Читать книгу Царская. Поэма-симфония - Лека Нестерова - Страница 8

Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
Ангел-Хранитель, Николка юродивый, Государь Николай второй

Оглавление

Постепенно наступает утро. Заметен лишь небольшой отсвет с востока. В окне избы отчётливо виден телефонный аппарат времён последнего русского царя.

НИКОЛА-УГОДНИК

Вставала неба благодать там, на восходе.

Ночь уходила, а, казалось, нет конца ей.

Он не уснул в неистовой работе:

Гул топота, стенанье и бряцанье.

Он не уснул – и – белое на чёрном,

И чёрное на белом – каруселью.

И облаком прозрачным и тлетворным

Вставало небо над его постелью.

Давили руки цепью у затылка,

И голова, что колокол звенела…


Выходит народ с уже чистыми лбами в белых одеждах балахоном. Выносят огромный щит, на котором лежит Государь Николай Второй; выходят на середину и ставят его на некое возвышение, покрытое саваном.

НИКОЛКА

кружась среди народа

Сосуд Божественный! Не уж-то, как бутылка

Простая на осколки полетела?!


садится у подножия и плачет

НИКОЛА-УГОДНИК

бьёт в колокол

Звон – осколков

Звук – пустой!

Как – щелчок

Затвора: – «Стой!

Кто – идёт?!

– Никем – не узнан.

Пусто, – пусто,

Пусто, – пусто…

Пусто – той,

Как пухом – устлан!


Звон колокола сливается и перебивается, в конечном итоге, длинным звонком телефона, повторяющимся несколько раз. В это же время опускается огромная рама окна «крестом» на всю сцену. Почти рассвет.

НИКОЛА-УГОДНИК

Звонил телефон.

Так давно, что развился в голос.

И светлело окно,

Как светлеет седеющий волос.

Чем слабее объятия тьмы,

Тем дыхание легче.

Но тихи уста и немы —

И сознанье далече.


И не вырвать ему вовек

Из себя – плен, себя – из плена.

Как Земли сумасшедший бег,

Пригвождён во Вселенной.


Звёзд кружится бредовый диск —

Ловко брошенная тарелка.

Лучевая взметнётся стрелка —

И послышится… взвизг!


Звонок телефона несколько раз повторяется в тишине. Николка, бегая то к телефону, то к Государю, порывается взять телефонную трубку, но не решается.

Звонил телефон.

Так давно, что не смолк доныне.

А ему только – стон,

Тихий стон неподвижности стынет.


А Ему – только день и ночь,

Их скупое отличье;

Оттолкнувшее прочь

Обличье.


Настороженный сам на себя,

Самому себе – зов и отклик,

Произносимым «мя», «бя»

Перерезанной глоткой.

Погоняй, сумасшедший бег

Растряси до глубин Святую!

– Вот, послушайте, Человек,

Нашу песнь простую.


НИКОЛКА ЮРОДИВЫЙ

Выходит на авансцену и поёт.

П е с н я

Ночь и степь.

Работники вповалку.

– Мама, спеть! —

– Ну, слушай свою мамку:


Спи, сыночек мой, усни, Господь с тобой.

Слышу, носится по ветру тяжкий вой.


Но не бойся, слышу – тихий топот скор.

То Святой Георгий вышел на дозор.

Спи, мой мальчик…

Крепко мамочка дремала.

Дрогнул пальчик, и ты встал, и одеяло,


Как скорлупку сбросил и пошёл.

Топ да топ – тебе не страшно и свежо.


Топ да топ – как будто кто позвал

Ранней ранью, и никто не услыхал.


Топ да топ, – дорог не различая, —

Крутолоб, – свою лишь замечая…


Для чего подрос так крепок ты и смел?

Топ да топ. Едва ходить уразумел.


В ползунках с прорвавшейся стопой…

Растворился, словно не был, образ твой.


Горизонт вставал колючими тисками.

Мальчик, страшен жребий твой! Искали,


Знать не ведали, как жаждою сомлев,

Под палящими лучами землю ел.

И нашли… лишь одежонку тут и там.


Степь играла и шептала: «Не отдам».


НИКОЛА УГОДНИК

грозно

Заклинаньем звучало в мозгу

И неверьем смущало,

Что написанное в строку

Вдруг легко зазвучало!

И пошло! И пошло по умам,

Как волна по равнине,

И все вспомнили, вспомнили там

Об истерзанном сыне.

Что истерзанный – вечного пусть! —

Сна не ведает, страждет во прахе.

Что всё тянется, тянется путь,

В жутком пройденный страхе.


Бьёт тихо в колокол, но всё с большим нарастанием

ЮРОДИВЫЙ НИКОЛКА

Мечется в окне на авансцене.

Сквозь тучи луч не проскользнёт.

Скупой рассвет похож на вечер.

С ужасным стуком распахнёт

Окно всё тот безумный ветер.

И вместе с ним – внезапный гость,

Тревожный лязг разбитой полоти:

По мостовой стучала трость,

И падал колокол напротив.

И пробивался ярый крик,


звонит телефон, сливаясь со звоном колокола


Сопровождающий паденье.

И только он земли достиг —

Забвенье!


Звучат одинокие безответные звонки телефона. Николка подползает к телефону и плачет.

АГНЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ
НИКОЛА УГОДНИК

Звонил телефон.

Прорывался сквозь бред и виденье.

Звонил телефон.

Словно за руку брал, теребя.

А день наступал.

И откуда-то выросли тени


Государь поворачивает голову и оглядывается вокруг.

Он вдруг их увидел.

И видел как будто себя.


Государь встаёт и смотрит на тени и на белый холм из савана. Николка пугается.

Узнал… или что-то ему подсказало…


ГОСУДАРЬ НИКОЛАЙ ВТОРОЙ

Бесформенный холмик

и длинная тень от окна

Крестом, словно росчерк пера

на конверте, упала,

Отчётливо. Будто произнесена.


Подходит к окну.

НИКОЛКА

Какие же двери

открыл он, что ясно так видит?

Иль снова виденья

и бред – и конца ему нет?

Но, нет. Не по чувству, иль разуму,

нет, по наитью

Скорее он понял

воскресшие чудом каким-то

и тени и свет.


Юродивый и Государь легонько кружат окно, которое уже и как бы конверт.

НИКОЛА УГОДНИК

Но росчерк являл:

«Сей был жизнью допущен ко смерти».

Стоят все печати,

все цифры, где нужно, стоят.


ГОСУДАРЬ

Но имя моё?..

Что там?! Что на конверте?


НИКОЛКА

Лишь цифры и даты,

Лишь даты и цифры пестрят.


ГОСУДАРЬ

Ни званья, ни имени…

Кто же я? Раб или воин?

По косточкам – остов,

По капелькам – кровь размели.

Пригоршней земли, столь удобренной,

Кем-нибудь нынче освоен…

Ну, что ж?

Кто бы ни был народа всея Земли:

Слуга, иль помещик,

Солдат, самодержец, крестьянин…


НИКОЛА УГОДНИК

Он взял за основу

беспамятства – кем бы ни быть.

И вспомнил нечаянно:

«Часто, бывало, потянет —

Любимое дело —

рубить бы дрова и рубить.


Государь подходит к плахе с топором и поленьям, берёт в руки топор.

И вмиг набросала картину

кисть воображенья.

Он видит, как бьётся топор

о живые поленья,

Он чувствует сил

молодящихся злую игру!

Удар! – и пенёк улетает,

как пыль на ветру…

Но вместо полена


Царская. Поэма-симфония

Подняться наверх