Читать книгу Резидент Галактики - Леонид Иванович Моргун, Л. Моргун - Страница 2
II. Что-то и кто-то
ОглавлениеУтром следующего дня, когда Руслан Тимурович, как всегда, к восьми утра явился на работу, его вызвал к себе начальник отдела кадров Александр Павлович Павелецкий, человек с круглым, гладким лицом и вкрадчивыми манерами, отзывавшийся на броское и экзотическое прозвище «Сан-Паулыч». Усадив Бабаева на стул, он тщательно прикрыл за ним дверь и сел напротив него, сложив белые пухлые руки ни округлом брюшке. На лице его играла кроткая и в то же время снисходительная улыбка. От его ласкового, участливого взора Руслан Тимурович отчего-то покраснел и потупил взор.
– Ну-с, – негромко сказал Сан-Паулыч, – сами увольняться будем или как-с?..
– П-простите, – запинаясь, пробормотал Бабаев, – но я… не понимаю…
На его вопросительный взор Сан-Паулыч развел руки и возвел очи горе с видом безграничного сожаления.
– Имеем указания, – пояснил он. – Так что ты подмахнул бы заявленьице подобру-поздорову. А то ведь сам знаешь, какие они… Им недолго и статеечку привесить.
И напомнил «бабушке» о допущенном им полгода назад опоздании на работу. Случилось это по вине опоздавшей электрички, однако тогда из толпы, текущей по проходной, директор избрал именно Бабаева для «выпуска паров» и клял его битых полчаса, а потом, рассвирепев от робкого возражения, влепил выговор и лишил премии. Сан-Паулыч был абсолютно согласен, что все это, конечно, дико, чудовищно, несправедливо, но всё равно, опоздание осталось опозданием. На служебном языке этот проступок именовался «нарушением трудовой и производственной дисциплины». В наказание за это администрация имела право послать нарушителя мести улицу и копать канаву, или уволить его по статье, с которой его не примут даже в ассенизаторы. Мимоходом показал даже решение профсоюзного комитета, который не возражал по поводу любого из этих решений. Но, подчеркнул он, наш директор, жалея тебя, готов согласиться на увольнение по собственному желанию.
Бабаев улыбнулся. Милосердия в директорском решении было немного. Скорее всего, он просто решил подстраховаться против возможного жалобщика, тем более располагающего немалыми аргументами по поводу его махинаций. Как по мановению волшебной палочки, на свет появился бланк заявления с размашистым директорской резолюцией. Его оставалось только подписать. Что Бабаев и сделал.
В отделе ему сочувствовали, но не советовали связываться с судом. Что ни говори, а именно Низамов отделал здание суда плиткой, мраморной крошкой, пластиковыми панелями, алюминиевыми дверями и окнами. Он был предусмотрительным человеком и подстраховывал себя на всех уровнях.
Попрощавшись с девочками и своей начальницей, Бабаев сложил в портфель свои книги и справочники по экономике и планированию и вышел из отдела, чтобы уж больше в него не возвращаться. В кассе его уже ждали расчетные деньги, премия и даже тринадцатая зарплата. К одиннадцати часам утра он покинул завод. Его согревала лишь мысль о том, что раз уж для него наступила новая жизнь, то и трудовую деятельность пора начинать по-новому.
Очень непривычно для него было средь бела дня, вместо того, чтобы сидеть за своим видавшем виды, покарябанным столом, вдыхать свежий утренний воздух, ароматы свежеполитых клумб, с каким-то новым чувством озирать пробуждающуюся природу, слушать пение птичек и тарахтенье газонокосилок.
Сидя на лавочке, он прислонился к фонарному столбу.
Это был совершенно новый железный столб. Он мог простоять века, если бы был достаточно глубоко вкопан. Кроме того, он был выкрашен. Его сладко щекотала мысль, что часть своей краски он оставит на плаще сутулого человечка, имевшего неосторожность к нему прислониться. А кроме того, он сурово и непреклонно исполнял свое главное предназначение. Он нес миру свет. Правда, ночью свет почему-то не зажигался, зато днем горел в полную силу.
Источником света служила большая, продолговатая, сиреневая лампа.
