Читать книгу Пляшущий ангел - Леонид Овтин - Страница 2

Высоченный человек с тонким казахским лицом, вошел в бокс. На нем была застиранная телогрейка поверх черной хлопковой робы. Черные джинсы, чуть потертые на коленях, были заправлены в высокие кирзовые сапоги. На голове матерчатая черная шапка. Сквозь узкие очки-хамелеоны не очень отчетливо видны раскосые глаза.

– Бузун, ты там Козлика не видал? – спросил его пожилой мужик, сидящий на скамейке у батареи.

Это был Григорий Полторухин – один из слесарей автоколонны. Вместе с ним на скамейке сидели два водителя – Юрий Иванов и Алексей Боцманов.

– Нет, не видал, – ответил Бузун, улыбаясь.

Бузуна звали Николай. Коллеги обращались к нему по кличке, которая была сокращенным эквивалентом его фамилии – Бузунов.

– Какого хрена смеёшься? – недовольно спросил Боцманов. – Смотри, чтоб плакать не пришлось!

– Да, Коля, с Лёхой лучше так не шутить, – с наигранной серьёзностью сказал Иванов.

– А с Гришкой можно так шутить? – с насмешкой спросил Бузунов, присаживаясь возле Полторухина.

– Иди ты отсюда!.. А то я тебе помогу выйти! – обиженно пробурчал Полторухин.

Николай Бузунов встал со скамейки и поплёлся к выходу.

– Давай-давай, топай, длинная сволочь! – пробурчал Григорий ему вслед.

Выйдя из бокса, Бузун увидел Андрея Козловского. Козлик шел, весело посвистывая. Не обращая внимания на Бузунова, который в упор смотрел на него, он вошел в бокс. Николай провожал его взглядом, а когда дверь бокса закрылась, перевел взгляд на мужика с длинными черными усами, который торопливо шел к тягачу. На нем была солдатская одежда, на которой почти не осталось чистого места, телогрейка и промасленный шлем танкиста. У этого мужика тоже, как у всех на автоколонне, была кличка – Прапорщик.

– Товарищ прапорщик, – обратился Бузунов к усачу в шлеме танкиста. – Ну-ка, иди, прочитай сослуживцам лекцию о вреде пьянства.

– Да, – усмехнулся Прапорщик, и, распахнув дверь бокса, строевым шагом подошел к шоферам. – Пьянствовать – вредно! Особенно без меня!

Коллеги не обратили на Прапорщика внимания. Все были увлечены горячим спором, основными участниками которого были Полторухин и Козловский. Григорий безуспешно пытался объяснить Андрею, что он работает на автоколонне уже почти сорок лет и все шестьдесят полуразвалившихся автомобилей этой автоколонны пригодны к эксплуатации благодаря именно его стараниям. Козловский ехидно упрекнул старшего коллегу в том, что тот помогает шоферам в ремонте лишь потому, что получает от них за свои услуги либо деньги, либо спиртное. Так же безуспешно Полторухин доказывал Козлику, что начальник уважает его. Козлик в ответ внушительно объяснял ему, что начальник его уважает только потому, что на этой базе два слесаря – Дима Грымов, который абсолютно не разбирается в автоделе, и Григорий Павлович Полторухин, который помогает только тому, кто угощает его спиртным, или делает какое-либо полезное дело. Иванов и Боцман увлеченно слушали, изредка перешептываясь друг с другом.

Григорий Полторухин и Андрей Козловский ругались минут десять, упрекая друг друга в провинностях и огрехах, которых у каждого было не мало. Склока продолжалась бы дольше, если бы в бокс не вошёл пожилой худощавый мужчина в длинной кожаной куртке. Это был Василий Кузьмич – механик по ремонту.

– Что не поделили, мужики? – с улыбкой спросил он, глядя на беснующихся коллег.

