Читать книгу Военное духовенство в России в конце XIX – начале XX века - Лекха Вильевна Жукова - Страница 1

В 1901 г. военное духовенство отмечало столетний юбилей. К этому юбилею оно подошло заметно обновленным.

12 июня 1890 г. было высочайше утверждено «Положение об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств», которым вводилось звание протопресвитера военного и морского духовенства. Первым протопресвитером поставлен о. Александр (Желобовский). Он сразу приступает к реформированию своего ведомства, причем касается вопросов сугубо практических, связанных с повседневным служением военного священника1.

23 января 1900 г. при Главном штабе была учреждена специальная комиссия под председательством члена Военного совета, генерала-от-инфантерии гр. И. Д. Татищева, на заседаниях которой обсуждались образцы полкового храма, список вещей, необходимых для похода, программы собеседования с нижними чинами и т. д. Почти целиком обновляется кадровый состав военных священников. Молодые образованные батюшки, назначенные в полки в начале 1890-х годов, в целом показали себя неплохо, но опыта участия в военных действиях в большинстве своем не имели.

События на Дальнем Востоке стали для многих из них первым опытом собственно военного служения. Кроме того, участие военных священников в Пекинском походе позволило оценить первые результаты преобразований начала 1890-х годов и наметить направления дальнейшего реформирования ведомства.

То, что называется Боксерским восстанием, началось в Китае в октябре 1898 г., когда лидер ихэтуаней Саньдуо «принес жертву знамени» и официально объявил о начале восстания против династии Цин и иностранцев.

Почти сразу же произошли отдельные стычки с китайцами в районе КВЖД. «Так, еще в конце 1898 года близ города Чантофу толпа местных жителей, численностью до 200 человек, напала на партию русских топографов. В 1899 г. также несколько раз проявлялась враждебная настроенность населения к железной дороге, выражавшаяся то в нападении на отдельные партии агентов, то в насильственной приостановке работ»2.

В январе 1900 г. центр восстания переместился в провинцию Чжили. В мае отряды ихэтуаней Ч. Дэчэна, Ц. Футяна и Х. Лянь двинулись из провинции Чжили в поход на Пекин.

В Маньчжурии заметные беспорядки начались весной 1900 г. «27 марта близ станции Шелепу обнаружилась ненависть китайских солдат к нашим казакам и строителям дороги, следствием чего было убийство шт.-кап. охраны Янткевича и двух казаков»3. Казаки изрубили 12 китайских солдат.

На Ляодунском полуострове первые прокламации ихэтуаней стали появляться в начале мая. Китайцы портили телеграфные линии, подкладывали камни на рельсы перед проходом поездов, ломали железнодорожные пути. В городах закрывались лавки, китайская прислуга бежала, даже не получив расчет. Желая успокоить служащих КВЖД, администрация раздала им оружие, «обещали семьям погибших восьмидесятимесячный оклад и возмещение убытков за пропавшее имущество. <…> Усилить охрану обещали, но только лишь вновь сформированными эшелонами, а так как просьба запоздала, то и прибытие эшелонов из России тоже запоздало, к началу военных действий они не попали»4.

15 мая боксеры разрушили русскую часть железной дороги в районе Фынтай.

Михаил Николаевич Гирс вынужден был телеграфировать командующему войсками Квантунской области: «Прошу немедленно доставить десант в сто человек в Таку, для следования в Пекин»5.

По получении 16 мая депеши Гирса Е. И. Алексеев распорядился отправить в Таку под командой Веселаго часть эскадры в составе броненосца «Сисой Великий», крейсера «Дмитрий Донской», лодок «Гремящий», «Кореец» и минных крейсеров «Всадник» и «Гайдамак». Вечером 16 мая суда прибыли в Таку (Пейхо). В десант было назначено 72 чел. матросов с двумя офицерами и взвод казаков, всего 104 чел. 18 числа десант перешел в Тонгку, однако, не получив поездов, десант продолжил движение по реке на барже до Тяньцзиня. В Тяньцзине удалось достать экстренный поезд в Пекин, на нем отправились 70 чел.

К 23 мая в Пекине оказалась сборная команда 428 чел., из них русских – 75 человек.

Казаки остались в Тяньцзине. Всего военных в Тяньцзине оказалось 443 человека, из них русских – 30 казаков.

В следующие дни стало очевидно, что этого количества войск недостаточно.

Командующий русскими войсками Квантунской области вице-адмирал Е. И. Алексеев получил высочайшее повеление направить в провинцию Чжили сухопутные войска для подавления Боксерского восстания.

28 мая командир 12-го Восточно-Сибирского стрелкового полка К. А. Анисимов получил предписание произвести посадку людей на суда эскадры для отправления их через Таку в Тяньцзинь, а оттуда в Пекин. Для перевозки были назначены броненосцы «Петропавловск» и «Наварин», крейсер «Дмитрий Донской», лодки «Манджур», «Гремящий» и «Бобр», пароход «Чау-чау-фу», паровые баркезы «Талиенван» и «Владимир».

Всего подлежали посадке 45 офицеров, 1654 строевых нижних чинов, 190 нестроевых нижних чинов. Начальником отряда назначался полковник Анисимов, начальником штаба – подполковник С. П. Илинский6. В штаб также входили подполковник М. К. Самойлов, шт.-кап. Семенов, поручик Архипов и подпоручик Н. В. Карпов.

«Перед выступлением в поход командир полка полковник Анисимов сказал несколько слов своим солдатам и офицерам, поздравил с походом, объяснил, зачем полк идет в Китай. <…> В заключение он сказал: “А теперь перекреститесь, братцы, и марш!”

Адмирал Алексеев прибыл на броненосец “Петропавловск”, на котором находился 1-й батальон 12-го полка, и после молебна сказал напутственную речь солдатам. <…> В 12 час. дня все суда эскадры, принявшие экспедиционный отряд, снялись с порт-артурского рейда и ушли в Таку. Начальником эскадры был контр-адмирал Веселаго»7.

