался понимать то, что я делаю. Например, фортепиано я изучал со стороны струн, натянутых внутри, слушая и вникая в каждый нюанс звука. А потом, играя на нем, я погружался в музыку настолько, что я становился пространством, в котором она существует. Вот, послушай…

Я вскочил и бросился к спасительной скрипке, оставшейся в прихожей. Нужно было менять тему, а потому я заиграл любимый отрывок из «Времен года» Вивальди.

Маневр удался, после музыки было как-то нелепо говорить о себе, а потому я завел разговор о разнице исполнений классической музыки, потом об отличии в подаче музыки от дирижеров. Вино помогало, и Кира все больше погружалась в рассказы о себе.

Она поведала мне о своем желании окончить вуз, в котором она училась заочно, заработать денег и открыть свое дело, может быть и ресторан. Я, конечно, обещал ей помочь во всех ее начинаниях. Собираясь завтра ее бросить, я мог обещать все что угодно, не заботясь о последствиях.

– Кира, а как ты думаешь, – поинтересовался я, – какова твоя цель в жизни?

Минуту она изучала узор на тарелке, а затем ответила:

– Понимаешь, я задаю себе этот вопрос вот уже лет десять. Ответа я не нахожу. Не думаю, что Бог создал меня для того, чтобы я открыла ресторан или что-нибудь в этом роде.

– Ну, а таланты у тебя есть какие-то, склонности к чему-либо?

Она улыбнулась, поскольку скромность не позволяла ей отзываться о своих способностях, как о талантах.

– У меня есть склонность к языкам. Еще в школе я достаточно легко выучила английский, самостоятельно освоила немецкий, и сносно понимаю по-французски, знаю основы испанского и итальянского. Одноклассники удивлялись – как это мне удается, ведь занималась я без репетиторов. Помню изумление на лицах подруг, когда они узнавали, что вместо любовных романов я предпочитаю книги по лингвистике.

– Действительно? – я изобразил удивление, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на один из перечисленных языков. Хватит уже с меня демонстраций своих навыков.

– Да. С трудом помню, о чем писали Стендаль и Бальзак, но зато прекрасно разбираюсь в специфике грамматики французского языка.

– Знаешь ли, Кира, – заметил я. – Не думаю, что эти классики особо злоупотребляли написанием чисто женских романов.

– Нет, Марк, – засмеялась она. – Читаю я и художественную литературу. Я имею в виду то, что, скажем, Толстой и Бунин оставили в моей душе гораздо больший след, чем вышеперечисленные авторы. А романы Бальзака не приносят мне такого удовольствия, как изучение особенностей этимологии различных языков.

– Почему же ты не учишься по этой специальности?

Мне казалось, что юридическое образование дает более широкие возможности. Сейчас уже не уверена- все эти кодексы и подзаконы кажутся слишком большим нагромождением поверх здравого смысла.

– Что ж. Если б я знал, что у тебя страсть к языкам, то приготовил бы чудесный заливной говяжий или свиной…

Меня перебил смех Киры.

Наш беседа шла уже третий час, как вдруг она сказала:

– Ты знаешь, я никогда в жизни не была так счастлива, как с тобой. Странно, два дня мы знакомы, а я тебя ощущаю так, словно ты самый близкий мне человек. Удивительно, но я никогда не подпускала к себе парней настолько близко. Ну, флирт, иногда вожделение, но все слишком поверхностно. Только теперь я поняла, что мужчины были для меня просто самцами без души.

– Ты хочешь сказать, что чувствуешь мою душу? – спросил я заинтригованно.

– Да, – ответила она, опять посмотрев не на меня, а в меня. Это я смотрю внутрь людей, а теперь какой-то человек проделывает такое со мной. Не знаю, как такое могло быть, но я был полностью растерян.

– И что же ты можешь в ней чувствовать, какая она? – еле выдавил я из себя.

– То, что я вижу, я ощущаю как чистый свет. Но все остальное во мраке. Может быть, ты слишком глубоко меня впустил в себя? – тихо закончила она.

– Думаю, что…

– Молчи, – перебила она мою попытку возразить. – Что бы ни было, знай, что ты лучший из всех, кого я знала до сих пор. Завтра может не наступить для нас таких, какие мы сейчас.

Я похолодел, поскольку она уже внутренне была готова к тому, что я брошу ее. Вот-вот и все мои старания станут напрасными, ведь я точно знал, что все разговоры о любви полная ерунда. Ее просто нет. Миф о ее существовании выдумали еще очень давно ангелы, чтобы оправдать свое безумие, а затем этот миф подхватили люди. Безумные люди. Лихорадочно я пытался продумать новый план действий, как Кира произнесла невозможное:

– Я готова отдать душу Дьяволу, чтобы остаться с тобой на всю жизнь. Но лучше бы ты сам им оказался, – она улыбнулась. Ей казалось это забавной шуткой.

– Ты понимаешь что говоришь, Кира? – спросил я дрожащим от волнения голосом.

– Да, полностью осознаю сказанное.

Мгновенно выхватив из-под стола бумагу и ручку, я протянул ее Кире.

– Напиши свое желание.

– Зачем, – удивилась Кира.

– Просто мне интересно будет показать тебе эту расписку через определенное время и послушать как изменилось твое мнение, – ласково сказал я, весь обмирая от волнения внутри.

– Хорошо, – согласилась она, взяла бумагу и начала писать.

Написав, она прочитала вслух:

– «Я, Кира Волынец, готова отдать свою душу… кому?

– Мне.

– …готова отдать душу тебе за возможность всю жизнь быть с тобой». Записать твое имя и фамилию, Марк?

– Не стоит, ведь это только для нас, – ответил я, забирая бумагу, которая вовсе и не являлась бумагой.

Я ликовал и паниковал одновременно. Это был мой самый быстрый и успешный контракт. Настолько успешный, что теперь мне казалось, что это меня обвели вокруг пальца. Мой глупый тост сбылся для меня невероятно быстро. Такая мелочь, как всю жизнь Киры провести рядом с ней, меня не пугала, поскольку ее жизнь я мог прервать прямо сейчас. А вот что делать с душой, следовало обдумать. Иблис от таких вольных формулировок не будет в восторге.

Было ощущение, что Кира со мною, фактически, празднует свои похороны.

Ночью, когда она заснула на моем плече, я вышел из тела человека, расправил свои утомленные от безделья крылья и взлетел над домами.