Читать книгу Под северным небом. Книга 1. Волк - Лео Кэрью - Страница 6

Часть I Осень
Глава 4
Отсеченная голова

Оглавление

Королева Арамилла шла между деревьев по грязной тропинке, усыпанной листьями цвета меди. Позади нее семенила стайка придворных, впереди – вышагивал сам король с парой гончих, рвущихся с натянутых поводков. Арамилле не было никакого дела до охоты, ради которой был специально сохранен этот королевский лес. Сегодняшним ее развлечением была ее собственная свита. Накрашенные женщины в нарядных платьях, следовавшие за ней, постоянно и безуспешно пытались угнаться за модой, бешено меняющейся по прихоти королевы. Во время прошлой прогулки погода стояла сухая и безветренная, и Арамилла надела самое нелепое и экстравагантное платье, какое только смогла найти – усыпанное таким диким количеством жемчуга, что его хозяйка стала напоминать тучку с градом, нежно потрескивавшую при каждом движении. Тогда она строго объявила своим прагматично одетым фрейлинам, что, каковы бы ни были обстоятельства, они всегда должны придерживаться самых высоких стандартов. Теперь, к ее великой радости, глупо разодетые фрейлины брели по грязной тропинке, как овцы, вздрагивая каждый раз, когда брызги окропляли их дорогие юбки. Арамилла, вернувшаяся сегодня к более темному и практичному наряду, бросала через плечо веселые взгляды на женщин, семенящих с несчастным видом за ее спиной. И лишь одна из фрейлин – та, что шла рядом, – была посвящена в задуманный королевой розыгрыш. Это была темноволосая фаворитка, одетая в темный плащ, значительно более подходивший сегодняшней погоде.

– Повеселимся, Мария?

– Конечно, Ваше Величество, – ответила темноволосая женщина.

Королева схватила рукой низкую ветку, нависавшую над тропой, как следует ее оттянула и резко отпустила. Листья вздрогнули и сбросили с себя капли воды, обдав двух идущих позади женщин ледяным душем.

Те не издали ни звука.

Арамилла оглянулась и увидела, что обе женщины подняли плечи чуть ли не до ушей, а на лицах их застыло потрясенное выражение. Королева улыбнулась, вслед за чем раздался нервный смех со стороны тех, кого не коснулась эта шутка. Одна из облитых быстро улыбнулась Арамилле в ответ. Вторая молча встретилась с ней взглядом, не в силах скрыть смешанное чувство ужаса и омерзения. Арамилла остановилась на пути у ошеломленной женщины и всем видом изобразила сочувствие.

– О, дорогая леди София! Я вовсе не хотела тебя напугать.

Она подошла к леди Софии и взяла ее под руку, вынудив продолжать движение. Было очевидно, что леди Софию переполняло тщательно сдерживаемое негодование. Королева крепко сжала ее локоть и пошла рядом с ней в ногу.

– Все не так уж и плохо, – продолжила говорить королева. Сладость в ее голосе постепенно уступала место раздражению. – Движение тебя согреет. Разве не прелесть этот свежий загородный воздух?

– Я бы наслаждалась им еще больше, Ваше Величество, если бы вы не давили так на мою руку, – ответила леди София, глядя прямо перед собой.

В ответ Арамилла тонко улыбнулась:

– Скоро ты успокоишься и поймешь, что реагировать на капельки воды подобным образом довольно глупо.

Леди София попыталась отдернуть руку, но пальцы Арамиллы еще крепче сжались на ее локте. Ощутив боль, леди София выдохнула и удвоила усилия, но королева была непреклонна. София обреченно расслабилась и затихла, покорившись королевской воле. Некоторое время они шли молча. Наконец, бросив косой взгляд на несчастное лицо леди Софии, Арамилла убедилась, что злости в ней больше нет. Значит, пора менять гнев на милость.

– Мне очень нравится твое платье, дорогая, – сказала королева с восхищением. – Где его шили?

– Оно франкское, – ответила леди София тусклым голосом. – От портного из Массалии.

– Ты обязана рассказать мне о нем подробнее. Такой нежный шелк… Словно его ткали специально обученные паучки.

Леди София непроизвольно улыбнулась, что могло означать только полную капитуляцию. Арамилла решила наконец отпустить ее, разочек сжав напоследок локоть.

– Думаю, пора пройти вперед и поговорить с мужем.

Королева ускорила шаг, оставив фрейлин за спиной, и быстро нагнала идущего впереди короля Осберта. Отличавшийся тучностью король был одет так же нелепо, как большинство сопровождавших Арамиллу придворных: на голове его сверкал шлем с позолоченным ободом, а на плечи была накинута огромная лохматая медвежья шкура. Руками он крепко сжимал поводки с рвущимися с них гончими, внимательно следя за тем, чтобы собаки друг друга не грызли.

– Могу я взять вас под руку, моя любовь? – спросила Арамилла, поравнявшись с ним.

Король замысловато поклонился:

– Моя королева…

От могучих звуков королевского голоса воздух вокруг Арамиллы затрепетал. Король передал псов шедшему рядом стюарду, и королева просунула под отставленный мужем локоть свою руку. Из-под промокшей от пота медвежьей шкуры пахну́ло влажным теплом.

– Как чудесно побыть вдали от Ланденкистера, – сказала Арамилла, вздохнув.

Опершись о короля, она перешагнула через мутную рыжевато-коричневую лужу.

– Именно так, – одобрительно ответил король Осберт. – Редко чувствуешь себя так легко.

– В городе сплошная суета, – продолжила королева, легонько стиснув его запястье. – Куда спокойнее, когда рядом нет придворных и священников, постоянно требующих вашего внимания.

Король всплеснул увешанной золотом рукой:

– Анакимы, анакимы! Целыми днями только о них и слышу…

– Может, близок тот день, когда вы наконец избавитесь от них? С севера приходят добрые вести.

Король Осберт повернулся к жене и одарил ее снисходительной улыбкой. Затем поднял палец и покачал им перед собой.

– Не совсем так, моя милая леди, – ответил он. – Я волнуюсь за своих людей, ушедших на северный берег темной реки – особенно теперь, когда они не управляются опытной рукой дорогого графа Уиллема. Прекрасный был человек – упокой Господи его душу… Я собираюсь отозвать армию назад. Сезон военных кампаний почти окончен. Мы разбили им носы, умиротворили тем самым Господа и теперь можем вернуться домой с награбленным. После смерти мудрого графа Уиллема… я боюсь за этих солдат.

Мелодичный голос короля зазвучал так, будто сердце его разрывалось от жалости.

– Согласна, Ваше Величество, – кивнула Арамилла. – Он был опытнейшим воином. Сколько кампаний он провел? Я помню его в Ойфервике. И в Иберии, конечно.

Король слегка покачал головой:

– Совершенно верно… Но ни Ойфервик, ни Иберия не принесли ему славы.

– Это да, – согласилась Арамилла с грустью. – Боюсь, что о тех войнах с удовольствием вспоминают лишь анакимы. Чего не скажешь о его последней кампании…

– Что ж, ты права, – ответил король. – Посмотри, чего он добился в первом же бою! Но тот, кто командует армией, оставаясь в гуще солдат, подвергает себя повышенному риску…

– Так, и чего он добился? О чем пишет лорд Нортвикский? – осторожно спросила Арамилла.

– Он отдает дань уважения храбрости графа Уиллема. Об этом в письме говорится с особенной теплотой.

– А как ему удалось их победить?

Король покачал головой из стороны в сторону.

– Нортвикский утверждает, что важную роль в сражении сыграл Белламус Сафинимский и что только благодаря его плану анакимы были остановлены и обращены в бегство. Я едва могу поверить, что на такое способен простолюдин, хотя вынужден отдать должное его талантам.