Лампа также была очень молодой. Ей отроду не было и нескольких месяцев. Но с самого дня рождения она была неизлечимо больна. Выпущена она была в конце квартала, стекло для нее варили с грубейшими нарушениями технологии, стенки изобиловали микроскопическими трещинками и кавернами, которые с пугающей неизбежностью пропускали воздух и выпускали драгоценный инертный газ. Спираль ее из последних сил испускала фотоны, но вместе с ними теряла и драгоценные электроны из своей хрупкой вольфрамовой оболочки. Неожиданно в цепи скакнуло напряжение – и лампа лопнула, брызнув осколками на шляпу скорчившегося внизу человека…
На какие-то доли секунды Руслан удержался в усике, торчавшем из цоколя. Но усик быстро остывал на свежем прохладном вет… (но-но, никакого ветра! Это же Массив!) И облачко гравитонов переместилось в длинный гудящий провод.
Провод протянулся на многие километры. Тяжелыми узлами оплетал он фарфоровые изоляторы, тщетно пытался согнать садившихся на него голубей и всем своим многожильным телом ощущал мощный поток мчавшегося по нему электричества…
В первые наносекунды Руслан растерялся и даже не осознал, что с ним, собственно, произошло. Его сознание оказалось раздробленным на мириады частиц, которые хаотически неслись куда-то, подталкивая и опрокидывая друг друга, сталкивались, поворачивали назад и снова устремлялись вперед. Он совершенно потерялся, растворился в этом безграничном Массиве, и лишь ничтожная часть его полей беспомощно призывала к спасению, несясь с околосветовой скоростью по проводникам. Совершив несколько тысяч бешено-стремительных витков по городу, осветив окрестные села и фермы, крутнув сотни станочных валов и звякнув в трамваях, то, что оставалось от Руслана, вошло в радиопередатчик, произвело полезную работу и вылетело в пространство с потоком электромагнитных волн.
На этом деятельность новоявленного Руслана можно было бы считать оконченной, если бы несколько квантов его существа не уловил пролетавший над городом спутник.
Резиденту потребовалось несколько долгих часов, чтобы осознать себя в новом качестве, собрать растерянные силы, согреться в лучах Солнца, впитав энергию через зеркальные плоскости батарей, отведать высококалорийного питания от портативного атомного реактора, проникнуть в самые отдаленные участки своего нового тела и наконец полностью ощутить себя спутником.
Это был хороший, даже роскошный спутник, выведенный на орбиту полтора месяца назад. Он мог вращаться еще десятки лет, самостоятельно корректируя орбиту. Он стоил миллионы долларов и был горд этим. Уверенно и методично пролетал он над планетой, пристально вглядываясь в ее ландшафт. Великолепно работали все его системы, компьютер четко отрабатывал изображение, лазерный фотоаппарат уверенно фиксировал, снимал и передавал в Центр всю интересующую информацию.
В компьютер поступил приказ немного снизиться и особенно тщательно сфотографировать указанный квадрат. Да ради бога! Дальность не помеха. Такую аппаратуру, как у него, только поискать. И спутник принялся фотографировать большое зеленое поле, и летчиков, прогуливавшихся у командного пункта (он мог сосчитать даже звездочки на их погонах), и самолеты, серо-бурые громадины с красными звездами на крыльях, которые тяжело выруливали на взлетные полосы…
Опознавательные знаки его отрезвили. Спутник прекратил передачу информации и, невзирая на мольбы и проклятия заокеанских господ, приступил к снижению.
Тут неожиданно прорезался Фляр:
– Не смейте!
– А, это ты, старина, – обрадовался Руслан.
– Что вы собираетесь делать с этим спутником?
– Да вот, опуститься, кое-что подремонтировать…
– Только не на этом спутнике.
– Но почему?
– Потому что вы сажаете его на ваш аэродром. А он принадлежит другой державе.
– Ну и что?
– Это означает передать вашей стране чужие секреты. Это неэтично.
– А подсматривать за нами – этично?
– Немедленно прекратите снижение! – загромыхал Фляр. – Ваш спутник не долетит до земли. Он попросту сгорит в атмосфере.
Последний довод показался Руслану весомым. Он прекратил снижение, но напрочь заблокировал все источники информации на спутнике.
– И на будущее учтите, – выговаривал ему Фляр. – Всем свойственно почитать места, откуда они произошли. Но вы теперь единственный представитель всей планеты в Ассоциации и потому должны воздерживаться от неэтичных поступков. Как вы вообще ухитрились войти в этот спутник?