9 июня было принято решение о переводе Приамурского военного округа на военное положение и о призыве на службу около 12 тысяч запасных из Сибирского военного округа, а 11 июня началась мобилизация войск Сибирского военного округа и Уссурийского казачьего войска.

Из Европейской России на Дальний Восток были отправлены две стрелковые бригады из Киевского и Одесского военных округов. К концу июня численность русской армии на Дальнем Востоке превысила 100 тыс. человек.

В Приамурском округе были развернуты 4-я, 5-я и 6-я Сибирские бригады и образованы I и II Сибирские армейские корпуса. «В записи за 12 июня 1900 г. в журнале военных действий Хайларского отряда генерал-майора Орлова сказано: “Последовало высочайшее повеление о приведении войск Приамурского военного округа на военное положение и о призыве на действительную службу чинов запаса армии в пределах Приамурского края и губерний Сибири”. Также 11 июня 1900 г. было “получено предписание командующего войсками Забайкальской области от 11 июня 1900 г. за № 1 с объявлением, что высочайше повелено привести войска округа на военное положение, считая 1-м днем мобилизации 12 июня”. <…> 27 июня 1900 года был сформирован особый отряд из 4-го и 6-го казачьих батальонов, четырех сотен второго Верхнеудинского полка и третьей казачьей батареи. Начальником отряда был назначен генерал-майор Орлов»8.

Итак, 12 июня 1900 г. мобилизация началась.

«Командир собрал офицеров, чтобы объявить им о мобилизации, о том, что весь полк идет в поход и что сейчас приедут командующий войсками и священник и будут служить молебен. <…> Молебен был назначен в офицерской столовой. <…> Молебен как молебен! Священник призывал на них Божье благословение, желал им всем вернуться целыми и невредимыми. <…> Лица почти у всех молящихся были или казались равнодушными: “…едва ли сотый понимал, что тут происходило”!»9

Как бы то ни было, священники должны были последовать за полками.

К моменту мобилизации на Дальнем Востоке уже имелось некоторое количество военных священников, которые могли, по крайней мере, проводить войска. «26 декабря 1897 г. с первым эшелоном Охранной стражи пароходом из Одессы прибыл во Владивосток священник о. Александр (Журавский), назначенный протопресвитером военного и морского духовенства в Охранную стражу КВЖД». Вторым священником Охранной стражи 29 декабря 1898 г. был поставлен о. Стефан (Белинский).

Первым храмом в Харбине стала Свято-Николаевская церковь, разместившаяся в саманном бараке на углу Большого и Хорватского проспектов. 5 октября 1897 г. о. Александр (Журавский) получил от архиепископа Херсонского и Одесского Иустина св. антиминс, на котором было написано «Для священнодействия в походном храме во имя свт. Николая Мирликийского»10.

Храм был открыт в 1898 г., и первым настоятелем его был протоиерей о. Александр (Журавский).

1 октября 1899 г. была «заложена Св. Николаевская (ныне кафедральный собор) церковь в Новом Харбине, которая была освящена священниками Охранной стражи о. о. Александром (Журавским), Стефаном (Белинским) и Иоанном (Матковским)»11.

В 1900 г. в Охранную стражу были назначены священники: Ксенофонт (Консадский) – в Далянь, Феофан (Павлов) – в Телин и Инкоу и Владимир (Кедров) – на западную линию КВЖД. Позже были назначены Стефан (Белинский), Соломон (Имеришвили)12, Феофан (Павлов) перешел в 22-й пехотный Нижегородский полк, а на его место был назначен студент университета Борис Стацевич. Ранее назначенный Феодор (Попов) ушел в отставку, а на его место назначен священник Иаков (Машковский).

Начавшаяся мобилизация вызвала некоторый энтузиазм и в рядах военного духовенства. Некоторые из них обращаются к протопресвитеру с просьбой о переводе на Дальний Восток.

Чаще всего обращались телеграммами. Одной из первых 16 июня 1900 г. была получена телеграмма от священника 16-го пехотного Ладожского полка Петра (Воинова), который просился на вакансию в Приамурский военный округ13. Некоторые соискатели проявляли большую настойчивость. Так, трижды обращались к протопресвитеру священник Иоанн (Ремизов) и священник Николай (Головщиков). Вначале на обращениях появлялась резолюция «иметь в виду», однако вскоре вакансии были заполнены, и прошения оставлялись без последствий.

В результате в «делах против китайцев» участвовали следующие священники.

«Четыре священника Амурской области, о. о. Крахмалев, Мосолов, Донской и Любович, по случаю мобилизации, высочайшим повелением были прикомандированы к штабу и военно-полевым отрядам»14.

Священником при штабе войск Квантунской области вместо Антония (Быкова) в марте 1900 г. был поставлен Иосиф (Никольский)15.

В свою очередь, о. Антоний (Быков) был переведен в управление 1-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады16. Однако с 13 июля 1900 г. в должности священника церкви управления бригады уже числится о. Иоанн (Рублевский)17.

В управление 2-й Восточно-Сибирской бригады поставлен о. Владимир (Актов), окончивший Костромскую семинарию по 2-му разряду в 1886 г. и служивший по военному ведомству с 1897 г.18 Назначению о. Владимира (Актова) предшествовало ходатайство 6-го полка, который просил «прикомандировать отца Актова, заявившего на то свое желание, к выступившему в поход»19 полку. Часть обязанностей о. Владимира (Актова) предлагалось переложить на священника 7-го Восточно-Сибирского стрелкового полка о. Александра (Венустова).

Священником 3-й стрелковой бригады поставлен о. Константин (Сарчинский), окончивший Киевскую духовную семинарию в 1880 г. и учительствовавший в Киевской губернии, с 1882 г. получивший в Киевской епархии приход, а с 1895 г. перешедший на службу по военному ведомству20.

