Читать книгу Моцарт в птичьих гаммах - Лена Барски - Страница 7

Февраль – это, конечно же, месяц для слабых духом. То есть если ты просыпаешься утром, и думаешь: да твою же мать, это ведь февраль, значит, ты слабая духом. Что и требовалось доказать.

Серый, странный день – был, есть и будет, налёт стародевичьей прохлады, как благородно выразились бы классики, если бы имели ввиду совсем другое, например: да уберите же этот запах плесени! Этот мшистый убогий запах смерти и разложения! Прибавьте к нему ещё бури, покорёженные стволы, буквально расчленёнку, разбитую черепицу, размётанные клочья бумаги и остатков пищи, как будто между делом у кого-то разорвались внутренности, раскалённый пульс мигрени, медленно просверливающий в твоей голове дырку, и будет вам полная картинка. Деревья, освобождающие корни из земли. Сливовые деревца, перелетающие с места на место вопреки законам притяжения.

«Девочки! Преодолеваем земное притяжение! Подьем! Подьем!! – так в интернате в семь утра будил нас протяжный голос воспитательницы Галины Ивановны. В большой комнате на двенадцать кроватей с оранжево-зеленым ковром посередине раздавалось жужжание и потрескивание, мертвая чернота оживала и заполнялась ярким ослепительным светом галогенных ламп. Этот свет сначала подрагивал, учился стоять на ногах, но быстро устаканивался и начинал с тупым и безжалостным оптимизмом казнить очевидностью наступления нового дня. Дверь открывалась и в комнату вплывала широкая фигура Галины Ивановны с волосами, туго затянутыми сзади в пучок и с вымазанными чем-то красным губами. Праздник жизни начинался. «Девочки! Преодолеваем земное притяжение!» – нараспев кричала она.

В феврале бушуют бури. Антония, Ксандра, Зейнеп и Иления накрывают Европу одна за другой. И это как-то действует на нервы. Всё несется бегом, в направлении полного уничтожения, бледные, воспалённые глаза, острые локти, обрывки чужого сна. А в Японии в конце февраля зацветает сливовое деревце умэ. «Молись о счастливых днях! На зимнее дерево сливы будь сердцем своим похож» (Мацуо Басё).

В интернете (не в интернате) находим и читаем: «Слива умэ – это дерево высотой 5—7м, иногда кустарник. Его кора зеленовато-серая. Листья яйцевидные с вытянутой ланцетной вершиной, жёсткие, по краям узкие, зубчатые, снизу и иногда и сверху опушенные. Цветки ароматные, сидячие, или почти сидячие, нередко махровые, многочисленные, имеют белую или розовую окраску. Цветы японской сливы зацветают ещё в феврале, опережая сакуру на месяц. Цветы не умирают даже в студёную, морозную погоду. На дворе ещё лежит снег, стоит леденящий холод, а на приземистых деревьях сливы умэ, с их чёрными, узловатыми, перекрученными, точно проволока, ветвями распустились цветы. Кажется парадоксальным – среди снежных хлопьев, подобно вате повисших на ветвях, нежнейшие лепестки слегка розовеющих цветов японской сливы, распустившихся под лучами раннего весеннего солнца».

Легенды о самураях рассказывают о поэте Sugarawa No Michizane, который в десятом веке во время правления кайзера Дайго стал жертвой заговора и был отправлен из Kyoto в изгнание в Kyushu, где и умер в полном одиночестве от разбитого сердца. Позже, после смерти, он вернулся в виде чёрного облака в тогдашнюю столицу Японии и стал злым демоном, который терроризировал весь город и кайзера и не давал им ни минуты покоя. Кроме всего прочего, он написал стихотворение «Ода летающему сливовому деревцу»:

«Когда ветер веет с востока, пришли свой аромат, мой любимый сливовый цвет, своему хозяину (даже если твой хозяин больше не с тобой), не забудь, что уже наступила весна».

По преданию, сливовое деревце услышало это стихотворение и в ту же ночь освободило из земли корни, преодолело земное притяжение и полетело из Kyoto в Kyushu к своему хозяину в изгнании. Не только поэт любил сливовое деревце, но и деревце любило его. Но даже воссоединение с любимым сливовым деревцем не спасло его от отчаяния. Дух поэта после его смерти стал настолько злым, что даже другие несчастные души, которые точно так же бродили по улицам печального города Киото, его боялись. Поговаривали, что с ним лучше всего было разговаривать его собственными стихами. Когда он слышал собственные стихи в чужом исполнении, он начинал вздыхать и плакать и, как только стихотворение заканчивалось, он исчезал в тёмном небе.

Февраль – месяц для слабых духов. Слабых духом и слабых духов. Злых и отчаявшихся духов. Сентиментальных и одиноких одновременно. Огромное небо темнеет и становится мутным, ветер раскачивает деревья, полумёртвые листья медленно падают на поверхность воды. А где-то в Японии зацветает сливовое деревце. Его цветы – сидячие или полусидячие, что бы это ни значило, нередко махровые, многочисленные, имеют белую или розовую окраску и издают головокружительный аромат. «Верь в лучшие дни! Деревце сливы верит: весной зацветёт» (Мацуо Басё).

Вы только себе представьте: где-то ещё лежит снег, на деревьях ещё нет листьев, холодно и морозно, а на сливовом деревце распускаются цветы. Просто с ума можно сойти. И вот уже нет запаха мороси, влаги, мшистости и заплесневения. Нет всего этого земного, убогого и стародевичьего. Вот этого всего. А есть тонкий и изысканный, пьянящий аромат мечты. Обморок конца света плавно переходит в головокружение нового начала и надежды на освобождение. Злые духи дослушивают до конца собственные стихотворения в чужом исполнении, вздыхают, взлетают и исчезают в высоте.

«Когда ветер веет с востока, пришли свой аромат, мой любимый сливовый цвет, своему хозяину (даже если твой хозяин больше не с тобой), не забудь, что уже наступила весна».

«А разве такое возможно?» – спросите вы. Аромат, сливовый цвет, жизнь после смерти, преодоление земного притяжения, чудо возможно? «Стойкая слива сейчас, ещё зимой, хочет явить красоту, которую молчаливо копила в суровом замёрзшем мире. О, этот страстный дух красоты!» (Дзюн Таками).

В том-то и дело, что возможно. Там, где нас нет, всё всегда возможно.