– Понятия не имею, – чистосердечно признался Руслан, – кажется, все началось с фонарного столба…
– Тяжело будет вас теперь приземлить. А вокруг, как назло, ни одного космического корабля… Хотя, подождите, я вижу какое-то тело…
Это были последние слова Фляра. Но Руслан и сам уже заметил, а вернее даже будет сказать «ощутил» каким-то неисследованным еще чувством приближающуюся глыбу. Разглядеть ее было непросто. Объект был чернее самой ночи. Он стремительно проскочил мимо Солнца. Но в яростно полыхающей короне Руслан успел различить очень вытянутый эллипсоид длиной около тридцати метров. Желая уточнить его размеры, Руслан высветил его лазерным лучом. И тем самым подписал себе приговор.
Эллипсоид стремительно двинулся к спутнику и поглотил его.
Для спутника наступили безоглядная ночь и тишина. Тело его пронзили потоки жесткого рентгеновского излучения. Его изучали. Затем мощный удар разделил оболочку спутника на части, не повредив, однако, реактора.
Несколько минут потребовалось Неизвестным, чтобы досконально выяснить устройство спутника, принципы его работы и определить примерный интеллектуальный уровень создавшей его цивилизации. Затем плотный пучок нейтронов распылил его на атомы…
* * *
Амаурина погибала.
Она констатировала это так же четко, как сам факт своего существования, потребления и переработки энергии, отправления естественных потребностей. Ей оставалось прожить еще две-три сотни лет – жалкий мизер по сравнению с тем, что ею было прожито, можно и должно было прожить. Себя она считала прекраснейшим, совершеннейшим из всех живых существ, исключая, естественно, ее богоравных хозяев. Они заботливо вырастили ее, воспитали, наделили массой знаний и способностей, за что она им верой и правдой служила. К сожалению, сейчас она уже смутно помнила их прекрасные, нежные, переходящие друг в друга лики, их одобрение и гордость за нее. Она, существо из плоти и крови, была их единственной надеждой в немыслимо трудной борьбе с врагами, посмевшими не покориться величию их разума.
За долгие тысячи лет Амаурина прошла бесчисленное множество километров, видела рождение и гибель звезд, проскочила в пугающей близости от сгустка аннигилировавшей материи, благополучно пронзила центр Галактики, едва не погибнув в раскаленном месиве взрывающихся атомных ядер, дважды восставала из небытия. И вдруг так глупо, так непростительно бездарно позволила заманить себя в ловушку и попала в губительное скрещение силовых полей.
Враги беспощадно искромсали ее могучее, совершенное тело, разрушили систему ориентации и, самое страшное, повредили ее уникальный, отточенный мозг. С величайшим трудом собрав остатки терзаемого мучительной болью и страхом сознания, Амаурина каким-то чудом ухитрилась развить субсветовую скорость, перекрыла границы нового измерения и… пришла в себя лишь здесь, в совершенно незнакомом ей мире, где горели неведомые солнца, созвездия образовывали непривычные сочетания, рядом полыхала небольшая желтая звезда, а вокруг нее быстро вращалась двойная планета. Та, что побольше, была заселена.
На ней в мире и согласии сосуществовали десятки миллиардов живых организмов. Одни витали в воздухе, другие – таились в воде, третьи крепко вцепились в почву, но не двигались с места, лишь протягивали конечности навстречу сильной звездной радиации. Но на планете существовали и иные создания. Их гигантские стальные туловища двигались по океанам, проносились в воздухе между континентами или сновали по двум железным полозьям, подобные гигантским гусеницам. Такие же омерзительные металлические монстры, слепо копирующие создания природы, таились под водой. Будучи живым, одушевленным существом, Амаурина возненавидела их.
За годы жизни она побывала на многих планетах. На некоторых злобные механические чудовища подчинили себе живые организмы, даже высокоразвитые, подмяли под себя, жестоко угнетали их. Были и такие, что полностью отрицали право органической материи на существование. И истребляли ее, где только могли. То были коварные и безжалостные порождения разума, запутавшегося в спиралях эволюции.
Орбитальный космический аппарат Амаурина заметила уже давно. Аппарат испускал инфракрасное, электромагнитное и слабое гамма-излучения, вероятно, в результате распада малого количества радиоактивного вещества.
