Читать книгу Баллада о двух гастарбайтерах - Далия Трускиновская, Леонид Кудрявцев - Страница 2

Я теперь делаю насечки на краю левой грудной броневой пластины. Они не знают, что там край обычно мягкий, потому что пластина растет и обновляется. Я делаю их вторым боевым когтем правой передней лапы. За первым боевым когтем они внимательно следят, чтобы не затупился. А второй и третий не такие значительные.

Каждая трапеза – одна засечка. Они говорят, что у меня две трапезы в сутки. Я не знаю, что такое сутки, но считать трапезы умею.

Было время, когда мы не знали времени. Я и теперь плохо понимаю, для чего оно нужно и как с ним обходиться.

– Не забивай себе голову всякими глупостями, – сказала Кристина, мой тренер по идеологии, когда я попыталась разобраться, что же такое сутки. – Это для тех, кто работает и каждый день делает одно и то же. Им важно знать, когда пройдут девять суток и настанут десятые, чтобы можно было остаться дома и отдыхать. Или для распорядителей – чтобы расписание боев составлять. А нам, женщинам, зачем? Ну, подумай сама…

Она принесла в своем портативном компе целую кучу всяких милых вещиц. Мы вытащили на экран бронзовые дверные ручки, и коврики, и вышитые подушечки из псевдошерсти, которые кладут на трон. Я даже села рядом с ней на ступеньки, чтобы чуть ли не в обнимку смотреть на экран и отмечать самые замечательные и нужные мне штуковины. Я люблю свое жилище, люблю, когда все вокруг мягкое, нежное, люблю, чтобы сочетания цветов были говорящие… Людям не понять, но Кристина очень старается.

Когда нас никто не видит, мы часто сидим перед тренировкой или после нее вот так, на ступеньках трона. Как будто на равных. А вообще я принимаю людей только сидя на троне. И даже недавно заставила выстроить для меня новый тронный зал. Длинный, с высоким потолком, чтобы принимать журналистов. Они мне нравятся. Всегда задают вопросы, на которые я уже знаю ответы, и, как говорит Кристина, пекутся о моей популярности. А популярность – хорошая штука. От нее только польза. И еще благодаря ей я попаду в историю. Тот, кто попадет в историю, станет по-настоящему знаменитым, тот не умрет никогда.

Еще Кристина говорит, что такие, как я, рождаются раз в столетие. И она права – я ведь еще совсем молодая, самая молодая в «Шоу победоносных», а у меня уже восемь побед.

– Ты самая лучшая, Дизи, самая быстрая и самая крепкая! – так говорит она, глядя мне в глаза. – Я не знаю никого, умеющего отращивать новые боевые гребни с такой скоростью! Ты только слушайся – и мы вдвоем добьемся такой славы, что все «Шоу яростных», «Шоу обреченных» и «Шоу титановых лап» просто умрут от зависти!

Когда меня признают лучшим бойцом, я по-царски награжу Кристину. Есть несколько сильных противниц, но я с ними скоро справлюсь.

Хотя и с Кристиной не все так просто. Почему-то она учит меня не тому, что мне нужно на самом деле.

Я знаю, чего боятся люди, я добываю эти страхи из их памяти, я трачу время и силы, чтобы сделаться такой же страшной, как то, что пугает их, но они странные… И Кристина тоже.

Она работает моим тренером недавно, и я вскрыла ее память сразу. До того у меня был тренер, который умел ставить защиту, поэтому я отказалась с ним работать. Должна же я знать, что делается в голове у моего тренера! Я кричала и обдирала ковры со стен, топтала их и драла когтями, пока ко мне не привели Кристину.

Тут произошло недоразумение.

Кристина мне понравилась. А я такая – мне или можно понравиться сразу, или никогда. Это касается и самцов. В нашем роду все такие – любовь с первого взгляда и первого соприкосновения силовых лучей. Или же ненависть с первого взгляда. Много ненавидеть опасно, это мешает растить детенышей, но вот я ненавижу плохие запахи, хорьколисов, а еще старых, сморщенных, но все еще много о себе воображающих самцов. Они не дают дорогу молодым и корчат из себя победителей, хотя мыслеплоть у них уже не имеет упругости, а боевые когти – настоящей остроты. Они больше не умеют работать с чужими мыслями – а выращивают те боевые приспособления, к которым привыкли.

Тогда Кристина показывала мне картинки и говорила, какая я сильная и смелая, но я же видела, что чудовища на картинках ей на самом деле не страшны. Она боялась совсем другого.

Я сказала ей, что нуждаюсь в отдыхе – мне нужно наново выстроить схему своего боевого тела, с самого начала, на иной основе. Она согласилась, и в промежутках между тремя трапезами меня не трогали. Потом она вошла в мой дворец, я в совершенно новой броне из мыслеплоти ждала ее на троне и встала, чтобы спуститься по ступеням, я всегда так встречаю Кристину, но она зажала рот рукой и выбежала из дворца.

Потом она вернулась и заняла свое место – на ступеньках возле трона.

– Дизи, ты самый страшный мнемозавр, какого я когда-нибудь видела, – сказала она. – Записи твоих боев продаются за бешеные деньги. Но публика хочет, чтобы ты была похожа на картинки, которые я тебе показываю. Понимаешь, публика платит деньги, чтобы увидеть настоящий бой между двумя чудовищами в чешуе, с большими спинными гребнями, с острыми когтями, с челюстями, как у крокодила. Ты вырастила замечательное тело, просто великолепное, но публика этого не поймет. И скажи сама – разве оно годится для настоящего боя?

