Читать книгу Мой желанный враг - Лена Сокол - Страница 6

Марк

– Ты можешь не спорить? – рявкнул я в трубку, не в силах больше выслушивать тот бред, который он мне пытался втирать. – Мать твою, Витя, да что с тобой в последнее время?! Мы же договаривались!

– Я все понимаю, но я сейчас с Полиной. Мне нужно показать ей дом.

– Какой дом, придурок? Ты вконец рехнулся? – Я сел и отдернул руку, за которую держалась пьяная стриптизерша. – У нас с тобой вроде до хера важных вопросов, которые нужно обсудить, а ты со своими шмарами по городу рассекаешь?

– Она не… черт, Марк… – Друг понизил голос до шепота. – Хорошо, сейчас мы подъедем, но ненадолго.

– Жду. – Бросил я и скинул звонок.

Убрал телефон, вытянул ноги и затянулся терпким табачным дымом. Стриптизерша выгнулась, потянулась ко мне, что-то мурлыча под нос, но я грубо оттолкнул ее:

– Вали!

– Что? – Она округлила глаза, мгновенно, кажется, протрезвев.

Наверняка надеялась на продолжение после приватного танца.

– Убирайся прочь! Пошла! – отмахнулся я, бросив ей пару купюр.

Девица схватила их, спрятала в декольте и поспешила убраться, пока я не вышел из себя.

Поведение Вика в последнее время не на шутку бесило меня. Неужели он размяк от чар очередной девицы? На него это было очень не похоже.

Он теперь то исчезал куда-то надолго, то часами не брал трубки, то пытался внушить мне, что мы с ним с какого-то хрена должны переориентировать производство на новом объекте! И все из-за какой-то его новой бабы!

Да таких, как эта Полина, у него были сотни: каждый день новая, но стоило появиться этой, как Вика словно подменили. И это жутко меня напрягало.

Мне вдруг стало казаться, что я совсем не знаю его, хотя мы с Воскресенским дружили еще с детства и потому всецело друг другу доверяли.

Когда мы познакомились, я был чертовым голодранцем.

Хотя моя семья жила не лучше и не хуже остальных, но звезд с неба мы не хватали. Простенькая двушка в спальном районе, мать-учительница и отец – бывший боксер, а ныне спивающийся мерзкий алкоголик, оттачивающий на нас давно подзабытые приемчики.

Я все время старался угодить ему: исправно упражнялся в боевых искусствах, демонстрируя все новые и новые навыки, таскал пятерки из школы, ни в чем не перечил, но этому сукину сыну все было мало. Стоило ему выпить, и в доме начинался ад. Он жестоко избивал мать, затем избивал меня. За что? Да за то, что я пытался за нее вступиться. А затем он запирал нас в дальней комнате и приводил в наш дом всех шлюх с округи.

Мать все слышала и все понимала, но старательно прятала слезы и делала вид, что занята своими делами. Она гладила белье, вязала, шила, читала – делала все что угодно, чтобы просто не сидеть и не слушать, как из соседней комнаты доносятся пьяные выкрики, смех, звон посуды и противные, бесстыдные шлепки и стоны.

Отец трахал своих собутыльниц прямо на супружеской кровати или завалив на кухонный стол. Те громко охали и смеялись, а он даже не вынимал сигареты изо рта, лишь приспускал штаны, наваливался сверху или сзади и наяривал.

Я видел в замочную скважину, как двигается его дряблый зад и как колышутся груди его подружек, и ненавидел его еще сильнее.

Но больше всего я ненавидел мать. Бессловесную, покорную тряпку, которая позволяла ему вытирать о себя ноги. Мать, которая добровольно терпела все эти мерзости и унижения. Мать, которая стыдливо прятала взгляд, выходя из дома, когда соседи шептались ей вслед.

Все об этом знали. Весь район.

Прошло еще немного времени, и об этом стали говорить в школе.

К тому времени я больше не сидел под дверью каждый раз, когда дома случались пьяные оргии. Отец запирал нас в комнате, а я выпрыгивал в окно и не возвращался домой всю ночь. Мать по-прежнему печально прятала свои синяки и слезы, а мне все меньше хотелось возвращаться домой.