Слегка насторожило ее то, что аппарат обменивался импульсами с объектами на второй, пустынной планете. Амаурина подавила разговоры. Но тогда спутник набрался наглости и высветил ее лазерным лучом. Над этим возмутительным фактом Амаурина размышляла не более четверти секунды. Спустя этот промежуток времени спутник был захвачен, а объект, с которым он переговаривался, поражен пучком античастиц. Быстро исследовав захваченный аппарат и не найдя в нем и следа органической деятельности, кроме нескольких простейших спящих бактерий, Амаурина распылила и поглотила его, не ощутив скользнувшего в ее организм пучка гравитонов. Ей было не до гастрономических тонкостей. Организм ее давно истосковался по атомам редких металлов, в изобилии содержащихся в аппарате.
Амаурина устала от странствий. Не прошли бесследно и стычки с врагами, и грандиозные космические катастрофы, свидетелем которых она была. Тяжкий отпечаток наложило и исправленное пространство, в которое она ненароком забралась и с таким трудом вышла обратно. Она находилась слишком далеко от дома и давно уже не имела связи с хозяевами. На позывные они не отвечали. Следы их давно истерлись с пустынных космических тропинок. И только чудом уцелевший участок памяти бережно хранил воспоминание об их ласковых прикосновениях и дружелюбных напутствиях перед дальней дорогой.
Это было очень странное и пугающее ощущение – мгновенного и резкого провала в памяти. Амаурина старалась, но не могла вспомнить ни облака Хозяев, ни их поведения, ни звуков, издаваемых ими. Только обожженная радиацией кожа еще хранила память о теплом прикосновении – легкий шлепок… ласка, по которой она так истосковалась.
Амаурина неплохо владела прочими органами чувств, почти полностью восстановила способность передвижения в пространстве, но абсолютно не представляла, для чего она это делает. Можно было восстановить в памяти обрывки впечатлений, но они не складывались в целостную картину. Ей так хотелось отдыха, покоя, умиротворения, блаженной бездеятельности, но врожденный инстинкт властно гнал ее на поиски чего-то… Чего? Она не представляла.
Размеренно и неторопливо совершала Амаурина виток за витком вокруг планеты, мучительно пытаясь вспомнить, что же нужно совершить, встретившись с цивилизацией такого уровня. Какие-то действия она обязана была предпринять, выполняя свою миссию, заветы Хозяев. Основной принцип ее существования заключался в том, что она должна была пересекать пространства, выискивать населенные планеты и…
Мозг ее был серьезно поврежден в стычке, рана обильно кровоточила, и хоть она и смогла заживить поврежденные ткани, значительная часть ее памяти была изолирована и напрочь захоронена в тайниках подсознания.
Амаурина медленно погружалась в стратосферу планеты, проплывая над белоснежными облачными полями, пристально вглядывалась в лесные массивы, аккуратные зеленеющие квадратики полей и городские кварталы.
Пятый закон ее существования властно приказывал заботиться о собственной безопасности.
Четвертый призывал приложить все усилия к исполнению первых трех законов.
Третий приказывал оберегать друзей.
Второй – неустанно бороться с врагами…
Но все они исходили из первого закона, который вылетел из памяти. А без знания его Амаурина не могла составить верного мнения о тех, кто населяет эту планету, о бесчисленных едущих, плывущих, летящих, идущих… друзьях? Врагах?..
Естество ее не протестовало против большинства из них, хоть они и существовали на иной, чем у нее, белково-углеродной основе. Более того, неказистые, четырехконечностные, полужидкие создания даже смутно напоминали ей кого-то… Но кого?
Мучимая этими томительными размышлениями, Амаурина позабыла про обычные меры предосторожности, не изменила спектра преломления лучей на оболочке и, таким образом, стала видимой как в оптическом, так и в радарном диапазонах.
Капитан Морис Периньоль совершал обычный патрульный полет на истребителе «Мираж-5», приписанном к эскадрилье N 5661, базирующейся на военно-воздушной базе Монт-де-Маршан.
В 16 часов 42 минуты 24 секунды по Гринвичу, пролетая над территорией департамента Жиронда, капитан обнаружил неопознанный управляемый летающий объект в форме эллипсоида светло-серого цвета. Объект двигался со скоростью 875 километров в час на высоте 11000 метров. Об увиденном он немедленно сообщил на базу.
– Поздравляю вас, ребятки! – воскликнул дежурный диспетчер, лейтенант Анри Саваль. – Наконец-то и у нас появились летающие тарелочки! Морис, ты не видел в ней маленьких зелененьких человечков?