– Вот, Кузьмич, Гриша мне доказывает, что земля квадратная. – Как можно спокойнее ответил Козлик. Он всегда старался предстать перед начальством в образе дипломатичного весельчака. У него это неплохо получалось, но он ошибался, думая, что они видят его таким. Оба – и механик по ремонту и начальник автоколонны – знали, что кличка Козлик, которой окрестили Андрея, подходит ему как нельзя кстати.

– А ты не соглашаешься?

– Я ему говорю «круглая», а он мне: “Квадратная! Квадратная!”

– А что тебе важней, свою машину делать, или Гришке доказывать, что земля круглая? – буркнул Боцманов.

– А твоё какое собачье дело, что мне важней?! – Огрызнулся Андрей, краснея от гнева и нервно сжимая кулаки.

– Ладно, мужики, не ссорьтесь, – умоляюще произнёс Кузьмич, махая руками. – Вы как дети малые!

– Кузьмич, а ты, собственно, зачем пожаловал? – спросил Иванов, ехидно улыбаясь механику.

– Я – посмотреть, как дела идут. – Василий Кузьмич отвернулся от наглых глаз Иванова, окинул взглядом кучку запчастей, что лежала у стены бокса. Потом он бегло осмотрел «маз», стоящий на смотровой яме, и сделал вывод: – А дела у вас, как я и ожидал, ни хрена не идут…

Сказав эти слова, механик вышел из бокса и направился к «КАМАЗу», под которым на грязном деревянном поддоне лежал Дмитрий Грымов.

– Ты что там делаешь, Дима? – спросил механик, присаживаясь на корточки возле парня.

– Стартер снимаю.

– А где сам Тевень?

– Не знаю.

Кузьмич залез в кабину тягача и посмотрел в спальник – там мирно спал Леонид Тевенев. Учуяв сильный запах перегара, исходящий от Тевеня, механик поморщился, вылез из кабины и, недовольно мотая головой, пошагал в направлении административного здания.

Сняв стартер, Дима вылез из-под «КАМАЗа». Тщательно протерев гаечные ключи, которыми работал, он убрал их в кабину и, взяв стартер подмышку, направился к слесарке. Открывая дверь мастерской, Дима услышал знакомые голоса. Это были голоса Андрея Козловского и Сергея Ольховки.

Сергей Ольховка работал на автоколонне электриком. Кроме ремонта электрооборудования грузовиков, он вулканизировал камеры, ремонтировал аккумуляторы и паял радиаторы. Ольховка отлично разбирался в электрике, беспрекословно и безупречно выполнял работу любой сложности. Дима уважал его не только как специалиста, но и как человека. Он, вообще-то, и был человеком, но только тогда, когда не употреблял спиртного. Как-то – в период своего первого срыва – Сергей в конце рабочего дня заставил Диму выйти из бытовки, пока он не переоденется. Парень, твердо зная, что устами Ольховки говорит бес, повиновался. Вошел в бытовку он через минут десять – когда электрик открыл размашистым ударом руки дверь и сказал приказным тоном: “Заходи, иудушка!”

Следующий запой Ольховки тоже негативно отразился на слабой психике молодого специалиста. Тогда Сергей позволил себе ещё большую вольность – заставил «иудушку» красиво расставить все кирзовые сапоги возле батареи и аккуратно сложить носки и портянки, беспорядочно валявшиеся по всему помещению. Парень покорно исполнил повеление. На следующее утро электрик, перед тем, как отправить Диму в магазин за спиртным, попросил его не обижаться на вчерашний инцидент. Молодой специалист заверил его, что не обижается, но в магазин идти отказался. Свой отказ он имитировал тем, что волнуется за душу своего старшего коллеги. Он так и сказал электрику: «Я не пойду, потому что… Сергей, ты… пропадешь, если начнешь пить».

На это Сергей Ольховка ответил с иронией: – А ты, Димка, пропадешь, если не начнешь пить. Ладно, иди. Первый и последний раз прошу! Честное слово, не буду больше просить. Слышь, на сдачу мороженое себе возьми.

