Читать книгу Тридцать три несчастья. Том 2. Небывалые неприятности - Лемони Сникет - Страница 12

Если вы когда-нибудь наряжались на Хеллоуин или были на маскараде, вы знаете, что, надев маскарадный костюм, испытываешь какое-то особое волнение, смесь возбуждения и предчувствия опасности. Однажды я попал на один из знаменитых балов, которые устраивала герцогиня Виннипегская, и то был один из самых опасных и волнующих вечеров в моей жизни. В костюме тореадора я незаметно проскользнул во дворец и замешался в толпу гостей, между тем как за мной гнались дворцовые стражники, переодетые скорпионами. В тот момент, когда я вошел в бальный зал, я почувствовал, что Лемони Сникет перестал существовать. На мне была одежда, какой я никогда прежде не носил: алая шелковая треуголка, шитый золотом жилет и плотно прилегающая черная маска. Мне казалось, что это уже не я, а кто-то другой. И оттого что я ощутил себя другим, я осмелился подойти к женщине, к которой мне запрещено было приближаться. Она стояла на веранде из полированного серого мрамора одна («веранда» – это такое модное слово вместо слова «балкон»), одетая в костюм стрекозы, в сверкающей зеленой маске, с огромными серебристыми крыльями. Пока мои преследователи сновали между гостями, стараясь опознать меня, я незаметно вышел на веранду и сообщил ей то, что безуспешно пытался передать последние пятнадцать долгих одиноких лет.

– Беатрис! – вскричал я в тот миг, когда скорпионы узнали меня. – Граф Олаф – это…

Не буду продолжать. Вспоминая тот вечер и последующие мрачные, беспросветные годы, я плачу. Да и вам наверняка хочется поскорее узнать, что происходило дальше с бодлеровскими сиротами и тройняшками Квегмайр вечером после обеда.

– Все-таки здорово интересно, – проговорил Дункан, надевая очки Клауса. – Я знаю, причины у нас серьезные, но все равно захватывает.

Айседора, завязывавшая на голове ленту Вайолет, продекламировала:

Стихи не безупречны, но в наших обстоятельствах сойдет. Ну и как мы вам?

Бодлеровские сироты отступили на шаг и внимательно оглядели Квегмайров. Только что закончился обед, все пятеро стояли перед входом в Сиротскую лачугу и поспешно приводили свой план в действие. Они ухитрились проникнуть в столовую и утащить из кухни куль муки размером с Солнышко, воспользовавшись моментом, когда кухонные работники в металлических масках стояли к ним спиной. Вайолет также стянула вилку, несколько чайных ложек протертого шпината и небольшую картофелину – все это ей требовалось для очередного изобретения. Оставалось всего несколько минут до того, как Бодлерам, вернее, Квегмайрам под видом Бодлеров надлежало явиться на лужайку. Дункан и Айседора отдали свои записные книжки Бодлерам, чтобы те могли готовиться к общеобразовательным экзаменам, и надели их обычные башмаки, чтобы шаги звучали, как у них. И теперь, когда оставались считаные секунды, Бодлеры осмотрели замаскированных Квегмайров. И тут же осознали, насколько опасен их план.

Айседора и Дункан были просто очень не похожи на Вайолет и Клауса. Глаза у Дункана не такого цвета, как у Клауса, волосы у Айседоры не такого цвета, как у Вайолет, хоть и завязаны так же. Будучи тройняшками, Квегмайры были одинакового роста, но Вайолет, как старшая, была выше Клауса. Жаль, сооружать маленькие ходули для Айседоры, чтобы увеличить ее рост, не оставалось времени. Но не эти мелкие физические детали делали маскарад таким неубедительным. Все дело в том, что Бодлеры и Квегмайры были совершенно разными людьми и лента, очки и башмаки не могли превратить их друг в друга, равно как женщина в костюме стрекозы не могла взлететь и тем избежать поджидающей ее гибели.

– Я знаю, мы не очень на вас похожи, – проговорил Дункан после того, как Бодлеры продолжали стоять, не произнося ни слова. – Но помните, на лужайке будет совсем темно. Свет исходит только от круга. Мы постараемся опускать голову пониже, чтобы лица нас не выдали. Мы не скажем ни слова учителю Чингизу, чтобы не выдали голоса. На нас ваши лента, очки и башмаки – они тоже не выдадут.

– Не обязательно осуществлять этот план, – тихо сказала Вайолет. – Мы ценим вашу помощь, но не обязательно одурачивать Чингиза. Мы могли бы просто взять и убежать, прямо сейчас. Мы стали такими хорошими бегунами, что успеем опередить учителя Чингиза.