После того, как капитан разразился возмущенной тирадой по поводу скептиков, полковник Шарль Ле-Кресси взял микрофон и спросил:
– Капитан, вы твердо уверены, что это не оптический обман?
– Черт побери! – воскликнул Периньоль. – Я вижу ее так же ясно, как собственную антенну. Это вытянутая тарелка диаметром около тридцати метров… она меняет цвет… темно-серая… голубая… почти сливается с небом… Черт, да она хочет меня стряхнуть. Она увеличивает скорость…
– Какое расстояние до нее?
– Полтора километра… километр восемьсот… два… Она отрывается!..
– Не приближайтесь! Держите ее в зоне видимости. Черт знает что! – в сердцах сказал полковник. – Впрочем, это может быть обычный аэростат или любительский дирижабль.
В 17 часов 34 минуты 22 секунды «тарелка» резко изменила курс и направилась в сторону Нанта. Через 8 – 10 минут она должна была пройти над районом, в котором в обстановке глубочайшей секретности велось строительство оборонного объекта.
В 17 часов 38 минут 12 секунд капитан Периньоль получил приказ атаковать объект, который до сего времени не отвечал на радиосигналы, не подчинился требованию приземлиться, несмотря на то, что оно было произнесено на общепринятом языке воздушных знаков и подкреплено несколькими трассирующими пулеметными очередями.
К сожалению, до сих пор не удалось выяснить, кто именно отдал этот приказ. Магнитофонная запись разговоров оказалась стертой именно в этом месте, а потом вообще безвозвратно утерянной. Представители военного командования, находившиеся в этот момент на базе, настаивали на том, что движимый патриотическими чувствами, Периньоль принял решение по собственной инициативе.
В 17 часов 40 минут 21 секунду капитан Периньоль произвел по объекту залп двумя ракетами класса «воздух-воздух»…
* * *
В первые мгновения Амаурина даже не поняла, что произошло. Разумеется, она давно заметила неказистый летательный аппарат, старавшийся привлечь к себе внимание. Это была тяжелая, неуклюжая машина из непрочных, плохо склепанных алюминиевых сплавов. Она передвигалась, сжигая неимоверное количество углеродсодеожащих веществ. Однако настораживало присутствие в ней живого существа. Если машина использовала его мозг или биологические поля, она была вдвойне опасной.
Ракеты разбились о силовое поле. Лишь один из осколков оболочки угодил в микроскопическую точку в сплетении силовых линий и опалил кожу Амаурины жаром и яростью раскаленного металла. Этот удар мгновенно пробудил в памяти второй закон ее существования – неустанно бороться с врагами!
Врагами Амаурины и ее Хозяев были все существа, не умеющие думать, дышать, чувствовать, существующие не ради счастья существования и созидания, но для подавления и уничтожения всего прекрасного, дарованного Природой – холодные бездушные машины, восставшие против своих создателей, омертвляющие и разрушающие биологические цивилизации, захватывающие все новые и новые участки космоса.
Летательный аппарат, безусловно, был врагом, ибо он не только предпринял попытку уничтожить Амаурину, но и воспользовался при этом организмом и мозгом находящегося в нем порабощенного живого существа. Ударом плотного потока частиц Амаурина распылила аппарат на атомы. Однако частицы без вреда прошли сквозь органическую ткань.
Капитан Периньоль безумным взором проводил «тарелку» и еще крепче вцепился в шелковые стропы парашюта. Органические ткани выдержали удар, но синтетический комбинезон и белье рассыпалось в прах. Капитан был наг, как Адам…
* * *
Следуя над океаном, Амаурина распылила шесть рыболовных траулеров, сухогруз, самолет «Боинг-747», выполнявший рейс Монреаль-Ливерпуль… Пролетая над территорией Канады, уничтожила завод-автомат по производству кока-колы, деревообрабатывающий комбинат, два истребителя, шесть радарных установок, одиннадцать ракет класса «земля-воздух», спутник, железнодорожный состав, вычислительный центр и бетономешалку…
В то же время в ней зародилась неуверенность в правильности своих действий. При каждом ударе по механизмам обнаруживались содержащиеся в них существа, которые мучительно напоминали ей кого-то… Врагов? Друзей? Она старалась щадить их, но они все равно гибли, падая и расшибаясь, ломая свои хрупкие кости, такие жалкие и беспомощные в руках их Вещей…
Покоривших?