Арамилла фыркнула:

– Я благодарна Нортвикскому за то, что он возглавил наших воинов на севере, но Белламус?.. Разве корыстный наемник способен победить анакимов? Он мало к чему пригоден. Ему вообще нечего делать на поле боя!

– Ну-ну, моя королева, – с упреком произнес король Осберт. – Не будь такой злой. Я думаю, он гораздо умнее, чем кажется.

Арамилла помолчала несколько мгновений, но, когда заговорила вновь, голос ее заметно потеплел.

– Вы проявили настоящее великодушие, поддержав его, – сказала она, вновь оперевшись о его руку. – Я восхищаюсь вашей способностью видеть истинную суть человека за его происхождением.

– Чтобы плодотворно править, нужно проявлять великодушие ко всем, – глубокомысленно заметил король Осберт.

– Останьтесь же великодушным до конца – не отзывайте их. Если и в самом деле первая победа одержана Белламусом, значит, надо оставить и его и Нортвикского во главе армии, – сказала она. – Нортвикский достаточно благороден, чтобы командовать королевскими солдатами, а Белламус сможет компенсировать недостаток его опыта в войне с анакимами.

– Возможно, возможно, – ответил король с сомнением. – Но мне хотелось бы, чтобы армию на севере возглавил представитель высшей знати. Возможно, я пошлю к ним твоего отца. Он очень ловкий человек и мог бы стать прекрасным королевским представителем.

Арамилла резко остановилась. И, поскольку она не стала убирать руку, пришлось остановиться и королю.

Королева посмотрела на него, сузив глаза.

– Прошу тебя, моя любовь, не отправляй отца на войну с анакимами.

Король Осберт моргнул.

– Нет… Ну конечно же, нет! – Он поцеловал ее в лоб. – Я такой эгоист, моя сладкая. Твой отец останется в безопасности – вместе с нами на юге. А воюют пусть Нортвикский и Белламус.

* * *

Хелмиц постучал в дверь покоев Роупера. Быть вызванным к Черному Лорду почиталось за честь… По крайней мере, так было, когда здесь жил Кинортас. Задачу Роуперу облегчило то, что он случайно встретил Хелмица, стоявшего на карауле, и, воспользовавшись случаем, позвал к себе.

Хелмиц вошел. На правой стороне его туники был вышит герб: вертикально стоящее копье, увенчанное расколотым боевым шлемом. Дом Балтасара.

Роупер, сидевший за дорогим столом из мореного дуба, поднялся навстречу, стараясь подражать Кинортасу, демонстрировавшему в таких случаях все возможное для себя обаяние.

– Хелмиц, – сказал он с улыбкой и прошел вперед.

Хелмиц пожал протянутую руку своей огромной изуродованной лапищей и поклонился. Сплошь покрытое шрамами лицо растянулось в подобии ухмылки.

– Милорд, – ответил он.

Роупера снова назвали лордом.

В отличие от ужасов войны, где Хелмиц смотрелся вполне естественно, здесь, в домашней обстановке, он представлял собой поистине ужасающее зрелище. Сквозь разорванную щеку с иссохшейся кожей было видно постоянно шевелящуюся челюсть с желтыми зубами. Через левое веко и бровь проходил глубокий шрам. От взгляда белесо-серых глаз становилось не по себе, а тело его было похоже, скорее, на объемный сундук, плотно набитый мышцами, чем на те фигуры с широкими плечами и треугольным торсом, которые изображают на анакимских резных орнаментах.

Роупер пригласил гвардейца сесть в кресло, стоящее у стола, а сам устроился напротив.

– Хелмиц, хочу еще раз поблагодарить тебя за помощь в битве. Ведь только благодаря тебе я остался жив.

– Для меня это честь, лорд, – ответил Хелмиц дружелюбно, – но я всего лишь сделал то, что обязан был сделать любой.

– Испытывал ли ты в тот момент страх?

– Только за вас, лорд. – Лицо Хелмица вновь искривилось в улыбке. – Я опасался, что вы умрете до того, как я до вас доберусь. Но вы с помощью собственного меча сумели подарить мне несколько лишних минут.

Роупер кивнул. Он был настолько поглощен мыслями о том, как будет склонять Хелмица на свою сторону, что даже не заметил обращенного к нему комплимента.

– Нам понадобится больше людей вроде тебя, Хелмиц, даже в Гвардии.

«Слишком грубо, – подумал Роупер про себя. – Надо тоньше».

– Надеюсь, тебя по-доброму приняли на новом месте службы?

– Конечно, лорд.

По легкой заминке Роупер понял, что гвардейцу было что сказать, но Хелмиц не стал откровенничать. Его ответ выглядел достаточно убедительным, но Роупер мог себе представить, как встретил его Уворен, узнавший о том, что Хелмица перевели в Гвардию по его приказу.

– Уворен хорошо к тебе относится?

– Да, лорд, – ответил Хелмиц, в этот раз чуть менее уверенно.

– Продолжай.

Роупер наклонился вперед с таким участием, словно Хелмиц уже начал порицать Уворена.

– Он хорошо ко мне относится, – упрямо повторил Хелмиц.

Роупер вздохнул и посмотрел на древний дубовый стол.

– Уворен добросовестно служит стране, он один из самых могучих наших воинов. Но он слишком ревностно относится к Гвардии. Он не принимает туда многих, кто давно этого заслуживает.

Хелмиц все еще колебался.

– Я категорически против такой практики. Изначально задумывалось, что Священная Гвардия должна сражаться как единое целое. А эта мелочная конкуренция отнюдь не способствует объединению. Он пытался натравить на тебя остальных гвардейцев?

Совершенно дикое предположение, которое Роупер сделал наудачу. Хелмиц смотрел на него потрясенным взглядом. Роупер ждал.

– Да, лорд, – наконец сказал Хелмиц.

– Я посмотрю, что смогу для тебя сделать. Ты достоин этого как никто другой. И будь уверен, о нашем с тобой разговоре Уворен никогда не узнает.

Хелмиц коротко кивнул. Ему уже стало стыдно за свое признание. Роупер сохранял бесстрастное выражение лица, но внутри ликовал. Отныне Хелмиц будет его человеком, в этом нет никаких сомнений.

– А теперь, Хелмиц, хочу попросить тебя об одной особой услуге.

– Разумеется, милорд.

– Я бы хотел, чтобы ты побыл рядом со мной в течение нескольких дней. Мы собираемся изгнать сатрианскую орду с наших земель, и мне понадобится твоя помощь.

– Почту за честь, лорд, – с готовностью ответил Хелмиц.

Теперь, после того как Хелмиц пожаловался Роуперу на Уворена, он при всем желании не смог бы ему отказать.

– Очень хорошо, – сказал Роупер. – В таком случае я улажу вопрос с Увореном, а ты, Хелмиц, приступай к службе.

Ошеломленный Хелмиц вышел из покоев Роупера и занял пост у двери.

Так Роупер приобрел своего первого союзника.

Находясь на самом юге Хиндранна, за Великими Вратами, Уворен отправил посыльного. За исключением небольшого числа закрытых изнутри подземных тоннелей, Великие Врата являлись единственным проходом, через который можно было попасть внутрь крепости. Они прошивали собой сплошное кольцо Внешней Стены – стопятидесятифутовый[4] вал из темного гранита, обрамлявший Хиндранн. Считалось, что Внешняя Стена, усыпанная бронзовыми пушками и оснащенная всеми видами противоосадных приспособлений, почти абсолютно неприступна. Но это не имело значения для посыльного – перед ним распахнулись сорокафутовые,[5] обшитые сталью дубовые воротины. За ними открылась длинная штольня, пробитая сквозь камень Внешней Стены, в конце которой брезжил свет. Посыльный пошел вперед. Ворота сзади закрылись, и он оказался почти в полной темноте. Над головой его, едва различимые, в сплошном камне зияли обожженные отверстия – так называемые «колодцы смерти», сквозь которые на голову любого вражеского солдата, сумевшего прорваться дальше Великих Врат, обрушится липкий огонь.