– Оно страшное, – ответила я. – Противник прежде всего должен испугаться. А когти я уже нарастила – видишь, по два основных боевых на каждой руке и по три добавочных. Кроме того, я уже начала отращивать рога, а на ногах – копыта. Правда, придется перестраивать суставы – сейчас я могу лягаться только назад, а надо вперед. Чешую отрастить несложно…

– Все равно, Дизи, публике нужно чудовище, которое было бы страшным для всех, а это – страшное только для меня. Скажи правду, ты ведь откопала его в самых дальних пластах моей памяти? Мне тогда было пять лет, ведь так, Дизи?

– Я не знаю, что значит «пять лет», но ты не так давно вылупилась из своего яйца, когда явилось это чудовище.

– Ты понимаешь, Дизи… – тут Кристина вздохнула. – Это действительно чудовище, но только для меня. Я даже не думала, что так крепко запомнила свою первую учительницу музыки. Я страшно боялась ее, потому что не понимала, чего она от меня хочет. От страха, наверно, и не понимала. Ты можешь отрастить ей копыта и пару рогов, как у буйвола, меня это лишь обрадует, но твой противник просто не поймет, чего тут надо бояться. Давай-ка лучше вылепим обыкновенное нормальное боевое чудовище, которое выходит на арену на четырех лапах и может сражаться хвостом.

– Хвост можно нарастить и сейчас, – сказала я. – Это будет очень удобно – две длинных ноги, которые лягают вперед одновременно при упоре на длинный тяжелый хвост. Это будет удар… это будет удар «Две ласточки взлетают с камня».

– Хорошо, – ответила Кристина. – Название замечательное.

И вдруг она показала зубы. У них это означает: я доволен и радуюсь.

Она всегда так делает, когда я придумываю что-то красивое.

Потом мы работали над хвостом. Она рассказывала мне, какие бывают хвосты, и на экране показывала их. Мы даже сразу моду… моле… нет, моделировывали… Сперва – представляли себе, потом я выпускала комок мыслеплоти, и перегоняла его по телу к нужному месту, и лепила, и наращивала, пробуя тут же, каково с этим хвостом обращаться. Кристина тут же трогала его и проверяла плотность. Я могу нарастить и очень большой хвост, но нужно, чтобы он был крепок в бою. А если мыслеплоть распределить неправильно, он будет виден, но не опасен.

После Кристины пришел Чжи-вэй. Он принес охапку палок разного назначения, длинных и коротких, на концах которых были клювы, когти, режущие пластины, колючие шишки, и мы стали отрабатывать удары и броски.

Кстати, у Кристины и Чжи-вэя, как я поняла, только одно тело. А еще они не умеют его заворачивать в мыслеплоть, у них для этого нет соответствующей мембраны на груди, и вынуждены показывать свое тело другим людям. Целыми кусками. Это так неприлично.

Ни одна самка-мнемозавр на это не пойдет. Не то что показать кому-то другому, мы даже не имеем права смотреть на свое тело сами. В отличие от самцов. У них разглядывать свое настоящее тело не считается неприличным. Впрочем, самцы – они и есть самцы.

– Через трое суток соревнования, – сказал Чжи-вэй. – Передай этой своей дуре, что не там нужно мясо наращивать. Ты сегодня страшнее всех рогатых демонов, но все это мясо не двигается, понимаешь?

– А она сказала – передай этому дураку, чтобы придумал ком… кум… слово не помню, но чтобы мне не приходилось кувыркаться и не портились спинные гребни, – тут же ответила я.

Чжи-вэй неприятен мне. Он – хороший тренер, мне его купили за много трапез, но он мужчина. Мне сказали, что хороших тренеров-женщин по бою не бывает и почему-то не может быть. Я не верю. Кристина хороший тренер по мясу. С ней я за одно занятие выпускаю и закрепляю столько мыслеплоти, сколько раньше делала за шесть. Если бы Кристина отыскала мне тренера-женщину, пусть не такую опытную, как Чжи-вэй, я бы показала лучшие успехи с женщиной.

– Если ты не будешь кувыркаться, тебя пропорют клыками, – прошептал Чжи-вэй. – Я слышал в таверне, как тренер твоего противника хвастался, будто им там удалось вырастить клыки, как у моржа…

– Кто такой морж?

Чжи-вэй задумался. И нехорошо усмехнулся.

– Я бы принес тебе картинку, Дизи, но не принесу. Я не хочу выполнять работу этой твоей дуры. Одно скажу – противник у тебя будет такой, что можешь и не справиться…

– Противник, с которым я могу не справиться?!

От злости у меня выхлестнул из груди огромный и клубящийся ком мыслеплоти, завился спиралью, вытянулся в сторону Чжи-вэя и вдруг затвердел. Тренер вовремя отскочил.

– Убери это! – закричал он. – Это не оружие! Ты не сможешь действовать руками, когда из груди торчит такое, такое!..

Я напряглась и оттянула силу от мембраны. В самом деле, он прав, я отрастила какое-то неподходящее приспособление. Я напрягла соответствующие мускулы и пережала его. Мыслеплоть лишилась связи со мной. Несколько ударов пульса этот огромный витой рог еще держался на груди, между пластинами, потом со стуком отвалился.

– Уничтожь, – сказала я. – Ты знаешь, моя мыслеплоть не должна попасть в лапы чужим людям.

Чжи-вэй молча поклонился.

А я подумала: противник? Он должен был сказать: противница…