Читать книгу Две пьесы без механического пианино - Леонид Жуган - Страница 3

Авоськина любовь
Тетрадь первая
Бордовые розы

Оглавление

[Наталья Леонидовна, Т а ш а, в ярости. То сбрасывает на пол акварели, то поднимает их, то снова берётся за кисть, то опять швыряет её об стенку. Видно, что это не лучший её день.]

Т а ш а.

[Ах! Ах!.. Ах, Модельяни-одеяньи!..

Ах, мода!.. Вот же выбрала призванье!

Ни грех?! Ни суета?! Не знаю, как назвать

тот взлёт или паденье к совершенству.

Что ж так заводит, в чём же здесь блаженство?

Когда лицо и звук, и жесты, и фигура,

и тренье матерьяла, и фактура

так сходятся! И не сойти с ума?!

И это всё моя рука

придумала, пришила и извила

в прекрасной геометрии причины

того, чтобы прохожий вдруг отметил,

весь приосанился, окосоглазил,

Гераклом заходили плечи,

забыл себя и папу с мамой,

вдруг потянулся к ней —

из миллиардов вынутой его глазами,

его желаньем чуда!

Ах, канальи! Ни моя ль причуда

даёт толчок природе размножаться мудро?

И он – все-всемогущ —

вдруг коготки упрячет в лапки!

А вы всё говорите: «Это тряпки!..»


[Поправляет два букета бордовых роз.]

Ха-ха! Вот-вот!

Искусство вовремя быть так одетой —

вдруг, бац! – Ромео! Ты – уже Джульетта!!!

…Что ж, нет без травки баобабов.

Всегда и в сей момент ходить-то в чём-то надо.

Вот в чём вопрос, вот Рио-Колорадо:

два берега свести:

и демократию, и стиль!

Надёжность и игру!

И день, и ночь! И пиццу, и икру!

А всё, всё упирается в закон «бритвы Оккамы»!

А проще говоря – в мини-бикини дамы:

есть жизнь, но нет дыхания романтики!

Чем плохи рюшечки и бантики?


[Вдруг останавливается как вкопанная.]

О, Господи, о чём же я? О, Боже мой,

когда беда идёт за мной!

Вот моя Стесси заболела…

Мы с ней у бабушки как три недели.

К чему всё это я, друзья, —

попала в детектив! В «Версачи на кровях»!

Не думайте, что здесь одна лишь моя роль.

Вот, вот мой местный Пуаро!


[Берёт лист акварели. Видно, что это портрет мужчины в английском костюме. Трясёт портрет обеими руками, как за отворот пиджака, в беспредельном гневе.]

Кампана-Депардье! А вот кошмар —

вот эта «пьеса» на ролях,

а я в подозреваемах…

мых?.. подозреваема!!!

Ну вдумайтесь в глагол?

По-русски – «только зрею»!

И я – убийца!.. Я?!..

Хотелось бы, да плакать не умею…]


[Звонок в дверь. Выходит открывать, возвращается в комнату с Авоськиным.]

С е р г е й.

Мадам, простите, что тревожу,

таков закон. Я каюсь и отрезал б себе ногу!

О… нет! Уже назад пришил!

Я каюсь, красотой грешим!

Ваш блеск! Что делать мне? Вишу на волоске!

Вы модельер?! Художница! Я – точно не во сне?!

Но всё ж представлюсь.

Сергей Петрович. Фэмили престранное,

но не такое уж и срамное:

Авоськин. Сам бы знал, как понимать:

то ль начихать на всё, то ль всё в себя впихать!

Спасибо, уж присяду, вы – добры!

Вот ксиво, жаль, что я из ментуры.

Шучу! Своей профессией горжусь.

И, может, Вам я пригожусь?


[Пытается кивнуть по-светски, а не по-военному.]

Когда красавица подозревается в убийстве,

всегда прошу дать ф'ото и напиться…

Не затруднит – водички и фот'о?

И, всё ж, я – друг Вам, а не тот,

кем показался, может, Вам

в чугунных очертаньях…


[Жадно пьёт налитую из сифона минералку.]

…Спасибо! Что же, жду признанья.


Т а ш а.

Сергей Петрович, рада я Вас видеть,

и ненавидеть, и предвидеть.