Но посыльный проходил этим путем уже множество раз и вопросы обороны его не волновали. На пути к Главной Цитадели, куда он направлялся, ему встретятся еще и другие, не менее устрашающие сооружения. Туннель вывел посыльного прямо в жилой район Хиндранна, где перед ним предстала улица из плотно собранной брусчатки, вычищенная дочиста угрюмыми легионерами. По обеим сторонам улицы тесно стояли каменные дома. Все они были необыкновенно похожи друг на друга – гранитные, крытые шифером, со свинцовыми водосточными желобами. Несмотря на то что северный Альбион – холодная страна, впервые побывавший в Хиндранне обязательно заметил бы, что незастекленные окна в домах велики и многочисленны.

Приезжий также непременно сморщил бы нос, приготовившись ощутить вонь от сточных вод, которая неизбежно встречает его в родном городе или в любой из больших крепостей, где ему доводилось бывать. Но здесь такого не было. Воздух был напоен запахами пекущегося ржаного хлеба, дыма от горящего угля, свежеокрашенной одежды, сена, лошадиного навоза и живых растений. Последний исходил от небольших узких диких садиков, которые обрамляли каждый дом. Кусты боярышника с красно-коричневыми ягодами льнули к стенам зданий, дикие яблони и кусты малины слегка качались на ветру, оставшееся свободное место занимали кустики брусники, усыпанные рубиновыми ягодами размером с горошину. К границам садиков подходили сердитые гуси и шипели на проходившего мимо них посыльного.

А тот шел дальше, привычно перешагивая через небольшие арыки с чистой водой, проложенные тут и там среди булыжных камней. Будучи уроженцем Хиндранна, он не обращал никакого внимания на многие мелочи, которые могли бы поразить новичка – особенно если бы этим новичком оказался сатрианец: это и резные контуры ладоней, запечатленные на стенах некоторых домов; и отпечатки босых ног на некоторых крупных булыжниках мостовой; и орлиные, соколиные и ястребиные перья, украшавшие дверные проемы или водосточные желоба; и пары одинаковых каменных колонн на некоторых крышах, как бы случайно поставленные рядом друг с другом; и редкие черные булыжники, местами встроенные в сплошную серую брусчатку; и полуциркульные инструменты на некоторых стенах, которые сатрианец мог бы принять за солнечные часы, если бы на них не было всего четыре деления.

Откуда-то из переулка справа раздался шум, на который спешили хиндраннские жители, груженные тюками с одеждой или гнавшие перед собой небольшие стада гусей.

Посыльный шел дальше и спустя некоторое время достиг второй стены – еще одного могучего вала из темно-серого гранита. Еще одни ворота, и еще один район – даже более интересный. Здесь посыльный прошел мимо свинарников и небольших загонов для овец, выложенных из кремня и аспидного сланца, но огороженных более тщательно, чем дома их анакимских хозяев. Далее их сменили более крепкие, сложенные без раствора заборы из камней, за которыми возле источников воды толпились гуси и утки. Что интересно, в крепости нельзя было заметить почти ни единого куска дерева – практически все здесь было сделано из твердых камней.

Затем показались дома ткачей. Возле них на поддоны складывались тюки с шерстью и поднимались кранами на верхние этажи. Дальше сыромятни – со сваленными у входов оленьими, бычьими и медвежьими шкурами. Насыщенный соляными испарениями воздух горчил из-за запаха танина.[6] Следующими стояли здания, к которым подъезжали возы, заполненные бочками. Но, как ни странно, от них не пахло пивом. Вместо этого из окон доносился кислый запах творожного сыра, из чего становилось понятным, что в плотно сбитые бочки налито молоко.

На противоположной стороне этого района, за третьей стеной огромного человеческого улья, располагались казармы, окруженные стойками с развешанными на них оружием и боевыми шлемами (и даже здесь анакимы оставались верными себе, избегая использовать дерево – стойки были искусно вырезаны из крепкого камня). Из суетливых кухонь, расположенных в конце улицы, доносились запахи горячей еды и свежего эля.

Пройдя через еще одни ворота, пробитые в еще одной стене, посыльный пересек реку, протекающую прямо через крепость, на которой стояла мощная водяная мельница и непрерывно перемалывала зерно, подвозимое к ней в фургонах. Затем начался еще один ряд зданий, предназначение которых легко можно было опознать по исходящим от них запахам дрожжей, дровяных печей и пекущегося хлеба. Потом посыльный прошел мимо пивоварен, а также аппетитно пахнущих коптилен, в которые, как в утробу, заезжали возы с тушами, а оттуда исторгались возы со шкурами, отправлявшиеся к дубильщикам. Вокруг идущего вперед посыльного угрожающе возрастал шум и усиливались запахи. Воздух наполнялся лязгом, звоном, шипением и запахом горячего металла и пылающего угля. Это означало, что посыльный добрался до кузниц. Там лежали мечи, наконечники копий и стрел, шлемы, доспехи, подковы, топоры без рукоятей, пряжки и многое-многое другое, что ценится в этом грубом обществе. Над улицей метались искры. Их вид напомнил посыльному те истории, которые он когда-то слышал: о том, что сатрианцы считали анакимов падшими ангелами. В этом месте, заполненном металлом и дымом, трудно было не вспомнить об аде. Сатрианец бы подумал, что эта дорога приведет его именно туда – к яме или глубокой лестнице, спускающейся все ниже и ниже под землю…

Позади кузниц, за еще одной, последней, стеной возвышались два огромных здания. К одному из них и направлялся посыльный – к Главной Цитадели. Рядом с ней виднелась верхняя часть громадной ступенчатой пирамиды, увенчанная глазом из сияющего серебра. Глаз, хорошо заметный издали, бдительно следил за населяющими крепость жителями. Посыльный пересек последнюю стену, которая была даже не монолитом, а представляла собой целую систему стен. Множество ворот открывались в отдельные внутренние дворики, окруженные эффективными орудиями для убийств. Но в данный момент эти дворики были заполнены лошадьми, меланхолично жующими овес из торб, подвешенных перед их мордами.

Миновав все укрепления и кажущиеся бесконечными запасы, посыльный подошел наконец к Главной Цитадели и остававшемуся до сих пор незаметным Священному Храму. По форме Храм напоминал перевернутый котел, залитый по всей площади свинцом. С боков за ним день и ночь наблюдали призрачные фигуры – высушенные трупы древних воинов. Укрытые в каменных нишах, тела этих древних героев держались в вертикальном положении благодаря надетым на них доспехам. Костлявые руки лежали на эфесах мечей, спрятанных в ножны, зубы щерились из-под высохших остатков губ. Одна нога каждого трупа была немного отставлена в сторону, из-за чего создавалось ощущение, будто кадавры были пойманы в движении.

Рядом с Храмом возвышалась Цитадель – сооружение из плотно уложенного камня высотой в три сотни футов,[7] усиленное дюжиной внешних башен и увенчанное варварской зубчатой верхушкой.

По непонятной причине, несмотря на то что все здесь было построено с мыслями о жестоких убийствах, крепость производила впечатление довольно уютного места. Повсюду вдоль неповторимых дорожек текли ручьи со свежей водой, необходимой для нужд анакимов. Место здесь было открытое и светлое, все здания не выше двух этажей – за исключением башен, Главной Цитадели и пирамиды с глазом. Здесь было свежо и чисто – не загажено мусором и сточными водами, вызывающими эпидемии. Повсюду были разбиты садики с фруктовыми деревьями и ягодными кустами, вдыхающими в каменное поселение жизнь. Было во всем этом нечто такое, что говорило о ясности мыслей и чистоте намерений. Никакого беспорядка, никаких компромиссов – только воля и дикая природа.

