Читать книгу Башни Судеб. CD-1/ Лабиринт Снов? - Леонардо Ди-Скайфари - Страница 5

«Мой сын, – сказал учитель достохвальный, —

Вот город Дит, и в нем заключены

Безрадостные люди, сонм печальный».

(Данте Алигьери. Божественная Комедия)

Первые солнечные лучи падали на город Ада, лениво просыпающийся от долгого сна. С трудом пробивающиеся сквозь серую скуку его улиц, они были бессильны рассеять изогнутые тени зданий и изменить холодную мрачность городских башен и стен и пробиться к искусственным сердцам его обитателей, равнодушных к их теплому ласковому свету.

Только маленькая ярко-пестрая птичка, чудом уцелевшая в стенах этого странного города, и усевшаяся на верхушке одной из башен, бросила вызов равнодушию автоматических сердец, своим дивным ангельским пением оживив механическую пустоту просыпающегося города. Ее тоненький голосок поднимался все выше и выше, все дальше распространяясь в холодном утреннем воздухе и вот уже первые прохожие, бредущие по бетонным покрытиям улиц, начали останавливаться и громко обсуждать возмутительное происшествие…

– Куда смотрит полиция, – орал, сверкая круглыми лампами глаз, андроид в песочном костюме и черных ботинках на стальной подошве. Его руки, защищенные блестящими перчатками, нервически подергивались от плохо скрываемого бешенства. Толпа все прибывала, зло скрежеща шарнирами тел.

– Возмутительно! – хрипел другой андроид, тыча резиновым пальцем в средоточие своей злости, маленькую птичку, которая, не обращая на толпу никакого внимания, продолжала петь на башне.

– Уничтожить!!! – бесновалась теперь огромная толпа роботов, и, как по команде, все начали громко топать, чтобы заглушить пение, а кое-кто решил воспроизвести мотив популярной электронной песенки, и в лязг металлических подошв вплелся мерзкий визг, в котором изредка можно было разобрать что-то вроде, «common.. common».

(Вся песня состояла из примитивного сочетания этих слов, иногда только в них добавлялось что-нибудь типа, «o-ye.. baby»).

– Мы не потерпим такого в городе!!! – орали пьяные после ночной «психо-вечерины» андроиды, одетые в розовые костюмы из латекса с надписью «Progressive r-asha music», угловато сидящие на их кое-как собранных пластиковых телах. Ярость толпы, возмущенной диким инциндентом, смущавшим все ее обычно пустое утреннее настроение, достигла своего апогея. Один из роботов, сияя серебристо-ребристым покрытием и дико вращая красными глазками, выражавшими безграничную злость, пробирался сквозь толпу к телефонному автомату, поблескивающему синевато-белой сталью на углу. Наверное он хотел позвонить куда следует…

И наконец, оглушительно топая железом подковообразных бот, в толпу вломился отряд киберов-ликвидаторов и принялся раскидывать в стороны всех андроидов, имевших несчастье попасться под удары их безжалостных стальных кулаков. Они очищали площадь под машину-убийцу, уже громыхавшую своими острыми гусеницами где-то вдалеке. Послышались крики, толпа взвыла, взбешенная таким отношением к себе, и бросилась на ликвидаторов, тщетно пытаясь слабенькими жестяными кулачками проломить броню их равнодушных тел, но напрасно… Киберов это только разозлило!

Cамый высокий ликвидатор, на плечи которого был накинут черный шелковый плащ с эмблемой Третьего Интеграла, орлом, держащим в каждой лапе по треугольнику, растянулся в гнусной ухмылке и со всей дури обрушил железный кулак на голову ближайшего человекоподобного. Послышался треск, и андроид, даже не успевший понять что произошло, рассыпался на кусочки… Секунда, и от него не осталось ничего, кроме пучка горелых микросхем и кусочков пластмассы, медленно обугливающихся на земле, да пожалуй маленькой лужицы жидкости, тут же испарившейся в лучах утреннего солнца.

Все. Толпа смолкла, шокированная убийством, произошедшим на ее глазах и взгляды всех в ужасе устремились на кибера, с улыбкой торжества разглядывающего свой кулак, в который раз, хорошо послуживший ему. – Что, жалкие развалины?! – презрительно процедил он. – Жалко? Так будет со всеми, кто помешает воплощению Воли Рас-Порядка, нам – cупер-киберам! А вы, ничтожные железяки, не забывайте, что всех вас мы вправе хоть сейчас отправить на разборку!! Право на нахождение в рядах киберов имеют только те, кто доказал полное соответствие с принципами 3 Интеграла – высшего закона нашей механической совершенной цивилизации, а пока ваша первейшая задача трудиться на благо нашего бездумного мира и не сметь мешать работать нам – символам третьего интеграла, суперпустым киберам, как это жалкое подобие настоящего робота!

И кибер с улыбкой пнул острием сапога груду оплавленных микросхем под ногами, еще мгновение назад бывшую андроидом, пусть не человеком, но все же существом живущим, дышащим, и примитивно, в рамках Третьего Интеграла запрещающего мысли, все же радующимся серой реальности вокруг.

– Наверняка он имел мысли, – сказал кибер и сплюнув, добавил: – но мы этого теперь никогда не узнаем, – и он затрясся в приступе смеха, оглушительно грохоча отполированным корпусом и напоминая в этот момент деревянную марионетку в дешевом театре, неумело дергаемую за веревочки. Резко прервав гнусный скрежет своего смеха, он приосанился, и свирепо обведя толпу взглядом глаз-ламп, рявкнул:

– Ясно?!! А ну приветствие, болваны! – Да здравствует третий интеграл, – дрожа от страха, нестройно прокричали андроиды, и замолчав, покорно уставились на кибера, ожидая его слов.

Но все, новое событие совершенно переключило внимание их пустых голов, не способных воспринимать два события сразу, и они – вуаля, позабыли об унижении, которому подверглись минуту назад. Медленно, словно смерть, к башне подъехал робот-убийца. Узкое пространство площади заполнил грохот серых гусениц и в соседних небоскребах, не выдержав ультразвука движения машины-убийцы, начали лопаться стекла… «Бимм-базз». Покрылись они сеткой трещин. «Динн-донн». Жалобно простонали они в страдании погибающего совершенства и сверкающей лавиной рухнули вниз, с оглушительным звоном рассыпавшись вокруг… «КРАК», захрустели осколки под ногами толпы, но она не заметила этого, ведь зрелище разворачивающееся перед ней было куда интересней.

С тупоумной неотвратимостью отлаженного механизма из черных недр робота выдвинулась узкая лапа, и, сверкнув в свете солнца длинными пальцами-клешнями, слегка подергивающимися в предвкушении жертвы, с зубовным скрежетом стала вытягиваться вверх, к цели своего автоматического существования, уничтожению ненужных, не по приказу счастливых объектов, смущающих своей яркостью спокойную мертвую пустоту идеального Государства-Города. Толпа заревела, с вожделением ожидая развлечения столь редкого в городе, уничтожения живого, давно истребленного работой таких вот, как это зловещее орудие смерти, роботов-убийц.

Трель птахи, не подозревающей ничего, становилась все громче, скрежет все сильней, пение птички заполнило окружающее пространство, и, слившись с мелодией солнечных лучей, образовало на миг чудную сказку лета, радость беспечного существования в прохладно-мощных порывах ветра, она пела гимн свободы, гимн солнцу, так приятно обнимающему своим теплом ее маленькое пушистое тельце, пела о счастье скользить среди воздушных потоков, все выше и выше, туда, где мир внизу превращается в смутный неясный образ и где парят такие же как она, любящие пить полураскрытым клювом упоительный нектар полета, сконденсированными каплями влаги застывший в разреженном воздухе…

Но, она только вызывала злость у роботов, желавших поскорее уничтожить это пение бесконечной свободы. Их ватные уши, привыкшие к лязгу механизмов и вою психо-раш-музыки, не могли долго воспринимать такое чудо, и некоторые из железяк, сотрясаясь от перегрузки, уже стали валиться на площадь, напрасно пытаясь дергающимися в конвульсиях руками зажать уши, чтобы не слышать чудовищной мелодии, от которой перегорали провода в пустоте жестяных голов…

Лапа дотянулась – и пение смолкло. Послышался хруст переламываемых костей и то, что еще секунду назад дышало, пело о свободе полета, нежными коготками скребло по тканям сердца, вызывая восторг БЫТЬ, мгновенно исчезло в недрах машины-убийцы, cделавшей свое черное дело.