В 4-ю стрелковую бригаду был назначен о. Стефан (Счеснович). Окончив Витебскую духовную семинарию по 2-му разряду в 1890 г., с 1891 г. он служил в Минской епархии, с 1895 г. перешел в военное ведомство21.

Кроме того, в боевых действиях участвовали священники: Владимир (Актов), Ефимий (Алфеев), Александр (Венустов), Владимир (Волочков), Виктор (Иванов), Арсений (Ивановский), Василий (Криницкий), Александр (Костров), Павел (Кропотов), Александр (Лавров), Александр (Левинсон), Тимофей (Луганский), Николай (Макаревский), Феофан (Павлов), Николай (Пивоваров), Петр (Поваринский), Федор (Попов), Феодор (Рубановский), Алексей (Семов), Игнатий (Скворчевский), Василий (Спасский), Борис (Стацевич), Павел (Хуциев).

Кроме того, к госпиталям были причислены: о. о. Иоанн (Быстряков), Петр (Дагаев), Владимир (Дружинин), Павел (Крахмалев), Андроник (Любович), Савва (Мичурин), Александр (Челпанов)22.

Надо отметить, что, во-первых, делопроизводство в ведомстве протопресвитера в это время оставляло желать лучшего, во всяком случае, переписка о некоторых назначениях не сохранилась.

Кроме того, существенна ротация кадров, в некоторых полках священники менялись неоднократно, даже на протяжении одного года. Одной из причин ротации кадров становятся преклонный возраст и болезненное состояние некоторой части священнослужителей. Вновь назначаемым священникам было от 30 до 45 лет.

Некоторые из назначенных, осознав, что полк отправляется в поход в Китай, просили себе другое место. Так, о. Петр (Стефанович), сам просивший назначения, в последний момент, когда оно уже состоялось, отказался от собственного прошения23.

В походе участвовало некоторое количество епархиальных священников, посланных из епархий без ведома протопресвитера. Так, были представлены к награждению орденом св. Анны 3-й ст. с мечами «за отлично-усердную и ревностную службу во время бомбардировки гор. Благовещенска с 2 по 20 июля»24 священник 16-го полевого подвижного госпиталя Андроник (Любович) и «за отлично-усердную службу и усиленные труды при военных обстоятельствах»25 священник полевого запасного Цицикарского госпиталя Павел (Крахмалев).

Однако выяснилось, что названные священники в ведомстве протопресвитера не состоят26. Позже оказалось, что не состоит в ведении протопресвитера и священник 5-го полевого запасного госпиталя Савва (Мичурин)27. Наконец, стало известно, что Любович и Крахмалев состоят на службе в Благовещенской епархии и «командированы в полевые госпитали по распоряжению епархиального начальства»28, а Мичурин послан из епархии Приамурского округа29. До осени 1904 г. не мог добиться признания своего участия в походе священник Дмитрий (Пляскин), который «на время восстания в <…> Китае уволен был от епархиальной службы и штабом войск Уссурийского военного округа прикомандирован в поход в Китай к полевому госпиталю № 1 для исполнения священнических треб»30.

Однако ситуация эта не была чем-то необычным – по разъяснению протопресвитера, назначение в госпитальные походные церкви должно было осуществляться по усмотрению местного преосвященного. Преосвященный епископ Благовещенский и Приамурский о. Иннокентий пребывал в городе Благовещенске31.

7 июля причты церквей Сибирского военного округа и Приамурского военного округа были временно переподчинены протопресвитеру32.

Таким образом, несмотря на небольшие недоразумения, в целом кадровая проблема была решена быстро и почти полностью за счет штатов военного духовенства.

Это были образованные, относительно недавно пришедшие на службу в ведомство протопресвитера 30–40-летние священники, по большей части готовые нести тяготы походной службы не только морально, но и физически.

Несмотря на то, что боксерское восстание обсуждалось в печати, решение о переброске войск из Европейской России показалось неожиданным, и на сборы отводилось совсем мало времени33.

Прощания с войсками, отправляющимися на Дальний Восток из Европейской России, обставлялись по возможности торжественно.

В Одессе, например, проводы продолжались два дня. «Проводы эти, как и следует в христианской стране, начались молитвою на лагерном поле где в 10 часов утра 11-го числа июля месяца по просьбе военного начальства и представителей города высокопреосвященнейшим Иустином, архиепископом Херсонским и Одесским, в сослужении соборного духовенства и полковых священников, при особо торжественной обстановке, совершенно было “молебное пение к Господу Богу нашему за императора и за люди, певаемое во время брани, противо супостатов”»34.

Часов в 9 войска в мундирах, с амуницией и развернутыми знаменами вышли из палаток, разукрашенных цветными флагами, и построились вокруг лагерного храма, куда должен был прибыть высокопреосвященнейший владыка. Немного ранее назначенного времени на площади собрались начальствующие лица, генералитет, полковые священники и провожающие.

«Ровно в 10 часов трезвон на колокольне лагерной церкви возвестил о прибытии владыки, которого встретил со св. крестом благочинный 15-й пехотной дивизии священник Илья Селезнев. Чрез несколько минут владыка вышел из храма в малом архиерейском облачении, предшествуемый духовенством стройным певческим хором из нижних чинов при громогласном пении тропаря: “Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое”. Как только занял он свое место у аналоя, к которому принесены были и войсковые знамена, начался молебен»35.

Молебен закончился возглашением многолетия государю императору, государыням императрицам, государю наследнику, всему царствующему дому и победоносному русскому воинству.

После молебна владыка еще произнес краткую речь от себя, окропил святой водой знамена и войска и снова вошел в лагерный храм. Благочинный дивизии подал ему икону святителя Николая Чудотворца, приспособленную для ношения на груди, и от лица полковых священников просил его преосвященство благословить этой иконой священника Стефана (Счесновича), который отправлялся на Дальний Восток. Владыка сказал приличную случаю речь и благословил о. Стефана.

