Читать книгу Мертвым вход разрешен - Лена Обухова - Страница 5

26 сентября 2016 года, 5.15

ул. Капитанская

г. Санкт-Петербург

Звонок в четверть шестого утра Максима Рейхерда не разбудил, потому что он, как и Иван Сидоров, еще и не ложился. Максим с самого рождения был закоренелой совой. По рассказам его матери, в детстве им было проще накидать ребенку игрушек в кроватку и позволить уснуть тогда, когда он сам пожелает, чем уложить в девять вечера, как советовали все книги и педиатры. В школе Максим обожал вторую смену, а в институте стабильно просыпал первые пары. Возможно, именно поэтому так и не почувствовал тяги к медицине, закончил институт кое-как по специальности терапевта и не проработал ни дня, с ужасом представляя, что ему придется ходить на работу к восьми утра. Уже в двадцать три года он создал свою собственную фирму, которая развивалась пусть не семимильными шагами, в списке Форбс он себя не видел и едва ли когда-нибудь увидит, но на приличную квартиру, хорошую машину, хлеб с маслом и отдых пару раз в год ему хватало. Правда, после того как почти два года назад он развелся с женой, никуда больше не ездил. Это Саша постоянно таскала его то по ночным клубам, то по экскурсиям, сам же он лучшим отдыхом считал лежак где-нибудь у моря, но ради этого ему было лень куда-то выбираться. Одному скучно, а все последующие отношения до стадии совместных поездок на море еще ни разу не доходили.

Вот и в этот раз так получилось. Новая девушка, с которой он встречался почти три месяца, уже, можно сказать, тянула на статус постоянных подружек, на работе установился штиль, поэтому он позвал ее на отдых. Но за три дня до отлета они насмерть поругались, расстались, и отдых отменился. Можно было бы выйти на работу, раз уж он никуда не уехал, но Максим решил все-таки дать обещанный отдых и подчиненным от себя, и себе от работы. Не то чтобы он считал себя шефом-самодуром, но всем известно, что у любого человека два отпуска: свой и начальника. Да и самому не помешает не ходить на работу какое-то время, иначе и до выгорания недалеко, а он не отдыхал два года.

Так и получилось, что закоренелая сова Максим Рейхерд, который в рабочие дни еще кое-как заставлял себя лечь не позже двух ночи, чтобы явиться в офис часам к десяти, в отпуске дал себе волю и ложился в пять, в шесть, иногда в семь утра. Телефонный звонок не напугал его, скорее вызвал раздражение. Вот бывают же люди, которые звонят другим тогда, когда им удобно!

– Максим Сергеевич Рейхерд? – раздался в трубке немного уставший женский голос. – Из гатчинской больницы вас беспокоят. Не переживайте, с вашим сыном все хорошо, но он у нас.

– Сыном? – переспросил Максим, нахмурившись.

– Его сбила машина, но он практически не пострадал, ушиб руки, есть подозрение на сотрясение мозга, но…

– Погодите, – перебил Максим, поскольку женщина явно не обратила внимания на его удивленный тон. – У меня нет сына, вы ошиблись номером.

Женщина на секунду зависла, а затем спросила уже чуть настороженно:

– Но вы же Максим Сергеевич Рейхерд?

– Да, но сына у меня нет.

– Но он назвал ваш телефон и ваше имя.

– Это какая-то ошибка, уверяю вас.

– Как это может быть ошибкой, если совпал и номер и имя? – начала злиться женщина. Очевидно, она придумала себе свою историю развития отношений в семье бедного ребенка, потому что дальше заявила: – Не хотите заботиться о сыне, так и скажите! Только дайте номер телефона его матери, пожалейте ребенка! Иначе я позвоню в опеку, и дальше разбирайтесь с ними. Поверьте, легко не будет!

Максим тоже разозлился. Как он может дать номер телефона матери ребенка, который не имеет к нему никакого отношения?

Или имеет? Саше он никогда не изменял, но до нее у него были девушки, и не всегда он был осторожен. Что, если одна из них родила от него ребенка, ему ничего не сказала, зато от сына скрывать не стала? Это было глупо на его взгляд, потому что с него можно было поиметь неплохие алименты, да и не стал бы он отказываться от сына. Детей он любил и хотел, а Саша не могла их ему дать. Но это на его взгляд, кто знает, как смотрела на все девушка? Возможно, у нее были причины скрывать от него ребенка.