Услышав слово «мороженое», Дмитрий развернулся, как по команде «кругом», и решительно пошагал к воротам.

– Дима, как дела? – спросил Козловский, хитро подмигивая электрику.

– Хорошо, – ответил Дима и, положив стартер на верстак, присел на скамейку.

– А чего ты сел?.. Стартер кто разбирать будет?

Дима, ничего не ответив, осмотрел свои ботинки – будто бы проверяя, насколько они загрязнились, потрогал узлы шнурков – будто бы проверяя, насколько хорошо они завязаны. Козловский, глядя на него, рассмеялся: он знал, что парень так ведёт себя, потому что не может придумать, что сказать в ответ. Андрея, как, в общем, и всех остальных работников автоколонны, очень смешило то, что этот странноватый парень неумело скрывает свою трусость. Все знали, что Дима панически боится всех, кто относится к нему по-хамски.

Ольховка подмигнул Козлику и негромко сказал: – Не трогай ты этого иу… этого мальчика. Не трожь его. Он ведь тебе ничего плохого не сделал.

– Я просто советую хлопцу, чтоб учился разбирать стартер! Дима, я правильно советую?

Молодой специалист грустно посмотрел на самоуверенную физиономию Козлика и, так и ничего не ответив, вышел из помещения.

Выйдя из мастерской, Дима направился к боксу, в котором ремонтировали свои автомобили Евгений Калинов и Виктор Середа. Это были те из немногих, кто относился к Димке Грымову с сочувствием и полным пониманием. Были случаи, когда Середа заступался за парня, когда тот не мог постоять за себя.

Как-то раз Дима красил кабину «КАМАЗа». В бокс зашел Чернов и потребовал: – Дима, кидай эту художественную работу. Ты ведь слесарь, а не красильщик, так?..

– Автослесарь, – улыбнулся парень.

– Автослесарь, – ухмыльнулся Георгий. – Давай, автослесарь, иди, учись колеса снимать!

– Мне начальство дало указ кабину красить. Синявскому завтра ехать надо.

– Вот хай он и красит, раз ему ехать надо завтра! Пошли! – Чернов потянул парня за рукав. Дмитрий послушно спрыгнул со стремянки. Водила не сильно толкнул его перед собой – в сторону входной двери. – Давай, хлопчик, давай.

Тут Середа, наблюдавший за происходящим из смотровой ямы, не выдержал, вылез из ямы и, ругаясь непечатными словами, вытолкал Чернова из бокса.

Ещё был случай, когда Иванов с Боцмановым в шутку уговаривали Диму выпить стакан самогона. Только тогда жертвой буйволоподобного шофера стал Николай Бузунов. Середа, сжав кулаки, двинулся на него и закричал во всю мощь своего баса: – Ты что, стропила тощая, заступиться за пацана не можешь?!

Пока Бузун пребывал в замешательстве, Иванов растерянно улыбался. Боцманов, чтобы не казаться смешным, поставил стакан с водкой на табуретку и принялся нарезать сало. Молодой специалист же, воспользовавшись замешательством рабочих, незаметно выскользнул из помещения.

Войдя в бокс, Дима подошёл к Середе, который пил чай, сидя за деревянным столом.

– Здорова, Дима, – сказал Виктор. – Давай-ка, ступицу поможешь мне снять.

– Хорошо.

– Во молодец, хлопец, всегда “Хорошо, хорошо”, – смеясь, воскликнул Калинов, подходя Середе. – Дай-ка, Витёк, мне чефирку хлебнуть.

Калинов залпом выпил остатки крепкого чая из железной кружки и издал громкий горловой звук – что-то среднее между отрыжкой и возгласом удовлетворения.

Достав из верстака монтировку и инструменты для демонтажа ступицы, Середа подошёл к грузовику, стоящему на крайней смотровой яме. Насадив баллонный ключ на гайку полуоси, он сказал молодому слесарю: – На-ка, покрути трошки.