Затем владыка покинул лагерное поле, и перед войсками выступил временно командующий войсками Одесского военного округа генерал-от-кавалерии Д. П. Дохтуров, а за ним – «отставной генерал-лейтенант Худяков – герой Шипки и кавалер ордена св. Георгия Победоносца, прибывший проститься со стрельцами, среди которых на протяжении 50 лет он был рядовым офицером, командиром полка и, наконец, бригадным генералом»36. Он благословил полки иконой св. Владимира.

Затем начался парад войск, а после парада – обед. Нижние чины обедали в походном лагере, а начальствующие лица, представители города, штаб – и обер-офицеры собрались на площадке около штаба 59-го пехотного Люблинского полка, где была приготовлена трапеза на 450 человек, то есть на всех офицеров Одесского гарнизона. На трапезе присутствовал архиепископ Иустин. Вечером 11 июля в городском саду на средства горожан были устроены гуляния, на которые были приглашены офицеры гарнизона с семьями.

На следующий день войскам на одной из площадей города снова был предложен обед, после которого городской голова от лица всех одесских жителей благословил отправляющиеся полки иконами, потом священник Петр (Тяжелов) сказал напутственную речь, и солдаты погрузились на пароход добровольного флота «Саратов».

Анализ подобных описаний, помещавшихся в печати этих дней, показывает, что прощание проводилось довольно быстро, но все составляющие ритуала были соблюдены – и молебен, и вынос икон, и речи начальствующих. Вместе с тем быстрая мобилизация позволила избежать беспорядков, пьянства и хулиганства. Кроме того, полки, отправляемые на Дальний Восток, были уже давно сформированы – не требовались ни знакомство с традициями, ни присяга, ни пребывание в лагерях.

Некоторую торжественность проводам старались придать и на Дальнем Востоке. Так, перед выступлением в поход отметил свой полковой праздник 9-й стрелковый полк, прибывший из Киевского военного округа. Для праздничных мероприятий железнодорожной администрацией на станции Омск был построен павильон, украшенный зеленью и флагами. К 10 часам утра на праздник прибыл генерал-майор Н. Б. Кутневич. Он поздравил солдат с праздником, было вынесено полковое знамя, и начался молебен. После молебна священник сказал речь, за которой последовали здравицы. Между прочим, была поднята здравица и за священника Николая (Тяжелова), «молитвенно потрудившегося для полка»37.

Несколько менее торжественно отправлялись полки с самого Дальнего Востока. Так, переброска части 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка из Талиенваня в Тишичао произошла без особых церемоний. «2-го числа весь батальон стал возле длинного поезда покоем на молебен и в 3 часа дня при громком крике “ура” оставшегося гарнизона, напутствуемые благопожеланиями провожавших семейств, мы оставили Талиенван»38.

К этому времени война уже началась. 6–8 июня императрицей было подписано несколько указов, которые фактически объявляли войну иностранцам в целом и России в частности.

Через несколько дней в Пекине началось массовое убийство китайцев-христиан («варфоломеевская ночь в Пекине» 10–11 июня 1900 г.). 17 июня войска коалиции начали штурм Тяньцзина. Взять город удалось только 1 июля.

«Около 20-го июня, воспользовавшись общим недоумением и смутным брожением среди чиновничества и армии, фудутун Мукдена по своей инициативе, но в твердой надежде на сочувствие Пекина и на собственную безнаказанность двинул находившиеся у него в распоряжении военные силы сначала против Янтайских копей, а затем и против железной дороги по всему ее фронту, от Тьелина до Инкоу. <…> 21-го июня <…> получено было сообщение об открытых выступлениях китайцев с нападением по пост Южной ветки Шахэ, а 23-го – на Тьелин, Мукден и Ляоян»39.

Боксеры разрушили часть железнодорожного полотна и станционные постройки, убили нескольких строителей, захватили в плен и затем обезглавили инженера Верховского. 28 июня генерал А. А. Гернгросс предписал служащим железной дороги походным порядком отступать на западе – от Цицикара через Хинган к Забайкалью, на востоке – от Шитоухэцзы к Приамурью, на юге – от Ляояна к Порт-Артуру и Дальнему. Не отступали только из Харбина, но уже с 27 июня Харбин был отрезан от внешнего мира – китайцы испортили телеграф. 4 июля Харбин был осажден боксерами. Некоторые жители пытаются покинуть город. Вывезено на пристань Сунгари и имущество Старо-Харбинской церкви.

1 июля китайские войска обстреляли русские корабли на р. Амур в районе Благовещенска. На следующий день начался обстрел города.

29 июня, накануне обстрела, из города ушли почти все войска. Провожать уходящие войска собрался весь город. «В четыре часа дня, когда солдат выстроили на площади, приехал военный губернатор. Проезжая по фронту войск, он поздравил их с походом и сказал речь офицерам, после чего среди глубокого молчания многотысячной толпы под палящими лучами знойного летнего солнца был отслужен молебен»40. Этот прощальный молебен запомнился многим – горожане волновались, не зная, куда уходят войска и ожидая со дня на день нападения китайцев. Молебен толпа встретила в глубоком молчании, на глазах многих выступили слезы41.

Через пару дней город приобрел вид осажденной крепости. «На пожарной каланче, на колокольне Никольской церкви и на новом Шадринском соборе были устроены наблюдательные пункты. На соборе Шадрина наблюдал проезжий морской офицер. Этот пункт был соединен телефоном со штабом отряда»42. Конечно, соборы обстреливались, но, к счастью, сильных повреждений не получили. Зато 5 июля в четыре часа вечера загорелась духовная консистория43.