Я очень рада видеть Вас —

костюмчик сделан на заказ.

О кей, мне нравится, приятно любоваться.

А – ненавидеть: Стесси огорчаться

Вы не заставите, я думаю? А что предвижу:

не сядете Вы попою на лыжи,

когда я знаю, что кругом не виновата?

Но есть закон – мечта же ваша:

так обмануть безвинного страдальца,

что сам вам в рот засунет пальцы!

Я не из тех! И Вам утех таких здесь не найти!

О чём здесь речь, мон женераль? Хоть намекни,

мой дорогой Коломбо, милый мой Авоськин!

Я, правда, – ноль… хоть что-нибудь набросьте,

«эскизик» там… И не дурная это шутка,

когда я не была убийцей и минутки?


С е р г е й.

Сюжет? А… Вы уже портрет мой изваяли?

А что – похож! Когда ж нарисовали?


Т а ш а.

Перед приходом. Размышляла я:

не может быть – безвинному судьба

пошлёт бездушного урода?

Тогда зачем мне было жить и шить?

Зачем тогда и Рафаэль, и мода?


[Указывает пальчиком на пиджак Авоськина.]

Но, если честно, то дизайн «прикида»

я рисовала Вам. Вот в чём обида…


С е р г е й.

Не увод'ите в сторону, мадам. Я в этом – дока!


Т а ш а.

Да посмотрите, вот же, сбоку

мой лейбл на английском – «Эн Эль Джи»,

а Вы скумекали: ля фрэнс, ну, типа «ностальжи».

«Эн Эль» – Наталья Леонидовна, понятно?

А «Джи» как русские «Ст»:

я – Стешкова, приятель!

Ну, а серьёзно, это так читают,

как «нью лайн гранд». И это означает

лишь просто новую большую серию

покройчика, фасона и материи.


С е р г е й.

А! Вот разгадка! Вот подстава! Круто!

А мне она небрежно так: «А ну-ка, ну-ка,

пожалуйста, картинку покаж'ите.

О! «Ностальжи»! Поди-ка ты! Поди ты,

к нам Франция заехала!

Да, прикидон замашистый!

И так он Вам идёт, папаша!»

Вот подъехала!..


Т а ш а.

Он, вправду, Вам к лицу. И, правда, я старалась.

Вам рассказать, как я искала матерьялу

по всему городу? Но нет, увольте!

Такого нет и у Траволты!


С е р г е й.

И всё же я – урод?


Т а ш а.

Зачем же? Мой дизайн Вам по душе,

раз заказали.

А что не так Вы прочитали…


С е р г е й.

Немецкий я учил…


Т а ш а.

Наверно, в разведшколе, у абвера?


С е р г е й.

Ну всё, довольно! Хватит мармелада!

Простите мне, мадам, но для протокола надо

не «Эн Эль Стешкова»,

а то, что я писал Вам на повестке, вот!


Т а ш а.

Ва! Браво, женераль!

Наверно, Вы – игрок на скачках?

Вы ставки сделали, а я – Ваш приз?


С е р г е й.

Пардон, мадам, Авоськин знает цену маскам!

Вы не устали от своих реприз?

Айн вопрос, простите, первый мой вопрос:

не жалко было денег Вам для роз —

вот тех, что сзади Вас на столике

в красивой вазе?

Ещё скаж'ите: он принёс.

Умеете устраивать засаду!


Т а ш а.

Я денег в жизни не жалела.

Но, что случилось, вправду, ошалела!

Мне Стесси принесла три розы.

И он… царство небесное ему…

точь-в-точь похожие, такие ж три…

земля ему пусть будет пухом…

Ведь это надо же, пути

так неисповедимы у Христа —

как будто с одного куста?!


С е р г е й.

Стоп! А Стесси Вам зачем

заранее такие ж принесла?


Т а ш а.

Вы что, мон женераль, совсем Авоськин?!

«Заранее» – без правила игра!

Вы эти провокации здесь бросьте!

Я вижу, кто-то здесь мастак в инсинуациях!

Не рано ли махать, Коломбо, санкцией?


С е р г е й.

Скажи'те, что ещё и вкусы одинаковы

у всех троих?!


Т а ш а.

Ну, Серж, вопросики, однако!

