Читать книгу Сотканная из тумана - Лена Обухова - Страница 3

Какой именно зверь напал на Андрея и Джека, доподлинно установить не удалось. Матвей Гаврилович только мельком успел осмотреть собаку, после чего Андрей заявил, что хочет похоронить ее. Горло той было разорвано, но сделать это мог и волк, и медведь. Сам же Андрей, проснувшись к полудню того дня, заявил, что ничего не помнит. Джек взял след зайца, затем охотник услышал его вой, а после этого уже проснулся на кушетке Матвея Гавриловича. Не помнил он ни странного густого тумана, ни того, как нечто напало на него самого, ни того, как после этого нес домой Джека. Доктору и Илье Пантелеевичу не удалось помочь ему вспомнить.

Деревня зажила своей жизнью. Дни становились короче, ночи холоднее, настала пора готовиться к скорой и долгой зиме. Алешка уехал в город, и старый друг Матвея Гавриловича, Илья Пантелеевич, привычно загрустил. Доктор старался чаще звать его в гости и сам не отказывался от приглашений на ужин. Два одиноких старика любили коротать долгие вечера за неспешными разговорами, игрой в домино, а то и за рюмкой самогонки. Говорили о разном, вспоминали и произошедшее с Андреем. Должно было случиться что-то чрезвычайное, чтобы сильный молодой мужчина поседел за одну ночь. Да только как теперь узнать правду?

Возможно, это происшествие забылось бы, как забывались многие другие, мало ли что происходит в глухой деревне, а тем более в лесу, да только примерно в середине сентября начали происходить странные вещи.

Рано утром семнадцатого сентября, пока роса еще не сошла с подсыхающих к зиме травинок, а над широкой рекой клубился туман, Матвей Гаврилович, тепло одевшись, вышел из дому. Подошло время собирать некоторые лекарственные травы, которые он всегда заготавливал в избытке. Лекарств здесь купить было негде, да и не за что. Доктор ездил иногда в соседний поселок, где находился аптечный пункт, чтобы купить самое необходимое, что нельзя заменить народной медициной, а так старался по максимуму обеспечить деревню лекарственными растениями. Осенью и ФАП[1], и другие комнаты в его доме, напоминали гербарий и мастерскую алхимика: по стенам были развешаны букеты сушащейся травы, на всех горизонтальных поверхностях стояли банки и бутылки с настоями и настойками. Ни одна пластиковая бутылка в деревне не выбрасывалась: все шло либо под самогон, либо доктору под настойки.

Миновав последний дом, Матвей Гаврилович подошел к опушке леса, на мгновение остановившись, чтобы прислушаться к звукам и осмотреться. Здесь река подходила к самым деревьям, а потому туман клубился почти у ног доктора. Ничего необычного в этом явлении природы не было, а все же сердце у Матвея Гавриловича билось чаще обычного. На влажном берегу реки росла валериана, на которую и нацелился доктор этим утром. Сентябрь – самое время для сбора лекарственного растения. Оно уже отцвело, стебли побурели, а корневища собрали максимальное количество полезных веществ. Раньше за валерианой доктор ходил в лес, там на одной поляне возле небольшой лесной речушки росли самые крупные растения с мясистым корневищем, но сегодня он не рискнул туда идти. Пусть после произошедшего с Андреем и Джеком минул месяц – спокойный, размеренный, ничем не запоминающийся, – но неприятная тревога сосала под ложечкой от одной только мысли пойти туда. Береженого бог бережет, посчитал Матвей Гаврилович и направился к реке.

Вооружившись небольшой лопатой, доктор отыскал нужные стебли и принялся неторопливо выкапывать корневища вместе с корнями, цокая языком: в лесу валериана была лучше. Выкопанный клад он складывал в специально прихваченный холщовый мешок, чтобы дома тщательно вымыть и высушить. Сушил валериану Матвей Гаврилович обычно на чердаке, уж больно сильный у нее был запах: острый, горько-пряный, с примесью сладости. Он привлекал на чердак всех местных котов, но сушить ее дома доктор все равно не мог, сильно болела голова.

Он так увлекся сбором корневищ, что не услышал и не увидел, как со стороны леса к нему приблизилась хрупкая женская фигурка. Лишь когда девушка окликнула его, Матвей Гаврилович вздрогнул, выронил от испуга толстый корень, с которого как раз счищал комья влажной прохладной земли, и поднял голову. Чуть выше по берегу стояла Айя – девушка, жившая в доме старухи Настасьи. Настасья умерла пять лет назад, а через три года в ее дом неожиданно въехала новая жиличка: внучка ее родной сестры Алевтины. Сама Алевтина тоже была родом из Дубков, но, в отличие от старшей на десять лет сестры, еще в молодости уехала сначала в Пермь, а потом и вовсе в Оренбург. Сестру навещала редко, даже на похороны не приехала, сославшись на плохое здоровье. И тем неожиданней для всех жителей стал приезд Айи, которую раньше здесь никогда не видели.