Вскоре начались и похороны. Военных хоронили с особой торжественностью. 6 июля в Покрово-Никольской церкви состоялась торжественная панихида по убитом поручике Юрковском. На ней присутствовали сослуживцы покойного и командующий войсками генерал-лейтенант К. Н. Грибский44.

Это были первые похороны защитника Благовещенска. В следующие дни панихида будет не раз повторяться, но уже не с такой торжественностью.

Кроме того, во все дни осады города в благовещенском соборе непрерывно шла служба и читались акафисты Албазинской иконе Божией Матери.

8 июля было принято решение перевести на военное положение войска Сибирского военного округа и Семиреченской области Туркестана и, кроме того, отправить на Дальний Восток 5 стрелковых бригад и еще бригаду на границу из Ташкента. Из всех войск на Дальнем Востоке начали формировать 4 армейских корпуса: 1-й Сибирский в провинции Чжили и Квантуне (Китай), 2-й Сибирский в г. Хабаровск, 3-й Сибирский в г. Чита, Десантный в г. Владивосток45.

Таким образом, к моменту отправки войск из Европейской России обстановка на Дальнем Востоке сложилась более чем напряженная, поэтому не все полки отправлялись в поход с приличной торжественностью.

Тем не менее священники, отправляясь в поход, должны были успеть сделать необходимые приготовления.

Прежде всего следовало передать свои обязанности на время похода, а также сдать подотчетное имущество на хранение46. Процедура была незнакомая, и не вполне понятно было – кому и что сдавать, а что брать с собой. Так, священник Василий (Устрицкий) сдал «церковь <…> на хранение священнику лейб-драгунского Павлоградского полка о. Романовскому по описи, взяв с собой св. антиминс, Св. Дары и прочие церковные вещи, необходимые в походах»47, а священник 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Николай (Пивоваров) по приказанию командира упаковал церковное имущество в ящик и сдал на хранение48, с собой вообще ничего не взяв. Не имея еще утвержденного списка необходимых предметов, собирались по собственному разумению и что брать с собой в поход – решали сами.

Из «предложений», публиковавшихся в «Вестнике военного духовенства», в № 7 за 1900 г. впервые было опубликовано рекламное объявление фабриканта С. С. Мешкова об открытии 20 июля 1900 г. магазина в Гостином дворе (в Петербурге). Магазин предлагал «устройство военно-походных церквей и складней»49.

Кроме того, мастерская по изготовлению непромокаемых резиновых ряс М. И. Собенниковой (Петербург, ул. Казанская, 22) предлагала «рясы шерстяные разных цветов; из тонкой материи, цена 19 руб., из толстой – 23 руб., из черной и серой резины – 10 руб.; рясы виксатиновые – 5 руб. Все рясы шитые и клееные. Образцы материй высылаются по требованию бесплатно. <…> Пересылка заказа на счет покупателя»50.

Таким образом, начинает складываться некий набор предметов, необходимых военному священнику. Однако в 1900–1901 гг. они не находили широкого спроса. Во-первых, приобретать их священники должны были за свой счет, во-вторых, торговые предприятия в основном сосредоточивались в Петербурге, хотя мастерская М. И. Собенниковой и готова была работать с покупателем из другого региона. Заказ товара по почте требовал значительного времени, а его у отправляющихся в поход священников не было.

Некоторые священники отправились в поход и вовсе налегке – «взявши епитрахиль, крест и одев на себя св. дароносицу со Св. Дарами»51.

Нужно отметить, что большинство священников все же не жаловались на отсутствие необходимых для богослужения вещей, однако некоторый недостаток, видимо, все же ощущался52.

Часть необходимых предметов священники получили от благотворителей. При этом сбор благотворительных средств, в том числе денег и вещей для госпиталей и церквей, был поручен протопресвитеру53. Пожертвования «деньгами, всякого рода материалами, припасами и вещами» должны были собирать священники ведомства протопресвитера и в конце каждого месяца отправлять в духовное правление «для доставления по принадлежности». Кроме того, некоторую часть необходимых предметов удавалось получить на месте54.

Первой задачей священнослужителей в военном походе было устройство мест для богослужений для удовлетворения религиозных потребностей войск.

В походе чаще всего богослужения происходили в палатках. Наличие этих палаток предусматривалось Сводом военных постановлений 1869 года (Книга VII. П. 52–54 (П. 66–69)).

При постановке церковных палаток или наметов нижние чины могли помочь растянуть и установить саму палатку, но устанавливать иконостас с царскими вратами и завесой, также жертвенник и престол должны были сами священники.

Священник Николай (Пивоваров) вспоминает, как после взятия Айсандзяна солдаты спали на походных вьюках, не разбивая палаток. Однако на следующий день первым делом установили церковную палатку, и «в 9 час. утра в разбитой палатке среди лагеря началась обедница»55.

Конечно, согласно рекомендациям того же Свода военных постановлений, священники должны были приискивать места для богослужений либо в стационарных церквах, если таковые имелись, либо в пустующих помещениях.

В пограничных городах было некоторое количество стационарных епархиальных церквей, которые использовались для богослужений, но требовались еще церкви при госпиталях, а также именно для тех полков, которые отправлялись в поход. Собственно военных церквей также было недостаточно56.

Одной из первых была устроена церковь для чинов 7-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, на сооружение которой было получено довольно значительное денежное пособие57. Также возникли некоторые проблемы со снабжением богослужебными принадлежностями церкви-барака, устроенной при порт-артурском полевом госпитале58.

Одной из инициатив протопресвитера стало устройство часовни-церкви на станции КВЖД Фулярди59.

Первый январский номер «Вестника военного духовенства» открывало «Отношение на имя о. протопресвитера от начальника Забайкальской казачьей пешей бригады из Читы».

