Читать книгу Хорошенький упырь без опыта работы. [История чёрного серебра] - Любовь {Leo} Паршина, {Leo} - Страница 7

Дело собиралось стать рядовым «висяком» и уже намыливало веревку, как вдруг случились разом покушение на убийство потерпевшей, а также убийство покушавшегося на убийство. Следователи оказались перед сложной задачей: считать ли перегрызание горла другому человеку превышением допустимой самообороны?

С одной стороны, убитый таким образом мужчина сам явно был убийцей, что подтверждали отпечатки его пальцев на шприце с препаратом, останавливающим сердце, и, не загрызи его эта странная девушка, он бы убил потерпевшую, лежащую в коме. А это значит – те, по чьей вине она в коме, очень не хотят, чтобы она очнулась – значит, им есть, что скрывать. И блондинка поступила совершенно логично и даже мужественно, обезвредив преступника. Который, похоже, пытался убить и ее. Но! – с другой стороны – тут попахивало сумасшедшим домом. В конце концов, на памяти следователей, самой серьезной травмой, какую женщина нанесла мужчине – без применения оружия и иных посторонних средств – были царапины на лице и простые укусы. И лепет блондинки про «наращенные клыки» не мог считаться аргументом.

Когда мать потерпевшей, в чьей палате все произошло, вступилась за подругу дочки, ей посоветовали подумать, и, когда девушка очнется – лишний раз обговорить с ней стратегию выбора друзей и мест работы.

Так что, сотрудники полиции, сняв свидетельские показания, отвезли блондинку именно в сумасшедший дом.

В сумасшедшем доме, узнав о том, что сотворила хрупкая на вид девушка, пришли в священный ужас, посмотрели на нее как Колумб – на Америку, и, конечно, согласились выделить ей отдельную палату и поскорее провести экспертизу.

В тот же вечер сумасшедший дом все-таки попыталась взять штурмом мать потерпевшей, лежащей в коме, требуя «отпустить хорошего ребенка».

Альбине на все было плевать – она понимала, что если бы не Аня, то Юля точно была бы мертва.

«Ребенка» не отпускали, увидеться не разрешали. Денег не брали. Тогда она протянула дежурному врачу тяжелую плитку шоколада и полиэтиленовый пакет.

– Пакет передайте ей, пожалуйста.

В пакете оказались теплый плед, яблоки и мягкая игрушка-котик.

Следующим вечером судьбой странной пациентки и фигурантки дела вновь заинтересовались, но уже люди не простые, а московские. Явились они в отделение полиции уже в конце рабочего дня – целых трое и у каждого имелось при себе удостоверение сотрудника ФСБ. Вместе со следователем, ведущим дело, они отправились в лечебницу, где содержалась на обследовании Аня Кречетова.

Заглянув в удостоверение старшего из московских гостей, следователь, конечно, заподозрил, каков его интерес в текущем деле, но ничего не сказал. Заподозрил и что «висяк» с их шеи, похоже, перевесят. И слава Богу.

В палату к буйной блондинке старший вошел один.

– Так и знал, что ты однажды докатишься…

– Папа, – простонала Аня, подскочила с кровати и бросилась в объятия седого подполковника. – Папа, забери меня отсюда! Они считают, что я чокнулась. А я бандита загрызла – бандита! Он бы и меня убил, и Юльку.

– Знаю, солнышко. Я всё понимаю.

– Мы ведь уйдем отсюда? Прямо сейчас? Тут душ как в ужастике, туалет по расписанию! Пока меня по коридору вели, какой-то онанист пристал. Я испугалась, а врачи сказали, что он не буйный. Они, кажется, за него вообще больше, чем за меня испугались…

– Бедный ребенок! Хоть никого больше не загрызла?

Аня легонько стукнула папу в плечо.

– Я ему тут душу изливаю…

– Тихо-тихо! Всё, собирайся.

– Слава Босху!

Аня принялась распихивать по двум мешкам свои немногочисленные пожитки.

Главврач еще был на рабочем месте и лично выписал заключение о полной вменяемости пациентки, после чего та навсегда исчезла из его жизни.

Вызволив дочку из сумасшедшего дома, Андрей Павлович Кречетов отпустил своих людей, а сам остался на чай и на серьезный разговор.

Аня распихала хлам в комнате по углам и с радостью принимала папу: сделала ему горячих бутербродов и даже сбегала в кондитерскую за парой пирожных – специально для него. Сама ограничилась травяным чаем.

– Это ваша народная вампирская традиция – пить травяной чай? – поинтересовался Андрей Павлович.

Аня дернула плечом.

– Привычка. Насколько я поняла, Федька когда-то подсадил на него Марка, а тот уже – всех остальных.

– Ясно, – кивнул Андрей Павлович и задумчиво пригубил чай. – Кстати, про Федора новостей нет?