Но путешествие посыльного на этом не закончилось. Он поднялся по широкой лестнице, которая вела к основному входу в Главную Цитадель. За дверью был расположен сводчатый каменный холл, не украшенный ничем, кроме масляных ламп, развешанных на стенах в ряд на расстоянии нескольких футов друг от друга. Из холла открывалась дюжина дверей. Посыльный вошел в ближайшую справа, за которой располагалась узкая винтовая лестница, и стал подниматься вверх. Через каждую дюжину шагов лестница тускло освещалась узкими бойницами, проделанными в стене. Поднявшись до четвертого этажа, он достиг двери, за которой оказался коридор, а в конце коридора – Хелмиц. Посыльный попытался пройти мимо гвардейца, но был остановлен тычком руки в грудь. Они поговорили некоторое время, затем посыльный пожал плечами и пошел обратно. Проводив его взглядом, Хелмиц обернулся и постучал в дверь.

– Милорд? – Хелмиц осторожно заглянул в дверь. – Уворен прислал весть. Он говорит, что за Великими Вратами обнаружено нечто, прикоснуться к чему имеете право только вы.

Находящийся в своих покоях Роупер чистил в этот момент доспехи. Кираса слабо сияла на столе, комната пропахла маслом и пчелиным воском. Он поднял глаза на Хелмица и сразу же насторожился.

– Он решил испытать меня и поставить в неудобное положение, – сказал он, бросив промасленную ветошь.

– Не могу знать, лорд.

– Нужно получить больше информации.

– Посыльный был очень настойчив, лорд, – сказал Хелмиц, будто извиняясь. – Он сказал, что вы должны прийти туда как можно скорее.

Роупер задумался, стоит ли ему отказываться. С одной стороны, это было бы мудро, но с другой – он надеялся, что там действительно окажется то, что требует его присутствия. У него и так было не очень много возможностей для проявления инициативы. Он приказал Хелмицу сопровождать его. Вместе они спустились вниз и взяли пару лошадей из конюшни, располагавшейся под Главной Цитаделью, затем, громко цокая по мостовой, поехали к Великим Вратам. Хелмиц, побуждаемый вопросами Роупера, принялся болтать о своих дочерях.

– Они обе работают во фреях, лорд, учат медицине молодых девушек. Вчера я получил от одной из них весточку. Она говорит, что растения, которые обычно собирают в это время года, пропали: все залито паводком.

Роупер почти не слушал. Когда они доехали, он увидел на надвратной башне Уворена. Тот стоял у зубчатого парапета вместе с Асгером, лейтенантом Гвардии, и над чем-то хрипло хохотал. Уворен заметил Роупера и махнул рукой вперед – на что-то такое, что Роуперу еще не было видно из-за ворот.

– Тебе стоит взглянуть! – крикнул Уворен и жестом подал сигнал стражнику, отвечающему за открытие ворот.

Проскрежетали запорные брусы, со щелкающим звуком пришли в движение снятые со стопора противовесы, и ворота открылись.

За воротами Роупер не увидел ничего. Огромная, заросшая травой равнина, раскинувшаяся перед крепостью, оказалась абсолютно пустынна, что само по себе было странно. Уже несколько недель она выполняла роль дома для тысяч беженцев, которые бежали от сатрианского вторжения, но теперь об их недавнем присутствии напоминали лишь брошенные скудные пожитки. Какая-то причина заставила всех разбежаться. Роупер поехал дальше, озираясь во все стороны и напрягая глаза. Он был готов к тому, что все это окажется шуткой, и ворота за ним тотчас закроются. Оттого и оставил Хелмица позади на случай, если Уворен попытается не пустить его обратно в крепость.

Но потом он увидел.

Вертикальный кол, воткнутый в землю в пятидесяти ярдах[8] от него – с каким-то висящим наверху темным мешком.

Еще не успев доехать, Роупер понял, что это такое. Это был не кол, а копье – воткнутое тупым концом в землю – с насаженной на острие головой в шлеме. Роупер сильно побледнел. По мере приближения он ехал все медленнее и медленнее и, наконец, остановился в нескольких ярдах. Голова висела на уровне его глаз. Долгое время он просто смотрел на нее, а отец смотрел на него в ответ.

Так вот что хотел показать ему Уворен. Роупер оглянулся на ворота. Уворен и Асгер по-прежнему смотрели на него, но разглядеть выражения их лиц с такого расстояния было невозможно. Роупер вновь взглянул на голову.

– Здравствуй, лорд, – тихо сказал он.

Из глаза выкатилась и капнула на доспех одинокая слеза. С губ сорвался горестный вздох. Потом он резко вдохнул воздуха и выпрямил спину.

– Я рад, что ты вернулся.

Полуоткрытые глаза отца по-прежнему смотрели на него оцепеневшим взглядом. Роупер наклонился вперед и попытался сдернуть голову с копья, но к горлу подступила тошнота, руки ослабли, и у него ничего не получилось. Он попробовал снова, и его вырвало. В отчаянии он дернул еще раз, дрожа и задыхаясь. От головы шло сильное зловоние.

– И что же мне теперь делать? – спросил он голову слегка дрожащим голосом. – Боже Всемогущий, что мне теперь делать?

Голова смотрела на него безучастным взором.

– У меня есть враг, милорд, – продолжил Роупер сбивчиво, как будто перед ним стоял живой Кинортас. Он пытался, но не мог сдержать эмоций. – Это Уворен, и мне кажется, он собирается меня убить. Но я не хочу так… Я хочу погибнуть в битве. Пожалуйста, позволь мне умереть в битве. Уворен мог бы уничтожить меня в любой момент, и никто бы его не остановил. Я живой только потому, что он хочет поиграть со мной.

Роупер моргнул и глубоко вдохнул. Наконец помутившееся сознание прояснилось, и он осознал, что голова перед ним мертва.

– Я убью его первым. Слышишь, отец? Я первым убью Уворена. Я отберу у него нашу армию. Я разорву его совет изменников на тысячу кровавых кусков. А потом убью этого поднявшегося наверх ублюдка.

Роупер резко замолчал и постарался успокоить дыхание. Над головой кружили и каркали две вороны.

Хватит слов. Пора действовать.

Он взялся за древко копья и вытянул его из земли. Потом поднял повыше, развернулся к крепости и поскакал обратно к воротам.

Уворен и Асгер уже спустились с надвратной башни и ждали его внизу. Оба ухмылялись. Уворен наклонился к Асгеру и что-то зашептал громким шепотом. Роупер отчетливо расслышал:

– Я же говорил, он расплачется!

Роупер остановился перед ними.

– Спасибо, что позвали, капитан, – произнес он как можно более бесстрастным голосом. – Надеюсь, вы и впредь будете просить меня о помощи, когда она вам понадобится.

Уворен стоял с непроницаемым лицом, лишь в глазах его плясали веселые черти. Несмотря на то что он услышал Роупера, вряд ли он примет его слова всерьез. Для капитана гвардии девятнадцатилетний юноша – не более, чем назойливое насекомое. Уворен – самый уважаемый воин Альбиона в отличие от слабака Роупера. У парня нет его навыков, силы, опыта и отваги.

– Он будет вызывать тебя тогда, когда сочтет нужным, Роупер, – вмешался Асгер, заискивающе посмотрев на Уворена, не сводившего с Роупера глаз.