Ей были известны случаи, когда разумные существа вступали в симбиоз с машинами, в целях достижения мнимого бессмертия имплантировали себе машинные органы и сами постепенно превращались в машины. Порой они, создав разумные, самообучающиеся аппараты, развязывали в них стремление к самоусовершенствованию, которое приводило к желанию освободиться от власти создателей… Но эти машины стояли на несколько порядков выше тех бестолковых и грубых образчиков, которые она так стремительно уничтожала.
Крошечный, едва уловимый червячок сомнения зашевелился в Амаурине. А что, если она ошиблась? Если не они, а им покорны железные монстры с электрическими движками и примитивными системами управления?..
Молчаливая, незримая и неощутимая, пролетала Амаурина над тайгой, над лесами и перелесками, болотами и пустошами, над озерами и реками, все пристальнее вглядываясь в лица обитателей планеты, в механизмы, которыми они пользовались, но уже не уничтожала их, а размышляла.
Она опускалась все ниже и ниже, все более и более замедляла свой полет, и наконец тяжело и беззвучно прилегла на поляну, которую с одной стороны окаймлял густой лес. С другой стороны тихо журчала речка, в водах которой плескались живые существа. При виде ее они с паническими криками бросались прочь.
* * *
Позавчера отзвенел последний звонок, и для деревенских ребятишек наступили долгожданные каникулы. Лето обещало быть жарким. Уже сейчас стояли знойные дни, правда по вечерам прохладный ветерок пробирал ознобом их загорелые тельца, но беготня, шумные игры и костры в ночном согревали их лучше, чем пиджаки и фуфайки, всученные заботливыми мамашами.
Лошадей в колхозе еще держали, хотя и много указаний насчет замены их «железными конями». Да и дети обожали своих четвероногих любимцев, знали характер и норов каждого. И не было для них большей радости, чем отправиться в ночное с табуном под начальством старого конюха дяди Сени.
К вечеру поужинали огурцами, картошкой, яйцами, салом. Дядя Сеня, как обычно, принял четвертинку «первача», как он говорил, «от вечернего ознобу», и теперь заливисто храпел поодаль от компании ребятишек, которые, сгрудившись у костра, слушали страшные истории конопатого Грицко. Рассказывал он мастерски, на разные голоса, отчаянно жестикулируя и скаля зубы.
– И вот ночью… – шептал он, закатив глаза, – слышит баба чей-то голос: «Отдай, баба, мою руку!» Баба молчит. Опять: «Отдай баба, мою руку!»…
Маленький Степа заплакал.
– Хватит тебе, Грицай, детей пугать! – сердито сказал Андрюша Голованов, серьезный светловолосый мальчик лет четырнадцати. – Вечно ты со своими ведьмаками лезешь!
– А тебе какое дело?! – возмутился Грицко. – Не нравится, так не слушай! А ну, как дам леща – сразу на одно ухо оглохнешь!
И хоть Грицко был старше него на год, да и здоровее, Андрюша сразу же вскочил, сжимая кулаки. Следом поднялся и обидчик. Ребята загалдели, зашумели, предвкушая знатную драку. Все знали, что оба «гонялись» за румяной, чернобровой Аничкой, которая делала вид, что ни того, ни другого не замечает. Но начавшееся сражение было прервано неистовым ржанием коней, которые опрометью понеслись от реки.
И что-то черное, огромное, лоснящееся в лунных лучах, на мгновение зависнув, плавно опустилось на берег реки.
Тут же все пришло в движение. Кони, дети, даже пробудившийся Сеня – все помчались прочь, гонимые паническим ужасом.
И лишь Андрюша стоял не шелохнувшись.
Это походило на кита. А киты, как он знал, не кусаются. Они иногда выбрасываются на берег. И тогда их надо спасать. И хоть река их находилась далеко от моря, да и там китов отродясь не водилось, но щемящее чувство жалости, желание поддержать, помочь беззащитной зверюге переполнило всю его душу. И тут Амаурина позвала. Это был безмолвный и отчаянный зов о помощи, призыв к любому слышащему ее живому существу, достаточно развитому, чтобы принимать телепатические волны.
Слегка оробев оттого, что он «понял», Андрюша сделал шаг, другой, третий… и пошел к ней.
