Читать книгу Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны - Леонид Млечин - Страница 5

«Союзники считали, что без поддержки Германии правление большевиков в России окажется недолговечным, – пишет профессор Гарвардского университета Ричард Пайпс («Вопросы истории», № 2/2009). – Так что большевики волновали их меньше, чем подготовка немцев к весеннему наступлению во Франции. Союзники отчаянно хотели заставить своего врага перебросить силы с Западного фронта на Восточный».

2 марта 1918 года с согласия председателя Мурманского совета Алексея Юрьева в городе появились войска союзников. В июле они высадились в Кеми, на Соловках и в Онеге. В Архангельской губернии тоже желали высадки союзников, потому что быстро разочаровались в большевиках. Нехватка хлеба и мобилизация в Красную армию в июле 1918 года не радовали. Крестьяне бунтовали против мобилизации, наотрез отказывались идти в Красную армию. Говорили большевикам: вы обещали хлеба и мира, и где они?

Союзники обосновали свою высадку так: они хотят помешать немцам устроить свои базы на севере России, взять под охрану поставленное ими военное имущество и помочь русским людям восстановить порядок. Инициаторами высадки были англичане и французы.

Высадились первоначально всего полторы тысячи солдат из числа союзных войск. К ним присоединились офицерские отряды – несколько сот добровольцев. Хватило и этих сравнительно небольших сил. Архангельские большевики объявили город на военном положении. Но 1 августа союзники взяли укрепления на острове Мудьюг в Двинской губе Белого моря. Вечером советские чиновники стали покидать Архангельск.

2 августа 1918 года противники большевиков создали свое правительство – Верховное управление Северной области. Его возглавил известный в стране общественный деятель Николай Васильевич Чайковский. Ему было шестьдесят семь лет.

Дворянин, выпускник физико-математического факультета Петербургского университета, он был по своим взглядам народником. Осенью 1874 года эмигрировал в Америку, работал на судоверфи и на сахарном заводе. В штате Канзас организовал колонию, участники которой исповедовали религиозно-коммунистическое учение. Через несколько лет перебрался в Лондон, вступил в партию эсеров и вернулся в Россию. И утратил интерес к политике. Но после Февральской революции вошел в ЦК Трудовой народно-социалистической партии. В Вятской губернии его избрали депутатом Учредительного собрания.

4 сентября 1918 года на Русский Север прибыли и американские войска. Чайковский обратился к президенту Вильсону с просьбой прислать дополнительные части, чтобы поддержать борьбу против большевиков. Общая численность американцев на Русском Севере составила пять тысяч семьсот солдат и офицеров.

Командующим войсками союзников назначили генерал-майора Фредерика К. Пула, британского военного представителя в России. Он ввел в Архангельске комендантский час, запретил митинги и собрания без его санкции. Белое правительство протестовало. Чайковский пригрозил:

– Если союзники будут и впредь игнорировать наши полномочия, есть один выход – оставить Архангельск и сделать попытку опереться на население в другом месте, на Урале, в Сибири и там попытаться создать общегосударственную власть.

Социалистическое правительство Чайковского обещало политику «средней линии», «третьего пути»: без крайностей большевизма, но и без военной диктатуры. Эсеры и интеллигенция его поддержали. Правые партии, офицерство, церковь были против. Военные организовали переворот, и министры Чайковского оказались на Соловецких островах. 9 октября появилось Временное правительство Северной области – в него вошли кадеты и правые.

А в январе 1919 года адмирал Александр Васильевич Колчак на правах верховного правителя России и формального главы всего Белого движения в стране упразднил местное правительство и назначил губернатором Северной области и командующим Северной добровольческой армией генерал-лейтенанта Миллера.

Евгений Карлович Миллер, выпускник Николаевской академии Генерального штаба, накануне Первой мировой был начальником штаба Московского военного округа. В войну начальником штаба 12-й армии, 5-й армии, командовал 26-м армейским корпусом. Он управлял краем твердой рукой.

На Севере России противники советской власти совершили те же ошибки, что и Белое движение в целом. Они пытались противопоставить диктатуре большевиков свою диктатуру и переусердствовали по части жестокости, оттолкнув от себя население.

Офицеры контрразведки арестовывали крестьян, избивали, издевались над арестованными. Возмущенный происходящим председатель Архангельской губернской земской управы описывал генералу Миллеру, как действуют его подчиненные: «Помещение военного контроля. Допрос нескольких солдат, допрашивают офицеры военно-регистрационной службы. Требуют назвать определенные фамилии. Солдаты не знают. Ругань. Беспощадное битье… Окровавленных и истерзанных, одних выводят, других вытаскивают».