Роупер фыркнул и с глубочайшим презрением осмотрел лейтенанта с головы до ног. Даже в это холодное утро лицо Асгера лоснилось от пота. Он исполнял роль карманной собачонки Уворена, издающей злобный лай в защиту своего хозяина. Не обладая никакими особыми талантами, он поднялся только благодаря его протекции. Если Уворен шутил, он начинал смеяться первым и последним заканчивал. Если Уворен высказывал какую-либо мысль, Асгер немедленно и пылко соглашался с ним. Но если спустя некоторое время Уворен признавал, что был не совсем прав, то Асгер тут же восхищался его мудростью. Асгер мог беззаботно болтать с кем-нибудь, но только до тех пор, пока в комнату не зайдет Уворен. Тогда он сразу становился отчужденным и надменным, постоянно посматривал в сторону своего покровителя и всем своим видом показывал, как ему жалко времени, потраченного на пустой разговор.

– Обращаясь ко мне, Асгер, не забывай прибавлять «лорд», – сказал Роупер и, помедлив, добавил: – С тебя все время течет пот. Должно быть, жаркое это занятие – непрерывно лизать Уворену задницу.

Даже Уворен не выдержал и рассмеялся. Асгер вспыхнул, но Роупер только кивнул и пришпорил коня. Хелмиц последовал за ним. Смотреть на то, как беснуется Асгер, не было никакого желания.

Роупер передал голову медику Главной Цитадели, приказав снять с нее плоть и вернуть ему череп обратно. Медик удивленно почесал свои жесткие волосы, но было видно, что он готов помочь. Роупер собирался похоронить череп в каком-нибудь диком месте – так, как положено хоронить кости анакимов. Затем, взяв боевой шлем Кинортаса, он пошел к себе. Шлем вернулся домой – и это хорошо.

Теперь предстояло сделать кое-что еще.

Его покои располагались на верхнем этаже Цитадели, в одной из нескольких башен, которые обрамляли ее внешний контур. Роупер спустился по спиральной лестнице вниз.

Здесь, в похожем на пещеру зале с двадцатифутовым[9] сводчатым потолком, обычно проводил свои тренировки Собственный Легион Рамнея – лучший в Черной Стране, если не считать Гвардию. Стены из толстого камня охлаждали воздух, а дюжина колонн, облицованных медным сплавом, отражали желтый свет. Поэтому прохладно и светло здесь было круглый год.

Неотступно следовавший за ним Хелмиц был при оружии и полностью облачен в доспехи. Сам Роупер надел свои собственные пластинчатые доспехи (залатанные и выправленные оружейниками Хиндранна), а также взял один из великих мечей Дома Йормунрекуров – Холодное Лезвие. Этот меч отец завещал ему еще четыре года назад – когда Роупер достиг пятнадцатилетнего возраста. У Йормунрекуров всегда было лучшее оружие. Меч Холодное Лезвие, представляющий собой длинный односторонний клинок идеального сплава и закалки, был одним из самых выдающихся мечей Альбиона.

Разве что боевой меч отца – Сверкающий Удар – был лучше. Тот меч получил свое название благодаря впаянной в него алмазной пыли. О нем ходили противоречивые легенды. Например, о том, что если бы меч этот столкнулся с другим оружием, выкованным из Злого Серебра, то перерубил бы его напополам. Другие говорили, что Сверкающий Удар, как никакой другой клинок, жаждет крови, и если эту жажду не утолять битвами, то он убьет своего владельца. Теперь это оружие пропало – оно осталось в ножнах Кинортаса, уволоченного в боевые порядки сатрианцев.

Роупер был рад, что взял с собой Холодное Лезвие, и тому, что оно известно легионерам. Он видел враждебность на их лицах, когда они пробегали мимо него по широкой беговой дорожке, проложенной вдоль стен зала. Группа легионеров, занимавшаяся фехтованием, прекратила свое занятие и агрессивно уставилась на него. Даже их ликтор присоединился к ним, демонстративно прекратив тренировку.

– Жди здесь, Хелмиц, – велел Роупер.

Хелмиц посмотрел на ликтора недобрыми глазами, но остался ждать у двери. Роупер пересек дорожку и неспешно подошел к легионерам. При приближении Роупера ликтор не проронил ни слова. И даже не поклонился, хотя это предписывалось правилами.

– Чего уставился, ликтор? – спросил Роупер, остановившись прямо перед офицером.

Ростом Роупер был выше и глядел на него сверху вниз, как когда-то на него самого смотрел отец.

Спину прямо, плечи назад, руки сцепить за спиной.

– Ничего, – ответил офицер, взглянув Роуперу в глаза.

– На первый раз буду считать, что твоя непочтительность объясняется тем, что ты не знаешь, кто я, – продолжил Роупер, сделав еще один шаг вперед и повысив голос. – В конце концов, это новая роль и для меня. Меня зовут Роупер Кинортассон из Дома Йормунрекуров. Я Черный Лорд и твой повелитель. Обращайся ко мне «милорд».

– Я знаю, – ответил ликтор.

– «Я знаю» – что? – переспросил Роупер, придвинувшись к нему как можно ближе и слегка наклонившись.

– Я знаю, лорд, – мрачно повторил ликтор.

Роупер выпрямился:

– Твои люди обязаны продолжать тренировки, ликтор. Вторая Труба еще не прозвучала.

Ликтор моргнул и секунду смотрел на Роупера, прежде чем обернуться к своим солдатам.

– Я что, разрешил отдыхать? – крикнул он, и легионеры тут же возобновили тренировочные бои.

Роупер продолжил холодно разглядывать ликтора.

– Где тренируется Гвардия?

– Зачем вам, лорд?

– Я что, разрешил задавать вопросы, ликтор? Отвечай. Где тренируется Гвардия?

Ликтор махнул рукой в центр зала. Роупер разглядел висящее на одной из колонн знамя Священной Гвардии – серебряный глаз на черном, усыпанном звездами, фоне.

– Как тебя зовут? – спросил Роупер у ликтора, не спуская глаз со знамени.

– Ингольфур, лорд.

– Я запомню, – пообещал Роупер и оглядел ликтора с ног до головы. – Продолжай занятия, Ингольфур.

Ликтор, все еще упорно отказываясь кланяться, развернулся к солдатам, а Роупер пошел прямо к серебряному глазу. Урок прошел недаром: люди могут по-прежнему осуждать и презирать его, но смелости в них после разговора поубавится.

В то время, как остальные легионеры останавливались и смотрели на идущего мимо Роупера, гвардейцы Священной Гвардии не обратили на него никакого внимания. Они продолжали сражаться тяжелыми мечами из затупленной стали, применяемыми для тренировок. Когда наступит время битвы, они возьмут мечи полегче – ведь все лучшие анакимские клинки куются из Злого Серебра – и будут ощущать почти сверхъестественную легкость.

У знамени Священной Гвардии звон стоял, как в кузнице.

Ближайший гвардеец оказался знакомым – это был Госта, один из членов военного совета Уворена. Отличавшиеся дисциплинированностью и хорошей физической подготовкой, гвардейцы наносили скупые, экономные удары. И только Госта сражался как бешеный пес, размахивая мечом, словно косой. Шипя грязные ругательства, он наступал на запуганного им гвардейца, заставляя того беспомощно пятиться. Вдруг он сделал неожиданный выпад и отбил в сторону меч гвардейца. Собственное оружие Госты отскочило рикошетом и сильно ударило кромкой лезвия прямо по непокрытой голове противника. Раздался тошнотворный хруст, разнесшийся на весь зал. Даже закаленные в боях гвардейцы остановились, чтобы взглянуть в их сторону. Несколько пар глаз удивленно смотрели, как противник Госты валится на землю. Госта повернулся и отошел в сторону, чтобы сделать глоток воды из своего меха.

