Читать книгу Вошедшее и невошедшее в «Дыру». Избранные статьи Д. Е. Новокшонова 2010–2020 гг. К 50-летию классика - Легенда ЖЖ Redshon - Страница 2

Жанр этой книги сложно точно определить.

С одной стороны, это поздравление с нестареющим 50-летием малоизвестного советского и великоросского классика Д. Е. Новокшонова, которое прошло незаметно на пепелище страны его породившей.

Таким образом, эту книгу можно воспринимать как добрые вести, если б о ней размышлял журналист или теолог-богослов.

С другой стороны, эта книжка является продолжением азбуки Redshon о Новокшонове – «Сталин и я». Поэтому для литературоведов и трупоедов её жанр можно обозначить как «информация к размышлению». Сей жанр был создан Ю. С. Семеновым для анекдотов про выдуманного им М. О. фон Штирлица.

Сходство В. В. Владимирова, он же М. М. Исаев, с Д. Е. Новокшоновым не ограничено только тем, что они оба являются литературными персонажами, оно шире. И тот и другой уже много лет существуют в тишине, подобной той, которая несколько секунд стояла над рядами ткачей после ихнего знакомства с ярким образчиком пролетарской поэзии, сочиненным В. О. Пелевиным ординарцем ордынца В. И. Чапаева.

Как и тогда, сочиненному в «Сталин и я» выступлению Новокшонова десять лет назад предшествовал конферанс худого с саблей на поясе и лицом сельского атеиста, конь с двумя хуями и, наконец, рядовой Страминский, который умеет говорить слова русского языка своей жопой.

Тогда, в 2010 году Новокшонов определял себя как «преподавателя СПбГУ, филолога-классика, специалиста по древнегреческой атлетике и римской эмиграции, преподавателя русского, латинского, древнегреческого и др. индоевропейских языков, писателя, столяра и плотника, переводчика, слесаря механосборочных работ, эпиграфиста, публициста, политического аналитика, проводника психонавтов, фрезеровщика, лингвиста, смотрящего Мира, духовного вождя человечества, грузчика, преподавателя русской словесности и стилистики, военного историка, рисовальщика, литейщика, резчика, сатирика, повара, мыслителя, редактора, историка космонавтики, автослесаря, мудреца, водителя категорий В и С, этнографа, водителя спецмашины, религиеведа, энтомолога, учителя гун-фу, члена КПСС, эстета, художника, монтажника низкотоковых кабелей, психолога-душеведа, рыбака, охотника и арбитра изящества».

Через два года после своего 50-летия Новокшонов отказался как-то себя определять. Вместо этого он прочитал для Redshon стихотворение кумира чапаевской Анки:

Г. Ч. Гусейнов в своем предисловии к книге «Речь против языка» в 2016 году изобразил Новокшонова «представителем поколения (автор родился в 1969 г.), из которого при более благоприятном ходе истории и клещами нельзя было бы вырвать того, что в конце концов он все-таки написал. На что осмелился…

Питерский филолог-классик и гебраист, а к тому же выпускник двух военных учебных заведений… видит мир, планирует свою жизнь, вспоминает прошлое как филолог и в особенности этимолог. Ничто в конечном счете так не волнует Новокшонова, как происхождение и скрытое родство слов. «Специалист подобен флюсу, – повторяет он изречение Козьмы Пруткова, – полнота его одностороння».

Любопытна «интеллектуальная биография самого автора. Точнее, его интеллектуально-экзистенциальный бэкграунд ярого римлянина, даже римского воина, очнувшегося после тяжелого двухтысячелетнего сна в наших северных болотах и начавшего осознавать себя в этом странном мире «Римским невозвращенцем» (так называлась вторая книга Новокшонова, выпущенная в 2013 г.). Хватая воздух жадным многоязыким ртом и ощупывая незнакомые предметы, Новокшонов обнаруживает то немногое, что ему в этом мире нравится или могло бы нравиться, как этому самому воображаемому римлянину.

Новокшонов выбрал самую неудобную, прямо-таки рыцарскую позицию для борьбы. По современному научному дискурсу он ведет огонь из построек «сталинского ампира», а большевиков обстреливает из середины XIX века…

Есть несколько личностей, в которых он надеется найти опору в будущем; во-первых, это ребенок, с которым со временем будут говорить психолингвисты, прочитавшие книгу самого Новокшонова; во-вторых, это учителя Новокшонова – филологи Александр Иосифович Зайцев и Аристид Иванович Доватур.

Новокшонов усвоил от них любовь к этимологиям и «странным сближениям», презрение к современности и любовь к рискованному жесту.

В 1990-е годы автор зарабатывал, среди прочего, тем, что был тренером по у-шу. С головой окунулся в журналистику, работал в питерском отделении «Коммерсанта», где писал и под собственным именем, и под псевдонимами Овцын и Баранов. Это потом, в конце «нулевых», он остепенится и вернется в университет, чтобы преподавать риторику и греческий с латынью. А в первое постсоветское десятилетие Новокшонов переживает то, что тогда называли «тектоническим сдвигом». Этот сдвиг коснулся всех.

Новокшонов нашел едва ли не самый интересный способ удержаться на доставшемся ему фрагменте плиты. Он решил доказать себе и миру, что есть вполне академический способ стряхнуть с русского языка корку чужой речи – советской, постсоветской, научной, псевдонаучной, либеральной, интеллигентской».

Сам Redshon определил жанр этой книги в её названии, подражая своему учителю В. С. Дурову, рассказавшему ему однажды то, о чем не рассказал римский поэт Гораций.

Так и тут, не менее написанного важно то, о чем Новокшонов не написал в избранных мною своих статьях. Книг в жанре ненаписанного в написанном не припоминаю, наверное, это первая.

Redshon разослал кому мог из тех, кто хотя бы раз общался за последние 5 лет с анахоретствующим Новокшоновым просьбу, написать о своих впечатлениях от бесед с ним живым. Все по разным причинам отказались.

Поэтому в качестве алаверды Новокшонову Redshon выбрал строки С. Я. Кайдановера-Маршака: