Читать книгу Раннвейг Ингольд. Северная Сага - Ленни Лоренц - Страница 9

Бранд, утопая в мягких кресельных подушках, неотрывно глядел на веселый потрескивающий огонь в камине, который как ни трещал, а согреть огромную, холодную залу, пустующую большую часть суток, не мог. Мечтательно прикрыв глаза с сетью мелких морщинок, выдающих его «зрелый», но не потрепанный возраст, он расправил свое домашнее бархатное одеяние цвета переспелого граната и пустил мысли в свободный полет.

Что может быть лучше вина и камина?

«Только отапливаемая спальня», – поежился Бранд, накидывая на сальные черные волосы капюшон халата. Сколько раз он напоминал Ранду и Кати оборудовать камины в спальнях, обеденном зале и везде, где только можно их поставить.

«Если бы я мог брать камин с собой…» – Бранд, потягиваясь, зевнул, словно медведь, только что вылезший из спячки. «…То, возможно, охотился бы до вечера, как этот ветрозадый Ранд. И где его ноги носят? Так и ужин негоже пропустить… Что сегодня приготовит толстая Уна? Надо будет усилить контроль над ней. Что-то мягкий дэдхолльский хлеб с тмином стал быстро пропадать… Но готовит она как богиня, тут уж судьба улыбается ей… Мда…» – человек, понурив отяжелевшую голову, стал похож на угрюмого бурдюка, пьющего уже неделю.

«Оттого у меня такое пузо выросло! Не было такого раньше. Хотя и жизнь раньше была куда интереснее… Но все изменится… все изменится, куда там без злоключений братишек… А Кати смеется и саркастирует, а Уна подкармливает любую свободную минутку. Пузо не может сделать выбор в таких противоречивых условиях!»

Крупное, но все еще мощное в плечах, тело Бранда сотряслось от накатившего приступа смеха. Он смеялся и смеялся, все больше над собой и своими слабостями, запрокидывая чуть поседевшую голову назад и вспоминая себя юного, стройного, однако не такого сильного, как сейчас. Захотел бы он прямо сейчас снова стать красивым и сильным? Один щелчок пальцев… Что может быть лучше молодости?

Только вино и камин.

Бранд слышал, как Уна нарочно громко хлопочет на кухне, грохоча посудой. Пожилую кухарку он забрал в Одинокий замок Трех братьев из Видархолла, во время Кровавого восстания наемников против Медвежьего Короля. Братья бились за сторону наемников, но в тот день никто их не запомнил, ибо подобная тактика была их целью. Уна, окровавленная, с избитым лицом и порезанными руками, чуть не на коленях приползла к ногам Бранда, который из братьев считался одним из лучших мечников, часто проявляющим жалость к несчастным.

Бранд пожалел сердобольную женщину – его жесткий характер моментально превращался в податливую мягкую глину, когда неподалеку оказывалась женщина. Неважно, какого возраста, рода и сословия.

Но тут аромат пирога с печенью и луком занял все возможные мысли Бранда, и его ноги в меховых бобровых тапках сами собой понесли его на кухню. «Оставаться равнодушным, когда в животе пустующая бездна? Так и околеть от мороза недолго… Хотя кого я обманываю?» – Бранд глухо засмеялся собственной шутке.

«Не хватает теплого девичьего тела… Зарыться лицом в мягкие волнистые волосы… они так пахнут, чем-то сладким, возможно, медово-сливочными пирожными… Ах, Ингрид… бедная, несчастная Ингрид… В каких зловещих уголках Красных Пустошей блуждает твоя ненасытная, неприкаянная душа? Чего тебе не хватало, рыжая чертовка, и как же грустно наблюдать за твоими приключениями?! Куда, куда приведет тебя ненасытная тяга к справедливости?» – остановившись в дверях кухни, Бранд тупо поглядел, как плотные руки Уны с ямочками на локтях замешивают очередную порцию теста. – «Таких как ты, Ингрид не бывает… Ты рождена не для этого мира, не для меня. Таких стоит поискать во всем Киритайне… Что может быть лучше прирученного живого огня в твоих сильных, мозолистых руках?»

Только вино и пирог с печенью…

Бранд все глядел на сильные кухаркины руки, а перед его глазами плясал дразнящий облик Ингрид с ее толстенной рыжей косой до самой земли.

Перед его глазами возникают быстро сменяющиеся, пестрые картинки. Она танцует вокруг костра, такая ветреная, недоступная и непонятная никому, даже знойному летнему ветру, чьей дочерью она точно является. Он шепчет ей украдкой: «Ингрид, Ингрид, обернись, я здесь! Я так долго искал тебя! Сколько лишений и потерь пришлось пережить мне, чтобы хоть глазком обнять твой загорелый, веснушчатый стан! Я не стану силой возвращать тебя. Ведь ты вернешься. Ты обязательно вернешься, если примешь себя и свою истинную природу… мою природу…»

Но не слышит его пылкая Ингрид, бросает в костер горсть сушеной ароматной травы и продолжает свою беснующуюся пляску огня, магии и только боги знают чего еще. Ее зеленые травянистые глаза смеются и плачут одновременно, босые смуглые ступни отбивают такт, погружаясь в теплый золотой песок, искры пламени окутывают ее бронзовое тело, волосы, кружатся в вихре дикого танца; она словно горная пантера – легка, сильна и грациозна, но далека и неосязаема, словно сладкая ночная греза… «Такие, как она не живут долго, сгорают, как розоватый южный закат, столкнувшись с тьмой наступающих сумерек… Если, конечно, не изберут верный путь и не соединяться с этой тьмой… Ах, Ингрид… Ведь ты умна? Ты не совершишь еще одну ошибку?»

Но все это большая ложь.

«Я гляжу, как Уна готовит ужин, вдыхаю чудесные ароматы специй и ванили, сплю до полудня, не вылезаю из теплых бобровых тапок уже целую вечность… Я забыл, что такое звон стали и запах крови на поле битвы, ровно эти сынки Эрики Ингольд. Единственное мое лишение и невосполнимая потеря – это ты, неприрученная Ингрид. Кто трогает твои волосы сейчас? Кто целует твои горячие губы? Я мог бы превратить его в прах, если бы захотел…

Если бы только захотел…

До размышляющего Бранда донеслись чуть слышные чьи-то мягкие шаги, ровно кралась дикая кошка, шагающая по скользкому полу, боящаяся спугнуть мышку.

– Ранд… Что за привычка, подкрадываться со спины?

Вздох притворного огорчения брата, спугнул все мечты Бранда. Ранд, нарочно громко шаркнув ногой, обутой в высоченные, до бедра, кожаные черные сапоги, зашел в кухню, и, не удостоив брата ответом, шлепнул Уну по широкому заду, что вызвало у нее легкий неодобрительный смешок. Один из его приглаженных красных волос упал прямиком в тесто.

«Самовлюбленный петух… Столько дел, столько забот, Киритайн погряз в тьме и гнусных обещаниях лжекоролей, предательствах родных и друзей, а этот тощий красавчик только и знает, что пить вино в изысканной позе, обсуждать складки Уны и осуждать каждого, кто оказался в мятом одеянии, чумазом белье, замызганных сапогах… Хотя, конечно же, он переживает за Красные Пустоши, конечно, переживает, как отец за своих родных детей… А я…я тоже хорош», – в свою очередь вздохнул Бранд, наблюдая, как Ранд, жуя лесной орех, самодовольно, покачивая узкими плечами, покидает кухню, подмигивая и так разозленной вконец Уне. «Такой живот отпустить мне непростительно… Когда-то я вызывал трепет даже у самого Медвежьего Короля… И это было буквально вчера. А сейчас меня шугаются лишь дворовые собаки.

А они шугаются всего на свете…»

Три брата, наконец, собрались все вместе за длинным столом в просторном обеденном зале с высокими резными колоннами, украшенными грубоватыми скульптурами существ с рожками, соблазнительных женщин с копытами и хвостами и даже некими бородатыми старцами с торчащими из пасти, клыками. Жар, веющий от натопленного камина, обогревал помещение до самого укромного уголка, поросшего паутиной, и братья, разгоряченные, кто от вкусного ужина, кто от долгой охоты на куропаток, а кто, просто употел в меховых бобровых тапках, яро принялись спорить.

Это была их излюбленная забава.

«Ни один прием пищи у нас еще не проходил в мирной семейной обстановке» – отметил Бранд, уничтожая последний кусок пирога с печенью. «Как бы я мечтал бросить все и махнуть на соседний материк… Земли Призраков не приняли бы меня… Ведь я не Ранд, да, точно не приняли бы… Северянин не выживет в таких пустынных, загадочных и, безусловно, зловещих местах. А уж я-то, – он хихикнул. – «Те, кто побывал в Красной Пустоши, возвращаются другими… Если и возвращаются… глупцы… Безрассудные смельчаки без мозгов… как много моих товарищей по мечу сгинуло там, пытаясь отыскать скрытую магическую тайну кровавых песков…! Но Ранд, коварный мой братец все предусмотрел! Такой разгильдяй, но Красные Пустоши обязаны ему многим. Жаль, что про него все забыли. Как и про всех нас…»

Шум неугомонных братьев не давал Бранду сосредоточиться на своих мыслях, возвращающихся к Ингрид. Он, сдвинув брови, хмуро покосился на брызгающего слюной, белокожего и бледнолицего Кати, размахивающего перед надменным лицом Ранда столовым ножом, а тот в свою очередь отпускал в ответ крепкие словечки. Глядел, но отнюдь не понимал причины их ссоры.

«Дурачье… словно воронье крикливо …Как надоело контролировать, наказывать, ужесточать и усиливать гнет, следить за порядком, прятаться и притворяться. Бросить бы все и махнуть подальше…

Туда, где солнце всходит два раза за день… Туда, где Ингрид танцует у костра… Туда, где место Ранда занял Алый Волк, Повелитель Крови».

«Дикари Земель Пустошей поклоняются Алому Волку – могущественнейшему темному божеству с двумя головами. Они приносят ему в дар собственную кровь, налитую в черепа шакалов, а одежду воина стирают в волчьей крови, веря в то, что она придаст сил и отваги молодому солдату. У них нет ни королей, ни вождей, ни мудрых старцев… какая-то иная сила помогает им..ведь сколько раз выходцы с Киритайна пытались подчинить себе дикарей – столько раз Омут Страха, что в Лучезарном Море окрашивался алой кровью горе-завоевателей.

Кровь – питает жизнь, так говорят жрецы Красных Пустошей… И ведь правду говорят, только жаль, что не теми губами.

Человек, не понимающий ценности крови, вскоре сам потеряет ее».

Что искала Ингрид в Красных Пустошах? Зачем ушла странствовать именно туда? Ведь она все потеряла…»

– Твоя стерва искала сильного самца, способного дать ей защиту, а не слабого на передок, кобеля, каким ты и являешься! Правда? Уна не даст соврать. – прилизанный Ранд, похотливо поманил кухарку пальцем, но та гордо вскинув волосами, скрылась за углом. Бранд стиснул зубы, сжимая кулаки под столом.

«Кровь питает жизнь… Моя кровь давно выпита этими двумя нетопырями». – Я сломаю тебе ребра, как тогда, помнишь, Ранд? Я растолстел, но не ослаб. – красноволосый худощавый братец, похожий своим узким, гладко выбритым лицом больше на шаловливого подростка, чем на мужчину, озабоченно щелкнул зубами, улыбаясь хитрой, лисьей улыбкой. Не зря его кличут Ранд, Багровый Петух.