– Ты сам давай, боров азербайджанский! – Шутливо прикрикнул на Середу Калинов.

– Я не азербайджанский! – точно таким же тоном ответил Середа. – Я – украинец! Только мама русская…

– Да, ты хохол недобитый, – засмеялся коллега. – Сам крути!

Пока Дима откручивал гайки полуоси, Середа и Калинов оскорбляли друг друга нецензурными шутками и рассказывали смешные случаи из своей шоферской жизни. Диму это забавляло. Когда он вынул полуось, Калинов подошёл к нему и спросил, улыбаясь: – Ну вот, скажи, Дима, разве можно вот так оскорблять пожилого человека?.. А?..

– Ну, он ведь не со зла, – смеясь, ответил парень.

Так, с шутками-прибаутками, Середа, Калинов и Дима работали до конца рабочего дня. Когда Дима собрался идти переодеваться, в бокс вошёл Николай Невершицкий.

Это был еще один из тех немногих индивидов, что симпатизировали Диме. Невершок (рабочая кличка Невершицкого) был человеком сильного характера и острого ума, что было большой редкостью для контингента автоколонны. Приземистый, крупный, широкоплечий, с жесткими чертами лица и надменно-шутливой манерой общения, Невершок вызывал симпатию не только у своих коллег по работе, но и имел авторитет у начальства.

Подойдя к юному специалисту, Невершицкий душевно улыбнулся к нему, взял его тоненькую ладошку в свою мясистую лапу и, тепло сжав её, сказал: – Дима, завтра с утра будем радиатор снимать. Добро?

– Добро.

– С утра подходи к моему «мазу». Хорошо?

Парень флегматично кивнул в знак согласия и ушёл, оставив Невершка в легком замешательстве.

Зайдя в бытовку, Дима увидел Полторухина, Боцманова и Тевенева. Все трое были в состоянии сильного алкогольного опьянения. Гриша сидел на стуле возле своего шкафчика и, бормоча что-то невнятное, медленно стягивал с себя рабочий свитер. Его промасленная рабочая куртка и кожаная кепка валялись на полу. Боцман, уже переодетый в свою чистую одежду, сидел на скамейке у окна. Тевень, переодеваясь, что-то доказывал Боцманову. Тот, не обращая внимания на слова товарища, задумчиво смотрел в окно. Увидев Диму, Алексей оживился и, подойдя к нему, спросил: – Дима, сколько ты получил за март?

– Точно не помню… А что?

– А что, а что!.. Ты хоть половину из этих своих денег отработал?!

Дмитрий сделал виноватое лицо, подождал, пока озлобленный Боцман отвернется, и вышел из бытовки. Подойдя к административному зданию, он присел на скамейку. Тут же из конторы вышел Василий Кузьмич.

– Дима, чего домой не идёшь? – спросил механик, присаживаясь рядом со своим подопечным.

– Рановато ещё.

– Рановато?.. Без десяти четыре, а ты ещё даже не переоделся…

– А я думал, полчетвёртого.

– Ты думал, полчетвёртого… А что ты думал, когда на работу сюда устраивался?

– Не помню.

– Не помнишь, – усмехнулся Кузьмич. – А сейчас что думаешь? Не надоели тебе ещё эти чудики?

– Вы кого имеете в виду?

– Ну, Григория Павловича, например, – не сразу ответил Василий Кузьмич, удивляясь вопросу молодого работника. – Тебе ведь не нравится, как он ведет себя?

– Он так ведет себя, потому что уже стареет и уже порядочком устал от работы. Он как-то говорил, что уже почти два года не был в отпуске. Ему бы на недели две на море съездить… – Дмитрий поймал насмешливый взгляд механика, и, смущенно усмехнувшись, добавил: – Или хотя бы просто отдохнуть на своей даче.

– После курорта он перестанет ненавидеть начальство, начнет хорошо относиться к тебе, не будет ругаться с шоферами, да? – после недолгого раздумья спросил Кузьмич.