В любом случае, ошибка это или нет, Максим не хотел, чтобы родители мальчика имели проблемы с опекой. Лучше разобраться со всем на месте, опросить ребенка, тогда все прояснится.

– Куда ехать? – вздохнул он.

– Вот так бы сразу! – не удержалась женщина. – Гатчинская клиническая больница, детское отделение. Приезжайте сейчас, вас пропустят.

Максим сбросил звонок и посмотрел в окно, за которым из-за низких туч и моросящего дождя так и не рассвело. Самое время совам ложиться спать, но ему, кажется, сегодня не придется.

* * *

В Гатчину он добрался к половине седьмого утра. В маленькой местечковой больнице не было пункта охраны или пропускной системы, входную дверь просто запирали. Выбирая между наведаться в приемный покой или позвонить на номер, с которого звонили ему, Максим выбрал последнее. Женщина заявила, что сейчас подойдет, и действительно открыла дверь минут пять спустя.

Звонившей оказалась невысокая полноватая врач лет шестидесяти, представившаяся Еленой Петровной. На Максима она смотрела с неодобрением, явно придумав за эти полтора часа все подробности его семейной жизни, в которой не нашлось места ребенку, и эти подробности были не в его пользу. Оправдываться он не собирался.

– Мальчик держится бодро, – тихо говорила женщина, ведя его по полутемным коридорам больницы. – Но все равно немного растерян, вы должны понимать, ему же всего семь.

Максим рассеянно кивнул, почти не слушая, что ему говорила врач. Семь? Значит, он родился году в две тысячи восьмом – девятом, то есть практически перед тем, как он женился на Саше. Или даже когда уже был женат. С Сашей они начали встречаться, если это так можно назвать, в феврале, а поженились уже в июне. На тот момент они были знакомы четырнадцать лет, а потому в долгих ухаживаниях и притирках друг к другу не было нужды. Просто она однажды пришла к нему за помощью, да так и осталась у него жить, а через четыре месяца они пошли в загс. А до нее он два года встречался только с одной девушкой – Викой. Значит, если этот мальчик на самом деле его сын, то родить его могла только Вика. Максим даже понимал, почему она ничего не сказала ему о ребенке.

С Викой они расстались буквально за пару недель до того, как к нему переехала Саша, и свои отношения с последней он не скрывал. Если Вика узнала о беременности, когда он уже собирался в загс, то запросто могла обидеться и не сказать. В этом была вся Вика: диснеевская принцесса, которую следовало добиваться каждый день, носить на руках и не сметь смотреть в сторону других женщин, даже если ты просто хотел взглянуть в лицо водителю, который запер твою машину, а им оказалась женщина. Собственно, поэтому они и расстались. В деньгах Вика не нуждалась, ее родители были достаточно обеспечены и без памяти любили единственную дочь. Наверняка и внука вниманием не обделяли.

Они поднялись на третий этаж, и врач остановилась у первой двери по коридору.

– Вы идите, а я пока подготовлю документы на выписку, – велела она. – Вы же его сейчас хотите забрать?

Она сказала это таким тоном, что другого варианта ответа, кроме как «да», не предполагалось. Максим и кивнул. Где-то дома у него был номер Вики, заберет мальчишку и позвонит ей. Раз уж теперь он знает о сыне, отказываться от него не станет.

Едва только увидев мальчика, Максим сразу понял, что это на самом деле его сын. Не нужно быть особенно наблюдательным, чтобы увидеть сходство: у ребенка были его волосы, его цвет глаз, форма лица. Черт, надо было выяснить у врача, как его зовут. Спрашивать у малыша как-то неудобно. Впрочем, у врача было еще неудобнее, она бы его точно взглядом испепелила.

– Папа! – бросился к нему мальчик, едва только увидев его.

Максиму ничего не оставалось, кроме как раскрыть для него объятия, хотя такая реакция удивила едва ли не больше, чем сам факт существования сына. Похоже, Вика не только рассказывала ему об отце, но еще и фотографии показывала, раз он сразу его узнал. Странно только, что мальчик так повел себя с человеком, который пусть ему и отец, но по сути чужой человек, с которым они никогда не встречались. Впрочем, вскоре он догадался, что произошло.

