Читать книгу Самые большие неудачники в истории - Леонид Млечин - Страница 16

Деятельность Временного правительства и по сей день остается недооцененной. Но если бы не Октябрь, Россия стала бы крупнейшей индустриальной державой, не заплатив такой страшной цены, которую ее заставили заплатить большевики.

Что произошло в 1917-м?

В феврале императора заставили отказаться от власти. Предполагалось, что Николай передаст трон сыну – цесаревичу Алексею. Но он был неизлечимо болен. Сознавая, что век больного мальчика не будет долгим, Николай не хотел с ним разлучаться.

Изменил свою ВОЛЮ:

«Мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол Государства Российского».

Рвущийся к власти истеблишмент такой вариант не устроил. Председатель государственной думы Михаил Владимирович Родзянко связался с начальником штаба верховного главнокомандующего генералом Алексеевым:

– Кандидатура Михаила Александровича как императора неприемлема.

Родзянко сообщил Алексееву, что найдено иное решение: будет созвано Учредительное собрание.

А пока что власть берет на себя Временное правительство:

– Это гарантирует колоссальный подъем патриотических чувств, небывалый подъем энергии, абсолютное спокойствие в стране, и победа, самая блестящая, этим обеспечивается. Войска в Петрограде, услышав такое решение, начали успокаиваться.

Председатель Думы не понимал, что происходит в стране.

Устранение Николая – это дворцовый или военный переворот. А вот после того, как он покинул трон, произошел слом государственной машины и общественного строя. Очень скоро исчезла и Государственная дума – законно избранный парламент. Тогда и началась революция, разрушившая империю.

Временное правительство рассчитывал возглавить Родзянко, который называл себя «самым большим и толстым человеком в России». Он верил в свои таланты.

Самоуверенно сказал:

– Дайте мне власть, я расстреляю, но в два дня все будет спокойно и будет хлеб.

Но коллеги-депутаты назвали другое имя – князь Львов: хороший человек и безупречный работник, талантливый организатор, чуждый интриг.

Министр-председатель и одновременно министр внутренних дел Временного правительства князь Георгий Евгеньевич Львов вел свой род от Рюриковичей. В Первой Государственной думе он руководил врачебно-продовольственным комитетом: по всей стране создавал пекарни, столовые и лечебницы для голодающих, погорельцев, малоимущих. В начале войны князя избрали главноуполномоченным Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам.

Руководители Временного правительства искренне говорили:

– Мы не сохраним этой власти ни минуты после того, как свободные, избранные народом представители скажут нам, что они хотят на наших местах видеть людей, более заслуживающих доверия. Господа, власть берется в эти дни не из сладости власти. Это – не награда и не удовольствие, а заслуга и жертва.

И князь Львов вскоре по собственной воле ушел из правительства. Его сменил Александр Федорович Керенский.

Они с Лениным – земляки, оба из Симбирска. Словесность Ленину преподавал (и читал его первые сочинения) директор симбирской гимназии Федор Михайлович Керенский, отец будущего главы Временного правительства. Как и Ленин, Александр Керенский стал юристом и тоже оказался в контрах с царской властью. Но не ушел в подполье и не эмигрировал. Прославился участием в громких политических процессах и был избран в Государственную думу, где стал одним из самых заметных депутатов.

Как и Ленин, придерживался радикально левых взглядов. Но присоединился не к социал-демократам, как Владимир Ильич, а к эсерам, социалистам-революционерам – это была главная партия, представлявшая интересы крестьян, большинства населения России.

Сразу после Февральской революции назначенный министром юстиции Керенский выступал в Таврическом дворце. Он появился на трибуне Екатерининского зала, и тысячная толпа зааплодировала.

– Товарищи! – говорил Александр Федорович. – В своей деятельности я должен опираться на волю народа. Я должен иметь в нем могучую поддержку. Могу ли я верить вам, как самому себе? (Бурные овации, возгласы: «Верим, верим!») Товарищи, я не могу жить без народа, и в тот момент, когда вы усомнитесь во мне, – убейте меня! (Новый взрыв оваций.) Товарищи, позвольте мне вернуться к Временному правительству и объявить ему, что я вхожу в его состав с вашего согласия, как ваш представитель.

Зал разразился бурными аплодисментами, переходящими в овацию, и возгласами: «Да здравствует Керенский!» Рабочие и солдаты подняли Керенского на руки и понесли. Кого еще из министров носили на руках?

Александр Федорович стал вторым и последним главой правительства, которое объявило амнистию по всем делам политическим и религиозным, свободу союзов, печати, слова, собраний и стачек. Отменило все сословные, вероисповедные и национальные ограничения. Начало подготовку к созыву на началах всеобщего, равного, прямого и тайного голосования Учредительного собрания, которое должно было установить форму правления и принять конституцию страны…

После Февраля не было в России более популярного и обожаемого политика. Но Керенский вовсе не был самовлюбленным нарциссом.