– Да, ведь он же на самом деле не такой, – с невинной улыбкой ответил юный слесарь.

– Значит, по-твоему, если отправить всех наших балбесов на курорт, они переменятся в лучшую сторону? – Озадаченный Василий Кузьмич заставил себя улыбнуться.

– Я думаю, им достаточно будет просто отдыха на природе… и, наверное, не обязательно две недели. Вполне может хватить одной.

– Сколько ты уже у нас, Дима?

– Где-то полгода.

– Объясни мне, пожалуйста, почему ты думаешь, что они все не такие, какими себя преподносят.

Глядя на широко раскрытые глаза паренька, механик с трудом подавил желание усмехнуться, посмотрел в сторону. Затем Кузьмич окинул изучающим взглядом всего Димку. И не холодно ему в этом… Одет парень был не по погоде. На термометре два градуса ниже нуля, зябко, ветер, а на Димке джинсы, вельветовая рубашка и потрепанная толстовка нараспашку, на ногах потертые кожаные ботинки. В такой одежде, пожалуй, было бы холодно даже поздней осенью.

Механик поежился от очередного порыва ветра и как-то странно посмотрел на своего подчиненного. Его удивило, что парень, одетый не по погоде, сидит расслабленно, будто холодный ветер обходит его стороной. Неужели он так задумался, что промозглый ветер и два градуса ниже нуля ему нипочем?.. От этой мысли Кузьмичу стало смешно. Он улыбнулся уголками губ и тут же сморщился – от очередного порыва противного ветра.

Задумчивости Дмитрий придавался где-то с минуту. Слова для ответа у него были приготовлены, но не отвечал он так долго, потому что просто вспоминал подробности одного совсем неважного события. Он вспомнил фрагмент, который служил для него самого доказательством того, что его старший коллега по работе принадлежит к числу людей с чистой совестью и светлой душой.

Как-то раз Дмитрий ездил на дачу Полторухина. Цель поездки – помочь Григорию Павловичу в разгрузке дров.

После того, как все дрова из самосвала были выгружены и уложены возле гаража, Григорий Полторухин предложил своему младшему помощнику посмотреть его дом. Перед тем, как ответить, Дмитрий скорчил гордо-снисходительную гримасу и обвел взглядом фасад дома.

– Неплохой домик. А внизу гараж, да?

– Да, внизу гараж, Дима. Пойдём внутрь зайдем.

Они поднялись по деревянной лестнице, прилегающей к торцу дома, и вошли в помещение.

– Ну, как у меня в доме? – спросил сияющий Григорий, присаживаясь на диван, обшитый потертой кожей. – Уютно, просторно, правда?

– Угу, просторно, – бесцветно ответил парень, разглядывая иконы, висящие на деревянной стене.

Помещение было не маленьким – примерно шесть на восемь. Его стены были покрыты полинялыми обоями, на одной из стен висело несколько икон. По правую сторону окна стоял стол, покрытый поблеклой скатертью, небольшая скамейка и две табуретки. Бегло осмотрев иконы, парень посмотрел на своего старшего коллегу. Пожилой автослесарь прочитал в рассеянном взгляде своего юного товарища уважение, и довольно улыбнулся.

– Я, Димка, его своими руками строил. – Пояснил Григорий, краснея от радости.

– Хм… Ты, Григорий Павлович, еще и домостроитель ладный… – мечтательно проговорил Дима.

Затем он присел на корточки, отвернул край циновки и постучал пальцами по полу.

– Пол можно резьбой украсить…

– Это да. – Согласился Григорий. – Пол можно резьбой украсить. Бог даст – в выходные так и сделаю.

– Он тебе и так уже много дал.

