Читать книгу Дьявольские трели, или Испытание Страдивари - Леонид Бершидский - Страница 6

Пожилая дама в Музее Глинки, которой Штарк первой показывает присланные Молинари фотографии, только отмахивается от него.

– Ну как я буду это для вас искать, молодой человек? Это мне придется перерыть всю картотеку!

– Хорошо, но ведь кто-то может мне помочь?

– Может быть, если только мастера. Эксперты. Но к ним по предварительной записи.

Это Штарк знает, он, конечно, побывал на сайте музея, но его уважение к правилам имеет предел.

– Раз уж я здесь, может быть, они не откажутся посмотреть.

– Ну попробуйте, – с сомнением произносит дама. – Четвертый этаж, сто тридцать шестой кабинет.

Анемичный молодой человек со скрипичным футляром, уже явившийся по записи, пассивно пожимает плечами, когда Штарк просит пропустить его к мастеру буквально на пару минут. Если эксперт узнает инструмент на фотографиях, можно будет договориться с ним о встрече в конце дня, и тогда Иван никого не задержит. Суровый кавказец лет пятидесяти, сидящий за столом в кабинете, едва бросает взгляд на фотографии из-под густых, с проседью бровей.

– Вам зачем?

– Мне предлагают купить этот инструмент, – врет Штарк, чтобы не вдаваться в объяснения.

– Мы не делаем экспертизу для продажи, только для вывоза.

– Я не прошу об экспертизе – мне бы только понять, не краденый ли инструмент.

– Чтобы это было понятно, молодой человек, покупайте у мастера, их в Москве всего десяток, и не покупайте у всяких проходимцев.

– Я... очень хотел бы купить именно эту скрипку. Но я не хочу поощрять нечестность. Или, не дай бог, воровство.

Кавказец поднимает глаза на Ивана и некоторое время хмуро смотрит на него. Затем опускает глаза на фотографии. Штарк начинает волноваться за худосочного скрипача по другую сторону двери: нехорошо получилось.

– Я никогда раньше эту скрипку не видел, – произносит наконец эксперт. – Вам надо к Амиранову. Если он не поможет, никто здесь не поможет.

– Спасибо! Как мне найти его?

Вместо ответа мастер достает мобильный телефон и набирает номер.

– Ираклий Александрович, можно к вам сейчас один молодой человек зайдет спросить про скрипку? Спасибо, а то он мне здесь работать мешает.

Дав отбой, объясняет Штарку:

– Вам во двор, там сарай, на автосервис похож. Левая дверь. Ираклий Александрович все знает о скрипках. Он здесь главный эксперт... Позовите следующего.

Тощий скрипач робко протискивается в кабинет, стесняясь даже широко открыть дверь. А Иван спускается во двор музея; среди зелени там действительно сараюшка, тоже зеленая, с двумя дверями, и на левой табличка: «Амиранов Ираклий Александрович».

Дверь ему открывает совершенно лысый человек в переднике. На мясистом носу у него пенсне, какие Штарк видел на портретах Берии. На вид ему лет шестьдесят, но это только потому, понимает Штарк, приглядевшись чуть внимательнее, что главный эксперт в отличной физической форме; на самом деле вряд ли меньше восьмидесяти – вот и пигментация на лице и руках, и морщины глубокие, как у древнего старца.

– Что вы хотели? – не особо дружелюбно выговаривает старик с еле уловимым акцентом, жестом приглашая Штарка войти. Мастерская неожиданно просторна для сарайчика; Иван явно оторвал Амиранова от работы над виолончелью, детали которой аккуратно разложены на большом столе в центре комнаты.

– Меня зовут Иван, Иван Штарк. Я хотел, Ираклий Александрович, показать вам вот эти фотографии. Ваш коллега сказал, что если вы не узнаете эту скрипку, то и никто другой не узнает.

– Обычно мне приносят инструменты, а не фотографии.

– Инструмент у продавца. Я только хочу удостовериться, что он не краденый и все с ним в порядке.

– Если вы не доверяете продавцу, не покупайте у него инструмент. В нашем деле очень много жуликов. Называют себя мастерами. Прыгают вокруг, как кузнечики. Настоящих мастеров в Москве всего десять, и больше не становится. Выбора-то почти нет.

– Я, когда увидел эту скрипку, влюбился в нее. Но продавцу не до конца доверяю, – повторяет Штарк свою легенду.

– Влюбились, – усмехается Амиранов. – Это романтично. Ну, давайте ваши фотографии.