«Радостное и даже восторженное ощущение себя как избранника судьбы и ставленника народа в нем, бесспорно, чувствовалось, – замечал современник, – но «хвастовства» и «замашек бонопартеныша», в чем его постоянно обвиняли враги как слева, так и справа, в нем не было…»

Его судьба похожа на судьбу Михаила Сергеевича Горбачева: сначала невероятный восторг, потом полное неприятие. Александр Федорович был государственником и патриотом. И при этом вот уже сто с лишним лет над Керенским принято только издеваться.

Он потерпел поражение. Но почему?

«Думаю, что, если бы Керенский чаще пользовался своим бесспорным правом на отдых, – писал философ Федор Августович Степун, в ту пору начальник политуправления военного министерства, – дело революции от этого только бы выиграло. Большинство сделанных Керенским ошибок объясняется не тою смесью самоуверенности и безволия, в которой его обвиняют враги, а полной неспособностью к технической организации рабочего дня. Человек, не имеющий в своем распоряжении ни одного тихого, сосредоточенного часа в день, не может управлять государством.

Если бы у Керенского была непреодолимая страсть к ужению рыбы, он, может быть, не проиграл России большевикам. Руководство людьми, да еще в революционную эпоху, требует, как всякое искусство, интуиции. Интуиция же, младшая сестра молитвы, любит тишину и одиночество».

Но дело было не в усталости и не в дефиците свободного времени. Демократия – не подарок, не самостоятельно действующий механизм, а форма политической культуры, которую следует развивать и поддерживать. От Февраля до Октября прошло слишком мало времени. От внезапно свалившейся свободы растерялись. Вертикаль власти рухнула, а привычки к самоорганизации не было. Она бы появилась, но не хватило времени.

Говорили, что Россия не готова к демократии. Ребенок рождается на свет не красавцем. Трудно в этом крохотном существе разглядеть будущую красавицу или олимпийского чемпиона. Но на этом основании не надо выплескивать с водой и ребенка. Ему надо вырасти. А демократия в России такого шанса не получила.

Правящий класс, политический истеблишмент поначалу был доволен Февральской революцией семнадцатого года. Добились, чего хотели: императора нет, вся власть наша! И вдруг неприятное открытие. Выяснилось, что они в России не одни, – есть еще целая страна, народ.

Свергнув Николая II, герои Февраля предельно упростили ситуацию: во всем виновата слабая и предательская власть. Вместо поиска сложных решений – одно простое: сменить власть! Как удобно все свалить на козни врага и снять с себя любую ответственность за происходящее в тылу и на фронте.

А крестьяне в серых шинелях охотно подхватили эту простую и понятную мысль! Но они не удовлетворились одним лишь императором. Выплеснулись копившиеся веками обиды. Врагами стали богатые и преуспевшие. Счет был предъявлен всему правящему классу, истеблишменту, образованным слоям. Требовали низких цен, наказания богатых, черного передела земли… Временное правительство не могло это исполнить и было сочтено слабым правительством. А со слабыми не считаются.

Образованный слой, русские европейцы жаждали политических и социальных перемен – свободы и равноправия. Из подданных – в граждане. Ради этого вели борьбу с устаревающей царской властью. Эта борьба могла увенчаться успехом путем компромиссов, уступок, эволюции. Но не хватило ответственности! В феврале семнадцатого сломали власть. Вместо того, чтобы кропотливо улучшать жизнь. Спешили разрушить старый порядок, а уничтожили порядок как таковой. Хотели обновить Россию, а стали ее корежить.

Крестьяне, составлявшие абсолютное большинство населения страны, не хотели свергать императора. Они просили другого: прекратить войну и раздать им землю. Но крестьяне быстро осознали все выгоды нового положения. Нет царя, нет полиции, нет помещика, значит, исчезли и прежние права на землю. Ее можно брать!

Динамику толпы умело оседлали большевики. Крестьяне ждали, что им раздадут помещичьи и церковные земли. А заодно мечтали избавиться от помещиков, от чиновников, от сборщиков налогов, вообще от любых начальников. И вот сбылось!

Отречение императора Николая II, опустевший трон воспринимались весной 1917 года как исчезновение власти вообще. Полная свобода! Делай что хочешь! Крушение монархии в определенном смысле воспринималось и как крушение церкви. Ведь император был ее главой. Нет императора – нет и веры…

После отречения императора крестьяне любую власть считали незаконной – не признавали права Временного правительства управлять и наказывать. Да и закону подчиняться не хотели, считалось, что законы вправе издавать только Учредительное собрание, а когда оно еще соберется. Крестьяне наслаждались открывшимися возможностями. Полной свободой и вседозволенностью.

Страна разрушалась на глазах. И Керенский уже ничего не мог предложить для спасения разваливавшейся и впадавшей в нищету страны.