Читать книгу Драма жизни Макса Вебера - Леонид Ионин - Страница 7
Глава 1. Молодой профессор
Поиски будущего
ОглавлениеИтак, летом 1893 г. Марианна Шнитгер стала Марианной Вебер. Вскоре после венчания и пышной свадьбы в Эрлингхаузене молодые отправились во Фрайбург; именно там Марианна, активно образовывавшая себя в университете, подружилась с Эльзой. Сам Макс успешно интегрировался в университетскую и околоуниверситетскую среду, установил дружеские отношения с философом Генрихом Риккертом и другими фрайбургскими профессорами (я назвал уже Алоиза Риля, дядю Фриды Шлофер), активно сотрудничал с политическими и экономическими организациями в национальном масштабе. И конечно, работал. Однако публикаций у него за фрайбургский и дофрайбургский периоды оказалось не так уж много. Это прежде всего две опубликованные диссертационные работы «К истории торговых обществ в Средневековье» и «Аграрная история Рима и ее значение для публичного и частного права». Обе диссертации Макса Вебера обсуждались и защищались с огромным успехом. Один из коллег оставил описание защиты второй, так называемой хабилитационной работы. После того как была завершена первая стадия защиты, всем присутствующим было предложено, если они пожелают, оппонировать диссертанту. «Из круга слушателей поднялся старый господин, худой, как паук, с очень красивыми седыми, гладкими волосами и выразительным профилем; это был Теодор Моммзен <…> Он высказался по второму тезису: докторант, говоря о colonia и municipium, предложил определения, которые показались ему, занимавшемуся этим всю жизнь, удивительными, и по поводу них он попросил дать дальнейшие разъяснения. Началась дискуссия между Моммзеном и молодым Вебером. Моммзен в завершение сказал, что он еще не вполне убежден в правильности веберовского тезиса, но не хочет препятствовать продвижению докторанта и поэтому не будет настаивать на своем возражении. У молодого поколения часто появляются новые идеи, которые предшествующее поколение не может сразу принять, возможно, что так дело обстоит и в данном случае. „Но когда мне придется лечь в могилу, то я никому не сказал бы более охотно: „Сын, вот мой меч, для меня он становится слишком тяжелым“, – чем глубоко уважаемому мною Максу Веберу“. С этими словами открытый диспут <…> был закрыт» (МВ, 104–105). Надо только заметить, что обе диссертации были подготовлены и защищены еще в дофрайбургский период. То же относится к большой статье «Аграрные отношения в древности» в «Словаре наук о государстве». Эту и без того большую статью Вебер совершенствовал и дополнял для каждого нового издания словаря, так что в результате к третьему изданию она была увеличена в несколько раз (!), достигла объема немалой монографии и как монография переиздавалась и переводилась на иностранные языки впоследствии4. Все эти три работы (обе диссертации и словарная статья) относились к одному проблемному комплексу и представляли собой исследование характерных для капитализма хозяйственных форм в древности, то есть в докапиталистический период истории. По методу это было своеобразное, характерное исключительно для Вебера сочетание правового, экономического и социологического подходов. В целом оно может рассматриваться как начальный этап всего, если можно так выразиться, жизненного научного проекта Макса Вебера под общим названием «Хозяйство и общество».
Особняком в этом смысле стояло разрабатываемое Вебером по заказу Союза социальной политики социально-экономическое исследование положения сельскохозяйственных рабочих в Восточной Пруссии. Это было прикладное исследование, причем прикладное в двух смыслах. С одной стороны, оно имело своей целью сбор материалов для планируемого прусским парламентом закона о поощрении немецких поселений в Восточной Пруссии и регионе Позен (в 1919 г. по Версальскому договору Позен был передан Польше и стал польским городом Познань). Закон был вызван растущей полонизацией или, как ее именовали, внутренней колонизацией региона, причем она происходила, так сказать, на уровне работников при сохранении в целом традиционного юнкерского землевладения. С другой стороны, оно было «прикладным» в том смысле, что молодой доцент Макс Вебер преследовал здесь не только научные или политические, но и сугубо личные цели. Для него было важно выйти из финансовой зависимости от отца и наработать собственные механизмы обеспечения семьи. Надо при этом заметить, что именно Вебер-старший был председателем комиссии палаты депутатов по выработке названного закона, и легко предположить, как это и делает Кеслер (DK, 346), что назначение руководителем исследования молодого доцента, до той поры никак себя на этой ниве не проявлявшего, не обошлось без некоторой поддержки отца.