Толпа взревела от злорадного восторга, наслаждаясь тишиной, вновь воцарившейся тут, и стала разбредаться в разные стороны, вяло поскрипывая шарнирами тел.

Гулко пробили часы на Башне, заполнив своим звуком весь город, и, отсчитав десять ударов, смолкли, продолжив так же равнодушно отмеривать бесконечное пространство времени, однообразного времени, однообразного Великого Города, где каждый час, миг, секунда, день – был такой же как вчера, сегодня, завтра. Ничего не менялось в нем никогда, всегда оставаясь таким же одинаковым, одинаковым совершенно-отлаженным механизмом, размеренного и распланированного бездумного существования. Это был мир доведенный до совершенства, мир где все было по программе, мир где все было предопределено и никогда не совершалось ошибок и… Потому это был мир абсурда!

Мир часового механизма, где каждый винтик знает свое место и счастлив просто потому, что не может сделать неверный шаг, без которого невозможен опыт, необходимый для развития! Впрочем иногда программы, управляющие этим миром, даже позволяли роботам немного побуянить. И даже напиться!! А иначе, какая бы это была пародия на реальность?

Толпа почти разошлась и среди групп андроидов, идущих по улицам, шагал один, самый низенький и крохотный, выделяющийся среди одинаковых костюмов роботов ярким синим плащом с громадным капюшоном, тщательно закрывавшим все тело. – Это все хаотично, – мрачно думал он, шагая по пустынной улице, ведущей к пятому кварталу. – Как странно все в этом противоречивом хаосе, – продолжал он думать, и с отвращением отшатнулся от группы пьяных болванок, нализавшихся огненным маслом в соседнем пабе, которые с громким гиканьем пролетели мимо него. Вдали послышался резкий звон разбиваемого стекла и веселое гоготание андроидов, грабивших какой-то магазин.

– Однообразие пустых железных тел, непонятность вокруг, и зачем все это, – угрюмо размышлял Синий плащ. – Главное, чтобы меня не узнали. Хаос его мыслей достиг наивысшей точки, уродливая архитектура города давила на психику, вызывая приступ тоски. Он пошел быстрее, и в голову пришла заманчивая мысль:

«Может тоже напиться, к черту все, зайти в любимый бар и заказать любимый коктейль»? – Хаос, хаос, – шептал Синий плащ. – Может домой? Нет!!! Черт возьми, лучше напьюсь, хотя поможет или нет?

И с этими мыслями он сам не заметил, как ноги привели его к знакомой вывеске, заманчиво мерцающей синим неоном на одиноком пространстве улицы. Вдали опять послышался хохот и визгливый стон разбиваемого стекла. Вздрогнув, словно испугавшись чего-то и плотнее запахнув плащ, он поспешно зашел внутрь…

Пробившись сквозь толпу обычных завсегдатаев, уже успевших заполнить собою бар и вовсю напивавшихся в компании роботов-девиц, он подошел к стойке, и, взглянув на бармена, составленного из тысяч алюминиевых кусков-ромбов, процедил:

– Огненную Мэрри, двойную. Получив коктейль и сделав быстрый глоток, он подозрительно огляделся по сторонам, и, встретившись глазами с барменом, шепнул: – Все в порядке? – Осторожно, – прошептал бармен, деланно улыбаясь и продолжая смешивать коктейли резиновыми руками-шлангами. Крохотные овальчики в глубине квадратных глаз бармена сжались в точки, и он добавил еще тише: – За третьим столиком ищейка. И поставив перед Синим плащом стакан с новым коктейлем, громко заговорил с другим посетителем, пьяно требующим еще одну порцию огненного масла, хотя хаотичные движения шарнирного тела без слов говорили, что ему хватит.

Синий плащ стал пить из длинного стеклянного стакана, мысленно заметив себе, что напиток сегодня лучше чем вчера, как внезапно входная дверь распахнулась и в бар, ломая столики на пути, ворвалась пятерка здоровенных киберов с эмблемами ликвидаторов. Схватив грустного маленького андроида, мирно пьющего бензиновый сок в углу, они потащили его к выходу.

– Он нарушил третий интеграл, – громко взревел на весь бар главный кибер, уже знакомый нам по происшествию на площади, и достал из-за пояса парализующую дубинку. – Нет!!! – истерично взвыл андроид, с ужасом наблюдая как кибер любовно поглаживает кнопки активации. – Не надо… Только не электричество… Я не переношу разряда свыше тысячи вольт…

– Ну вот и славно, тем скорее ты послужишь нашему государству своим никчемным телом. Да заодно и избавишь нас от ненужного расхода энергии, потребной для того чтобы разбить кулаком твою жестяную голову, – весело процедил киборг, играясь с несчастным как кот с мышью. (Ему даже не пришло в голову, что разряд дубинки пожрет гораздо больше той же самой Энергии!!)

Убивать сразу ему было скучно, и он решил растянуть удовольствие. Он забавлялся, поминутно то поднося кончик «орудия воспитания» к носу андроида, то убирая его далеко назад. Андроид завороженно глядел на электрические искры, бегающие по стальным иголкам дубинки. Но вскоре эта игра киберу надоела. – Раз-два-три-елочка гори, – неожиданно вскричал кибер, и нажал на кнопку активации. Молниеносный взмах руки. Неистовый визг голубого света, залившего бар.. И.. Зал потряс вопль дикой боли, исторгнутый из глотки несчастного андроида, дергающегося в разрываюших тело разрядах. Вопль тотчас смолк. Он потерял сознание.

Стакан в пальцах Синего плаща предательски задрожал. – Нет!! А если меня узнают? Это конец!! – с быстротой молнии пронеслось в голове. – Что делать? Проклятая дрожь в пальцах, если они заметят. Киберы потащили пленника к выходу, провожаемые рукоплесканиями пьяных железяк. – На переплавку его, его место в печи завода-изготовителя, – орал молодой робот у стены, едва державшийся на ногах. – Мы сделаем из него стул, – цедил сквозь зубы главный кибер, удаляясь. – Стол. – донеслось до ушей Синего плаща издалека и двери закрылись. Толпа тут-же позабыла обо всем, и, заведенная ритмом новейшего хита электронной музыки, песней, «бум-бум-бум, я робот тугодум», принялась лихо отплясывать, размахивая с трудом гнувшимися частями механических тел (производства завода «ПУТЬ»), и в общем издалека почти напоминая людей, впервые решивших позаниматься танцами. Оглянувшись, Синий плащ одним глотком прикончил остатки коктейля и, поставив стакан на пластик стойки, обменялся с барменом многозначительным взглядом. Подмигнув ему, он направился к выходу, с трудом пробираясь сквозь толпу, разошедшуюся в диком броунистическом танце.

Закрыв за собою дверь, он облегченно вздохнул, нервно огляделся по сторонам, и, не заметив ничего подозрительного, поспешно зашагал по улице.

– Хорошо, что среди этих пустых болванов хоть кто-то еще может думать, – размышлялось ему, и, еще прибавив скорости, он продолжил свои думы. – Странно, ведь вроде бы компьютерные схемы, заложенные в головы роботов, не позволяют возникать связным мыслям, но этот бармен, с которым мы уже не раз обсуждали мир в котором мы живем, т.е его неправильность, полностью отрицает принципы ограничения мышления, он может думать много! Как хаотично все вокруг и внутри меня?!

