Читать книгу Я учусь быть мамой (сборник) - Лена Никитина - Страница 3
I
Отчий дом
Что может семья?
Вместо предисловия
ОглавлениеВспомнились мне слова Твардовского – они могли бы стать эпиграфом к жизни семьи вообще:
Неизменно ты со мной —
Боль моя, моя отрада,
Отдых мой и подвиг мой.
Поначалу хотелось пропеть гимн Семье, настоящей опоре жизни: без нее не расстаться с чувством одиночества, никому-не-нужности. Вот говорят: «Чужих детей не бывает», – красиво, а неправда: бывают! С тех пор как стала распадаться семья, таких – ничьих! – детей становится катастрофически больше во всем мире. Да и взрослых тоже.
Мудрец Сент-Экзюпери сказал, что каждому надо кого-то «приручить», то есть сделать своим. Если ты чей-то – тот самый, без которого жизнь не мила, – тогда ты держишься в жизни уверенно, ты знаешь, что ты кому-то – пусть единственному человеку! – дорог. И это тебя спасет от многих бед и заблуждений, может быть, даже от смерти. Сент-Экзюпери вспоминал, как они с товарищем ползли по пустыне и по горам, добираясь после катастрофы к людям. Они изнемогали; легче было умереть, нежели дойти. И спасло их одно-единственное чувство: они знали, что их ждут и что их любимым людям будет очень плохо, если они не дойдут. Это и дало им силы выстоять.
Откуда же берется это чувство незаменимости и драгоценности твоей жизни?
Любили тебя без особых причин.
За то, что ты внук, за то, что ты сын,
За то, что малыш, за то, что растешь,
За то, что на маму и папу похож…
И эта любовь до конца твоих дней
Останется тайной опорой твоей.
(ВАЛЕНТИН БЕРЕСТОВ)
Об этом же пишет и Твардовский:
Он у каждого из нас —
Самый сокровенный
И бесценный наш запас
Неприкосновенный.
Он про всякий час, друзья,
Бережно хранится,
И с товарищем нельзя
Этим поделиться,
Потому – он мой, он весь —
Мой святой и скромный,
У тебя он тоже есть —
Ты подумай, вспомни…
Хорошо, если есть что вспомнить. А если нет? Если не было этого запаса любви в семье родителей? Что тогда? Ведь всякое переживает любая семья: не одними розами усыпан ее путь… Когда я встретила в дневниках Л. Н. Толстого размышления о счастье и несчастье семейном, мне сделалось не по себе. Толстой, как всегда, беспощаден в поисках правды: «Главная причина семейных несчастий та, что люди воспитаны в мысли, что брак дает счастье. К браку приманивает половое влечение, принимающее вид обещания, надежды на счастье, которое поддерживают общественное мнение и литература, но брак есть не только не счастье, но всегда страдание, которым человек платит за удовлетворение полового желания; страдание в виде неволи, рабства, пресыщения, отвращения, всякого рода духовных и физических пороков супруга, которые надо нести…»
Он перечисляет все эти пороки. Я их не буду здесь приводить. А дальше: «Все это или хоть что-нибудь из этого всегда будет, и нести приходится всякому тяжелое… Забота, удовлетворение, помощь – все это принимается как должное; все же недостатки – как недолжное, и от них страдают тем больше, чем больше ожидалось счастья от брака.
Главная причина этих страданий та, что ожидается то, чего не бывает, а не ожидается то, что всегда бывает… Люди вообразят себе, что их ждут всякого рода наслаждения и что все их дело в том, чтобы пользоваться ими. Как же при этом не быть несчастным? Всё тогда: и труд, и препятствия, и болезни (необходимые условия жизни!) – представляется неожиданными страшными бедствиями».
Боюсь, после этих слов захочется ли жениться и выходить замуж?
А ведь Толстой написал правду. И в то же время он, по-моему, эту правду исказил, сделал ее односторонней и не сказал главного: все препятствия, все сложности, которые испытывает семья, преодолеваются, если люди соединены не только этим самым половым вожделением, а чувством, которое на русском языке называется Любовью. Глубина этого понятия бесконечна; недаром говорится: «Бог есть любовь». И это чувство выращивается всей семьей. Именно оно и становится опорой для человека.
Как это происходит – вот вопрос, на который мне и моим будущим соавторам предстоит искать ответ, чтобы помочь нашим читателям и друг другу. Для начала я выскажу мысль, может быть, для кого-то неожиданную: семья может и унизить, и возвысить; дать крылья для полета в трудной жизни или затянуть в такую помойку, из которой, кажется, и не выбраться; вытащить из болота или утопить…
А самое главное, что все это может сделать одна и та же семья!
Любая семья проходит через взлеты и падения… Но спасается она только тогда, когда в ней понимают друг друга, когда горе и радость каждого переживаются близкими сильнее, чем им самим. Как это бывает?
А вот, например, как было недавно со мной.