– Боже Всемогущий, что это было? – пробурчал Роупер, глядя на лежащую без сознания жертву Госты. Волосы воина постепенно темнели от крови.

Роупер посмотрел вперед и встретился взглядом с еще одной знакомой парой глаз – светло-голубых, на исключительно привлекательном лице. Это был Прайс. Роупер вспомнил, что Прайс протеже Грея – человека, которого он искал.

– До конца недели сидишь на половине рациона, Госта, – сказал Прайс и снова повернулся к человеку, с которым до этого дрался. – Ты атакуешь слишком грубо.

Госта ничего не сказал, только взглянул на Прайса без всякого выражения и отпил еще воды. Роупер прошел вперед, перешагнул через лежащего ничком гвардейца и поприветствовал Прайса. Тот не заметил Роупера и продолжил драться, пока его партнер не поднял руку и не показал на подошедшего. Прайс повернулся.

– Мне нужна твоя услуга, ликтор, – сказал Роупер. – Я хочу знать, где находится гвардеец по имени Грей.

Прайс хмыкнул, вложил меч в ножны и пошел к своему меху с водой. Роупер посмотрел вслед гвардейцу и перевел взгляд на его оппонента, оставшегося стоять перед ним. Тот также вложил меч в ножны и кивнул Роуперу.

– Ты Грей? – спросил Роупер, внимательно разглядывая гвардейца.

На нем была надета черная туника с вышитым в области сердца Всемогущим Оком. На правой стороне туники красовался герб Дома Альба – вставший на дыбы единорог.

– Да, милорд. Грей Конратсон.

Грей приосанился. Он был высок, этот гвардеец. Высок, широк в плечах и с прямой спиной. Лицо было самым простым, но с выразительными темно-карими глазами. Роупер вспомнил, что уже видел его раньше. Именно Грей был тем гвардейцем, который держал белый флаг во время переговоров с графом Уиллемом перед битвой.

– Грей, – сказал Роупер, – мы уже встречались.

– Точно так, лорд. Виделись в тот день, о котором стоило бы забыть все, кроме нашей случайной встречи.

Грей вел себя как-то по-особенному – был нетороплив и расслаблен. Но его слова заставили Роупера насторожиться. После стольких недель, проведенных в окружении врагов, в искреннюю доброжелательность было трудно поверить.

– Пройдемся, Грей. Мне нужна твоя помощь.

– Конечно, лорд.

Они обошли тренирующихся гвардейцев и направились в сторону беговой дорожки. Грей обратил внимание на меч Роупера.

– Холодное Лезвие, – сказал он, кивнув. – Один из самых выдающихся клинков страны. Он всегда мне нравился больше, чем меч вашего отца, лорд.

Грей напомнил о Сверкающем Ударе.

– Отчего же? – спросил Роупер, пытаясь понять, что представляет собой Грей.

– Из-за баланса, – ответил Грей. – У него не только поразительно острое лезвие, но он еще и весьма неплох для колющих ударов. А в серьезной схватке без острия не обойтись.

Грей был одним из старейших солдат Священной Гвардии. Он прослужил в ней по меньшей мере сотню лет и, по всей видимости, участвовал в немалом числе серьезных схваток, о чем свидетельствовали многочисленные шрамы. Волосы, собранные в длинный хвост на затылке, обнажали место, где когда-то было ухо. Кроме того, на правой руке Грея Роупер заметил отсутствие мизинца.

– Знаете, из чего сделана его рукоять, милорд? – спросил Грей.

– Расскажи.

– Из бивня мамонта. То есть из клыка одного из тех огромных чудовищ, которые давно уже покинули этот мир. Но, когда наши предки впервые прибыли сюда, эти животные бродили здесь тысячами.

Роупер посмотрел вниз, на кремово-черную крапчатую рукоять Холодного Лезвия, раздумывая, правду ли говорит ему Грей.

– Они приплыли и увидели перед собой мерзлую страну. Если верить Академии, пейзаж, который развернулся перед их взором, был порезан на части реками льда, а земля была настолько холодной, что на ней почти совсем не росли деревья. Первые анакимы – наши предки – сделали пещеры во льду и стали в них жить. Поскольку деревьев не было, они научились получать огонь из костей животных, глинистого сланца и вырытого из земли торфа. Потом они выстроили дома изо льда и костей и жили на этой земле бок о бок с такими животными, которых мы приняли бы за чудовищ. Можете себе представить? Интересно, почему они пришли сюда – из-за конфликтов на юге или они сами выбрали для себя такую жизнь?

– Ты ими восхищаешься? – спросил Роупер.

– Да, лорд. Одно из двух: или они не знали, что найдут на севере одни мерзлые пустыни, или знали, но все равно пришли. Они построили для нас дом, а мы теперь не можем его удержать. Черная Страна горит, сатрианцы упиваются грабежами.

– Возможно, ты мог бы помочь мне это исправить, – сказал Роупер. Они неспешно шли по беговой дорожке. – Я не хочу ничего другого, кроме как дать волю легионам и отомстить сатрианцам.

– Забудьте о мести, лорд, – сказал Грей твердо. – Но я действительно могу помочь вам отвоевать нашу страну.

– Сомневаюсь, что ты бы согласился, если б знал, что для этого придется сделать.

Грей посмотрел на Роупера проницательным взглядом.

– Знаю, что для этого понадобится, лорд. Самый простой путь для вас – исчезнуть из Черной Страны. Возможно, перейти на сторону Сатдола? Примкнуть ко двору короля Осберта? Слышал, он одержим анакимами и, безусловно, примет вас как ценного советника. Без сомнения, он щедро наделит вас и землями и титулами. Но куда бы вы ни отправились, это приведет к тому, что Уворен возглавит легионы, не встретив возражения. После этого ему придется действовать, поскольку в противном случае весь тот гнев, который сейчас направлен на вас, может обернуться против него.

Роупер ничего не ответил. Он понял, что Грей еще не закончил мысль.

– Это действительно спасет страну. Уверен, ваш отец учил вас тому, что Черный Лорд является главным слугой государства. Вне зависимости от личного позора, вне зависимости от полученного удара по самолюбию, делом чести для вас будет продолжить служить нашему сгорающему народу.

– Не смей учить меня моему долгу, – возмутился Роупер.

– Выбора, очевидно, нет, – как ни в чем не бывало продолжил Грей. – Вполне понятно, лорд, что на предательство вы не пойдете. А значит, вы останетесь здесь – чтобы обзавестись союзниками и уничтожить Уворена. А затем, вероятнее всего, вы займетесь первостепенной задачей и отвоюете наши восточные территории. Но, чтобы доказать свою правоту, вы должны искренне верить в то, что можете стать гораздо лучшим правителем, чем Уворен. В противном случае будет проще передать власть ему.

– Уворен – это змея, пекущаяся только о своих интересах, – прошипел Роупер. – Если он станет правителем, на нас обрушатся несчастья.

– Не стоит его ненавидеть, лорд, – сказал Грей, повторив совет Джокула. – У него много достоинств. Но, поскольку он станет игнорировать ваши, не пытайтесь вернуть ему должок.

– Он хочет убить меня. Он извлек для себя все возможные выгоды из смерти моего отца. Он держит легионы в Хиндранне и позволяет нашей стране сгорать в пламени. Ведь он знает, что все проклятия лягут на меня. Он, как никто другой, заслуживает ненависти.

Казалось, Грея разочаровала горячность Роупера.

– В любом случае я на вашей стороне. – Группа легионеров пробежала мимо них по дорожке, но Грей даже не подумал о том, чтобы говорить потише. – Ваш Дом еще не истощился, а я лучше умру, чем позволю Уворену занять Каменный Трон. И при этом, хоть мы с ним и не друзья, я не испытываю к нему ненависти. Солдаты контролируют свои эмоции. Ненависть только ослабила бы мою способность сражаться.