Это открытие, не так давно сделанное Синим плащом, было поистине поражающим, мало того, среди друзей бармена организовалось что-то вроде кружка таких вот, недовольных реальностью, а все потому, что они открыли в себе возможность логически рассуждать. – Нет, что я делаю? Я потворствую заговорщикам, хотящим разрушить существующий Порядок нашей Цивилизации, великой и могучей, где… Серое одинаковое повсюду, каждый миг одно и тоже – изо дня в день, изо дня в день. Н-е-е-т!! Что я думаю? – почти с ужасом одернул он себя, боясь признаться в правильности этой, не раз возникающей крамольной мысли. – Что делать? – тоскливо прошептал он и остановился посреди улицы, совсем запутавшись в противоречивых мыслях, копошившихся в голове тысячью потревоженных тараканов.

– Нет, это не мое дело, что я могу сделать? – попытался он успокоится, но чувство тайной уверенности в правдивости их рассуждений, о необходимости взорвать существующий порядок вещей, не давала ему покоя. Он совсем растерялся, постоянно сравнивая свою собственную картинку мира, годами составляемую им из слов своего босса, при игнорировании явных вопиющих факторов, показывающих на неидеальность всего, со смелыми, обличающими словами бармена – не постеснявшегося прямо в лицо высказать все, что он думает по поводу убогости мира и его… Cтрашно вспомнить, что он сказал!! Создателе…

– Нет, нет, нет, не буду думать об этом, я сойду с ума, я уже ничего не понимаю, – кричал он, опять шагая по унылому проспекту, уходящему далеко вдаль, и сам не заметил как слабый ветерок, гуляющий тут, распахнул на нем тщательно запахнутый плащ. Миру открылся черный кожаный костюм, плотно облегающий стройное тело маленького человечка, и сверху донизу усеянный серебряными и золотыми нашивками в виде звезд и галактик, на поясе висел мощный бластер, мигающий красной лампочкой о полной зарядке.

Спохватившись, Синий плащ в испуге снова закутался и нервно осмотрел каждый темный угол улицы в поиске возможной опасности. Но одинокое бесконечное полотно проспекта, тянущееся сквозь весь пятый квартал, успокоило его, и Плащ возобновил движение, опасливо косясь на нависающий над ним исполин-небоскреб, угрюмо ухмыляющийся беззубой гнилой тьмой потрескавшихся зеркал-окон. Теперь он был заброшен как и половина зданий пятого квартала, и напоминал крест, от соприкосновения с толстой сигарой летательного аппарата, вдавленной глубоко внутрь неведомой силой, той-же, что разрушила все вокруг. Как-будто какой-то Бог второпях затушил ее в экстазе вселенской битвы и теперь ее никотиновые лохмотья свисали вниз скрученной абстракцией стальных балок.

«Черт его знает, вдруг он рухнет прямо на голову? Странно, как он вообще держится»?! Подумал он, и тут же потерял ход своей мысли, потому что в кармане за поясом надрывно запищал пейджер. Быстро взглянув на зеленый экран, он смачно сплюнул, недовольный присланным сообщением. «Черт, что ему еще от меня нужно? Я так надеялся отдохнуть»!! С досадой подумал Плащ, и, зло толкнув камень мостовой, побежал в самую заброшенную часть пятого квартала.

Мрачные башни-иглы, хищно впивающиеся своими остриями в беззащитную синеву неба, одинаковые серые пятна домов, причудливой изломанной архитектуры, и темные выбитые витрины пролетали мимо, но проспект все не кончался, устремляясь вдаль унылой массой полуразрушенных строений. «О Великий Интеграл», размышлял Синий Плащ, совершающий свой утомительный бег. «Ладно, не важно, не мое это дело! Хотя я и совсем запутался, но я ничего не скажу ему пока, надо разобраться! Хотя? Проклятье – измена! Нет, голова пухнет! Хорошо, пусть заговорщики делают, что хотят, мое дело маленькое, все равно они проиграют, но самому предать их – нет! Присоединяться к ним не буду, но и пальцем не пошевелю, чтобы их остановить. У них же ничего не выйдет»! Попытался он успокоить свою совесть, вопящую о долге.

Свернув на ниточку-улочку, он, тяжело дыша, подбежал к испещренному трещинами уродливому кубу-дому, грустно разглядывающему мир круглыми провалами высаженных окон. Вышибив ногою дверь, едва державшуюся на петлях, он вбежал внутрь, и через минуту застывшую потустороннюю тишину заброшенной улицы оживил грохот двигателей флаера, торчащего на крыше. Оплавив бетон неистовым красно-голубым пламенем, с гулом вырывающимся из огромных дырок дюз, он секунду другую задумчиво покачался в воздухе, чиркнул крылом крышу, и, вспыхнув разноцветной радугой сигнальных огней, взмыл в небо, мгновенно превратившись в точку. Прочертив девственную голубизну огненной кометой, он быстро исчез где-то на севере города…

Наступило утро, и толстяк, всю ночь не сомкнувший глаз, в странном трансе наблюдал за игрой света на зеркальных стенах зала. Прекрасное лицо Властителя подергивалось от злости. От света у него портилось пищеварение! Наконец, очнувшись от гипнотического полусна, он слабо заворочался в своем кресле, медленно поводя пухлыми членами и вздрагивая шароподобным животом…

Дотянувшись жирной рукой до коробки с сигарами, он схватил первую попавшуюся, и опять окутался сизым дымом отборного табака. Закашлявшись, Властитель в раздражении раздавил толстую сигару в черной пепельнице и, встав, попытался размять свои колыхающиеся члены, затекшие от постоянного сидения на одном месте. Честно говоря, это зрелище со стороны было настолько смешным, что описать его почти не представляется возможным, но все же…

Бочка с вином, поставленная на коротенькие пухлые ножки, и размахивающая из стороны в сторону такими же толстенькими, едва не лопающимися от обилия жира руками. С головой, красующейся широко открытым в одышке ртом, головой, единственно красивой… Головой Ангела… Да и то..Как сказать? Гримаса постоянной яростной ненависти ко всему кругом портила чудные черты бессмертного правителя…

Так вот, эта пародия на легкоатлета вознамерилась позаниматься гимнастикой. Трудно представить себе что-то смешнее! Куда там! Властитель ведь вполне серьезен!

– Раз-два-три, – отсчитывал он, прыгая с ноги на ногу и дико выпучив налившиеся кровью глаза. – Раз-два-три, – продолжал он скакать, и выдохнувшись, с грохотом рухнул на пол, испортив воздух запахом пота и прочими испарениями давно не мытого тела.

Прошла минута, другая, и Властитель попытался встать, чтобы добраться до стола. Напрасно! За время, прошедшее с его последнего занятия гимнастикой, он раздался настолько, что едва влезал в свой костюм! Встать с пола! Это был бы подвиг!!

Встав на четвереньки, он медленно пополз к столу, едва передвигая по скользкому полу постоянно разъезжающиеся в разные стороны члены. – Ммм, – ожесточенно говорил он, неудовлетворенный скоростью продвижения к массивной каменной ножке стола и, остановившись, открыл рот, чтобы отдышаться.

В этот момент, на четвереньках, с открытым ртом, из которого вывалился толстый длинный язык, он представлял собою еще более комичное зрелище. – Мммм, – опять замычал правитель и на плиты закапала слюна. Вот пальцы уже почти дотянулись до ножки, осталось еще немного. Толстяк радостно заверещал, предвкушая окончание утомительного путешествия, как тут…

Двери, негромко прошипев сжатым воздухом, разъехались в стороны, и в офис вошел Синий Плащ!