Аня смутилась. Ей почему-то показалось неловко говорить с папой о Федьке. Неловко и стыдно. Будто это она виновата, что о нем скоро два года как нет вестей. Да она и не могла отделаться от мысли, что всё произошло из-за нее. Конечно, она случайно стала пешкой в большой игре и в серьезных разборках, и она бы просто погибла – нужно было не делать ничего лишнего, промолчать и вести обычное расследование. Ведь Федька еще при царе Петре поклялся Марку Альфению, что пока он в большой человеческой игре, никто не узнает о вампирском племени. Он одиночка, как стал упырем – история не вполне ясная ему самому. И на этом всё.

А Федька впрягся – по-другому не скажешь. Тут Аню успокаивало только то, что возможно решающим моментом стало не пылкое чувство к ней лично, а уважение и преданность Федьки к ее отцу. Очень уж не хотелось быть единственной крайней сливной кнопкой во всей этой истории. А вот самурайская верность – это другое. Это успокаивало…

Но как же она сама тосковала по Федьке! И вот тут стыдно было снова – за то, что не идет против всех остальных, что вежливо беседует с Марком об отстраненных вещах, чуть ли не о погоде. Что не роет землю Рима, чтобы найти и разбудить Федьку, который теперь, выйдя из большой игры, выведен и из жизни – спит с кинжалом в сердце, как Дракула в старом дрянном кино.

Новостей… Каких? Знаешь, пап, его тут пару недель назад откопали. Забежал на вечерок чайку попить, просил привет передать. Где сейчас шляется – неизвестно. Только вот прислал открытку со сказочного Бали.

– Нет, пап. Я бы сразу сказала. А я правильно поняла, что раз ты здесь со своими мальчиками, то твоя служба подключилась к расследованию официально?

– Правильно. Но я сюда откровенно напросился. Отпустили, потому что ты все-таки влипла. И! – командирский приказ, отцовский наказ – ты с этого момента официально в расследовании не фигурируешь.

– Интересно, как это не фигурирую, когда фигурирую?

– Ты чудом смогла защитить себя в этот раз.

– Если даже чудом – ты думаешь, что вычеркнув мое имя из протоколов, ты заставишь гадов из этой фирмы забыть о моем существовании?

– Это точно не повредит. Но то, что ты видела и знаешь, безусловно, будет принято во внимание.

– А-а, – протянула Аня.

– Не строй рожи. Вероятно, твоя подруга – не первая и не последняя. Один раз я уже тебя впутал. Ты помнишь, чем все закончилось.

– Тем, что меня теперь трудно убить?

– Трудно, но не невозможно. Знаешь, сколько раз я Федьку из передряг израненного вытаскивал. Федьку! А ему четыреста пятьдесят лет было.

– Не было, папа. Он еще жив и вернется.

– Конечно, вернется, – согласился Андрей Павлович, опомнившись от оговорки. Прежний запал схлынул. – Конечно. Но заметь себе, четыреста пятьдесят лет жизни, из них триста – работы в различных спецслужбах. Это серьезный багаж. Не то что у тебя. Так что даже не спорь.

– Ладно, спорить не буду.

– Аня…

– Да?

– Не лезь никуда.

– Хорошо, пап! Хорошо. А ты – еще немного побудешь или скоро домой?

– Побуду. Посмотрю, как пойдет дело.

– А что вы планируете? Припрете этих сволочей к стенке или подождете, будете кого-то внедрять?

Папа выдержал паузу, улыбнулся.

– Мы что-нибудь придумаем.

Остаток вечера прошел вполне душевно – говорили об Аниной питерской жизни, о маме и «мелком» Павлике. Папа пару раз невзначай спросил, не хочет ли Аня съездить домой, хотя бы проведать маму и брата.

– Обязательно! Я очень хочу. Но чуть позже. У меня еще дела тут…

– Аня!..

– Просто личные дела, папа.

Аня думала…

Аня помогала Альбине и ничего не могла сказать ей в утешение, кроме того, что расследование идет полным ходом.

– На самом деле идет. Не для галочки!

Как-то Аня спросила Альбину, не смущает ли ее произошедшее. Альбина ответила, что и сама бы этому ублюдку глотку перегрызла, если бы состояние зубов позволило.

Оставаясь дежурить ночами в палате, Аня уже не могла ни сомкнуть глаз, ни выключить свет. Ей становилось очень страшно, когда все звуки на этаже стихали. Если ей случалось задремать под утро, то ей снилось как дверь распахивается и в кромешной темноте коридора кто-то стоит. Его не видно, но он там! Аня не видела и совершенно не представлял его лица. Она ведь успела заметить только силуэт…

Вырезка из журнала – объявление, по которому когда-то нашла странную работу Юля – до сих пор лежало у Ани в кармане.