Пора ещё кого-то мне убить!


С е р г е й.

Красивы Вы, а женщина – лиса.

Но не такого мы хвоста щемили!


Т а ш а.

Вы за кого, мой Холмс, за шефа? За раскрытье?

Если за истину, я – с Вами. Если за статистику —

не мучайте Вы натурэль и мистику!

Я б Вам майора не дал'а!

Вот, посмотрите, что нашла.


С е р г е й.

Что?


Т а ш а.

А вот те на, Коломбо, Вы – лентяй!

На розах слева – «Эн Эль Джи»,

а справа? Ближе подойди!


[Показывает визитку на букете на ленточке.]

Так Стесси, думаю, больная,

попутала под стрессом

и вместо «Эн» писала «Эйч».


С е р г е й.

Что, языки не знает?


Т а ш а.

Ох, Пуаро, мой милый дурачок,

уж эти знает назубок.

Ошибка странная…


С е р г е й.

Хватит дурить!


Т а ш а.

Дурак ты сам!


С е р г е й.

Мадам, Вы сами всё приклеили!


Т а ш а.

Ой, неужели!

Я честно сутками сидела в акварели

с твоею рожей, милый генерал,

чтоб был похож и чтобы сердце рвал

всем д'урочкам в отделе и мигерам,

и чтобы стервы в городе все разом ошалели!..


С е р г е й.

Что, это правда?.. Неужели…


Т а ш а.

Сергей Петрович, по секрету:

давай мы Настьку-то – к ответу.

Ужель, ты думаешь, сестру

я под статью-то подведу?


С е р г е й.

Да… Раз – костюмчик. Два – портрет.

Три – вот, подсказка. Спору нет!..


Т а ш а.

Серёжа, Вам – погоны,

мне – ресторан или стаканчик кофе!

Я догадалась! Слушай лишь меня!..


С е р г е й.

Не увлеклись? Кто на дознаньи – я?

Наталья Леонидовна, красиво

Вы всё тут молвите!..

Мне – фактики! И – живо!


Т а ш а.

Сергей Петрович, уважаю

холодный ум, нетерпеливость сердца.

Но Вы – глухой, не слышите и герца!

Здесь что-то Стесси начудила.


С е р г е й.

Так, ещё раз. Я понял, что она его любила.

Но Вовки нет нигде…


Т а ш а.

А Ваш костюмчик?

На нём и вот на Вас – вот весь изюмчик!


С е р г е й.

Мадам?!!


Т а ш а.

Я преклоняюсь Вашей воле,

мой маршал, только бы изволить

Вы думать начали…


С е р г е й.

Поближе к розам!


Т а ш а.

Нет, зовите Стесси!


С е р г е й.

Нет, не могу. Нет предписанья.

Подумайте до нового дознанья и свиданья.

…И, как Коломбо у порога, не удержусь:

портрет мой сколько будет стоить

на вашем братском авеню?

Но, если честно, дежавю:

его я раньше где-то видел?

Хотите, я портрет куплю?..

Ну вот те раз, я вижу, Вас уже обидел!


Т а ш а.

Эх, женераль, а я…


С е р г е й.

Ну, ну, простите Вы меня.

Нет-нет, нет-нет, не продолжайте!

Если хотите – так отдайте

мой обормот-портрет…


Т а ш а.

Я с удовольствием, но рамки нет…


С е р г е й.

Спасибо! Завтра прибегу с бумагами

и разберёмся с розами, с сестричкою и магами,

что на луну отправили Владимира,

или призн'аетесь, что всё ж убийца – Вы?


Т а ш а.

«Гогена» завтра я найду.

А нет, Коломбо, подход'ите

к часам четырнадцати и револьвер берите.

Бабулечке – цветочки, мне – наручники.

Цветочками мне и помашет бедная бабулечка…


С е р г е й.

Ну, знал красавиц, но не художниц!

Да, здесь беспредел без правил!

Что ж, спокойной ночи.

[Право, не лиса – волчица!]


Т а ш а.

Мне тоже жалко с Вами разлучиться…


[Авоськин уходит. Таша закрывается в своей комнате. Из кухни выходит баба Лёля и подходит к двери Насти, С т е с с и.]

Две пьесы без механического пианино

Подняться наверх