– Прости, что вышел за ворота, – частил ребенок, крепко-крепко обхватив его руками. – Я не хотел, честно. Я не знаю, как это получилось, я не хотел тебя ослушаться.

Похоже, врач была права: мальчик на самом деле получил сотрясение мозга, и в его голове некоторые события претерпели изменения. Вполне возможно, Вика так часто и много рассказывала ему об отце, что детская психика считала того практически знакомым человеком, а сейчас он просто-напросто спутал события и перенес их с матери на отца.

Версия даже самому Максиму казалась несколько притянутой за уши, но ничего более правдоподобного он придумать не мог. Разве что это он ударился головой и напрочь забыл о существовании собственного ребенка.

– Я не злюсь, – заверил он, легонько погладив мальчика по голове.

Не стоит так сразу раскрывать семилетнему ребенку правду, у него и так сильный стресс. Как раз в этот момент вернулась врач и протянула Максиму какой-то листок, распечатанный на принтере с высыхающими чернилами: буквы были слишком светлыми, плохо пропечатались, а потому значение некоторых слов наверняка придется расшифровывать. Листком оказалась выписка из истории болезни. Но главное Максим увидел: пациента звали Рейхерд Дмитрий Максимович.

Значит, его сына зовут Дмитрий. Забавно, Максим никогда не обсуждал имена для будущих детей даже с Сашей, с которой они были женаты пять лет. Сначала она не хотела детей, потом они узнали, что рожать ей опасно, а потому тема окончательно была закрыта. С Викой он этих вопросов тем более не касался. Но сам для себя Максим давно решил, что сына назовет именно Димкой. И вот удивительное совпадение – Вика назвала его так же. Фамилии Рейхерд у него, конечно, быть не могло. Очевидно, он сказал врачу, как зовут его отца, а та уже решила, что и у него такая же фамилия. Но все равно – Рейхерд Дмитрий Максимович звучало так правильно, так естественно, что до безумия захотелось поверить именно в ту версию, при которой головой ударился именно Максим, а не Димка.

– Пойдем. – Максим выпустил мальчика из объятий и протянул ему руку. – Поедем домой, а потом позвоним твоей маме, полагаю, она за тебя уже волнуется.

Димка хотел что-то спросить, но его перебила врач:

– Обязательно покажите мальчика неврологу, – велела она. – Сотрясение мозга – не шутки.

– Всенепременно, – заверил Максим.

В машину ему пришлось нести мальчика на руках, поскольку на нем были лишь легкие кеды, никак не соответствующие времени года, и больничная пижама, за которую пришлось оставить залог и клятвенное заверение вскоре вернуть.

За то время, что он провел в больнице, на улице разразилась настоящая буря. Дождь лил сплошной стеной, полыхали молнии, сопровождаемые сильными раскатами грома. Странная погода для конца сентября, но она стабильно удивляла последние несколько лет.

Автокресла у Максима не было, поэтому пришлось на свой страх и риск усадить ребенка на обычное сиденье. Мальчик захотел ехать спереди, и Максим не нашел в себе сил отказать. Оставалось надеяться, что в восьмом часу утра их никто не остановит. Сам он тоже постарается ехать аккуратно. Это никак не спасет от неадекватных водителей соседних машин, но других вариантов у него все равно не было.

– Значит, ты не знаешь, как ушел со двора и оказался на дороге? – уточнил Максим, когда они покинули больничный двор и запетляли по улицам маленькой Гатчины, которые пока еще были пусты. Он подумал, что частичная амнезия Димки – отличный повод выпытать некоторые подробности о его жизни.

– Нет. – Димка напрягся, наверное, ожидая, что Максим будет ругать его.

– А что вообще ты помнишь? Доктор сказала, что у тебя может быть сотрясение мозга, значит, нам нужно понять, что ты помнишь, а что забыл, понимаешь?

Мальчик важно кивнул.

– Конечно! С чего начать?

Очень хотелось попросить его рассказать что-нибудь о своей семье, узнать, что говорила ему Вика об отце, но Максим сдержался. Очевидно, что по этой части воспоминания у Димки как раз спутались в голове, раз он на самом деле принимает его за отца, которого давно знает и который, видимо, живет с ним и его мамой. Поэтому он решил пойти по долгому пути.

– Для начала: где ты был до того, как оказался на дороге. В чьем дворе, что ты там делал и почему родители… мы отпустили тебя туда одного.