Их взгляды встретились – Властителя, выражающий бесконечную ярость, от того, что его застали в такой унизительной позе, и Синего Плаща, полный мрачной глубокой тоски. Громадное, под два метра, тело киборга дрожало. Повисла пауза, растянувшаяся в восприятии толстяка и его подчиненного на целые часы, хотя секундная стрелка на часах в углу бесстрастно свела ее всего к одной минуте.

– Может ТЫ поможешь мне наконец встать, идиот, – взорвал тишину вопль Властителя, отчего лучи солнца, беспечно заливающие зал, вздрогнули, и, метнувшись сотней ярких бликов и зайчиков по стенам, снова застыли, хотя наверное просто ветер где-то в далекой гордой синеве неба качнул легкое облачко, неторопливо плывущее по своим делам.

– Да, да, – как-то очень громко сказал киборг, и, быстро подскочив к Властителю, взял его под руки. Усадив правителя в кресло, он стремительно вытянулся около стола в ожидании приказаний. – Осел, – обретая свою обычную уверенность и натягивая на лицо высокомерное выражение, процедил Властитель, нажимая грязным пальцем на кнопку доставки кофе. Презрительно сжав чувственные губы в тонкую черточку, он продолжил:

– Какого черта ты являешься так поздно? Я вызывал тебя еще полчаса назад киборг?!! Ну ладно, у тебя есть новости Лекс?

И он снова закурил, причмокивая языком в наслаждении сладким расслабляющим вкусом сигары. При этом Властитель испытующе смотрел на Лекса, молча стоящего перед ним.

– Нет сэр, – натянуто улыбаясь, протянул киборг, с тоской думающий, что еще может минут двадцать придется торчать здесь. «Черт, как хорошо дома, в кресле с приятной музыкой, единственно способной отвлечь меня от этого вокруг! И зачем он сделал меня начальником киберов? Я же не хотел! Нет, надо было втравить меня в этот хаос! Пусть делают, что хотят! Мне все опротивело, ничего не хочу понимать, знать, лучше отгородиться ото всех, уйти в себя, в свой собственный мир – рай расслабляющих грез… Без меня, да, без меня, надоело! Черт все возьми»!!!

– Никаких новостей, сэр! Я был в пятом квартале и не нашел следов заговора, якобы существующего там, – уже вслух сказал киборг, глядя в слезящиеся от бессонных ночей глаза Властителя. – Что? – прошипел толстяк, и в бешенстве раздавил сигару в пепельнице, испачкав пальцы пеплом, тело же затряслось от неконтролируемой злости. – Что ты несешь! Капитан киберов из когорты пятого квартала еще вчера сообщил мне о неких существах, за которыми замечена возмутительная склонность к лишним мыслям!!!!! Самостоятельным мыслям!! Без разрешения и контроля нашего Государства! Э-т-о же п-о-д-р-ы-в-а-е-т устои нашей Идеальной Цивилизации, ты что не понимаешь? – увеличивал толстяк накал своей речи. Слегка отдышавшись, он уже спокойнее сказал: – Так что?!!Ты пытаешься уверить меня, ты – начальник киберов, что не знаешь об докладе своего собственного подчиненного? Что с тобою Лекс, а?

И Властитель подозрительно уставился на Лекса, смутившегося от таких обвинений и явно не знающего, что сказать… Тут тишину разрушил мелодичный звон, и панель в столе раскололась на две половинки, доставив чашку с дымящимся черным кофе.

Отхлебнув обжигающего напитка, толстяк с наслаждением втянул в себя резкий и возбуждающий аромат, растекшийся среди прохладного кондиционированного воздуха зала. Властитель на секунду оторвался от реальности, пребывая в царстве восхитительного запаха. Сделал еще один глоток из изящной фарфоровой чашки, опять замер, с упоением ощущая языком горьковато-сладкую влагу во рту, и гадко улыбаясь собственным мыслям.

Настроение его поменялось полностью, лицо, сморщенное в отвратительной гримасе злости, разгладилось, глаза сверкнули почти добродушным блеском, и, хихикнув, он добавил: – Ну, Лекс, что ты мне скажешь?

– Сэр, э-э-э, – пробубнил Лекс, с одной стороны успокоенный переменой настроения Властителя, избавившей его от тягучей паузы в которой он находился, но с другой стороны – встревоженный. Сердце получеловека-полуробота встрепенулось от нехороших предчуствий. «Чего он так улыбается, странно»? – Я просто не получил вовремя нужной информации сэр, – после короткого раздумья ответил он, стараясь отогнать мрачные мысли, и пытаясь радоваться собственному решению не выдавать заговорщиков. «Хорошо, что капитан ничего конкретного про них не знает». – Ладушки, Лекс, – еще ласковее улыбнулся Властитель. – Ты конечно не виноват, я прощаю тебя. Есть ли заговорщики в пятом квартале или нет – это уже не важно!! – и толстяк чуть не подавился от смеха, подступающего к горлу. – Э, – одернул он себя и подмигнул Лексу, который сосредоточенно слушал его.

– Э-э-э,э, видишь ли, сейчас я тебе обьясню, почему все ЭТО УЖЕ НЕ ВАЖНО!! Ступай сюда мой дорогой Лекс и взгляни, посмотри на это киборг! Ты будешь поражен и поймешь, почему я так сказал. До этого гениального плана я додумался нынешней ночью. Ну!! – и он сделал властное движение рукой, означающее приказ подойти. Лекс молча кивнул.

Встав позади Властителя Дум, он взглянул на экран, который с таким вожделением пожирал сейчас глазами толстяк.

– Нет!!! – чуть не закричал киборг, мгновенно своим полумеханическим мозгом оценив информацию на экране. – Да!!! – воскликнул Властитель, дрожа от возбуждения. Его лихорадочно блестящие глаза остановились на Лексе, и он сказал:

– Ты видишь это!!? Это наше с тобой будущее!! Какая разница, что там в пятом квартале!!? Что он значит по сравнению с этим великолепным планом? – и он нетерпеливо щелкнул пальцами, ожидая взрыва восхищения со стороны подчиненного.

– Но, но, – задыхался киборг, смотря на экран, где сверху были нарисованы схемы огромных, километровых цехов печей крематория, а внизу мерцало напечатанное мелким шрифтом разъяснение.

Маленькие колонки черных букв яростно пульсировали, складываясь в сумбурной вселенной мозга во фразы и слова, и, перетекая по миллиону нервов в центр осознавания, окончательно разрушали его веру в этот мир!! Да и была ли она когда-нибудь? Несколько хилых предложений, простодушные буквы, слагающиеся в слова..И все! Крах. Конец. Крик внутри сознания. Тишина. Взрыв, термоядерная реакция, огненным смерчем пронесшаяся по венам, и в голове Лекса, что-то, по сей день существовавшее лишь в категории догадок и предположений, мгновенно прояснившись, встало на свое место – открыв ему правду!!

Каким он был дураком! – Печи крематория, переплавка до пятисот тонн металла в час. Схема полного цикла переработки лома в сплав, необходимый для производства боевых космолетов. Чертежи космолетов в разрезе расположены ниже, нажмите «SHIFT». Доклад группы инженеров Главного Планетарного Завода:

– Нужное количество металла для постройки космолетов вторжения водится в пятом квартале, не представляющем в данный момент никакой практической ценности. Есть информация о наличии в нем вредных и ненужных нашей Цивилизации элементов. Рекомендуем – уничтожить пятый квартал, чтобы пресечь распространение мыслящей заразы в город, одновременно мы получим нужное количество металла. Звездолеты, согласно плану, будут укомплектованы машинами-хирургами, способными превращать человеческое тело в придаток к сознанию робота…

– План вторжения типа Z-245, способы сращивания роботов с людьми… Вскрытие мозга согласно методу……

– Нет, нет, – лопотал киборг вслух, совсем забывшись. «Зачем? И это-то он хочет назвать идеальным? Их же всех..Превратят в киборгов, но только вот сознания человека там не будет, как у меня. И я должен сыграть роль в этом чудовищном акте создания мира новых мертвецов? Как тогда, раньше! Нет, нет», – задыхался Лекс. «Там, на Земле, разве не было похожей ситуации? Как слепы мы иногда бываем, выдавая то, что мы хотим видеть, за реальность. Мы так хотим это видеть и потому не замечаем, что ЭТО не так. А мы очень хотим. Отмахиваемся от того, что не согласуется с нашей картиной мира. Все видят только то, что хотят видеть. А что есть на самом деле? Если убрать концепции по поводу того, каковы должны быть вещи, события? Реальность, настоящая?