Пошла такая полоса в жизни, когда все валится из рук и кажется, что я вообще ни на что не годна, взялась не за свое дело и сил нет, чтобы это изменить… Тяжелое ощущение. К тому же знаю, что своим хмурым видом, печалью, унынием я действую на остальных. И осознание этого еще больше унижает, еще больше обессиливает… В такие минуты, накапливая подобные ощущения, люди, наверное, и приходят к мысли, что вообще жить не стоит… И вот я сижу одна в темной комнате, и появляется, тихонько открыв дверь… не ангел-хранитель, нет, – человек… И начинает меня… спасать. Как умеет. Надо признаться, мы не всегда умеем догадаться, что может помочь человеку в трудную минуту. И в первый момент появление дочери и ее слова вызывают у меня раздражение… Спасает меня после долгого сумбурного разговора не сам разговор и не все старания дочки отвлечь, развлечь, успокоить меня – нет, не это! А то, что за всем этим стоит. Не умом, а всем существом своим я наконец понимаю, что она не о себе думает, а обо мне, потому что она меня… любит.
Любит! Именно это и толкает людей на старание понять, простить, предостеречь, иногда – повоевать и поскандалить. И все это во благо: пусть забота не о себе, а о другом неумелая, иногда грубая, но сердце-то должно почувствовать, что человек страдает ради тебя! И уже одно это – как свет в окошке. Вот любовь: не отринь ее, отзовись. Так и выращивается это чувство в семье – или губится, не находя понимания и сочувствия.
Вы давно перечитывали повесть А. Грина «Алые паруса»? Скептики говорят: сказка… Но она тем и хороша, что может стать былью реальной жизни. Вспомните, как Грэй говорит своему помощнику о предстоящей женитьбе: «Когда для человека главное – получать дражайший пятак, легко дать этот пятак; но, когда душа таит зерно пламенного растения – чуда, – сделай ему это чудо, если ты в состоянии. Новая душа будет у него и новая у тебя… Есть не меньшие чудеса: улыбка, веселье, прощение и – вовремя сказанное, нужное слово. Владеть этим – значит владеть всем». Каково?
Казалось бы, с этого и начинают. Есть один смешной мультик (и грустный одновременно). Во все времена кавалеры обещают своим возлюбленным райские кущи. Семейная жизнь начинается феерией, а продолжается и в каменном веке, и в современном одинаково: жена с остервенением и со скорбным выражением лица отдраивает, отмывает кастрюлю.
Это правда: так любовная лодка разбивается о быт, поглощающий своей рутиной все возвышенные намерения и чувства. «…Люди обедают, только обедают, а в это время слагаются их судьбы и разбивается их жизнь», – так пишет Чехов. Как ему не поверить? Ведь именно об этом говорит и Толстой. Может быть, и Грэй когда-нибудь тоже, после многих лет супружеской жизни, начавшейся так волшебно, забудет это начало и забудет, какой Ассоль была прежде… А она, при этих кастрюлях, при этом самом быте, превратится… В кого превращаются наши жены и матери? Даже пословица есть: «Все девушки хороши; откуда берутся злые жены?» И в самом деле, откуда?
Есть в моей любимой книге о Ходже Насреддине (Л. В. Соловьев, «Очарованный принц») удивительные строчки. Когда я читаю их вслух, не могу справиться с комом в горле. Гюльджан, которая когда-то покорила Ходжу Насреддина своей красотой и неприступностью, стала его женой и разделила с ним все тяготы его беспокойной жизни. Да еще и семерых сыновей подарила ему и себе на радость. И «Ходжа Насреддин смотрел на нее с грустной и доброй усмешкой. Кто мог бы узнать в этой толстой крикливой женщине с красным лицом прежнюю Гюльджан? Но у Ходжи Насреддина было двойное зрение, и он, когда хотел, мог смотреть на свою любимую жену глазами сердца и видеть ее прежней».
Вот если бы нам – всем мужьям и всем женам – иметь такое двойное зрение, которое мы теряем с годами! А его можно сохранить! Можно, если помнить, что с тобой рядом – человек, который разделил с тобою труд жизни и помогал тебе, и лечил тебя, и заботился о тебе, и провожал, и встречал тебя, и… в последний путь проводит, и останется, чтобы продолжить твое дело, а рядом будут расти дети, и жизнь твоя продолжится в делах, в памяти, в живых, оставленных тобою людях.
Если дети живут в такой семье, они напитаются любовью, напитаются своим чувством достоинства и незаменимости и будут жить, сберегая это ощущение, действительно опору жизни.
Мне захотелось вспомнить: а как, собственно, жили Артур Грэй и Ассоль до своей встречи? Известно, как они встретились, соединились, вся романтика их любви и так далее, а вот с чего начиналась их жизнь? Я спрашивала тех, кто читал книгу, – не вспомнили. Я и сама не помнила Начала этих двух людей. А в чем оно заключалось? Почему они выросли умеющими любить? И я заглянула в книгу.