– Можно позвонить мистеру По откуда-нибудь из автомата, – добавил Клаус.

– Зубу, – дополнила Солнышко, желая сказать: «Или поступим в другую школу под другими именами».

– Все ваши предложения никуда не годятся, – сказала Айседора. – Насколько мы знаем из ваших рассказов, от мистера По помощи мало. А Граф Олаф находит вас везде, куда бы вы ни поехали, так что другая школа не спасение.

– Да, наш план – единственная возможность, – заключил Дункан. – Если вы сдадите экзамены, не возбудив подозрения у Чингиза, вы спасены, и тогда мы займемся разоблачением мнимого учителя гимнастики.

– Наверное, вы правы, – согласилась Вайолет. – Просто мне не нравится, что вы ради нас подвергнете свою жизнь большой опасности.

– Для чего же существуют друзья? – задала вопрос Айседора. – Мы не собираемся сидеть на дурацком концерте, пока вы там бегаете, обрекая себя на гибель. Вы трое оказались первыми, кто в Пруфрокской школе не дразнил нас за то, что мы сироты. Ни у нас, ни у вас нет родителей, так что мы должны держаться вместе.

– Давайте мы хотя бы проводим вас до лужайки, – предложил Клаус, – а потом последим из-за арки, чтобы понять, удалось ли вам обмануть Чингиза.

Дункан покачал головой:

– У вас нет времени на подглядывание. Вам надо делать скобки из металлических проволочек и готовиться к двум общеобразовательным экзаменам.

– Ох! – спохватилась вдруг Айседора. – А как мы потащим за собой куль с мукой? Нужна веревка или что-то вроде.

– Можно подпинывать его ногой, – предложил Дункан.

– Нет-нет, – запротестовал Клаус. – Если учитель Чингиз увидит, как вы пинаете маленькую сестру, он заподозрит неладное.

– Знаю! – Вайолет протянула руку и пробежала пальцами по груди Дункана, по его толстому вязаному свитеру, и наконец нащупала то, что искала, – торчащую нитку. Вайолет потянула за нее, вытаскивая из свитера, пока у нее в руках не оказалась длинная нитка пряжи. Тогда Вайолет оторвала ее и обвязала одним концом куль с мукой. Другой конец она вручила Дункану.

– Это должно сработать, – сказала она. – Прости, что испортила тебе свитер.

– Ничего, ты наверняка сумеешь изобрести вязальную машину, когда мы все будем вне опасности, – отозвался Дункан. – Ну что ж, Айседора, нам пора. Учитель Чингиз будет ждать. Счастливо позаниматься.

Бодлеры смотрели на своих друзей во все глаза. Им вспомнился день, когда, помахав рукой своим родителям, они отправились на пляж. Тогда они, конечно, не знали, что находятся в их обществе последний раз, но впоследствии каждый из детей еще и еще возвращался мыслями к тому дню и жалел, что не сказал им на прощание какие-нибудь другие слова, кроме небрежного «пока». Вайолет, Клаус и Солнышко глядели на двух тройняшек и надеялись, что здесь этого не случится и люди, к которым они привязались, не исчезнут навсегда из их жизни. А что, если случится?

– Если мы больше не уви… – Вайолет замолкла, проглотила ком в горле и начала снова: – Если что-то пойдет не так…

Дункан взял Вайолет за обе руки и посмотрел ей прямо в лицо. Вайолет увидела за стеклами очков Клауса серьезный взгляд широко раскрытых глаз Дункана.

– Все пойдет как надо, – сказал он твердо, хотя, конечно, в эту минуту он ошибался. – Ничего не сорвется. Увидимся утром, Бодлеры.

Айседора с серьезным видом кивнула и последовала за братом и кулем муки. Бодлеровские сироты наблюдали, как они удаляются в сторону лужайки, до тех пор, пока они не превратились в два пятнышка плюс еще одно рядом.

– А знаете, – сказал Клаус, – издали, в неясном свете, они очень похожи на нас.

– Абакс, – подтвердила Солнышко.

– Хочу надеяться на это, – пробормотала Вайолет. – Очень хочу надеяться. А теперь перестаем думать про них и приступаем к нашей части разработанного плана. Надеваем шумные башмаки и идем в лачугу.

– Не представляю, каким образом ты собираешься изготовить скобки, – сказал Клаус, – из вилки, нескольких чайных ложек пюре из шпината и небольшой картофелины. Это больше похоже на ингредиенты для гарнира, а не на инструмент для выделывания скобок. Надеюсь, твои изобретательские способности не притупились от недосыпания.