В нем говорилось, что командированный в Хайларский отряд священник штаба войск Забайкальской области Павел (Масюков) в беседе с нижними чинами гарнизона ст. Фулярди 29 августа 1900 г. после панихиды по павшим на поле брани воинам предложил построить для совершения божественной литургии каменную часовню-алтарь на правом берегу р. Нони, по линии железной дороги. Часовня должна была стать не только действующей церковью, но и памятником «славного похода вглубь Маньчжурии». Солдаты, конечно, согласились, и на следующий день о. Павел обратился с ходатайством к Н. А. Орлову. Был назначен «особый наряд» в свободное от военных занятий время. Обращаясь к протопресвитеру, Н. А. Орлов приводит очень важные аргументы: «Недостаточно для русского только присутствовать при богослужении, которое совершается во время походов или в палатке, или на открытом воздухе, но он нуждается и видеть обстановку самого храма, а часовня-алтарь во многом может отвечать этому требованию и заменить родной храм. Кроме того, часовня в глуби Маньчжурии на ст. Фуларди, от которой ближайший христианский храм на расстоянии более 300 верст (Харбин), а от границы русской более 600 верст, может послужить зерном христианства между маньчжурами и продолжением забайкальского миссионерского дела, главная цель которого – распространение христианского учения среди восточных народов и особенно ламаитов»60.

5 октября постройка часовни была окончена, и на ней был водружен крест, а 6 октября в ней отслужен молебен, по окончании которого часовня была окроплена святой водой.

Также инициатором сооружения церкви в Бинь-Чжоу был священник 9 стрелкового полка 3 стрелковой бригады Константин (Сарчинский). Церковь очень понравилась полковому начальству, и оно даже возбудило ходатайство о награждении о. Константина. Сарчинский был награжден наперсным крестом на Георгиевской ленте61.

Кроме того, для обеспечения религиозных нужд войск, находившихся в походе, в Инкоу имелись церкви-вагоны. Их на Дальнем Востоке было два, а всего до 1917 г. вагонов-церквей было сооружено 6.

Первый был изготовлен на Путиловском железоделательном заводе в Петербурге в ознаменование рождения ее императорского высочества, великой княжны Ольги Николаевны. Строительство вагона-церкви началось после получения разрешения, последовавшего на доклад министра путей сообщения М. И. Хилкова 14 ноября 1895 г., в день крещения великой княжны. Строили церковь на средства, собранные благотворителями, – на наружную отделку управлением Сибирской железной дороги было пожертвовано 10 000 руб., на внутреннюю отделку, стоимостью в 20 000 руб., средства были собраны на Путиловском заводе. Общая стоимость вагона-церкви составила 30 000 руб. Освящение церкви последовало 11 июля 1896 г. в Новом Петергофе62.

Вторая церковь-вагон была скромнее, но и она вполне отвечала условиям походной жизни, и священник Охранной стражи Феофан (Павлов) даже ходатайствовал о ее сохранении после окончания похода в г. Инокоу63, несмотря на то, что «энергией местных русских военных властей при управлении 1-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады была воздвигнута первая православная церковь в Инкоу – в бывшей китайской кумирне»64.

В большинстве случаев на территории Китая все же старались обходиться уже имеющимися постройками, приспосабливая их под церкви65 и нередко разрушая при этом.

В Харбине же после отступления ихэтуаней к середине сентября жизнь понемногу стала возвращаться в мирную колею. В Старо-Харбинской церкви возобновились богослужения.

Закончилась постройка Свято-Николаевского собора в Новом Харбине.

«5 декабря церковь освящена с разрешения протопресвитера военного и морского духовенства, по благословению преосвященнейшего Евсевия, епископа Владивостокского и Камчатского, в память святителя Николая Чудотворца Мирликийского старшим священником Александром Журавским, первым настоятелем этого православного храма в Маньчжурии»66. Храм был построен из бревен в стиле русских шатровых храмов. Собор венчали пять куполов, украшенные, как и звонница, шашечным покрытием. В основании он имел форму креста.

В январе 1901 г. Охранная стража КВЖД была переформирована в Заамурский округ Отдельного корпуса Пограничной стражи. Начинается активное церковное строительство. «В 1901 г. церкви-школы были построены в Даляне и Имяньпо. К строительству церквей-школ по типовому проекту приступили и на других участках КВЖД. Священник о. Александр (Журавский), назначенный 5 декабря 1901 г. по распоряжению протопресвитера военного и морского духовенства благочинным над духовенством бывшей Охранной стражи, получил благословение на освящение построенных храмов, для чего получил антиминсы у преосвященного епископа Евсевия. Совместно с другими священниками о. Журавский совершил освящение храмов в Даляне (1901 г.), Бухэду (11 декабря 1902 г.), и ст. Пограничная (21 дек. 1902 г.). Храмы были освящены с поминовением за службой местного правящего архиерея – преосвященного Иннокентия, епископа Переяславского, начальника Российской духовной миссии в Пекине. Церковная утварь для храмов приобреталась на средства КВЖД. Настоятелем в храм в Имяньпо был назначен о. Матковский, а на ст. Пограничная служил о. Соломон (Имермишвили)»67.

Таким образом, вопрос об организации мест богослужения во время Боксерского восстания был решен также достаточно быстро. Более того, ведомство протопресвитера начинает активное церковное строительство на Дальнем Востоке.

Что касается самого служения, то оно состояло из молебнов и треб.

Молебны совершались и при отправлении полков на Дальний Восток, и по прибытии, и перед началом собственно похода, и по возвращении, а также, по возможности, перед началом военных действий. Каждый раз священники старались сказать речь, одушевляя солдат68. Видимо, участвуя в совместном походе, солдаты пренебрегали молитвой, «стесняясь ложным стыдом пред союзниками по оружию, иноверцами»69, однако священники молебнами в походе отнюдь не пренебрегали, что отмечалось полковым начальством70.

Некоторые священники даже смогли организовать празднование церковных праздников: «Все праздничные дни я имел возможность совершать службу Божию, то в палатке, то в столовой, просфоры не всегда были удачны»71, однако хотя бы как-то праздник отмечался. Также священники участвовали в полковых праздниках, которые, несмотря на военное время, все же отмечались72. Кроме того, священники участвовали в приведении к присяге молодых солдат73.