И наконец, брошюра под названием «Биржа». Как пишет Кеслер, серьезно изучивший начальный период творчества Вебера, причина его обращения к биржевой проблематике столь же неочевидна, как и его интерес к польским батракам в Восточной Пруссии, ведь до этого времени, то есть до 1894 г., Вебер не написал ни строчки на эту тему, вообще не проявлял к ней ни малейшего интереса. Но и здесь должны были быть причины «прикладного» характера. Марианна, которой причины, конечно, известны, ограничивается безличным суждением типа «рассвело» или «оно настало»; она пишет: «Надвигается нечто новое: специальное изучение биржи. Вебер и в этой области становится компетентным» (МВ, 175). В действительности планируются новые законы, создана депутатская комиссия. Вебер включен в совет экспертов, своего рода временный Биржевой комитет, он публикует несколько статей, а также пишет популярную брошюру для рабочих о бирже «Руководство к пониманию биржи и банка ценой в 10 пфеннигов». Главная идея заключается в том, что даже чисто спекулятивная торговля служит не только частному капиталу, но и обществу, ибо выполняет важные и полезные функции выравнивания цен и распределения доходов. Марианна цитирует его письмо от 20 ноября 1906 г. с впечатлениями от заседания комитета, где собрались политические и капиталистические магнаты, конкурирующие за овладение Германией, – представители крупной промышленности и банковского капитала и крупнейшие землевладельцы: «Мы заседаем в помещении бундесрата, люди с биржи оккупировали весь главный стол <…> Несколько оживленных столкновений с этими господами уже произошло. Я также уже сцепился с этими отчаянными парнями, но тон до сих пор настолько вежлив, что бояться взаимного уничтожения не следует. Однако очевидно, что до сих пор я пользуюсь расположением миллионеров, по крайней мере, тайный коммерческий советник Х так настойчиво жмет мне руку, что я удивляюсь, не находя чек в несколько 100 000 марок под моей папкой» (МВ, 177). Судя по описываемой ситуации, можно предположить, что последняя фраза вовсе не шутка или же шутка только частично. Во всяком случае, Вебер связывал с этим направлением деятельности определенные политические и финансовые перспективы, как личные, так и семейные, может быть, даже семейные в первую очередь. Кеслер пишет, что Макс Вебер-старший, управлявший наследственным состоянием Елены (своей жены и матери Макса), составлявшим почти полмиллиона марок, вложил его в акции железных дорог, как немецких, так и американских; политическая и экономическая аналитика от молодого профессора национал-экономии, имеющего возможность получения доверительной информации, в этой ситуации, конечно, не была бы лишней.
Конечная цель всех этих биржевых занятий Вебера состояла очевидно, в том, чтобы войти в постоянный Биржевой комитет, что открывало бы очень хорошие политические перспективы. Однако при голосовании его кандидатура была отклонена. На первый взгляд может показаться, что это не очень существенный факт, ибо он не влиял на становление его собственно научного авторитета, но надо учитывать, с каким рвением Вебер стремился в практическую политику и как разочаровывающе действовали на него эта и некоторые другие неудачи, о которых еще пойдет речь. Вообще интересно, почему попытки Вебера реализовать свои политические амбиции постоянно оказывались неудачными. Его компетентность никогда не ставилась под сомнение, его способности оратора и публициста, что весьма важно для политика, всегда отмечались на общем фоне, в политических дискуссиях он везде и всегда был на виду и становился или, по крайней мере, выглядел победителем, но когда начиналось распределение, так сказать, трофеев политической победы – мест и постов в выборных органах, в руководстве партий и организаций, – Вебер оказывался либо забаллотированным, как здесь, в Биржевом комитете, либо получал второстепенные и бесперспективные роли. Несколько раз он проваливался на выборах в региональные парламенты. В 1919 г. он сыграл очень большую и важную роль идеолога и пропагандиста в становлении Немецкой демократической партии и в ее кампании на выборах в общегерманский парламент и в результате не получил места в партийном списке (с. 337). А ведь даже супруга Марианна, уступавшая ему по многим политически релевантным характеристикам, постепенно собрала в свои руки общее руководство всеми до того разрозненными женскими союзами и организациями Германии и, кроме того, была избрана в баденский парламент.
Пока же речь идет только о неудаче при выборах Биржевого комитета. Но впечатление от неудачи 1896 г. быстро исчезло на фоне поступившего предложения возглавить кафедру национальной экономии в Гейдельбергском университете. Если подытожить, с каким багажом уезжает Вебер из Фрайбурга, то результат оказывается в некотором роде двусмысленным. С одной стороны, конечно, можно согласиться с критически мыслящим Дирком Кеслером, который считает, что даже если добавить к большим работам целый ряд рецензий в научных журналах, опубликованные материалы по исследованию польских сельхозработников, статьи по текущим религиозно-политическим проблемам, количество и качество публикаций будет, конечно, весьма приличным, но не исключительным. Если бы, пишет он, такое же количество и качество материалов сохранялось бы стабильно на всем протяжении его жизни, то после смерти и поныне Макс Вебер не занимал бы того выдающегося места в коллективной памяти профессии, которое он занимает фактически. С этим, очевидно, следует согласиться. Но в то же время нельзя не признать, что это был великолепный старт. Если в 30 лет Вебер стал полным (ординарным) профессором во Фрайбурге, то в 33 года он был приглашен в Гейдельбергский университет. Если Гейдельберг был тогда Меккой немецкой общественной и гуманитарной науки, то университет был ее Каабой.