Совсем маленькой Ассоль осталась без матери, погибшей от нужды. Ее отец, простой, необразованный и не просвещенный никакими книгами матрос, растил девочку один. Она спрашивала у него: «Папа, почему не любят нас люди?» Вы помните, что ответил он? «“Э, Ассоль, – говорил Лонгрен, – разве они умеют любить? Надо уметь любить, а этого-то они не могут”. – “Как это – уметь?” – “А вот так!” Он брал девочку на руки и крепко целовал грустные глаза, жмурившиеся от нежного удовольствия… Любимым развлечением Ассоль было… забраться к нему на колени и, вертясь в бережном кольце отцовской руки, трогать различные части игрушек, расспрашивая об их назначении…»
Когда Ассоль рассказала отцу о предсказании волшебника, об алых парусах, он ведь не усмехнулся, этот старый матрос, не посмеялся над девочкой, не разуверял ее, что это сказка, вранье, выдумки… «Лонгрен вспомнил, что в великих случаях детской жизни подобает быть человеку серьезным и удивленным…» А вот он оставляет уже взрослую Ассоль и уезжает на заработки. Озабоченный этими сборами и будущим отъездом, он все же замечает что-то необычное в лице дочери: «– Ассоль, – сказал Лонгрен, беря ладонями ее лицо и поворачивая к себе, – выкладывай, что случилось».
Вот ведь! Человек погружен в свои заботы, и тем не менее он постоянно чувствует свою дочку! Многие ли из нас на это способны?
Богатейшая семья Артура Грэя. Жизнь, ни в чем не похожая на жизнь Ассоль в рыбачьем поселке. Но мать Артура – «знатная дама, чье лицо и фигура, казалось, могли отвечать лишь ледяным молчанием огненным голосам жизни… Эта Лилиан Грэй, оставаясь наедине с мальчиком, делалась простой мамой, говорящей любящим кротким тоном те самые сердечные пустяки, какие не передать на бумаге, – их сила в чувстве, не в самих них».
Может быть, это и есть обучение Любви, которая потом помогает людям понять друг друга? А ведь именно этой самой Любви учат дети, если их любишь. Нас учат и сами учатся святой науке слышать друг друга. Когда начинаешь чувствовать, слышать близких, начинаешь слышать и понимать других людей. И никакой учебник, никакие консультации этому не научат – этому может научить только любящий человек. И Любовь, которая и состоит-то в понимании друг друга, не дается просто-запросто, не сваливается ниоткуда. Каждый из нас, напитавшись этим чувством в детстве, несет его близким людям, учится отдавать и с благодарностью принимать его, испытывая непреодолимую потребность во взаимопонимании и Любви.
Вот для чего нужна семья, в которой и совершается Труд Любви. И то, что будет создано в ней, – это самое драгоценное, что может жизнь подарить человеку. Тогда он многое способен совершить на пути от зверо-человека к бого-человеку.
Путь духовного совершенствования в общении с другими людьми – он-то и есть путь Человека. Его невозможно пройти просто с помощью технологий, тренингов, книг. Это происходит каждый день твоей жизни с теми людьми, за которых ты отвечаешь и душой, и телом. То есть с семьей.
Вот как об этом коротко и очень емко, мудро сказал Пушкин. Снова и снова я возвращаюсь к его мысли, она мне как путеводитель в жизни: «Зависимость жизни семейственной делает человека более нравственным. Зависимость, которую налагаем на себя из честолюбия или из нужды, унижает нас» (из письма жене 8 июня 1834 года).
Вот о чем не договорил в своем рассуждении о семье Лев Николаевич Толстой.
Да, семья делает человека несвободным, обременяя его; но именно она делает человека более нравственным, то есть более Человеком. А честолюбие и жажда материального богатства камнем тянут нас вниз, делают нас не-человеками. Давайте думать об этом, давайте сопротивляться тем узам, которые действительно не просто делают человека несвободным, а низводят его до животного состояния. Много таких соблазнов попадается в жизни. Но, как писал Андрей Платонов, когда вместе с нами живут дети, их слабенькие, маленькие ручки заставляют нас не только пахать, заниматься домоводством, но и всячески заботиться о них; это и толкает нашу огромную жизнь к лучшему.
Значит, стоит вынести в семье все тяготы и трудности, потрудиться ради детей, ради близких и, в конце концов, ради себя самого. И надо знать, когда соединяешь свою судьбу с судьбой близкого человека, что тебе предстоит большой Труд жизни, который даст тебе то, что заслужишь: либо рай бескорыстной любви, либо ад заброшенности и одиночества.
Все мы накапливаем в этом Труде свой опыт. Давайте поделимся им друг с другом. Мы, Никитины, на это когда-то отважились, и, как люди говорят, не зря – пригодился наш опыт другим.
Однажды я обратилась к читателям «Комсомольской правды». В рубрику «Домашний педсовет» пришло очень много интереснейших писем. Их обзор, а вернее, беседа с их авторами и послужила основой книги «Отчий дом».