Девушка была нелюдимой, с соседями отношений не поддерживала. Изредка пересекала реку, чтобы запастись продуктами, в местный магазин почти не ходила. Кроме того, она всегда одевалась слишком ярко, носила бесконечное количество звенящих и переливающихся украшений. Местные ее не понимали, а потому недолюбливали. Говорили, будто бы от минутного общения с ней начинает болеть голова, а если в глаза посмотреть, то и вовсе забудешь, куда шел. Последнее Матвей Гаврилович считал особенным враньем: Айя по большей части держала голову опущенной, сама предпочитала не смотреть на собеседника, а потому заглянуть ей в глаза казалось почти невозможным. Он Айю не то чтобы любил, но по крайней мере относился к ней тепло, и она отвечала ему взаимностью. И тем не менее что-то екнуло в его груди, когда он увидел ее. Она шла из леса. Неужели не страшно молоденькой девушке, которой едва ли исполнилось хотя бы двадцать пять, гулять одной по лесу? Особенно если принять во внимание, что она не была деревенской, приехала из города и мест этих хорошо не знала.

– Здравствуйте, Айечка! – поздоровался Матвей Гаврилович, с некоторой настороженностью глядя на остановившуюся в нескольких метрах от него девушку.

Сегодня на ней было надето длинное пылающе-красное платье, изумрудного цвета сапоги, желтый плащ и синяя повязка на голове, не то сдерживающая огненно-рыжие волосы, не то закрывающая от ветра уши. На шее висело с десяток бус, цепочек и кулонов, запястья позвякивали не меньшим количеством браслетов. Возможно, при общении с Айей и не начинала болеть голова, но вот сосредоточиться было сложно. Айя, наверное, была единственной во всей деревне, кому старый доктор говорил вежливое «вы»: уж слишком отстраненной, как будто не от мира сего, выглядела девушка.

– Гуляете?

Айя кивнула, не делая попытки приблизиться, и Матвей Гаврилович внезапно понял, что это заставляет его облегченно выдохнуть. Пожалуй, ему самому стоит попринимать на ночь валерьянку, совсем параноиком стал на старости лет. Не столкнет же его девушка в воду, зачем это ей? Откуда у него вообще такие мысли? И самое удивительное и неприятное: Айя почувствовала это, отступила еще на несколько шагов назад, чтобы не пугать его.

– Решила пройтись, пока соседи еще заняты хозяйством и не вышли на улицу. Не люблю суету. А вы, наверное, валериану собираете?

– Ее, родимую, – согласился Матвей Гаврилович, наклонился и поднял с земли корешок, оброненный раньше. – Мелковата в этом году.

– Это потому, что у деревни собираете. Вы бы пошли в лес, там метрах в пятистах к северу есть поляна с ручьем. У его края я видела несколько кустов. Должно быть, корни сочнее и с большим количеством целебных веществ.

Матвей Гаврилович лишь удивленно присвистнул. Не ожидал он, что Айя разбирается в лекарственных растениях. А ведь она была права, именно на той поляне он всегда и собирал валериану. Там она действительно была хороша.

– А вам не страшно гулять одной по лесу? – вместо ответа спросил он.

Девушка пожала плечами.

– Кого мне там бояться?

– Зверей.

– Самые страшные звери – это люди. А там их мало, особенно теперь. Не понимаю, чего все испугались? Впрочем, – она вздохнула, – зверей в этом году тоже мало. Сегодня я видела лишь одну белку, на прошлой неделе – только двух зайцев да волчьи следы. Как будто ушли они куда-то.

Почему-то эти ее слова неприятно царапнули сознание Матвея Гавриловича. А ведь и правда, Андрей-охотник еще до того происшествия жаловался, что зверей в этом году мало, и частенько возвращался из леса без добычи.

– А что, Матвей Гаврилович, ходите ли вы еще по ночам к реке? – внезапно спросила Айя, заставив доктора вздрогнуть. Откуда она знает?..

Отвечать ему не пришлось; со стороны деревни послышались голоса:

– Матвей Гаврилыч! Матвей Гаврилыч!