Димка снова кивнул и принялся рассказывать.

– У Никиты Сморчкова был день рождения, он его решил праздновать в загородном доме. Мама сначала не хотела меня отпускать, но ты разрешил, если я не буду сам выходить со двора. Было пять человек: Никита, я, Макс Потапов и близнецы Саша и Витя Рокотовы. Тетя Римма придумала для нас целый квест с сюрпризами, а еще было много угощения. Я подарил Никите квадрокоптер, и вечером мы все вместе запускали его. А потом мы решили ночевать во дворе в палатках. Дядя Сережа лично проверил ворота и камеры видеонаблюдения, поэтому нам разрешили. Мы легли спать, а потом я проснулся от грозы. Вышел во двор и оказался на дороге, хотя ее там нет рядом.

Димка говорил складно, не путался, не сомневался в словах, поэтому не верить ему не получалось. И тем не менее Максим не мог отделаться от ощущения нереальности. Римма – редкое имя, и среди его знакомых есть одна. Более того, именно Римма Сморчкова, жена Сергея Сморчкова. Едва ли это совпадение. У них есть двое сыновей, одного из которых, младшего, зовут Никита, но Максиму казалось, что тому гораздо меньше лет. Он точно помнил, что Сергей не так давно рассказывал всем, что стал отцом во второй раз. И это точно было летом, как раз жара стояла невыносимая. Но, возможно, Максим перепутал имена, и Никита все-таки старший сын?

Однако странно, что Вика тоже с ними знакома. Да настолько близко, что ее сын дружит с их сыном. Сам Максим познакомился со Сморчковыми не так давно, когда у них появились кое-какие общие дела в бизнесе. Не то чтобы они были так уж близки, но Сергей наверняка сказал бы ему, если бы знал, что у него есть сын. Может быть, не специально, но как-то наверняка обмолвился бы. Впрочем, их схожесть очевидна, если знать, что они отец и сын, а так едва ли кто-то внезапно догадался бы. Особенно если Вика, к примеру, замужем и официально у Димки есть другой отец. Нет, тогда она едва ли рассказывала бы ему про настоящего отца.

В общем, то ли бессонная ночь сказывалась, то ли общая абсурдность ситуации, но у Максима никак не складывалась в голове правильная картинка. И следующая Димкина фраза лишь привнесла хаоса в и без того сложный случай.

– Па-ап… – чуть испуганно позвал он.

Максим скосил на него глаза. Димка сидел, сминая руками ремень безопасности и уставившись на панель, где ярко горели цифры и буквы, обозначающие дату, время и воспроизводимый в магнитоле трек.

– Что случилось?

– Это правильная дата?

Максим тоже посмотрел на панель, проверяя, все ли там верно. 26.09.2016, 7.26.

– Правильная. А что такое?

Даже в полумраке салона он видел, как округлились глаза мальчика.

– Дима? Что случилось? Для тебя прошло несколько дней? – догадался он.

Что, если мальчик не сам покинул двор друзей, а его похитили? Родители Вики – люди обеспеченные, наверняка с них можно потребовать выкуп за внука. Держали где-то несколько дней, а затем либо отпустили, либо он сам сбежал. Отсюда, а не из-за сотрясения ретроградная амнезия: мозг защищается от неприятных воспоминаний.

Однако Димка легонько мотнул головой.

– Кажется, я попал в прошлое, – шепотом произнес он.

Голос его лишь чуть-чуть подрагивал, и в нем, как показалось Максиму, прозвучало нечто, отдаленно напоминающее восторг. Конечно, какой семилетний пацан, особенно если он по жизни фантазер, не мечтает о настоящих приключениях? А попадание в прошлое – то еще приключение.

Наверное, будь сейчас не начало восьмого утра после бессонной ночи, Максим постарался бы мягко выяснить, с чего он так решил, и еще более мягко разуверить его в выводах, но было именно начало восьмого утра после бессонной ночи, поэтому он спросил, сам от себя не ожидая такого вопроса:

– Как зовут твою маму?

Димка посмотрел на него огромными глазами, и, прежде чем он ответил, Максим узнал этот разрез глаз. Цвет был его, а вот разрез…

– Александра.

Максим шумно выдохнул. И теперь все части пазла встали так, как и должны были, но сама картинка оказалась гораздо более невероятной, чем была до этого.