По-прежнему стоя – Ивану он тоже не предложил сесть, – мастер медленно тасует распечатки, которые Иван сделал на хорошей матовой фотобумаге.

– Я смотрел этот инструмент лет двадцать пять назад, когда только ввели паспорта, – сообщает он наконец. – Знаете, почему их ввели?

– Нет, – честно признается Иван. Ничего удивительного в существовании паспортов для скрипок и отдельно для смычков он не увидел: в Москве его поражали скорее случаи, выбивавшиеся из советской традиции.

– При Сталине их не было и при Брежневе не было, – отвечать на свой же вопрос Амиранов начинает издалека. – А появились они при Горбачеве. Это надо сказать спасибо Сереже Дьяченко. Он был очень талантливый музыкант, но рисковый. Авантюрист. Преподавал в консерватории, а зарабатывал тем, что отправлял отсюда старинные скрипки в Америку. Контрабандой. С размахом работал... Большой был скандал, когда все открылось. В восемьдесят шестом его посадили, а через год ввели паспорта, чтобы все старинные инструменты были под присмотром. Сережа потом уехал в Италию, там опять попался на чем-то и повесился. Лучше бы играл себе и играл. Я же говорю вам, в нашем деле много жуликов.

– Значит, вы смотрели эту скрипку в восемьдесят седьмом – восемьдесят восьмом году? – напоминает Штарк тему разговора.

– Да. Ее приносил Леонид Никитич Иванов, он был концертмейстером в Большом театре. Уважаемый человек. Сказал: «Ираклий, видишь, я старик, а эта скрипка еще старше. Но паспорт только сейчас получает». Я удивился, что у него такой простой инструмент, прямо скажем. Красивый, да, но простой. Даже слишком, для такого-то музыканта.

– Это не очень хорошая скрипка?

– Ваш продавец вам ее расхвалил, да? Не сказал, что это «страдивари»? Я помню, мы с Леней Ивановым еще смеялись, что на ней этикет Страдивари. Или его уже нет?

Иван пожимает плечами: про этикет он не знает ничего, Молинари рассказал ему только про дендрохронологический анализ и заключение лучшей в мире экспертной фирмы.

– Ну, значит, у вашего жулика все-таки есть совесть, – все еще с издевкой в голосе продолжает Амиранов. – Я бы сказал, что эта скрипка сделана в конце девятнадцатого века во Франции, в Миркуре. Копия с какого-нибудь старинного итальянского оригинала. Я видел другие такие. Звук у нее, помню, был такой... звонкий, детский голосок. Это не мануфактурная скрипка, мастеровая. Но и не шедевр. Наверное, мастер сделал кому-то в подарок, украсил слоновой костью, потратил время...

– А что вам ответил Иванов, почему он играл на такой простой скрипке?

– Сказал, что она у него от отца, а тому досталась от его отца. Семейный инструмент. Леня был из музыкальной семьи, но небогатой. И вот, играл на ней всю жизнь, стал известным музыкантом. Хороший музыкант на любом инструменте сыграет так, как плохой не сыграет и на Страдивари. Знаете, однажды великий Виотти шел по бульвару в Париже и услышал, как нищий слепой музыкант мучает жестяную скрипку. У него, видно, не было денег на настоящую. Виотти стало интересно, и он захотел эту жестяную скрипку у нищего купить. Взял ее у него и стал играть. Собралась толпа, им накидали полную шляпу денег, и Виотти отдал их за жестяную скрипку. Потом за ним долго бежал племянник этого нищего, предлагал за шесть франков сделать ему еще такую.

– Ираклий Александрович, в паспорте ведь указан владелец скрипки? – Штарк готов был хоть весь день слушать истории старика, но опасался, что Амиранову скоро наскучит травить байки и он выставит гостя, не сказав ничего по существу.

– Вы не профессиональный музыкант? Иначе вы бы знали, что указано в паспорте. Да, конечно.

– Я любитель, Ираклий Александрович. А с тех пор, с восемьдесят седьмого года, вам больше не приносили эту скрипку на экспертизу?

– Нет, не приносили. Но вы можете узнать в архиве, чья она теперь.

– Мне сегодня не смогли там помочь.

– Конечно, вы же, наверное, просто показали фотографию, а фамилию владельца не назвали. Как же они могли вам найти?

Амиранов снимает трубку стационарного телефона с диском и звонит в архив.

– Виктория Павловна, не откажите в любезности, помогите мне посмотреть, кому теперь принадлежит скрипка, которая раньше была у Леонида Иванова? Помните его, он еще был концертмейстером в Большом?