Тогда наверное она должна Увидеться такой, какой является на самом деле..Страшным кошмаром ада. Где нет места сказке и радости. Ну, а конкретно здесь? Здесь мы пока видим зло, что творится под благовидным предлогом идей совершенствования мира. Ведь в принципе только его неразумный эгоизм привел к катастрофе, зачем я дал одурачить себя тем, что это случайно? Он же врал мне, почему я не видел этого? Он запутал меня в идеях совершенного мира, и этот его «гениальный план», совершенный мир? Нет, как я мог быть таким слепым, так наивно и без всякой проверки верить каждому его слову, как? Хотя может причина этой веры отчасти кроется в той помощи, которую он мне оказал, вытащив с помойки, где я подыхал с голоду! А потом, потом я закрыл глаза на все, обрадовавшись возможности поучаствовать в деле спасения людей силой Машины. Как тонко он сыграл на моей природной преданности, моей наивности, на моих идеалах… А я? Сейчас еще и ушел в отшельничество, затворившись среди образов прошлого, не замечая его деяний!!! Хотя? Черт!! Все может быть, я уже ничего не знаю. С другой стороны, ведь в чем-то он тоже прав! Мир надо переделывать! СВЕРХУ, а не снизу! Но не так? Как? Где правда»?

Кричал про себя несчастный, не в силах выдержать гнета тяжелых обличающих мыслей, заставляющих стонать в боли понимания себя самого. Весь он трясся в некоем трансе, танце понимания противоречивой реальности вокруг, совсем не замечая давящего взгляда властелина, подозрительно следящего за игрой мыслей на искаженном лике киборга.

«Люди, там, на другой планете, их всех..Но, что я теперь то могу изменить? Он безумен!!! Уйти, спрятаться, или попытаться что-то сделать? Вот в чем вопрос»!

– В чем дело Лек-с? – сказал Властитель Дум, злобно выдохнув дым новой сигары в лицо киборга. – Ты что, недоволен? Тебе не нравится то, что я придумал МОИМ Гениальным Всесовершенным Мозгом? Тебе жалко убогих железяк и несовершенных людишек, которых мы уничтожим ради создания нового мира? Или ты не веришь в правильность моего метода переустройства мира? Отвечай!!

– Э-Э-Э, сэр, – вздрогнул Лекс, не знающий, что сказать на все ЭТО! – Нет сэр, просто я не совсем понимаю вашего плана, может мы смогли бы, – осторожно подбирал он слова, искренне мечтая оказаться где-нибудь подальше от этого места, дабы спокойно обдумать ситуацию в которой оказался. – Заткнись!! Еще одно слово и я буду думать, что ты заодно с заговорщиками в пятом квартале, каковые я думаю совсем не рады моим великим планам создания Нового Механического Рая. Хотя это и такая нелепость! Как смеют эти железяки возражать своему Создателю. Я потрясен!! (Властитель хохотнул). Молчи и верь мне. Киборг, мой родной Лекс, – неожиданно сменил он тон, и, с трудом оторвав задницу от кресла, доверительно положил руку на плечо киборга. Лекс дернулся и как-то странно посмотрел на Властителя.

– Лекс, – пропел владыка, растягиваясь в улыбке. – Перестань сомневаться, помнишь, как хорошо нам было работать вместе? Неужели ты забыл, как я подобрал тебя на улице и дал тебе – все? – неожиданно зло процедил толстяк, продолжая гадко улыбаться, и сразу убрал резкий тон. – Я и Ты, помнишь? – промурлыкало чудовище, с силой сжав плечо киборга. – Ведь все прекрасно, правда? Не заставляй меня думать о тебе иначе друг, это нехорошо! Ведь мы сделали вместе так много хороших и великих дел, ну и пусть, что не все они привели к должному результату, великие, заботящиеся о благе мира, имеют право на ошибку. Дело изменения человеческих душ стоило того, пусть мы их тащили к счастью силой, но разве мир спасет не сила?

– ЭЭЭ, да сэр, я согласен с вами сэр, – неестественно бодро выпалил киборг, нарочито подобострастно вытянувшись по стойке смирно. Он уже почти расстался с жизнью!! – Ну так перестань сомневаться, смотри, – ткнул Властитель в экран, в возбуждении не заметив легкой неестественности в тоне подчиненного. – Смотри еще раз очень внимательно, – и монитор, погасший во время его разборки с киборгом, вспыхнул, выдав новую информацию.

– Вот ради чего мы уничтожим этих несчастных андроидов, они же хлам, подопытный материал, Лекс, зачем их жалеть, но зато потом, построив из их бесполезных тупых тел боевые космолеты, на которые мы посадим лучших свежесобранных воинов, мы сможем завоевать планету, которую я наметил завоевать первой в моем великом плане, новом плане преобразования мира, и… Вселенной!! Пусть раньше у меня ничего не вышло, теперь должно получиться. С телами человечишек мы создадим новую расу людей-роботов, с чувствами и желаниями людей, но с компьютерными схемами, которые вырежут все ненужные мысли, могущие помешать счастью, коим они смогут наслаждаться. Люди часто как раз и страдают, не в силах бессмысленно радоваться жизни. А теперь, без некоторой части мозга, они смогут! Мы срастим интеллект-сознание лучших преданнейших андроидов с сознанием людей. Идеальное сочетание для счастья! А добавленные в кожу синтетические и металлические материалы сделают их вечными! Видишь это! – указал он в участок схемы, рисующий проект роботов-людей и принципы их функционирования.

Повернувшись к Лексу, который мрачно смотрел на схемы, Властитель напряженно замер, ожидая ответа.

Лекс, отлично сообразивший какого ответа ждал повелитель, решил не спорить с судьбой и отложить свою истинную реакцию на увиденное и услышанное в сторону. Поэтому он придал лицу как можно более преданное и восторженное выражение, хотя последняя картинка на экране компьютера окончательно подтвердила мысли по поводу состояния мозгов Властителя. «Он сошел с ума, нет, он совсем спятил и самое страшное, что сам не знает об этом! Почему все-таки в прошлом я не заметил начала этого процесса, почему? Где я упустил тот момент, когда мой лучший друг, вытащивший меня из нищеты и давший мне место в великом плане преобразования мира силою машины, способной изменить своей работой самое главное в человеке – его душу, сам потерял ее, растворившись в ненависти к миру, такому несовершенному? А потом он неправильно использовал силу машины, он превратил ее из орудия, действительно способного изменить что-то в человеке и в мире вокруг, в страшный молот зла, разбивший все на миллион сверкающих атомов. А что теперь? А что сейчас? Куда он меня тащит со своим планом? Может до настоящего момента я еще многое не понимал, закрывая глаза на уродливость того мира, что он создал. Я как-то еще верил ему и его делам, но теперь! Он так забылся, что без прикрас открыл мне все тайные стороны своего ума, увы, показав мне его бездонную черноту и нелепую убогость! Да его даже жалко как-то, страшно только, что этот сумасшедший успеет еще многим навредить. Надо бы его остановить, только как? Черт! Как надо сойти с ума, дабы поверить, что ЭТО на экране – правильно? Что с ним в прошлом тогда произошло, что свело его с правильного пути, что? Сказать ему, но что это изменит? Он просто уничтожит меня, и я не смогу сделать ничего чтобы предотвратить воплощение его нелепейших планов. Надо подумать, я несу часть ответственности за все это, не так просто отстраниться, я слишком давно с ним в одной лодке. Хотя? Проклятье! Оказаться дома, подальше от всей этой грязи, спрятаться, убежать, закрыться».

