Читать книгу Разноцветное - Лена Де Винне - Страница 3

Опять сходила в Прадо

И к удивленью своему на этот раз

Влюбилась в Гойю.

Итальянцы, что трёхмерности

Не знали вплоть до Ренессанса,

И Боско (так испанцы окрестили Босха)

конечно же остались просто в радость.

Дыханье же моё свело от света,

струящегося сквозь портеты знати

Испанской восемнадцатого века.

Мечтала в детсве я, Фейхтвангера читая,

Побыть той самой герцогиней Каэтаной Альбой.

С одеждами иль без, позируя с натуры.

Пред нею, спрятанной под именем простолюдинки Махи,

Стоит толпа. И тоже, как и я, поглощена сияньем.

Я ж думаю про Каэтану.

Каково на самом деле было

Ей в жизни той?

И Фра Анжелико, и весть твоя благая

Спокойным розовым, который после Рубенс

В тонах восхода Солнца подарил.

На тёмно-голубом родился Млечный Путь,

Смеялся Геркулес, и при грудном кормленьи

Мамой-нимфой рассыпал молоко

По небу. С этих пор сияют звёзды нам

Не просто искрами во тьме, а по дорожке.

Малютки старческого вида

С недетскими одеждами и грустными глазами.

Веласкеса черты. И многия мужчины

В черныя одежды.

Вечеря и распятья. И кошмары грешников.

Я богохульственно не верю в ад.

И в рай по книгам тоже я не верю.

Лишь верю в жизнь, что будет бесконечно повторяться,

Дарить возможности и радость бытия.

На улицу взгляните: в окнах Солнце!

Благословлённая Христом тринадцатого века из Героны,

С чертами примитивными, двуперстием простым

И симпатичными зверушками в ногах,

(На век позднее там уж рыбки – не зверушки)

Гляжу на Мемлинга и раннего ван Эйка.

И понимаю, наконец, в чём радость

Неоткрытой перспективы:

На их полотнах боль распятья и мучений

Не выглядит реальной.

Цвета такие, будто сказка скоро

Закончится счастливейшим концом.

Проснётся, улыбнувшись прошлому кошмару,

С минуты на минуту Добрейший Человек,

Что ничего плохого никому не сделал —

                                        даже Понтию Пилату.

Кстати, в честь кого название «пилатес»?

Адам и Ева с яблоком от змия

В саду от Дюрера – почти что без деревьев.

Узнала – радость – как знакомые

На встрече непредвиденной. Однако

Змеюка всё ж струится аккуратно

Справа сверху.

Не знают многие, что Босх писал с натуры

В голландском городе с названием Ден Бос.

Там был приют умалишённых и калек,

Куда свозили всех несчастных из округи

И даже из далёких деревень.

Они же не всегда в приюте приживались

И часто расползались по деревне.

Вот их-то Босх с натуры рисовал.

Триптих его «Сады…» в подвале Прадо

Про древнюю Голландию напомнил.

У Рафаэля кардинал весь в красном.

Цвет сочный, несъедаемый веками.

И на других полотнах этих же веков

Одеты многие кто красно, кто бесцветно.

Неужто мантию создали потому,

Что был пигмент природный красный

                                              самый стойкий?

Хоть всем известно, что ужасно дорогой.

Портреты знати вызывают сожаленье:

Жабо под шею. Лето и жара.

Одежды тёмные, тяжелые, тугие.

Не удивительно, что без улыбок все

И хмурятся сурово.

Духи, наверное, тогда изобрели.

А если похудеть сумею быстро,

То стану я на Грацию от Рубенса похожа. Целлюлитом.

Мотыга. Кочерга. Лопата.

И швабра, и топор.

Ведро 135 – как номер дома.

Чтоб в него попасть,

Звонить я буду дважды —

Так велели на многих языках

При входе.

Шесть шпицев (чучело одно)

И попугаи в клетке (чучел много).

Жена Жоржетта – Муза, и любовь всей жизни.

Зачем идти в теплицу рисовать,

Когда она на кухне и под боком?

Голубизна стены, как синева простора

Виднелась из окон,

Которые под шляпой с яблоком

Открыли занавески

И паровозом мысли

Съехали с камина в спальню. В самый центр.

И облако, и облако, и облако,

И отражение лица в затылке…

Жираф в стакане в мире сюра,

в котором у замочной скважины почти что

Провалился в полость ключ…

Гарцующая в полосатости деревьев

Гнедая кобылица, на которой

Девица вся в лиловом…

Окно разбилось. Вместе с ним

Куски пейзажа расставляли

Внутри квартиры

Хоть сломано, но ясно,

Как сложился паззл.

Он по дороге ниоткуда в никуда

Расставил все предметы:

статую Венеры (без лица),

И льва, и бочку.

И велосипед. И стол бильярдный. С кием.

На нем остались неподвижно три шара.

Игру сыграли постояльцы.

Почти кубически рисованная дама

Возлегает в параллелепипедной кровати

На подушке-рамке.

Навскидку – может и не он её писал?

Ан нет: у куба-декорации в картине

Нарушенная форма смысла.

Дверь, ветер, птица, чемодан,

Конь и часы, кувшин и, всё же, чемодан…

Друзья встречались в этой тесноте.

Как оказалось, в тесноте, да не в обиде.

Картину написал. И повернул.

И снова написал – на виде снизу.

Всё остальное – будто как и есть.

Так, может, мир и правда

Менее реален, чем мы видим?

Так длилось четверть века.

А потом концепция пошла в народ

И стала модной,

И даже повсеместно знаменитой.

В саду с орехами теперь музей Его (Магритта).

С соседних чердаков мурлычит голубь

И глядит прозрачность через небосветный глаз