– Уворен – опухоль на теле нашей страны, – упрямо продолжил Роупер. – Вместе мы сможем ее вырезать.

– Да, лорд, – ответил Грей, неожиданно мрачным голосом. – Как бы то ни было, я вас поддержу. И Прайс тоже.

– Не похоже, что Прайс пойдет за мной, – сухо заметил Роупер.

– Прайс пойдет за мной, – ответил Грей. – Он мой брат.

Грей имел в виду то братство, которое рождается между солдатами на войне. После того, как они уже видели друг друга в моменты наибольшего отчаяния и усталости, возникающие в ходе напряженной битвы. После того, как они обнажили друг перед другом души и узнали все возможные особенности характеров. После того, как научились доверять друг другу безоговорочно, вручать свою жизнь в руки товарища и вступаться за него при любых обстоятельствах. После того, как стали братьями.

У Роупера было два родных брата – близнецы, чье рождение стало таким трудным, что это убило их мать. Сейчас они находились далеко на севере, в одном из хасколи – интернате в горах, в котором готовили молодых воинов. Для будущих наследников Каменного Трона не делали исключений: в возрасте шести лет их, как и всех, отрывали от матери и помещали в хасколи, намеренно выстроенные в самых холодных и каменистых землях. Там мальчики обучались владению мечом и копьем, но самое главное – силе духа: искусству принимать наказание за наказанием, обходясь без жалоб; умению мужественно противостоять превосходящей силе, не балуя себя такой роскошью, как паника; способности выдержать ответственность за то, что им предстоит стать частью сильнейшей армии Известного Мира. Словом, там выковывали такой характер, за который назвать вас братом почел бы за честь любой.

Роупер не вспоминал о братьях уже несколько недель. Конечно, до них дошла весть о смерти Кинортаса, но в отличие от него они подвергались в связи с этим гораздо меньшей опасности. Нет никакого смысла в том, чтобы убивать второго и третьего наследника Каменного Трона до тех пор, пока первый еще оставался в живых.

– Итак, я могу полагаться на твою поддержку, когда заговорю на военном совете Уворена, Грей? – спросил Роупер.

– Разумеется, лорд, – ответил Грей. – Но я бы посоветовал пока с этим не торопиться. В настоящее время Уворен не верит, что вы можете всерьез оспорить его лидерство. Постарайтесь сделать так, чтобы о вашем растущем влиянии он узнал только после того, как у вас будет достаточно сил, чтобы преодолеть его могущество. Вам надо жениться и заручиться поддержкой еще какого-нибудь Великого Дома. И даже после этого победить его будет почти невозможной задачей. То влияние, которым вы сейчас обладаете, перетянет на вашу сторону немногих. До того как открыто бросить вызов Уворену, вы обязаны проявить себя в качестве вождя. И, как нетрудно догадаться, Уворен сделает все возможное, чтобы этого не допустить.

Грей замолчал.

– Об этом я позабочусь сам, – сказал Роупер. – У меня есть план.

– Надеюсь, что это хороший план, лорд, – ответил Грей. Они уже почти достигли выхода под аркой, у которой их ждал Хелмиц. – Я сказал, что лучше умру, чем позволю Уворену занять трон, но все же хотелось бы этого избежать. – Грей еще раз улыбнулся Роуперу своей обезоруживающей улыбкой. – У вас есть какие-нибудь мысли насчет будущей женитьбы, лорд?

– Мыслей много, толку мало, – угрюмо ответил Роупер.

Этот вопрос беспокоил его ничуть не меньше, чем сам Уворен.

– У Прайса есть кузина – Кетура Текоасдоттир, примерно одного с вами возраста, и ей как раз пора замуж. Может выйти достойный альянс.

– Текоасдоттир? – переспросил Роупер нервно.

Текоа, дядя Прайса, был скандально известным главой Дома Видарров. Роупер ни разу не видел его на военном совете, хотя обращал внимание, что кресло его всегда оставалось пустым – даже если за столом не было других свободных мест. Все как будто ожидали, что он может зайти с минуты на минуту.

Грей поднял брови, увидев, с каким детским ужасом смотрит на него Роупер, и вдруг рассмеялся.

– Не бойтесь, лорд, – сказал он. – Он больше лает, чем кусает. Но в любом случае завоевать его расположение будет непросто.

– Спасибо, Грей Конратсон, – сказал Роупер и протянул руку, которую Грей пожал с легким поклоном. – Надеюсь, Прайс поговорит со своим дядей по поводу меня и смягчит сердце чудовища до того, как я встречусь с ним лицом к лицу.

– Лорд, можно с уверенностью сказать, что ничто не сможет привести чудовище в ярость сильнее, чем разговор с Прайсом.

Роупер улыбнулся и вышел. Грей не спеша вернулся в центр зала, где все еще тренировались гвардейцы. Прайс проводил бой с другим гвардейцем, поэтому Грей взял мех с водой и сел понаблюдать за своим протеже со стороны. Прайс не был искусным фехтовальщиком. Многие гвардейцы могли показать такие впечатляющие противников и зрителей приемы владения клинком, каких Грей, например, не смог бы освоить за всю свою жизнь. Но Прайс был другим. Движения его часто выглядели необдуманно и грубо. Многие легко побеждали его на тренировках, поскольку лучше владели мечом и легко попадали по незащищенным запястьям или горлу. Такие бойцы, как Вигтр Быстрый или Леон Калдисон, вероятно, могли бы одолеть его и в настоящем бою.

Но, несмотря на это, в легионах говорили: «Никогда не деритесь с Прайсом». Движения Прайс производил, казалось бы, необдуманные, но они были гораздо быстрее, чем у любого другого воина, которых Грей повидал за свою жизнь. Кроме того, Прайс идеально держал равновесие и отлично работал ногами, поэтому любой, кто видел его в деле, понимал, что слухи о нем не беспочвенны. Никогда не деритесь с Прайсом. Его жесткость и энергия ошеломляли большинство противников, к тому же он производил впечатление человека, абсолютно невосприимчивого к боли. Говорили, что даже если вы сможете нанести Прайсу смертельную рану, то, прежде чем он упадет, у него еще достанет времени и свирепости, чтобы зарубить вас. А если вы ухитритесь его обезоружить, то он станет драть вас зубами и ногтями.

По залу пронесся рев Второй Трубы, и это означало, что можно прерваться на еду. Грей терпеливо ждал Прайса. Тот хлопнул противника по плечу и, быстро жестикулируя и смеясь, принялся обсуждать с ним последнюю проведенную схватку. Гвардеец глупо радовался тому, что может смеяться с Прайсом на равных. Обычно все радовались, если Прайс обращал на них внимание. Сам Грей пользовался не меньшим уважением, но при этом понимал, что люди никогда не станут добиваться его одобрения с таким же энтузиазмом, с каким добивались одобрения Прайса. Юный спринтер олицетворял собой саму силу природы.

Прайс пожал гвардейцу руку, попрощавшись с ним, и повернулся к Грею.

– Ну и как прошел разговор с мальчиком Роупером?

– Сносно, – ответил Грей, и они вместе пошли в столовую. – Он знает, что должен делать.

Прайс нахмурился:

– И ты решил ему помочь? После того как по его вине произошло невиданно позорное отступление полностью укомплектованных легионов?

– Он принял правильное решение, – без колебаний ответил Грей. – Мы могли бы одержать победу, но слишком чудовищной ценой. Конечно, нет ничего дороже чести, но я отказываюсь признавать за честь самоубийственную тактику, в результате которой подвергнутся опасности наши будущие поколения.