У Виктории Павловны тоже, оказывается, отличная память. Она просит перезвонить ей через пятнадцать минут. Амиранов наконец указывает Ивану на стул, и они проводят эти минуты в светской беседе, на редкость неуютной для Штарка: он изо всех сил старается не выдать, что никакой он не музыкант.

Сарай главного эксперта Иван покидает, зная главное: коричневая инкрустированная скрипка числится в собственности у Роберта Иванова, внука покойного концертмейстера Большого театра.

– Надо же, и внук его тоже скрипач, – кивает Амиранов. – Кровь сильнее моды. Это что же, он продает вам скрипку? Семейную реликвию?

– Нет, у продавца другая фамилия. Теперь я понимаю, о чем его спросить. Огромное вам спасибо, Ираклий Александрович, что бы я делал без вас!

– Обращайтесь, пока я жив, – отвечает мастер сухо. – Как ваше имя, вы сказали?

– Иван. Спасибо еще раз, возможно, я поймаю вас на слове.

Не тратя больше слов, Амиранов закрывает дверь с табличкой, а Штарк некоторое время стоит задумчиво в музейном дворе. Что же, этот Иванов продал свою скрипку во Франции, а потом она попала к мистеру Лэму? И если лучшие в мире эксперты допускают, что это «страдивари», почему Амиранов – явно опытный профессионал – так категорично утверждал обратное? Штарк решает не докладывать пока Молинари, что он выяснил: ведь никаких выводов сделать еще не получается. Первым делом надо бы найти Роберта Иванова. Раз он переоформил на себя паспорт скрипки, значит, высока вероятность, что он профессиональный музыкант и ездит на гастроли. Может, и через Интернет найдется, если солист.

По дороге к метро Штарк запускает поиск – «Роберт Иванов скрипка» – на телефоне и тут же находит «Сибелиус-квартет»: удобно, что у скрипача редкое имя. От долговязого очкарика, на ходу уставившегося в экран мобильника, шарахаются прохожие. Штарк не замечает этого: к «Новослободской» ноги несут его на автомате, а мозг тем временем вычисляет, как раздобыть телефон Иванова или хотя бы кого-нибудь еще из квартета. Наконец он едва не налетает на детскую коляску – успевает сделать шаг в сторону, уже увидев розовые колесики, почти упирающиеся в носки его ботинок. Извинившись перед бабушкой, впряженной в коляску, и получив в ответ огненный взгляд, Иван убирает телефон в карман. Последнее, что он увидел на экране, – интервью на «Опенспейсе» с первой скрипкой «Сибелиус-квартета», Николаем Иноземцевым, по случаю победы на конкурсе камерных ансамблей. Наверняка интервьюер или давно знает этого Иноземцева, или уж взял у него телефон на будущее. Остановившись посреди тротуара, Иван находит на сайте телефон редакции и фамилию шеф-редактора отдела академической музыки. Объяснив, что его банк хотел бы ангажировать «Сибелиус-квартет», очень понравившийся председателю правления, на концерт, посвященный годовому собранию акционеров, через десять минут, уже подходя к «Новослободской», получает эсэмэску с телефоном Иноземцева и припиской: «Только они уже вместе не играют :-((».

Вместо того чтобы спускаться в метро, Штарк набирает присланный номер.

– Слушаю вас, – отвечает высокий голос – пионерский, классифицирует его выросший в СССР Иван.

– Николай, здравствуйте. Меня зовут Иван Штарк, я вам звоню по поводу «Сибелиус-квартета».

– «Сибелиус-квартета» больше нет, – отвечает Иноземцев таким тоном, будто Иван дозвонился в квартиру только что умершего человека.

– Это очень жаль, – остро чувствуя свою бестактность, соболезнует Штарк. – В таком случае, возможно, вы подскажете мне телефон вашего товарища, Роберта Иванова?

– А зачем вам Иванов? – Голос на другом конце становится подозрительным.

– Я бы хотел объяснить ему при встрече. Речь пойдет о его скрипке. – Иван не видит смысла скрывать тему разговора; сегодня он и так уже два раза лгал без особой необходимости, просто для удобства, а ведь нет для кармы ничего вреднее.

– О его скрипке, вы сказали?

– Ну да, именно.

– Знаете... А давайте сначала с вами встретимся и поговорим. Прежде чем вы пообщаетесь с Ивановым.

Предложение кажется Штарку несколько странным. С другой стороны, за одно утро он и так невероятно далеко продвинулся. Как настоящий сыщик! Может, и от этой встречи будет толк.

– Конечно, давайте. Когда?