Эти слова заставили Полторухина задуматься. Он напряженно размышлял с полминуты. Потом сказал своему юному другу: – Да, это ты верно заметил. Бог все дает, только делать самому надо. Правда?.. Правда, не хрен там задумываться. Вот, тебя дал бог – это добре… – Григорий выдержал театральную паузу и, когда его юный друг утвердительно кивнул, продолжил: – Это добре, но если бы ты эти четыре бревна не помог Ваське покласть – черта с два они бы сами поклались…

Дмитрий в очередной раз утвердительно кивнул. Григорий пырснул и, уже сквозь смех, продолжил свою незамысловатую речь: – Но если бы боженька тебе не помог, ты бы и эти четыре бревна не поклал бы… Так?

– В принципе так. – Ответил Дима, беспечно улыбаясь Полторухину. – Только не «черта с два», а «ни фига» не получилось бы.

Снова лицо Григория стало властным и решительным. Но через несколько мгновений оно снова приобрело свой привычный глуповато-пренебрежительный вид, и щеки окрасились легкими румянцами. Эти румянцы свидетельствовали о том, что старый слесарь вновь замыслил какую-то шутку.

– Ты молодец, Димка-грымка. – Сказал Григорий Павлович, нежно обнимая парня за плечи. – Ты и в бога веришь, и не сквернословишь, и людям по-божески помогаешь… Да?

Дмитрий стыдливо отвернулся от хитрых глаз Полторухина, но тот, смеясь, подошел к нему с другой стороны и пристально посмотрел в глаза. Дима повернулся в другую сторону, но Григорий был настырным – он подошел к парню с другой стороны и, еле сдерживая смех, снова спросил: – Так?

– Так, так.

– Молодец. А меня научишь?.. А то я в бога верю, а молиться не умею… Я знаю, что надо креститься вот так (он перекрестился), а надо ж еще молиться… Так?

– Это да. – Не сразу ответил Дима. – Этому никого не научишь. Да и зачем этому учить… если в душе в бога веришь – не надо тебе ему ничего высказывать.

– Вот так ты считаешь, – подумав с минуту, ответил Григорий. – А я ж, вот, матерюсь, пьянствую… Как мне у боженьки прощенья попросить?

– Надо ходить на исповедь.

– А кали я весь в делах?.. Вот, сейчас сарай надо мастерить. Да и так – то-то, да сё… Что мне делать?

– Раз в полгода обязательно надо ходить на исповедь.

– Вот как… – Полторухин, стараясь выглядеть серьезным, плотно сжал губы – чтобы не засмеяться, и задал следующий вопрос: – А чего именно раз в полгода?

– Так положено.

– А чего так положено?.. Я ведь в душе к богу обращаюсь, а ему вот вынь да положь – раз в полгода к исповеди ходи…

Дмитрий долго думал над вопросом Полторухина, но так и не нашел, что ответить. Григорий, заранее зная, что этим вопросом поставит парня в тупик, довольно улыбался. Димка-грымка, глядя на него, тоже улыбался открытой милой улыбкой.

Этот диалог Григорий Полторухин в подробностях пересказал коллегам по работе. При этом он называл своего младшего помощника святошкой или юродькой.

– Верующий человек не может быть плохим, – ответил Дима механику после долгой паузы. – А все шофера, кроме Андрея, его уважают. Только почему-то не хотят, чтобы он знал об этом.

– Вот, значит, какая у тебя точка зрения… – Василий Кузьмич говорил мягко, но его глаза под роговыми очками сурово глядели на молодого специалиста. – Ну, ты, Димка, подумай серьезно на эту тему. Это твое внеурочное задание… Хорошо?

– Хорошо. – Ответил Дмитрий, вопросительно глядя на Кузьмича. – А вы будете экзамен проводить по этой теме?

– Да. Если тему сдашь – разряд повышу… Клянусь! А сейчас, давай, иди-ка, переодевайся, и до хаты, а то сидишь тут, простужаешься…

Дима лениво встал со скамейки, и поплелся к бытовке. Механик долго глядел ему вслед, потом негодующе мотнул головой и направился к административному зданию.