– Возможно, ты и прав, – согласился Прайс, – но мальчик? На Каменном Троне?

– Он подает неплохие надежды и взрослеет быстро. Альтернатива куда более безрадостна. Твой дядя править не будет: он считает это слишком непосильной для себя ношей. Так что все, что нам осталось – это выбор между Роупером и Увореном. И я знаю, кого предпочту. С правильной поддержкой Роупер имеет все шансы стать выдающимся правителем.

– Как ты можешь быть в этом уверен?

Грей задумчиво улыбнулся:

– Не знаю. Когда переживаешь многих товарищей, которые стояли рядом с тобой в бою, то учишься быстро определять тех, кому можно доверить жизнь. В Роупере что-то есть. Он умен, понимает суть лидерства, и, самое главное, у него есть выдержка. Он ведет себя совершенно иначе – не так, как большинство из нас, – Грей обвел рукой болтающих между собой легионеров, идущих в сторону столовой. – Он контролирует эмоции, а значит, может стать лучшим правителем. – Грей снова улыбнулся и слегка хлопнул Прайса по спине. – Ну что, ты со мной?

– Ты знаешь, что да.

* * *

Обычно у дверей покоев Черного Лорда день и ночь стояла пара гвардейцев. Но теперь Роупер мог доверять только двум, максимум трем гвардейцам, которые точно не попытались бы убить его по приказу Уворена. Поскольку он не мог поручить Грею или Хелмицу постоянно охранять себя, Роупер совсем убрал караул и спал теперь без охраны. Оставалось только надеяться, что Уворен не станет организовывать подлое нападение. Роупер отчаянно пытался перестать ненавидеть капитана, он вновь и вновь повторял про себя: «Нет нужды его ненавидеть – надо просто победить», – но это не помогало. Злость по отношению к Уворену пересиливала.

Был уже поздний вечер. Луна стояла высоко, солнце давно зашло за горизонт. Стены Главной Цитадели были испещрены небольшими углублениями, специально оставленными в качестве прибежища для сов, которые в этот час мрачно ухали, общаясь друг с другом. Так же преданные Черной Стране, как и другие ее жители, совы сражались с армией, которая единственная за всю историю смогла успешно захватить Хиндранн, – с армией крыс. Помимо крика сов в крепости больше не было слышно ни единого звука. Легионеры и их семьи крепко спали. Грязно-оранжевое зарево на востоке уже было неспособно потревожить их сон.

Роупер сидел за столом, стоящим у освинцованного окна. Он почел за лучшее рассеять мрак, обычно царящий в этом углу комнаты. Три совместно горящие масляные лампы давали достаточно света для того, чтобы спокойно заниматься составлением будущей речи. Анакимы не имели письменности, но для запоминания длинных стихов они пользовались маленькими грубыми пиктограммами, рисовавшимися в ряд – для того чтобы отобразить тему в общих чертах и помочь воспламенить память. В этот момент Роупер был занят тем, что выцарапывал цепочку из таких знаков слегка пахнущими сажей чернилами.

Наконец, решив сделать паузу, Роупер воткнул перо в чернильницу и бросил взгляд за рифленое стекло. Темноту ночи разорвала бесшумно пролетевшая мимо сова – словно покрытый перьями, залитый лунным светом нож.

Эта речь станет его первой. Роупер не знал, когда у него появится шанс ее произнести, но надо быть полностью готовым заранее. Нельзя позволить себе упустить хоть что-то, что еще можно контролировать. Он вновь взялся за перо и вывел на странице еще один знак – на этот раз воина.

Перо скрипнуло как-то странно. Роупер посмотрел на его кончик и нахмурился.

Звук повторился. Теперь он напомнил скрип трущейся натянутой кожи, но был совсем тихим – словно шаги крадущейся кошки.

Тем не менее Роупер четко его расслышал. Но не услышал бы, если б в этот момент спал.

Стараясь действовать как можно тише, он потушил все лампы, втянув внутрь фитили, скользнул в сторону от кресла и замер, прислушиваясь. Затем сделал три быстрых бесшумных шага в темноте и оказался возле двери – у дубового, окованного железом, ящика с оружием. Поверх него лежало Холодное Лезвие, рукоять которого он натирал воском накануне.

Из-за двери раздался все тот же звук – явно скрипнул чей-то сапог под весом своего хозяина. Роупер осторожно вытащил Холодное Лезвие из ножен и стал напряженно вглядываться во тьму. Благодаря тусклому лунному свету, льющемуся из окна, он увидел, как абсолютно бесшумно поднялась задвижка двери. Дверь приоткрылась дюймов на десять, и внутрь скользнула темная фигура. Неизвестный прикрыл дверь, не заметив Роупера, – все его внимание было приковано к постели, на которой лежала груда шерстяных одеял, которую издали можно было принять за спящего человека. Лицо неизвестного скрывала маска.

Роупер был уверен, что убийца слышит стук его сердца. Сам он не слышал почти ничего, кроме шума собственной крови в ушах. С каждым биением сердца руки сильно потряхивало. Надо что-то делать. Надо убить его до того, как он поймет, что постель пуста.

Роупер шагнул вперед. Страх сковывал движения так, будто кровь внутри загустела. Убийца услышал его и обернулся, вскинув короткий черный меч. Роупер страшно закричал и что есть силы ударил Холодным Лезвием туда, где должна была находиться шея незнакомца.

Он ощутил мечом легкое сопротивление, но так и не понял, куда попал. Но это не было похоже на столкновение мечей. Кажется, ошарашенный ударом убийца споткнулся. Черный меч странно бесшумно упал на застеленный оленьими шкурами пол. Следовало опасаться повторной атаки. Роупер снова заорал и размахнулся, желая закрепить первый успех. Но атаки не последовало.

Человек лежал ничком, заливая пол темной густой кровью. Голова его, со все еще скрытым под маской лицом, была вывернута назад, словно бутон цветка с полуотломанным стеблем.

Роупер одним ударом ухитрился его почти обезглавить.

Вот и все. Убийца мертв.

Роупера трясло. С острия Холодного Лезвия медленно капала кровь. Роупер глубоко вдохнул и разжал руку. Меч со звоном упал на пол. Сердце билось так мощно, что казалось, его сейчас разорвет.

– Черт! – прохрипел он, упав на колени. – Черт!

Он только что убил человека. Поймал его врасплох и ударил, даже не дав возможности защититься черным коротким мечом – тем самым, который валялся сейчас рядом с Холодным Лезвием. Боже всемогущий!

Роупер протянул дрожащую руку и сорвал с человека маску. Лицо погибшего было ему не знакомо. Долго смотреть на безжизненные черты он не смог: голова слишком напоминала отрубленную голову отца. Поэтому он принялся изучать маску. Она была сделана из темно-коричневой гибкой мягкой кожи и имела всего два отверстия для глаз. Отверстия для носа и рта отсутствовали. С внутренней стороны маски на поверхности темной кожи было выдавлено изображение: кукушка с распростертыми крыльями, повернувшая голову в сторону.

Маска Криптея. Роупер понял, почему короткий меч имел черное лезвие. Им было проще орудовать в тесных жилищах, а специальное черно-матовое покрытие делало его почти невидимым в темноте. Криптей.

Джокул думал о том, чтобы его убить – по его же собственным словам. А Криптей не дано остановить никому.

4

Примерно 45,5 метра (прим. пер.).

5

Около 12 метров (прим. пер.).

6

Танин – дубильное вещество (прим. пер.).

7

Примерно 90 метров (прим. пер.).

8

Примерно 45,5 метра (прим. пер.).

9

Примерно 6 метров (прим. пер.).

Под северным небом. Книга 1. Волк

Подняться наверх