Все это с быстротой молнии пронеслось в голове Лекса, и, собрав волю в железный кулак, он посмотрел прямо в глаза правителя. С трудом улыбнувшись, киборг проговорил, медленно растягивая слова: – Да сэр, это великолепно, я восхищаюсь вашим гением и жду ваших приказаний. Глаза Властителя сверкнули от дикой радости, и он благосклонно улыбнулся Лексу, тут же позабыв о своих сомнениях касательно его верности секунду назад.

Лекс подавил вздох облегчения. Властитель потянулся к чашке с недопитым кофе и, немного отпив из нее, поставил на стол. Киборг слегка напрягся. («Что скажет жирная свинья»? Подумал он и сам испугался ненависти, заключенной в этой мысли, еще недавно такой чудовищной для него)!! Он надеялся на скорое освобождение от его теперь окончательно неприятного и отвратительного общества, и в уме даже мелькнула надежда, что толстяк отпустит его и поручит ужасную миссию кому-нибудь другому. «Может я все-таки имею право отстраниться от этого». Он даже заготовил пару фраз насчет того, что болен, устал и нуждается в отдыхе, но, разверзшиеся уста правителя мигом лишили малейшей надежды уйти от ответствености.

– Вот ты этим и займешься Лекс, – сказали ухмыляющиеся губы. – Полетишь в Совет Киберов, обьявишь им мою волю и обрисуешь каждому его роль в моем Великом Плане преобразования вселенной. Направишь машины-убийцы в пятый квартал и отдашь необходимые распоряжения, касающиеся постройки боевых космолетов. Все, ты можешь быть свободен, доложишь о результатах позже, – и он отвернулся, принявшись рассматривать одну из картин на стене, ясно дав понять, что хочет поскорее остаться один.

Лекса словно оглушило – и, слегка пошатнувшись, он дико улыбнулся. Резко повернувшись, он выбежал из зала, даже не отсалютовав как положено. Громко звякнули двери лифта, поглотив киборга, совершенно не понимающего где он. Получеловеку был противен сейчас ОН САМ. Он ненавидел себя! «Опять я играю роль помощника в свершении адских дел, почему»? – промелькнула мысль, и он вышел на улицу, где моментально сощурился от солнца, словно в насмешку накрывшего город золотой сеткой своих лучей.

Но он не замечал их живой горячей силы, идя к флаеру, чьи полированные бока тускло блестели посреди истертых безжалостным временем бетонных плит стокилометровой площади. Он залез в него и машинально набрал комбинацию цифр на панели, глаза его полные боли были устремлены в никуда, огромные сведенные в точку глаза страдальца, чуть подернутые соленовато-едкой влагой слез, набухающих в твердыне век. В глубине флаера что-то всхлипнуло..застонало..нарастающий шум, дрожание корпуса, и, наконец, радостный оргазм-рев двигателей…

Изгадив еще не вполне согретый утренний воздух остатками топлива, флаер взмыл в небо, кое-где уже измазанное полупрозрачным голубиным пометом облачков.

– Нет, платить..за все надо платить, – бормотал киборг в тяжести осознавания самого себя, неожиданно навалившегося на него. – Что мне теперь делать? Уже нельзя отстраниться, но что сделать, чтобы недопустить зло, что? Что значит мое понимание себя и мира вокруг, когда я сам должен запустить этот чертов механизм смерти? И тем больнее будет сделать это, когда понимаешь всю чудовищность… Нет..нет… Потом… Потом мне представится возможность предотвратить все! Да!! – почти радостно вскричал несчастный, и на миг в его глазах мелькнула надежда, впрочем сейчас же исчезнувшая. Он тихо прошептал: —

Но как страшно! Сначала я сам отдам приказ к началу кошмара, а затем с бешеной энергией буду пытаться уничтожить последствия собственного приказа, я – палач и жертва, два в одном, ооо-ооо, – застонал киборг, и стал следить за мыслями, ползущими в раскаленном вулкане мозга.

«Я остановлю его потом… Конечно..Это вроде выход. Но отдать этот приказ! Выдержу ли я, наблюдая за отлаженной работой частей этого механизма смерти? Смогу ли, даже сумев уничтожить потом их силу, произнести роковые слова, означающие ЕГО запуск»? И Лекс схватился за голову, раскалывающуюся от боли неразрешимых вопросов.

«Уйти, убежать, потом», – думалось ему, сквозь поток слез не замечающему ничего вокруг. «Но сначала ВЫДЕРЖАТЬ, это плата за мои заблуждения, хотя настоящая расплата скорее всего придет потом, я чувствую это. Выбрать момент, миг, когда можно будет уйти из этого хаоса, бросить все», – шептал киборг, рассеянно пронзая светом своих замутненных слезящихся глаз башни и небоскребы, проплывающие вокруг флаера, стремительно прокалывающего воздух над городом ревом ракетных двигателей.

– Выход на заданную точку, начинаю снижение, добро пожаловать домой господин Лекс, – вырвал из царства раздумий радостный голос бортового компьютера, и аппарат приземлился на крыше одного из небоскребов в центре Великого Пустотного Города Машинного Рая, занимающего половину мертвой планеты. Лекс вышел и подошел к лифту.

Медленно зайдя внутрь, и закрыв дверь, он рассеянно ткнул в одну из кнопок, мерцающую в полумраке слабым фосфорицирующим светом, мягко обволакивающим уставшие от солнца глаза. (Лек-с, как и Властитель, вел в основном скрытный образ жизни, наблюдая за реальностью больше с экрана компьютера, чем воочию).

Кабина испуганно вздрогнула и поползла в бездны тьмы внизу, в глубь гигантского безлюдного небоскреба, где внутри никогда ничего не согревалось солнечным светом и царила вечная тихая ночь, изредко только разбиваемая холодным искусственным светом ламп.

Киборг, уже слегка успокоенный, равнодушно смотрел на мелькание белых цифр электронного табло перед собой, означающих погружение лифта все глубже и глубже…50…49…25 этаж, -1..-3..-20..Еще ниже, в самую преисподнюю тьмы, в царство тысяч пластов земли, среди которых, глубоко под небоскребом, располагалась квартира Лекса.

«Спокойно, все хорошо», – успокаивал он себя, пытаясь думать о неге домашней берлоги, единственной изредка возвращающей ему первозданную радость жизни. Тут был мир его души, его прошлого. Мир восхищения картинами старинных мастеров, редкими индийскими статуэтками из кедрового дерева и иными изящными произведениями искусства с теперь уже не существующей Земли. Он бы давно омертвел, растворился в серости огромного города железных уродов, исчез бы в лязге механизмов и забылся в пустоте фальшивых улыбок роботов вокруг себя. Только искусство еще поддерживало в нем слабый, еле мерцающий огонек света, на дне потрескавшегося сосуда-сердца, огонек его души, но он не осознавал этого, и просто радовался, ежедневно на несколько часов погружаясь в вольницу эстетики и красоты формы.

– Все отлично, я должен быть твердым, все будет хорошо… Надо забыть на время обо всем, или я сойду с ума, – шептал Лекс, тщетно пытаясь изгнать из себя остатки душевной боли. Он мучился, картины Города быстро прокручивались перед его внутренним взором. Как он одинок здесь! Впрочем там, на Земле, он тоже одинок – люди никогда не смогут понять его, считая не от мира сего. Нет им дела ни до его души, ни до его творчества, (когда-то он писал), ни до его тонкого глубокого видения Мира, (ныне почти утраченного). «Забыть, забыть время, я должен забыть и все будет хорошо, остальное потом», – лихорадочно нашептывал киборг своему уму, но тот не желал успокаиваться.