– Ты полное ничтожество, – презрительно оглядев меня, бросил отец, когда я вернулся из школы побитым.

Мне в тот день пришлось избить всех, кто говорил гадости о моей матери, но он, конечно, не мог знать этого. Все, что его интересовало, это его собственное удовольствие, старые местные шлюхи и бухло, запахом которого пропитался буквально весь наш дом.

И я не стал отвечать ему ни слова.

Набросился, как молодой лев накидывается на старого вожака, и, не помня себя, стал молотить кулаками: в лицо, в грудь, в живот. Я знал, что этот урод пропил все свои навыки и не сможет ответить мне достойно, поэтому вкладывал в каждый удар всю свою ярость, всю боль и всю ненависть.

Очнулся я в тот момент, когда тишину комнаты прорезал вой матери. Она бросилась на него, стала обнимать, целовать. Она гладила его лицо и умоляла очнуться. Отец лежал в луже собственной крови, беспомощно закатив глаза, а мать, скривившись от злости, осыпала меня проклятьями и приказывала убраться прочь.

Меня трясло: от адреналина, от боли, от привкуса крови на зубах. Мне хотелось добивать его ногами, рвать на части, втаптывать в пол, но ее слова – они отняли у меня последние силы.

Я просто развернулся и ушел из дома. Навсегда.

Тогда-то мы и познакомились с Виком. Мне негде было ночевать, и я шатался по улицам от одной тусовки и пьяной компании до другой. Зарулил в темный переулок и вдруг увидел, как трое отморозков прессуют какого-то тощего хлыща, который вышел из клуба, чтобы отлить. Попытался заступиться за него. Зачем? Сам не знаю. Помню лишь, как сказал им что-то дерзкое, и тут же завязалась драка. Воскресенский хоть и был богатеньким дрищем, но дрался отчаянно и не боясь запачкать свой выглаженный забавный костюмчик.

В тот день нам нехило наваляли, но мы получили больше – дружбу, которая связала нас навсегда.

Вик договорился с родителями, и мне разрешили пожить в их доме, пока я полгода доучивался в школе. Это был большой загородный особняк, окруженный раскидистыми яблонями. Семья Вика была состоятельной и дружной: семейные обеды и ужины, веселые праздники в тесном кругу – все то, что было ненормальным для меня, мальчишки, выросшего в атмосфере звона пустой стеклотары, запаха перегара и отборных тумаков, сыплющихся на него минимум дважды в неделю.

С матерью мы, конечно, встречались потом – в школе. Она подходила ко мне после уроков и уговаривала, чтобы я вернулся и извинился перед отцом. Я смотрел на нее с жалостью и не понимал, что такое сильное может удерживать ее рядом с этим чудовищем все эти годы?

А потом я сам стал чудовищем.

Когда родители Вика погибли в автокатастрофе, мы с ним решили объединить наши усилия. Он вложил в наше общее дело все свое наследство, а я вложил в него свои мозги и кулаки.

Воскресенский занимался бумагами и официальными каналами продвижения нашего бизнеса, а я в это время безжалостно и кроваво расправлялся с конкурентами и всеми теми, кто осмеливался встать у нас на пути.

Вик был прагматичным и тяжелым на подъем, а я постоянно фонтанировал идеями и вынуждал его рисковать. Сделки с опасными партнерами давали нам новые возможности для развития бизнеса, и капиталы нашей фирмы приумножались.

Прошло всего несколько лет, и мы так тесно переплелись в общем деле, что стало неважно, чьи деньги однажды дали нам возможность для старта. Вик прекрасно осознавал, что без меня он никогда бы не достиг подобных высот.

Мы стали братьями, не по крови, но по духу. Мы проросли друг в друга и оттого доверяли друг другу практически безгранично.

Все шло, как надо, пока на горизонте не замаячила эта… Оксана? Таня? Как ее там? Полина…

Я прежде не запоминал имен его многочисленных пассий на одну ночь, ровно как и не помнил их лиц. Но теперь… теперь я словно нутром чувствовал, что на этот раз все по-другому.

И не зря.

Стоило ей войти в клуб под руку с Виком, как меня словно прошило разрядом тока. И внутри что-то ослепительно взорвалось. Вспыхнуло.

Я почти физически почувствовал, как меня накрыло.