Доктор посмотрел в ту сторону: к нему торопились Степанова Алена и жена Андрея Лара. Завидев женщин, Айя махнула рукой Матвею Гавриловичу, улыбнулась загадочной улыбкой и вихрем скрылась среди деревьев, только мелодичным колокольчиком звякнули в воздухе браслеты на ее руках.

Матвей Гаврилович поднялся наверх, недоумевающе глядя на женщин: неужто случилось что в деревне? Тревожное чувство, появившееся в груди после упоминания Айи о поредевших лесных жителях, только возросло.

– Что случилось? – крикнул он, не в силах ждать, пока женщины подойдут ближе.

– Кажется, деду Антону плохо! – крикнула в ответ Лара. – Мужики хату вскрывают, нужна ваша помощь.

Матвей Гаврилович торопливо закинул в мешок добытые корневища и выбрался наверх. По дороге к деревне женщины, перебивая друг друга, рассказывали новости. Лара каждое утро носит деду Антону молоко в склянке, поскольку тот уже очень стар и не держит скотину, а дед Антон приходится каким-то дальним родственником Андрею. Вот и этим утром, подоив корову, Лара отлила немного молока, отрезала краюху свежего хлеба и пошла к деду Антону. На стук тот не открывал, и во дворе его видно не было. Женщина сначала собиралась поставить еду на порог, решив, что родственник еще спит или куда-то ушел, да любопытство заставило ее заглянуть в окно. Стекло было грязным, и Ларе с трудом удалось разглядеть деда Антона на кровати. Он лежал, раскинув руки в стороны, голова его неестественно свисала вниз, а все вокруг было залито кровью.

Лара, как и полагается истеричной бабе, подняла крик. Сбежались соседи, решили, что надо, во‑первых, ломать дверь, а во‑вторых, звать доктора. Алена вспомнила, что видела, как Матвей Гаврилович шел недавно с лопатой к реке, вот и побежали они его искать.

Дом деда Антона находился на самом краю деревни, ближе к лесу располагался только небольшой домишко Айи, а потому, когда троица подошла к нему, мужики уже взломали дверь. Степан стоял на пороге, нервно затягиваясь папиросой, а из дома были слышны голоса.

– Кажись, не нужна уже твоя помощь, Гаврилыч, – завидев доктора, махнул рукой Степан. – Помер дед-то.

Матвей Гаврилович все равно вошел в дом, обнаружив в проходной кухне бледного Андрея. В спальне же, рядом с дедом Антоном, стояли Илья Пантелеевич и Иван, муж продавщицы Анюты. Дед Антон лежал на кровати, уставившись невидящим взглядом в потолок, и на лице его застыла посмертная маска ужаса, как будто что-то сильно напугало его в последние мгновения жизни. Все лицо его, шея, грудь и подушка рядом были перепачканы кровью, только вот ран никаких на первый взгляд видно не было. Доктор сразу предположил, что с дедом Антоном случился инсульт и кровь пошла носом, странно только, что так много.

Поставив мешок с кореньями на пол, доктор подошел ближе, чтобы осмотреть покойника. Судя по тому, что дверь была заперта изнутри, едва ли на деда Антона мог кто-то напасть, но проверить следовало. Приедет участковый Сашка Нестеров, молодой, горячий, обязательно стребует причину смерти. Это предыдущий участковый мог выкурить с доктором сигарету и даже на покойника не посмотреть, а Сашка еще блюдет все условности. Тем более это странное выражение на лице…

– Что ж его так напугало? – пробормотал рядом Иван.

– Может, сама смерть? – тихо выдохнул Илья Пантелеевич.

Доктор внимательно осмотрел покойника, попросил даже принести мокрое полотенце и вытер кровь, потому что под ней, запекшейся, могли быть невидные глазу раны, но так ничего и не нашел. Несколько царапин на шее, довольно глубоких, но едва ли смертельных. Скорее всего дед Антон накануне неудачно побрился.

Закончив с покойником, Матвей Гаврилович вышел на улицу, где еще толпились, что-то громко обсуждая, соседи. Этим утром все деревенские дела были забыты.

– Ну что, Гаврилыч, что скажешь? – первым спросил Степан.

– Удар, – уверенно заявил доктор. – В его возрасте это уже неудивительно. Тем более выпить был не дурак, а за лекарствами ко мне не приходил. Сколько раз я ему говорил, что давление большое, да кто ж меня слушал?

– А что ты скажешь про страх на его лице? – не унимался Степан. – Мог его кто-то напугать до смерти?