Плотина отстраненности от жизни была прорвана, и теперь ум бичевал человека осознанием миллионов ошибок, совершенных им.

Лифт дернулся и остановился, створки дверей разъехались и в глаза, уже привыкшие к рассеянному полусвету, ударил более яркий свет множества ламп и светильников, ассимметрично разбросанных по квартире. Лекс вышел и огляделся по сторонам, ища в одинокой вселенной яркого света того, кто ему больше всех дорог среди этих ласкающих сердце образов. Вся квартира, представляющая из себя длинный неразрывный прямоугольник, если не считать рассекающей его по центру стойки бара, сделанной из стали и разноцветных стекол, была без единой перегородки, и площадью равнялась примерно тремстам квадратными метрам. Вся она была в художественном беспорядке заставлена мягкими кожаными диванчиками абстрактной формы, и устлана маленькими пестрыми ацтекскими ковриками ручной работы, уставлена низенькими восьмиконечными столиками красного дерева с инкрустациями из золота в виде нагих арабских танцовщиц, летящих в экстазе чувственного, страстного, порочного танца любви-удовольствия… Украшена каменными статуэтками божеств, ухмыляющихся множеством уродливых ртов и изгибающихся движениями сотен рук.

Все это дарило таинственное очарование, звало к неге ничегонеделания, и, раскиданное по пространству, радостно сияло в теплоте ламп и мини-светильников, утопленных в стены, потолки, даже в пол, и выделяющих самые любопытные части интерьера дрожащим дымчатым цветом.

Колечки благовонных запахов плавали в воздухе и вились между застывших в полете танцовщиц, игриво касаясь их очаровательных прелестей. Гармонируя с ленивым беспорядком интерьера стены радовали новые картины Пикассо, Малевича, Сальвадора Дали, Капринского, и даже Рубенса и Леонардо да Винчи. И…

«Ну вот, мне и лучше». Устало вздохнув, киборг пересек холл и плюхнулся на мягкий диван, тут же ласково утопивший тело в плюше своей оболочки. Минутку понежившись, он огляделся по сторонам.

«Максик, максик», негромко позвал Лекс, но кот, которого он искал взглядом еще при входе, не отозвался, наверное он спал где-то в квартире и видел очередной сон, где было много вкусной рыбы. – Черт, этот непоседливый пушистик опять дрыхнет, ну ладно, – улыбнувшись, пробормотал киборг. Наткнувшись рукою на пульт валявшийся на диване, взял, и повертев в руках, нажал на одну из бесчисленных разноцветных кнопок.

В стене позади его кресла, куда был встроен мощный СD-центр, что-то тихо как колокольчик звякнуло, и из многочисленных серебристых динамиков, раскиданных по холлу, полилась нежная чарующая мелодия, полная тихой грусти и шепота легких волн…

Тело киборга расслабилось и по нему пробежала слабая дрожь от осознания последних уходящих кошмаров этого дня, глаза закрылись, и он полностью слился с еле слышным воркованием мелодии, заполнившей его самого и все вокруг. Сознание его стало слабым шумом моря, легким бризом, дующим из-за сияющей черточки горизонта вдали, резко разделяющим две стихии, море и небо, на две половинки, одинаково прекрасные в своей естественной природной красоте, которая была гораздо выше и чище всего, что мог создать человек красивого и прекрасного…

В большинстве же случаев он ничего не создавал, а только разрушал такой-же пейзаж как этот, громоздя километры бетона и стальных труб на месте лесов, разливал зловонные испарения химикатов на месте морей, птиц, гордо поющих о свободе, он помещал в клетки, как впрочем и самого себя, и все это человек гордо называл красотою прогресса, прогресса способствующего правильному преобразованию мира и якобы несущего облегчение людям. Но их уродливые механизмы воздвигаемые на месте лесов, серые башни небоскребов на месте саванн и равнин, не заменяли им красоты природы, и не дарили им столь же чистых и наивных радостей, которые могла дать природа и их собственная душа, свободно дышащая на лоне матери-земли.

Лекс шел по берегу, окруженный призрачным сиянием солнечного света и криками чаек, летающих над искрящимся азуритным морем, белеющим барашками маленьких гребней, лениво перекатывающихся с места на место, сверху вниз и снизу вверх, в вечном танце совершенного природного механизма, не знающего ни износа ни старения. Ему было легко и радостно, его босые ноги по щиколотки уходили в прохладный мокрый песок берега, он дышал свободно, полной грудью, до последней капли впитывая в себя реальность Вечного Света вокруг, соленоватые запахи прибоя, мир и небо, землю и песок, он сам становился этой реальностью, гармонически объединив душу с природой, и он знал, что только потому, что он сейчас является самим собой, он и может слиться с миром.

Просто когда ты открываешь душу абсолютно, на сто процентов, ты понимаешь, что ты и мир это одно и тоже. Единство это просто – надо лишь убрать все, что заслоняет нас от нас же самих!

Душа его пела от счастья, не скованного рамками и предрассудками города, откуда он сегодня сбежал в эту нирвану, ускользнул от дисгармонической реальности миллионов испорченных сознаний, задыхаясь среди лжи, ненависти и зависти его стен и улиц, умирая душою в холоде мертвенных взглядов людей, снующих вокруг в бесконечном беге потребления и потребления самих себя, в вечном беге за новой рекламной вещью, обещающей райское блаженство, хотя счастье, которое они хотели купить, обманувшись настойчивыми лозунгами, в магазине не продают!

Что ему теперь до них? Что они могут сейчас сделать? Пускай на час, миг, секунду – он удрал от их всевидящего ока, от их незримого и назойливого внимания, от их мелких сплетен и интриг, от их мелочных продажных душонок, хотя может быть неправильно отстраняться и бежать от несовершенства, может попытаться как то изменить его? – Не знаете вы ничего, – шептал он, медленно шагая по берегу и щуря глаза от лучей, бивших в его загорелое тронутое печатью тревоги лицо.

– Ничего, кроме того зловонного дерьма в котором находитесь ежесекундно и ежечасно, и мало того считаете, что ваше существование совершенно и правильно. Бедные несчастные люди, вы даже не подозреваете, что произойдет с вами, если вы удосужитесь заглянуть в себя, вы просто не знаете как пробудить в себе ту силу и красоту, радость от прекрасного вида вокруг, не знаете как дать себе эту тонкую чувствительность, дающую наслаждение каждым моментом жизни, и достигаемую на самом деле так просто, надо только заглянуть в себя, отбросить внешнее, мешающее и опутывающее, и все получится. Глупцы! Вы теряете жизнь, теряете сказочную возможность стереть рамки, в которых вы умираете! Вы продолжаете течь по проторенной дорожке цивилизации, ведущей в никуда…

Он вспомнил слова своей любимой песни… песни Мумий Тролля (1*), одного из немногих певцов, кто еще пел о том, ЧТО ВСЕ УЖЕ НЕ ВАЖНО. Они как раз подходили к тому, о чем он сейчас думал..

«Прошлый день как листва,

упавшая, увядшая в ночь,

она умерла навсегда,

никто не может ей помочь…

Прошлых дней не вернуть,

Не придумали такого науки..

но мы не ищем неведомый путь

..а сидим, сложа дома руки..».

Но разве много людей последовали этому совету? В этом мире у Мумий Тролля было не так много поклонников. Разве только немного таких же как он, безумных юношей и девушек с горящими глазами, что-то чувствующих где-то глубоко внутри. Но эта сверх-сентиментальность? Она то и отравляла его болью контраста между Состоянием и Миром!