Уже после окончания Гражданской войны, в Париже, Владимир Иванович Игнатьев, тоже народный социалист и управлявший отделом внутренних дел в правительстве Чайковского, писал бывшему премьеру:

«Вспомните, Николай Васильевич, хотя бы наш север, Архангельск, где мы строили власть, где мы правили! И вы, и я были противниками казней, жестокостей, но разве их не было? Разве без нашего ведома на фронтах (например, на Пинежском и Печоре) не творились военщиной ужасы, не заполнялись проруби живыми людьми? Да, мы этого, к сожалению, в свое время не знали, но это было, и не падает ли на нас, как на членов правительства, тень за эти злодеяния?

Вспомните тюрьму на острове Мудьюг, в Белом море, основанную союзниками, где содержались «военнопленные», то есть все, кто подозревался союзной военной властью в сочувствии большевикам. В этой тюрьме начальство – комендант и его помощник – были офицеры французского командования, и что там, оказывается, творилось? Тридцать процентов смертей арестованных за пять месяцев от цинги и тифа. Держали арестованных впроголодь, избиения, холодный карцер в погребе и мерзлой земле…»

Такая власть не могла пользоваться народной поддержкой. 20 июля 1919 года взбунтовался 5-й пехотный полк белой армии в Чекуеве. Это помогло красным взять город Онега. Архангельск оказался под угрозой. Начали бунтовать 6-й и 7-й пехотные полки. Осенью 1919 года союзники приступили к эвакуации. Первыми уехали французы, итальянцы, сербы и американцы (их потери на Севере России составили пятьсот человек). В октябре 1919 года ушли англичане – последними.

Капитан Х. С. Мартин писал главе военной миссии США полковнику Дж. Раглсу: «Я верил тогда и верю сейчас, что мощное содействие союзников Северной России могло спасти ситуацию. Люди на Русском Севере ожидали от союзников спасения и в то же время ждали помощи в создании ядра боеспособной армии для борьбы с большевизмом».

Почему же не получилось? Экспедиционный корпус был слишком маленьким. Союзники плохо сотрудничали между собой и с Белым движением: «Правда состояла в том, что мы вели войну с большевизмом. Все это знали. Тем не менее ни одно правительство союзной страны не обозначило такой цели интервенции».

Офицеры Антанты рассматривали высадку как операцию против главного врага – Германии, поэтому и руководили военными операциями. Но белые офицеры обижались, не желали подчиняться иностранцам. Еще больше они боялись предстать перед местным населением в роли марионеток. Поговаривали, что англичане намерены превратить Русский Север в колонию.

Участники и историки войны на Севере сильно преувеличивали роль интервенции, считает Людмила Геннадьевна Новикова (см. «Отечественная история», № 4/2007):

«Идеология Белого движения, консолидировавшегося на основе патриотических лозунгов освобождения страны от «позорного Брестского мира и предателей Родины – большевиков», включала в себя значительную дозу российского имперского национализма. Белые испытывали панический страх перед перспективой оказаться такими марионетками. Они пытались всемерно ограничить союзное вмешательство во внутрироссийский конфликт и противопоставить себя интервентам. Это внутреннее противодействие интервенции со стороны белой политической и военной элиты отчасти способствовало прекращению союзной помощи Белому движению…

Союзная военная помощь и материальные поставки были существенны, но они оказались недостаточны, чтобы решающим образом изменить положение на фронте. В то же время интервенция внесла смятение в ряды белого руководства и породила многие внутренние конфликты, которые способствовали ослаблению белых сил».

Примерно те же самые настроения подметил писатель Всеволод Николаевич Иванов, служивший в Омске в пресс-службе адмирала Колчака: «Все чаще и чаще стали подходить эшелоны с английским типичным серо-зеленым обмундированием с широкими фуражками штатского образца, с лямками через плечо, поддерживавшими подсумки с патронами, с короткими шинелями, с ботинками либо с гетрами, либо с обмотками… И эти с чужого плеча обноски так намозолили глаза, что сибиряки стали колчаковцев принимать за иностранцев. И какая агитация могла бы заставить замолчать Москву, что Англия посылает в Сибирь свои войска, пытаясь захватить «богатства Сибири и Урала»?»

Осенью 1918 года во Владивостоке разместилось одиннадцать генеральных консульств и семь иностранных военных представительств. Иностранные офицеры находились при штабе адмирала Колчака. Многим сибирякам и дальневосточникам не нравилось тесное сотрудничество белых с иностранцами.