– Этот мир прост, как орех, что только что проглотил Кати, – вызывающе бросил Ранд, закидывая ноги в высоких сапогах на стол. – Мне интересно, ох, как интересно наблюдать за ним, особенно за Севером, – язвительно добавил он, на что Бранд лишь тяжело вздохнул, покачивая головой. Но Ранд не успокаивался, ядовито улыбаясь.

– Бабы – народ простой, как и мужи. Ты имел кучу женщин из жалости, приводил в замок бездомных попрошаек, в надежде, что хоть как-то очистишь и изменишь этот мир к лучшему. Твое проклятье… Твой рок, о да… Киритайн – это мусорная куча, вперемешку со свиным дерьмом и грязной кровью проходимцев и убийц; женщина хочет спрятаться под надежное крыло защитника от этого ужаса, которое как-то скрасит ее тяжелую жизнь… Нет, не отворачивайся, Бранд, я всегда говорю правду, мерзкую, противную, но правду, ведь! Да? Ха-ха, ну ты и тупица, какой ты у нас тупица! Твоя ненаглядная Ингрид ждала тебя в твоих покоях каждую ночь, я видел, как дрожали ее руки, ресницы, все тело, когда ты в очередной раз приводил свою новоприобритенную жалкую пассию, нуждающуюся в «покрове»! Сколько таких несчастных ты «покрыл»? Хах, какая забавная история! Демоны обретают чувства, смертные разбивают их ледяные сердца! Я сейчас обделаюсь от смеха, вот гляди!

И она ушла. Правильно сделала, чертовка; лучше бы еще вдобавок перерезала тебе горло во сне. Больно бы было, помучался пару дней, но может быть стал бы умнее? Стерва стервой, но она подарила тебе жизнь… Смертные умеют делиться жизнью. Отдавать ее во имя чего-то… А что можешь ты, Бранд? Ты отсиживаешь булки на одном месте уже месяц и не собираешься выйти на воздух… посмотреть, что намечается… что грядет… и каков будет итог… Кати недоволен, шибко недоволен тем, что происходит, и он меня даже пугает своим хмурым взглядом! – он кивнул на Кати, и тот кисло осклабился звериным оскалом, наливая себе вина со специями.

– Я не буду оправдываться, Ранд… Ты предельно честен, как всегда, хоть я и хочу выпустить погулять твои кишки, – неуверенно парировал Бранд, опуская взор.

«Я жалок… Я всего лишь червяк, пылинка, летящая туда, куда занесет ее переменчивый ветер. Я стал почти человеком. Слабым и бесхарактерным. Спасибо тебе, Ингрид. И… Прости, прости меня, я заслуживаю смерти и ужасных предсмертных пыток, которые мне никогда не светят. Я жажду испытать их от тебя и никого боле… никого боле».

Кати вдруг хрипло засмеялся, и, утирая губы салфеткой, молча вышел из-за стола, не произнося за обед ни слова. Братья проводили его взглядом и переглянулись. Губы Ранда подернула кошачья ухмылка и, переглянувшись с бледнолицым братом Кати, он выпалил:

– Раннвейг Ингольд уже здесь?

В Киритайне наконец-то станет весело. Самое время выйти из тьмы, поглазеть на готовящийся спектакль. Ты с нами, Бранд?

Снова братья берутся за свое. Бранд на секунду прикрыл глаза. Каждый раз, когда он закрывал их, ему виделась его жуткая смерть от кинжала рыжеволосой девы, вонзающей его прямо в шею. «Что может быть слаще и приятнее?»

– Это твоих рук дел, Кати? – недовольно осведомился Бранд, будто хотел пожурить его, как отец бранит провинившегося сына. В синих, как глубь бушующего и неспокойного океана, глазах Кати вдруг вспыхнул озорной огонек. Зрачки его были продолговатые и узкие, как у змеи.

Обнажив белоснежные зубы, он тихо прошептал:

– Она отлично сыграет свою роль неудачницы…