Просто в один прекрасный день он разбудил ее в себе, свою душу, и обрадованный, попытался направить ее свет на других, он делал много, переводил

старушек через улицы, пытался рассказывать другим как видеть в себе свет, но… Его посчитали сумасшедшим! И только злобный хохот раздавался ему в ответ, осмеянный и оплеванный он сбежал от них, убежал в себя, закрылся, пытаясь отгородиться от хаоса непонимания и злобы везде, куда ни кинь взгляд…

«Наверное вот та дорожка, что привела его к Властителю, всунувшему в его мозги такую простую идею об изменении человеческой души с помощью Его Идеальной Машины, именно его неприязнь к людям из-за непонимания и привела к слепоте, допустившей кошмар произошедший позже. Он изолировал ум от них, перестал хотеть их понять ГЛУБЖЕ, в реальности – просто несчастных, запутавшихся в сетях мира, и в тоже время хотел их изменить. Он улизнул от них, как в той же песне Мумий Тролля, «он так мечталл о месте, где нету человеко-телл», и..

Он потерял связь с ними, перестав понимать настоящий способ донести до них свет, не с помощью Мертвой Машины, а просто молчаливым, ненавязчивым, бескорыстным служением».

«Надо было не боятся плевков. Надо было не искать Машины. Надо было уйти тогда с этого пляжа обратно в мир, а не в отшельники, откуда он попал в адскую механическую лабораторию Властителя», – сквозь сонные грезы-воспоминания, промелькнула, на секунду вернув в реальность, лихорадочная мысль-понимание, и, померцав, исчезла, тут же вернув в яркую солнечную сказку моря и неба планеты, давно уже не существующей, только в глубинах мозга она еще жила яркими цветными красками исчезнувшего чуда…

Он рассеянно смотрел по сторонам, отлично понимая, что всего этого давно нет, но горячие лучи, снопом искр-зайчиков отражающиеся от гладкого зеркала воды, живительный прохладный бриз, казалось пришедший из далекой страны воздушных замков, и рисующий в дрожащих потоках воздуха прозрачные арабески арок или тонкие черты восточной красавицы, мокрое золото под ногами, этот шершавый черный камешек в виде сердечка, валяющийся у линии прибоя, все ЭТО БЫЛО, пело, звало, играло всеми красками и утверждало обратное – МЫ ЖИВЕМ! И разве не зыбка грань между тем, что мерещится нам в спутанных снах, и между тем, что мы привыкли называть реальностью? И не вечно ли то, что ушло безвозвратно – если мы так ясно улыбаемся этому во сне, нервно сжимая руки, обнимающие сказку уснувшего мира? Что есть на самом деле? Мы?

Взгляд его переместился наверх, где в небе парил, изредка взмахивая огромными пушистыми крыльями, гордый орел, недоступный там в потоках ветра той зловонной ползучей гнили, что живет и гадит внизу. Глаза его, сейчас цвета небесной бирюзы, повернулись вслед стремительному полету орла над морем, хрусталики льда в них слегка потеплели, наполнившись дымкой мечты, вечной мечты каждого свободомыслящего существа – взмыть далеко вверх, туда, где только ветер свистит в ушах, скрыться от черноты угрюмых скал внизу, улететь, яростно махать крыльями, все выше и выше, выше и выше. Он закрыл глаза и сознание его, словно отделившись от тела, окончательно растворилось в гармонии природы вокруг, он ощущал себя этим орлом, он чувствовал как нарастает напряжение в мышцах тела, покрытого блестящими перьями, как оно вырастает, вырывается на волю и он взмахивает длинными парусами крыльев, взмах, еще взмах, свист рассекаемого воздуха, упруго обтекающего стройное вытянутое тело, еще взмах, и глаза, зорко смотрящие вдаль немигающей чернотой зрачков, резко выхватывают в качающейся реальности неба и моря – добычу. Взмах, из его клюва вырывается резкий клокочущий крик, крик смешавшийся с писком несчастной жертвы, опять свист разреженного и ледяного на такой высоте воздуха и стремительный удар острого как кинжал клюва.

Он летит, он наслаждается своей силой и мощью, и не обращает внимание на стон жертвы, жалобно плачущей в стальной хватке клюва…

Ее кровь, вылетающая из зияющей раны, в том месте где он схватил ее, летит вниз маленькими красными капельками, разбивается об испещренное волнами сверкающее зеркало вод, и, смешиваясь с их монотонным вечным бегом, растворяется в спокойной глубине. А сам он в своем яростном свободном полете становится небом и морем, горячим солнцем и соленым ветром, он вместе и с самим собой и с природой вокруг, пламенеющей резкими живыми красками дня…

Открыв глаза, Лекс моментально протрезвел, вспомнил где он, чуть с сожалением вздохнул а затем перевел свой меланхоличный взор на стену, где встретился с вечной и совершенной улыбкой Монны Лизы, улыбкой космического покоя и любви ко всему миру, улыбкой идущей прямо из средоточия хрустального пламени-света, ее души.

Ее глубокий, задумчивый, и такой добрый взор, дарующий всепрощение, окончательно успокоил его мятежное сердце и он опять улыбнулся, вернувшись в такое нежное ощущение покоя.

Неслышно ступая мягкими подушечками лап, к нему подбежал кот, и вспрыгнув на колени, тихо замурлыкал. Обрадовавшись любимцу, Лекс принялся чесать его за ухом, пропуская шелковые ворсинки шерсти между пальцев, но увы… Счастье оказалось таким недолгим! Пронзительный писк будильника пейджера в кармане вывел киборга из состояния глубокой релаксации, в которой он пребывал последние минут десять, и мозг опять закипел болью возвращения в ужасную реальность. Все это мгновенно притушило робкие переливы света, властно напомнив, пора!

«Пора, пора платить!! Что с того, что я знаю где совершил ошибку? Платить придеться независимо от того, знаю я, что совершил ее или нет, но когда знаешь, даже вдвойне больней, сознавать свою былую ослепительную глупость», – прошептал киборг, и глаза его, только что полные хрустально-голубого света, окончательно потускнели, возвращаясь к настоящему, которое зло напоминало о себе равнодушным треньканьем в кармане. Проведя шершавой ладонью по шерсти кота, Лекс встал и с тяжелым вздохом направился к лифту.

Остановившись у двери, он в последний раз кинул свой печальный взор на уютное пространство вокруг, картины, статуи, словно звали его к себе, обещая тихое блаженство эстетического наслаждения и покой сердца. Кот, лениво развалившийся на диване, тихо мурлыкал что-то свое и весело поглядывал на Лекса своим зеленым глазом, перевернувшись на спину он замурлыкал еще громче, надеясь на ласку хозяина, стройное тело его изгибалось в ленивой истоме сытого блаженства. Лекс сделал было шаг, но увы, его ждали. А точнее ждали его приказа. Ждали начала конца!!

И Лекс вошел в кабину, едва успев сквозь закрывающиеся створки бросить последний взгляд в холл. Вздохнул невидимый механизм, и киборг, словно грешник из Рая, вознесся наверх, к серости огромного мертвого города, ждущего его в своем вечном танце хаотического визгливого существования, не нужного никому, и больше всего ему самому, города, требующего от него приказа, долженствующего обречь на уничтожение миллионы невинных жизней…

«Я заплачу не только за прошлое, за эти роковые слова тоже, такова плата за знание самого себя!! Слишком поздно, надо было раньше понять и познать, а теперь уже поздно, поздно», яростно ломал пальцы Лекс. Двери открылись и киборг сморщился от металлических, едких запахов города, принесенных слабым ветром. Где-то на востоке собирались пока еще невинные по своей форме облачка, еще не опасные, но уже занимающие часть горизонта. Сильно парило. Ветерок стих… В воздухе словно повисло невидимое напряжение… Все будто ожидало чего-то……

– Быть грозе..быть грозе, – задумчиво прошептал Лекс, и шагнул навстречу флаеру, устало стирая пот со лба.