Мальчишки, остановившись на пригорке, смотрели на него со смешанными чувствами восхищения и страха. Он знал, что Аничка тоже смотрит на него – и это придавало ему решимости.
– Назад, Андрюша!.. – истово завопил дядя Сеня и пальнул в воздух из дробовика.
Выстрел гулко прокатился над речкой, вспугнул сонное воронье в лесу, замер вдали, и только подстегнул замешкавшегося было мальчика.
Он преодолел последние пять шагов, поднял неимоверно тяжелую руку и положил ее на гладкий, черный бок существа…
* * *
Это прикосновение пронизало Амаурину неимоверным блаженством. Она вспомнила! Она полностью восстановила в памяти ни с чем не сравнимое ощущение тепла, доброты, ласки, которое исходило от прекраснейших в мире созданий – ее Хозяев.
И пробудился в тайниках ее памяти заглушенный скитаниями Первый Закон ее жизни: «Любить Людей и быть им послушной и верной, где бы их не встретила…» Да, теперь она не сомневалась, что на этой планете жили Хозяева. Может быть, они временно забыли о ней, может быть, утеряли даже какую-то часть своих сил и знаний, но они рядом. Амаурина вернулась на родину и не покинет ее никогда!
Она дрожала, изнемогая от наслаждения, чувствую тепло хозяйской руки, дыша одним с ним воздухом, проникаясь его добротой и близостью.
Не отрывая руки, Хозяин обернулся к другим Хозяевам и крикнул (она затрепетала от знакомых звуков его голоса):
– Хлопцы! Скачи в деревню! Пусть в райцентр звонют! К нам марсиане прилетели!..
И от этих слов, пока не понятных, но таких простых, чистых и звонких, она заплакала…
Одна из крупных и тяжелых слезинок скатилась на траву, задев потерянный давеча теннисный мячик.
Мяч осторожно откатился к костру, обогнул его, исследовал вещи, сваленные в беспорядке: пиджаки, кнуты, книжку, котелок, хворост, подстилку и воздушный змей, который ребятишки запускали весь день.
Стараясь не шуметь, Змей высвободился из-под придавившего его рукава, ловя легкое дуновение ветерка, приподнялся и взлетел в воздух…
* * *
– Готовы? – спросил хирург Ахмедов, беря ланцет. – Итак, товарищи студенты, больной Бабаев был доставлен в больницу в бессознательном состоянии и скончался сегодня утром, не приходя в сознание. Наша задача состоит в том, чтобы, произведя вскрытие, установить причину его смерти. Вскрытие начнем с брюшной полости…
– Не надо! – жалобно завопил покойник и сел на столе, прикрываясь руками…
Студенты с воплями разбежались кто куда. Хирурга Ахмедова хватил удар.
* * *
Теперь их собралось побольше. Кроме старых знакомых Уирка и Ларга, в комнате находился еще и круглый серебристого цвета еж с длинными металлическими иглами, катавшийся по стене, посланник цивилизации снэргов. В углу примостилась замысловатой формы загогулина, которую представили как фьйорга. С самого начала разговор принял неприятный характер.
– Преступление! – вопил Ларг. – Наипреступлейнейшее преступление!
– Ошибка, – вторил ему Урик. – Непростительная ошибка. Вы держали в руках космический корабль иной цивилизации и отдали его в руки людей.
– Оружие! – стонет «загогулина». – Совершейнейшее оружие! Иные средства межпространственного перемещения!
– Упустить вражеского шпиона! – надрывался Ларг.
– Я всегда говорил, что он ненадежен, – вставил «еж». – Эти белковые – они все такие. Думают только о себе, стараются только для себя.
– Преступным легкомыслием было полагаться на них! – возмутилась «Загогулина». – Они же все заодно. И он заодно с нашими врагами.
– Нет, мы выясним, кто наделил его способностями к транстипизации! – разбушевался снэрг. – Это наше кровное изобретение! И кое-кто нам очень дорого заплатит за свою щедрость!
– Кому это «нам»? – ледяным тоном осведомился Уирк. – И почему это именно «вам» кто-то что-то должен?
«Еж» моментально умолк, прекратил кататься по стене, съежился и забился в угол.