На Севере после отъезда англичан белые офицеры, которым надоело подчиненное положение при союзниках, поздравляли друг друга. Но уход иностранных войск стал губительным для Белого движения. Северный фронт белой армии продержался всего пять месяцев. Белые пытались мобилизовать крестьян для борьбы с красными. Крестьяне готовы были защищать свои деревни, но не желали воевать далеко от родных мест. 19 февраля 1920 года Красная армия взяла Архангельск. Генерал Миллер эмигрировал в Норвегию, потом перебрался во Францию. Его имя еще возникнет на страницах этой книги…

4 декабря 1918 года «Джордж Вашингтон» (бывший немецкий пассажирский лайнер) вышел из нью-йоркской гавани. На борту находилась американская делегация во главе с президентом Соединенных Штатов Вудро Вильсоном, отправлявшаяся на Парижскую мирную конференцию. Первая мировая война завершилась, и державы-победительницы решали судьбу проигравших. Из обломков Германской, Австро-Венгерской, Оттоманской империй рождались новые государства.

Президента Вильсона сопровождали лучшие эксперты страны, а также французский и итальянский послы в США. Вильсон был первым американским президентом, который поехал в Европу. Противники упрекали его в том, что он нарушает конституцию. Даже его сторонники полагали, что он поступает неразумно: президент не должен сам заниматься текущими переговорами.

Один британский дипломат ехидно заметил: Вильсона влекло в Париж, как дебютантку на первый бал. На мирной конференции американский президент предстал перед человечеством в роли главного миротворца, к которому все прислушиваются.

Его друг и советник по внешнеполитическим делам Эдвард Мэнделл Хауз уже находился в Европе. Звание полковника полиции он получил от губернатора штата Техас, где владел хлопковой плантацией и банком и занимался политикой. Помог избранию Вильсона на президентских выборах 1912 года и стал его ближайшим помощником по международным делам. Эдвард Хауз не получил никаких должностей в администрации, но в Белом доме в его распоряжение выделили две комнаты (см. «Вопросы истории», № 7/2005).

Президент ему очень доверял:

– Нет никого кроме вас, кто так хорошо знаком с моей точкой зрения, и я не желаю, чтобы кто-нибудь другой пытался ее интерпретировать.

Полковник Хауз исходил из того, что Соединенным Штатам необходимо участвовать в решении болезненных европейских проблем, иначе опять возникнет всеобщая война, которая ударит по американским интересам.

У Вильсона был свой круг советчиков. В группу входили больше сотни ученых, преподавателей, литераторов, включая известного историка Элиота Морисона и знаменитого журналиста Уолтера Липмана. Они готовили для президента предложения относительно условий заключения мира и рисовали карты будущей Европы.

«Во время Первой мировой войны, – писал профессор Сэмюэль Харпер, американский русист, – многие американцы начали понимать, что события, происходящие в далекой России, касаются их и даже оказывают влияние на их жизнь. Интерес общественности к этой неизвестной стране то усиливался, то падал в годы войны, но мне кажется, что среди вдумчивых людей подлинный интерес к России возрастал все время».

Но ни Америка, ни другие страны не знали, как относиться к правительству большевиков.

В 1918 году глава крупнейшей в Европе Могилевской епархии католической церкви архиепископ Эдвард фон Ропп писал в Ватикан: «Власть Ленина и большевиков носит временный, переходный характер; она не в состоянии восстановить экономику и сельское хозяйство, а также законность и авторитет государства… Россию постигло Божье наказание, исчезли все моральные ограничения».

Премьер-министр Великобритании Дэвид Ллойд Джордж хотел, чтобы Россия участвовала в конференции в Париже, где обсуждались условия мира с Германией и ее союзниками и определялись принципы послевоенного переустройства Европы. Нельзя же делать вид, словно России не существует.

Он не любит большевиков, признавался Ллойд Джордж, но можно ли их не признавать? Когда-то после Французской революции Англия уже совершила ошибку, не признав революционную власть и поддержав свергнутых аристократов:

– Это привело страну к войне, которая продолжалась двадцать пять лет.

Ллойд Джордж, решительный человек с репутацией борца за справедливость, пережил страшную трагедию – погибла его любимая дочь. Это настроило Ллойд Джорджа на религиозный лад. Премьер-министр испытывал симпатию к русскому народу:

– В мировую войну русские войска сражались без оружия и боеприпасов, их предало их собственное правительство. Что же удивляться, что отчаявшиеся русские восстали?

А вот тогдашний премьер-министр Франции Жорж Клемансо считал большевиков агентами немцев и осуждал их методы. В юности он видел жестокость толпы и потопленную в крови Парижскую коммуну. Он опасался, что одно только появление делегации большевиков воодушевит опасных французских радикалов, возникнут паника и уличные мятежи, правительству придется пустить в ход силу. Клемансо сказал, что уйдет в отставку, если большевиков пригласят на мирную конференцию в Париже.