– Мы сегодня играем в Зале Чайковского. Мы, ну, наш оркестр. Пятую симфонию Малера. Приходите на концерт или, хотите, после концерта. И можно будет все обсудить.

– Хорошо, Николай, постараюсь прийти на концерт. Заодно послушаю вас.

– Ну, лично меня вы там не очень-то услышите. Это же не квартет. – В голосе его снова звучат похоронные нотки.

– Я тоже больше люблю камерную музыку. Но все равно спасибо за приглашение, я позвоню, когда концерт закончится, хорошо?

– Хорошо.

– Спасибо, до вечера.

Вместо того чтобы спускаться в метро, Иван поворачивает назад, в сторону «Маяковской», с намерением купить билеты на концерт себе, Софье и Ирке. Он, конечно, понимает, что билеты наверняка будут в кассе и вечером, но он из тех, кто приезжает в аэропорт за три часа до вылета, чтобы не опоздать. Приключения – это всего лишь плохое планирование, как говаривал Амундсен.

На улице не слишком жарко, но солнце иногда выглядывает из-за пышных облаков – именно в такую погоду Москва бывает красивым городом. Штарк с удовольствием вышагивает по Долгоруковской, начиная обдумывать дальнейшие действия. И вдруг понимает, что думает на ходу и звонит с улицы, потому что не чувствует себя в силах делать все это дома. Когда он – недолго – жил с матерью Ирки, Татьяной, он все время тяготился присутствием других людей в его личном пространстве и с удовольствием уходил по утрам на работу, где у него – не вполне по статусу, а на правах старого друга предправления – имелся кабинет; разойдясь с женой, он почувствовал себя счастливее и сделался совсем уж нелюдимым мизантропом. С тех пор как к нему перебралась Софья, он чувствовал, что меняется, – по крайней мере, его совершенно не раздражали ни ее зубная щетка в ванной, ни бельишко в комоде, ни новые, женские запахи, ни даже реорганизация, устроенная Софьей на кухне. Ивану казалось, что и ребенок только украсит его домашнюю жизнь; но, вот чтобы подумать, ему по-прежнему хочется спрятаться даже от Софьи. «Непорядок, – решает Штарк. – Буду все с ней обсуждать и советоваться, а то опять получится как в прошлый раз. Вот прямо сегодня и начну».

Получив от Софьи и Иры эсэмэски о том, что они согласны идти на Малера, Иван покупает билеты и отправляется домой – по-новому строить семейную жизнь, а заодно и работу. Если можно считать работой любительский сыск.

Дома Софья свила гнездо на диване. Перед ней книжка Акунина (в Бостоне Софья пропустила его триумф, и теперь читает романы про Фандорина впервые, больше чем через 10 лет после выхода), а также открытая и почти пустая коробка с мармеладом. Утром, перед уходом в музей, Иван видел эту самую коробку на кухне, запечатанную. «Значит, – думает Иван, – скоро будет жаловаться, что слишком быстро набирает вес и ее за это ругает врач».

– У меня вот тоже детективная история развивается, – говорит он, усаживаясь на ковер возле дивана и кивая на Акунина.

– Хочешь мне рассказать? – В ее взгляде прямо-таки изумление.

– А что тебя так удивляет? Я все тебе рассказываю.

Софья с хохотом падает на спину.

– Да, любимый, конечно, – говорит она, отсмеявшись. – Ты у нас самый общительный, самый откровенный.

– Не хочешь, не буду ничего рассказывать, – по-детски надувает губы Иван, густо краснея. Как все рыжие, он к этому склонен. – В прошлый раз ты заявила, что это игрушки для мальчиков.

– Мало ли что я заявила. Ты что-то выяснил про ту скрипку?

– Я был в Музее Глинки, говорил с мастером, который проводил ее экспертизу двадцать пять лет назад. Колоритный такой персонаж, Ираклий Александрович Амиранов. Глубокий старик, но сохранился отлично и еще работает. В общем, он говорит, что никакой это не «страдивари», а какой-то неизвестный француз.

– А ты уверен, что это та же самая скрипка?

– Амиранов был уверен.

– Может быть, их несколько похожих? Все-таки ты показал ему только фотографию. А он, ты говоришь, старенький...

– Я думаю, мы сегодня вечером поймем, обознался он или нет.

– Как это?

– Амиранов вспомнил давнишнего владельца скрипки. Спросил в архиве, и выяснилось, что теперь она числится за внуком того скрипача. Я нашел музыканта, который играл с этим внуком в одном квартете. Ну, и сегодня вечером мы же идем на концерт. Он там будет, мы договорились пообщаться.