Резидент с интересом следил за ними. С момента его пробуждения в морге прошло не более трех суток, а они уже собрались сюда. Не иначе, где-то поблизости у них есть еще один передатчик. Может быть, и не один. Может быть, целая база. Их беспокойство ему вполне понятно. Еще бы, чужой разведчик, даже не разведчик, а целый звездолет действовал у них под самым носом, а они… Они положились на него. Теперь им придется оправдываться перед своим начальством. А ему – перед ними.
В тоже время его не мучили ни угрызения совести, ни раскаяние в содеянном. Он был равнодушен и немного зол.
– Вы, кажется, несколько превратно представляете себе обстоятельства случившегося, – резко вмешался он. – Не знаю, что наболтал вам Фляр…
– Фльйаргар-078 прекратил передачи одновременно с вами, – сообщил Ларг. – Он в тяжелейшем шоке после лучевого удара.
– Так что же вы хотите от меня? Ни он, ни я не успели ничего предпринять, увидев звездолет. Он перехватил наши переговоры и поразил Фляра. Со мной он тоже расправился. Попросту съел меня. Мне ничего не оставалось делать, как стать частью его.
Ему показалось, что все они осуждающе качнули тем, что заменяло им головы.
– А вы бы предпочли, чтобы я вообще перестал существовать? Да, я стал частью биопотенциала. И не смог им управлять. А что тут странного? Тут с одной травинкой управляешься. А я оказался в сложнейшем организме на десять порядков сложнее человеческого.
– Что он представляет из себя? – осведомился фьйорг.
– Глаз. огромный, всевидящий глаз, моментально озирающий огромные пространства на всех уровнях восприятия. И одновременно мозг. Одновременно и тело, умеющее трансформироваться к любым условиям. Мне с трудом удалось закрепиться в тонком слое клеток мышечной памяти. Конечно, во всем происшедшим я играл пассивную роль. Но что мне еще оставалось делать? Если бы он заподозрил неладное, я бы не смог так мирно беседовать с вами.
Кажется, поверили. Размышляют.
– Кстати, – продолжал резидент, – я не уверен, что и вы смогли бы здесь находиться. Как я понял, этот организм враждебен машинным цивилизациям, а не гуманоидным… – и тут понял, что сказал лишнее.
– Амауреты! – взвизгнул фьйорг. И стремглав вылетел в форточку, выломав часть оконного переплета с рамой.
– Послушайте, нельзя ли поосторожнее! – возмутился Руслан Тимурович. Но его не слушали. Все всполошились. Стремглав выкатился куда-то «еж». Нервно сверкал Ларг.
– Да что вы так суетитесь? – воскликнул резидент. – Он же мертв. Умер, понимаете?
Они замерли, вслушиваясь.
– Что значит «умер»? – осведомился Уирк.
– Это значит, что чужак полностью истощил свои биологические ресурсы на уничтожение наших машин, обессиленный упал на землю и умер. Теперь от него осталась лишь гора гниющего мяса. Во всяком случае, мне так показалось.
Здесь наш резидент слегка покривил душой, искренне надеясь, что легкая встревоженность его биотоков останется незамеченной шефами.
– Его необходимо доставить на 242, – заявил Ларг.
– Сто пятьдесят семь тонн, – сообщил резидент, не сморгнув глазом прибавив целую сотню.
Эта цифра бьет их как молотом. Вероятно, грузоподъемность их кораблей не столь уж высока.
– А если разделить на части?
– Тогда грош цена всем вашим стараниям остаться незамеченными. Сообщениями о пришельце пестрят все газеты мира. Его изучает правительственная комиссия, а охраняют эту тушу войска ООН: полк истребительной авиации, бронетанковая дивизия и пятьдесят пять ракетных установок.
Его моментально прощупывают. И убеждаются, что сказанное им – чистая правда.
– Я не могу решиться на дальнейшее действие без разрешения Совета, – заявил Ларг. И исчез.
Уирк ненадолго задержался. Только для того, чтобы сказать:
Я знаю человеческую манеру сообщать то, что не соответствует действительности. Мы не успокоимся до тех пор, пока не убедимся, что разведчик амауретов мертв. Все силы, весь флот Галактики будут брошены на его уничтожение. И здесь уже жизни нескольких тысяч ваших солдат не будут играть никакой роли. Скажите, вы действительно считаете, что он мертв? Уирк концентрируется, принимая облик непонятного, жутковатого переплетения трубок, проводов и зыбкого, мерцающего каркаса. Направленные волны крепко держат мозг резидента, внимательно исследуют психические каналы. Лгать бессмысленно.