Из других обязанностей священника главной была организация погребения. Напутствовать умирающих часто приходилось под огнем во время боя. Так, священник 14-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Алексей (Семов) «напутствовал убитых неприятелем нижних чинов»74 во время боевой операции при станции Радде (11–21 июля), о. Александр (Журавский) утешал «раненых и умирающих воинов во время 24-х дневного боя под Ажеха» прямо под огнем противника75. Описывает напутствие умирающих на поле боя и о. Николай (Пивоваров). Хоронить приходилось и по 40 человек за один раз76. Не всегда священник успевал напутствовать и даже хоронить умирающих77. «Странно было видеть отпевание без священника, без кадила, без запаха ладана. Воины погребались при самой суровой военной обстановке; зато пение казаков было превосходное – то они пропели полную панихиду», – вспоминал Н. А. Орлов78.

Конечно, священники много трудились в госпиталях.

«За отлично-усердную службу и усиленные труды при военных обстоятельствах»79 орденом св. Анны 3-й степени с мечами был награжден священник полевого запасного Цицикарского госпиталя Павел (Крахмалев), а также священник 16-го полевого подвижного госпиталя Андроник (Любович). Однако именно в госпитале произошло одно из серьезных недоразумений. Священник Петр (Дегаев) отказался совершать погребение инославных80. Дело было вовсе не в упрямстве священника. Вопрос о том, как погребать католиков, будет обсуждаться позже и неоднократно и найдет свое решение только после Русско-японской войны.

Работы в госпиталях было много. Нужно было успевать напутствовать и утешать тяжелораненых, беседовать с выздоравливающими и организовывать похороны умерших81.

Надо отметить, что служение в госпиталях удовлетворяло не всех священников. С началом мобилизации и во время боевых действий некоторые из них просили перевести их «в действующую армию к одному из временных госпиталей» или «в действующий отряд»82. Так попал на войну, например, диакон Иоанн (Быстряков).

Вообще священников, непосредственно участвовавших в военных действиях, было довольно много.

Принимал участие в штурме Пекина 1 августа 1900 г. священник 10 Восточно-Сибирского стрелкового полка Ефимий (Алфеев)83. Проявил большое «мужество, энергию и распорядительность при занятии крепости Бейтан 7 сентября 1900 г.» священник 2-й Восточно-Сибирской бригады Владимир (Актов)84. Позже он принимал участие «в военном походе генерала Церпицкого от Лутая к Шанхайгуаню с 11 по 19 сентября»85 и в «делах против китайцев при движении к католической миссии Сун-шу-дзьи-две»86. Отличился в походе и священник 9-го стрелкового полка Константин (Сарчинский) – он «участвовал в тяжелом походе полка в Маньчжурии и при занятии полком китайского города Баян-су-су, Динь-динь и Бинь-Чжоу»87, а также священник читинского резервного батальона Александр (Лавров)88.

Такое активное участие священников в боевых действиях объяснялось не только их личной смелостью и военной необходимостью. Чаще всего, как видно, например, из воспоминаний о. Николая (Пивоварова), это объяснялось отсутствием четкого представления о том, где должен находиться во время боя священник. С одной стороны, не имея оружия, он мог только личным бесстрашием одушевлять солдат. С другой стороны, напутствовать и приобщать нередко необходимо было прямо на поле боя или в ближайшем к нему лазарете.

Участие священников в военном походе было, конечно, отмечено наградами. Наивысшей наградой этой военной кампании был золотой наперсный крест на Георгиевской ленте. Эта награда была учреждена в 1790 г. специально для награждения священников за военные подвиги, о чем довольно подробно пишет К. Г. Капков89.

За поход в Китай эту награду получили несколько священников. В очерке о. Александра (Желобовского)90 указаны трое: протоиерей 16-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Арсений (Ивановский), священник Охранной стражи Восточной Китайской железной дороги Александр (Журавский) и священник управления 4-го стрелковой бригады Стефан (Счеснович). В справочнике В. М. Шабанова91 указаны также священник управления 3-й стрелковой бригады Константин (Сарчинский) и священник 6-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Владимир (Актов).

Переписка протопресвитера на этот счет демонстрирует следующее. Представление о награждении о. Александра (Журавского) не встретило никаких возражений92. К награждению о. Стефана (Счесновича) имелось серьезное препятствие: он не имел двух необходимых наград – скуфьи и камилавки93, однако командование проявило довольно заметную настойчивость, повторно направив протопресвитеру представление94, и согласие, в конце концов, было получено95. Протоиерей Арсений (Ивановский) был представлен одновременно к двум наградам – золотому наперсному кресту на Георгиевской ленте и ордену св. Анны 2-й степени с мечами96.

Представление на награждение наперсным крестом на Георгиевской ленте о. Владимира (Актова) «за участие в военном походе генерала Церпицкого от Лутая к Шанхайгуаню с 11 по 19 сентября»97 тоже имелось. Однако о. Актов «одновременно представлялся к двум, а в общем к трем боевым наградам» и, очевидно, вначале наперсный крест на Георгиевской ленте не получил. Однако сам он 11 марта 1903 г.98 снова обратился к протопресвитеру и, видимо, на этот раз ходатайство было удовлетворено.

Бригадный священник о. Константин (Сарчинский) (во время похода – священник 9-го стрелкового полка) также был представлен к награде «за военные отличия во время похода в Маньчжурию»99. Ходатайство было возбуждено Штабом Киевского военного округа, «поскольку наградили же Счесновича». Второе ходатайство содержало более серьезное обоснование и было удовлетворено также в 1903 г.100

Надо отметить, что не все ходатайства удовлетворялись. Так, довольно резко и безоговорочно было отклонено ходатайство о награждении священника порт-артурского крепостного пехотного полка о. Николая (Пивоварова)101.