– Думаю, что нет, – ответила Вайолет. – Поразительно, какая появляется энергия, когда в голове рождается план. И потом, мне необходимы не только утащенные предметы, но еще и краб из Сиротской лачуги и шумные башмаки. Так, надеваем башмаки, а дальше следуйте моим инструкциям.

Как ни были озадачены младшие Бодлеры, они привыкли полностью доверять старшей сестре, когда дело касалось изобретений. Не так давно она изобрела крюк, отмычку, сигнал бедствия, а сейчас во что бы то ни стало (здесь имеется в виду «с помощью вилки, нескольких чайных ложек пюре из шпината, небольшой картофелины, живого краба и шумных башмаков») она собиралась изобрести прибор для выделывания скобок.

Трое Бодлеров в своих шумных башмаках, следуя указанию Вайолет, вошли в лачугу. Как всегда, по полу шныряли маленькие крабы, пользуясь отсутствием хозяев и пугающего их шума. В большинстве случаев Бодлеры, войдя, сразу начинали дико топать, и крабы ныряли под кипы сена и в другие укромные места. Но на этот раз Вайолет распорядилась, чтобы брат и сестра ступали осторожно, в строго определенном порядке, так, чтобы загнать самого сердитого краба с самыми большими клешнями в угол лачуги. Остальные крабы разбежались кто куда, но этот оказался в ловушке, и, как ни боялся шумных башмаков, деваться ему было некуда.

– Отлично сделано, – одобрила Вайолет. – Не выпускай его из угла, Солнышко, пока я чищу картофелину.

– А зачем она нужна? – поинтересовался Клаус.

– Как мы знаем, – начала объяснять Вайолет, между тем как Солнышко топала ножкой около краба то с одной, то с другой стороны, чтобы он не удрал, – крабам нравится запускать клешни в пальцы ног. Я специально утащила картофелину, которая имеет форму большого пальца. Видите, она изогнута в виде овала, а вот тут бугорчик, похожий на ноготь?

– Ты права, – сказал Клаус. – Сходство поразительное. Но какое это имеет отношение к скобкам?

– Ну как же. Металлические стерженьки, которые нам дал Ниро, слишком длинные, их надо нарезать на кусочки размером со скобку. Пока Солнышко удерживает краба в углу, я машу перед ним картофелиной, и он… или, может быть, она? По правде говоря, я не знаю, как отличить краба-мальчика от краба-девочки.

– Этот – мальчик, – сказал Клаус. – Поверь мне.

– Ну вот, он решит, что это большой палец, – продолжала Вайолет, – и щелкнет клешнями. А я в этот момент отдерну картофелину и подставлю проволоку. Если я это буду делать аккуратно, краб постепенно прекрасно нарежет всю проволоку.

– А потом? – спросил Клаус.

– Всему свое время, – твердо сказала Вайолет. – О’кей, Солнышко, продолжай стучать ногами. Картофелина у меня наготове, первый стержень тоже.

– А мне что делать? – осведомился Клаус.

– Ты, естественно, начинаешь готовиться к общеобразовательным экзаменам. Мне за одну ночь не прочесть все записи Дункана и Айседоры. Пока мы с Солнышком делаем скобки, ты изучаешь записи Дункана и Айседоры, запоминаешь измерения в классе миссис Басс и прочитываешь мне вслух все истории мистера Реморы.

– Будет сделано, – ответил Клаус. Он, как вы, наверное, понимаете, нарочно употребил военное выражение, чтобы показать, что понял распоряжение Вайолет и будет действовать соответственно. И в течение последующих двух часов именно этим он и занимался. Пока Солнышко топала ногами и удерживала краба в углу, пока Вайолет использовала картофелину вместо пальца ноги, а клешни большого краба как кусачки, Клаус использовал записные книжки Квегмайров для подготовки к общеобразовательным экзаменам, и все шло как по маслу. Солнышко топала так оглушительно, что краб боялся двинуться с места. Вайолет так ловко орудовала картофелиной и металлическими стерженьками, что скоро почти все они были раскромсаны на мелкие отрезки нужного размера. А Клаус, хотя ему и пришлось щуриться, поскольку в его очках бегал Дункан, читал измерительные записи Айседоры так внимательно, что скоро запомнил длину, ширину и высоту почти всего на свете.

– Вайолет, спроси меня размеры темно-синего шарфа, – попросил Клаус, прикрывая записную книжку, чтобы не подглядывать.