Доктор прищурился. Ему показалось, что Степан спрашивает не просто так, у него уже есть версия произошедшего. Так и оказалось. Он поманил доктора и показавшегося на пороге Илью Пантелеевича за собой, подвел к окну и указал на землю под ним.

– Глядите.

Конечно, все уже затоптали взволнованные соседи, но среди следов ботинок и сапог виднелся еще один след: босой ноги небольшого размера. То ли женской, то ли подростка. Но кто мог ходить босым в середине сентября?

– Наверняка Айка, – сплюнул на землю Степан. – Как раз она тут только и живет, остальные-то хаты пустые вокруг.

– Не мели ерунды! – прикрикнул на него Матвей Гаврилович. – След свежий, а я ее сегодня видел в сапогах.

– Да и не хочешь же ты сказать, что дед Антон мог так испугаться заглянувшую в окно молоденькую девушку? – поддержал старого друга Илья Пантелеевич.

Степан ничего на это не ответил, только хмуро посмотрел на товарищей.

* * *

Участковый не нашел в смерти деда Антона ничего криминального, а потому покойника похоронили на следующий день. Однако это было лишь начало. Через несколько дней начали пропадать животные.

Сначала исчез безымянный пес Любаши-библиотекарши. Он еще щенком прибился к старой суке Любаши, да так и остался во дворе. Сука давно умерла, а подросший щенок любил всех вокруг, поэтому толку от него, как от охранника, не было никакого. Его даже на цепь не сажали, так и бегал по округе, радуя местных детишек. Поиграть с ними он был большой охотник.

Когда он не пришел ни к ужину, ни к завтраку следующего дня, Любаша начала спрашивать соседей, но пса никто не видел. Потом исчезла кошка Маруська, жившая при магазине. Вот ее было жалко: замечательная охотница, при ней ни одной мыши в магазине не водилось, даже крыс разогнала. Анюта, продавщица, страшно горевала.

Маруську нашли через два дня в лесу, близ самой опушки. Рядом с ней лежала задушенная мышка-полевка: кошка любила похвастаться добычей хозяйке, прежде чем полакомиться. Когда подняли ее с земли, пожухлая трава под ней оказалась окрашена кровью, хотя на самой кошке ранки нашлись с трудом: пушистая шерсть скрывала два маленьких прокуса на шее.

К началу октября жители Дубков не досчитались уже двух собак и трех кошек. Один пес умер прямо сидя на цепи. Он был уже стар и глух, а потому запросто мог не заметить приближения дикого зверя. Тем более жил он в доме у самого леса. И у всех на шее находились странные ранки. Иногда две, иногда больше. Матвей Гаврилович, большой любитель книг и частый посетитель библиотеки, уже всерьез думал о вампирах, если бы только мог предположить их существование. Старый доктор этого, конечно, не допускал, но уж очень странными казались ему смерти. И однажды даже решился провести вскрытие.

Утром десятого октября пришла страшная весть: неизвестный убийца вошел в деревню. Алена пчеловода Степана летом вывела два десятка цыплят. Они подросли, превратились в молодых курочек, однако жили не в общем курятнике, а в небольшой пристройке: старые куры не любили молодняк, а те пока не могли с достоинством защитить себя. И вот утром, собираясь выпустить молодых погулять, Алена открыла деревянную дверь и обнаружила все двадцать мертвыми на полу под насестом. Подняла страшный крик, на который сбежались соседи. Конечно же, затоптали все следы. Глупая баба утверждала, что дверь была заперта снаружи, но в это верилось мало. Как бы тогда проник в курятник зверь? Осмотрели каждую щель, через которую могли пролезть ласка или хорек, но ничего не нашли.

Пока Алена рыдала над погибшим выводком, а соседки, как могли, успокаивали несчастную хозяйку, Матвей Гаврилович прихватил одну курочку, желая проверить свою догадку.

– Суп варить с чужого горя собрался? – недобро прищурился Степан.

– Глупости не говори, – оборвал его Матвей Гаврилович. – Все верну.

Он поторопился с курицей прочь, пока никто из соседей не начал задавать вопросы, ответить на которые старый доктор пока был не готов. Только всевидящий Илья Пантелеевич да его внук Алешка, приехавший к деду на выходные, увязались следом.

– Ты что это задумал, Матвей? – спросил Илья Пантелеевич, когда они отошли на достаточное расстояние.

– Хочу кое-что проверить, – обтекаемо ответил доктор.

Пожалуй, только со старостой он мог поделиться своими опасениями и мыслями, а потому не стал возражать, когда тот вошел с ним в дом. К Алеше все давно привыкли и воспринимали его как неизменного спутника деда, а потому он тоже вошел.