Недавно переведенный в крепость102, о. Николай вошел в конфликт с комендантом крепости, причем настолько, что последний даже жаловался на него протопресвитеру103, обвиняя в пьянстве и в «недостойном поведении». О. Николай попытался «оправдаться» самым невероятным образом – вместо того, чтобы смиренно принять порицание, он обратился к протопресвитеру с ходатайством об оказании содействия к принятию его в монашество и поступлению в Духовную академию104.

Между тем в начале военных действий о. Николай был священником 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, участвовал в походе с Южно-Маньчжурским отрядом с июня 1900 г. по 28 января 1901 г. и, пройдя со своим полком от деревни Талиеван до самого Мукдена, показывал мужество и неустрашимость. «Он, по словам приказа по полку зa № 25, “как пастырь добрый, с крестом в руках, то под огнем в передовой линии, то на перевязочном пункте, утверждал воинов в исполнении своего святого долга, облегчая страдания раненых и умирающих”. В воздаяние за те же подвиги удостоен награды золотым крестом на Георгиевской ленте, каковой несомненно и получит в свое время»105. Однако в дальнейшем именно этой награды о. Николай не получил, а был удостоен ордена св. Анны 3-й степени106.

Второй по статусу наградой этой кампании был орден св. Владимира 4-й степени с мечами. Его удостоились священники Охранной стражи Александр (Журавский) и Стефан (Белинский), а также священник 14-го стрелкового батальона Алексей (Семов)107, а вот представление о награждении орденом о. Иосифа (Никольского) – протоиерея при штабе Квантунской области108 – было отклонено, несмотря на ходатайство, «командующим войсками Квантунской области на основании последовавшего в октябре 1902 года особого высочайшего разрешения к третьей боевой награде за отличия»109.

Кроме того, были награждения орденом св. Анны 2-й степени о. Владимир (Актов) и о. Владимир (Волочков). Больше всего же было удостоено ордена св. Анны 3-й степени: с 1901 г. в очерке Александра (Желобовского) упомянуты 8 человек, между тем представления протопресвитеру подавались на 18 человек.

Таким образом, во время самого похода и сразу после него награждений священников было относительно немного.

Причин было несколько. Как уже отмечалось, отклонялись представления священников, имевших замечания и порицания по службе. Так, довольно непростая ситуация сложилась с награждением священника 9-го Восточно-Сибирского стрелкового полка о. Евфимия (Алфеева). Его представляли к различным наградам несколько раз. Первый раз – саном протоиерея110, затем – камилавкою «за оказанное мужество и храбрость при штурме восточного арсенала близ Тянь-Цзиня 14 июня»111. Затем – орденом св. Анны 3-й степени за участие в штурме Пекина 1 августа 1900 г.112

На все представления был получен отказ, а в последнем случае – также разъяснение, что «на основании донесения бывшего священника штаба войск Квантунской области Антония (Быкова) о неблаговидной жизни и поступках священника 9-го Восточно-сибирского стрелкового полка Евфимия (Алфеева) по распоряжению Владивостокской епархии производится формальное следствие»113.

Следствие началось в начале января 1901 г., а 8 мая 1903 г. о. Евфимий был уволен в отставку с сохранением жалования «829 руб. столовых – 148 руб. 50 коп., квартирных – 484 руб., за выслугу 10 лет в военном ведомстве и в отдаленных краях империи – 137 руб. 25 коп., всего – 1598 руб. 75 коп.»114

Возбужденное в 1904 г. ходатайство о награждении вновь не было удовлетворено – на этот раз из-за отставки священника.

Еще одна причина небольшого количества наград заключалась в отсутствии наград «по статусу», как например, в случае с о. Стефаном (Счесновичем). Недавно начавшие службу по ведомству протопресвитера, молодые священники их не имели, так как еще не выслужили положенного для награждений в мирное время «трехлетнего междунаградного» срока115. Этим, кстати, объясняется и очень малое количество таких наград, как скуфьи и камилавки. Фактически за всю кампанию только священник 5-го полевого запасного госпиталя Савва (Мичурин) был награжден «камилавкою за строгое исполнение духовных треб и пастырские советы, которые содействовали миру и братскому отношению чинов госпиталя»116.

Наконец, еще одной причиной небольшого количества наград было ограничение, введенное министерством. Число наград должно было соответствовать «причитающейся полной годовой норме». Сверх существующей нормы было разрешено испросить по 12 наград для Приамурского и Сибирского военных округов и для Квантунской области, а также 8 – для Туркестанского округа. «Все эти награды разрешено назначать сверх существующей нормы, не стесняясь сроком выслуги»117.

Что касается количества наград на одного человека, то «военным министром приказано было в принципе придерживаться такого порядка, чтобы чины войск, действовавших на Пичилийском районе, которые будут удостоены к нескольким наградам, могли получить не более 2-х наград, а в Маньчжурском районе по одной награде»118. Правда, при рассмотрении представлений к наградам «его высокопревосходительство признал возможным тем чинам, которые были представлены к наградам за выдающиеся боевые отличия, назначить по две и даже по три награды»119.

Полученные награды следовало выкупать за собственные деньги – за орден св. Анны 3-й степени следовало заплатить 20 рублей, за орден св. Анны 2-й степени с мечами – 52 рубля 50 копеек.

Таким образом, участие военного духовенства в китайском походе показало, что проведенные реформы были вполне эффективны. Однако многие проблемы еще предстояло решать в будущем.

Например, не было определено, где должен находиться во время похода священник, не совсем четко были обозначены его обязанности, не определялась проповедническая деятельность. Кроме того, и это было особенно важно, не были прояснены взаимоотношения военных священников и епархиальных архиереев. Переосмысление полученного опыта легло в основу следующих больших преобразований, начатых в 1903 г.