Западные либералы не спешили строго судить большевиков, считая, что им нужно дать шанс. Но разгон всенародно избранного Учредительного собрания в январе 1918 года, расстрел царской семьи и отказ платить долги шокировали общество. Очень многие французы купили российские облигации и в результате потеряли свои деньги.

Тем не менее президент Вудро Вильсон считал, что большевики сделали неплохое дело – отняли власть у правительства и большого бизнеса, чтобы дать больше свободы отдельной личности. Вильсон и Ллойд Джордж исходили из того, что прежний режим противоречил интересам человека и логично, что его свергли.

– Проблема с нашим премьер-министром, – жаловались британские политики, – состоит в том, что Ллойд Джордж сам в какой-то степени большевик. Из всех фигур на мировой арене он предпочитает Троцкого.

Но большинство западных политиков большевикам не симпатизировали. Распространение радикальных коммунистических идей их пугало.

Государственный секретарь США Роберт Лансинг писал: «Большевизм обращается к неразумной и грубой части человечества с призывом отобрать у мыслящих и добившихся успеха в жизни людей их права и собственность и ввергнуть их в состояние рабства… Большевизм наиболее отвратителен и уродлив из всего того, что было когда-либо создано человеческим разумом. Он апеллирует к низменным страстям и находит своих поклонников среди преступных, развращенных и умственно отсталых людей…»

Лансинг сформулировал свое понимание большевизма:

– Если желудки пусты – будут большевики, если желудки полны – не будет большевиков.

Многие считали, что большевистские идеи проникают на Запад, потому что люди в тоске – крестьяне остались без земли, рабочие без работы, женщины без надежды. Надо позаботиться о том, чтобы исчезли причины, порождающие большевизм. Ллойд Джордж заметил одному британскому журналисту:

– А вы не думаете, что большевизм умрет сам по себе? Европа очень сильна.

Тем временем противники ленинского правительства призывали Антанту вмешаться и остановить большевиков. Об этом просили русские генералы и дипломаты, давние партнеры европейцев. А к кому же им еще обратиться за помощью против немцев и большевиков, как не к союзникам по Великой войне? Организовать мощную антибольшевистскую армию собственными силами не получалось, а союзники могли стать надежной опорой в борьбе против коммунистов.

Российские эмигранты, собравшись в Лондоне, в июне 1918 года обратились к американскому президенту: «Как русские люди, разделяющие демократические цели войны, не раз указанные Вами в Ваших речах и нотах, мы говорим: идите в Россию, пока не поздно. Это необходимо для нашей Родины, это необходимо для самих союзников, это необходимо для будущих поколений, так как без возрождения России никакой мир не будет прочен».

Обращения вызывали сочувствие и понимание. Да разве большевики представляют всю Россию, соглашались западные политики. Существуют ведь еще и белые правительства. Разве не они наши настоящие союзники и партнеры?

Но кого все-таки поддержать? Вот вопрос, который волновал европейцев и американцев.

Американский дипломат Девитт Клинтон Пул отправился в Ростов-на-Дону под предлогом открытия консульства, оттуда перебрался в Новочеркасск. Ему было велено разобраться, что там происходит. Именно в казачьей столице родилась белая армия, поскольку на просьбу «дать приют русскому офицерству» откликнулся атаман войска Донского Каледин.

Алексей Максимович Каледин с юности избрал военную стезю, окончил Николаевскую академию Генерального штаба. Сослуживцы считали его честным, смелым, упрямым и, может быть, несколько угрюмым. Насколько он был счастлив в военной карьере, настолько несчастлив в личной жизни. Его единственный сын в двенадцать лет утонул, купаясь в реке.

Первую мировую войну будущий атаман Каледин начал в роли командующего 12-й кавалерийской дивизией. Он был ранен, награжден. Генерал Алексей Алексеевич Брусилов поставил его сначала во главе корпуса, а весной 1916 года, возглавив Юго-Западный фронт, передал Каледину свою 8-ю армию.

Каледин участвовал в знаменитом Луцком прорыве, который при советской власти стал именоваться Брусиловским (поскольку Брусилов перешел на сторону советской власти). В мае 1916 года Каледин участвовал в наступлении Юго-Западного фронта и добился большого успеха. Получил погоны генерала от кавалерии.

Командующий фронтом Брусилов телеграфировал Каледину: «Слава и честь 8-й армии с Вами во главе. Не нахожу слов благодарности за беспримерную быструю решительную боевую работу… Низко кланяюсь славным частям 8-й армии».