Когда-то давно, когда Матвей Гаврилович был еще совсем молодым доктором, только что окончившим институт, а Дубки насчитывали несколько сотен жителей, этот дом вместе с примыкающими к нему двумя комнатами, названными «ФАПом», ему дали во временное пользование. С тех пор жителей стало меньше: кто умер, кто уехал, сам Матвей Гаврилович вышел на пенсию, но дом так и остался его. Как и профессия, за которую теперь платили пенсию, а не зарплату.

Доктор отнес мертвую тушку птицы во вторую комнату ФАПа, которая у него считалась и процедурным кабинетом, и операционной, и положил ее на высокую кушетку, накрытую неизменно чистой, хоть и посеревшей от времени простыней. Илья Пантелеевич и Алешка остановились рядом, глядя на то, как доктор ловко разводит в стороны перемазанные кровью перья на тонкой шее курицы. Как и ожидал Матвей Гаврилович, на шее была едва заметная ранка, похожая на прокус. Недолго думая, старый доктор выдернул несколько перьев, а потом взял скальпель и разрезал тонкую кожицу. Алешка тяжело сглотнул, как будто доктор перед ним разрезал не курицу, которую он сам любил поедать в бульоне, а тело человека.

– Как я и думал, – произнес наконец Матвей Гаврилович, почесывая лысую уже макушку. – Странно.

– Не томи, Матвей, – попросил Илья Пантелеевич.

– Крови в теле нет почти. Как будто высосал ее кто-то. Мне давно так казалось, еще когда Маруська сдохла, да только тогда я не рисковал никому говорить.

Доктор промолчал о том, что и смерть деда Антона теперь казалась ему странной. Все ж раны на его шее были немного другими, а потому незачем зазря пугать остальных.

Теперь рука к макушке потянулась и у Ильи Пантелеевича.

– Но что за зверь может высасывать у животного кровь? Разорвать в клочья, съесть самое вкусное – это я могу понять, да и то странный выбор: и кошки, и собаки, и вот куры. Но чтобы высосать кровь? Кто мог это сделать?

И прежде, чем Матвей Гаврилович произнес странное для его понимания слово «вампиры», раздался неуверенный голос Алеши:

– Чупакабра?

И дед, и доктор вместе повернулись к нему.

– Какая еще чукабра? – спросил Илья Пантелеевич.

– Чупакабра, – поправил его внук. – Говорят, есть такое животное. У него красные светящиеся глаза и специальный хоботок, через который он высасывает кровь у животных, а иногда и некоторые внутренние органы. Вы бы, дед Матвей, проверили, все ли целое у курицы. Вдруг еще что съел, не только кровь.

– Но если это… чупакабра, – неуверенно повторил необычное слово Матвей Гаврилович, – то как же он забрался в курятник? Никаких дыр мы не нашли, а Алена утверждает, что дверь запирала.

– А в том-то и дело! Чупакабра умеет через стены проходить, никакие двери ему не помеха.

Доктор и Илья Пантелеевич переглянулись.

– Ты, Алешка, о таком лучше помалкивай, – наконец посоветовал ему дед. – Нельзя людям говорить, что двери не помеха. Люди должны верить в то, что могут запереться дома и ничего им не будет угрожать.

– Так на людей чупакабра не нападает, – попытался возразить Алешка, но дед жестом остановил его.

– И что животных могут спасти. Потому как животные для любого крестьянина – важная часть жизни, понимаешь? Только панику посеешь, а никакой чукабры, может, еще и нет. Ласка и через не такие щелки пролезала, а у Алены голова дырявая, просто забыла дверь закрыть.

– А как же кошки и собаки? – неуверенно поддержал Алешку Матвей Гаврилович. – Неужели их тоже ласка… Да и не пьет она кровь, Илья.

– Разберемся, – ответил Илья Пантелеевич. – А вот паники нам не надо. Так что помалкивайте оба пока.

Они и молчали бы, но неизвестное животное продолжало наведываться в деревню едва ли не каждую ночь. Много не брало: то курицу одну, то двух-трех кроликов. Люди чувствовали себя неуютно, запирали дома и сараи крепче, но ничто не могло остановить невидимого зверя.

Приехавший однажды на выходные Алешка привез с собой газету с необычной заметкой: в Санкт-Петербурге работает организация, которая занимается изучением необычных явлений, в том числе и наверняка смертей от неизвестных науке животных. Санкт-Петербург, конечно, далеко, но, возможно, они согласятся приехать?