Читать книгу Одиночество дипломата - Леонид Спивак - Страница 7

К концу первого сенаторского срока Иуда Бенджамин сделал попытку восстановить семью. Он был однолюбом – историки не смогли обнаружить никакой другой, близкой ему женщины. Вновь и вновь шли письма во Францию – там жили по-прежнему прекрасная и легкомысленная Натали, и дочка Нинет, его маленький парижский ангел, не знавшая ни слова по-английски. Только в течение одного месяца в году, во время летних каникул в Сенате, Бенджамин мог навещать жену и дочь за океаном, но все эти годы он их обеспечивал матер иально.

Свою корреспонденцию Иуда впоследствии полностью уничтожил. В руки историков попал лишь не сгоревший клочок письма из Парижа с единственной фразой Натали. Впрочем, эта фраза, написанная по-французски, выглядит красноречивее многих длинных посланий. «Не говори со мной о моих больших тратах, – писала Натали, – это слишком скучная для меня тема».

Все предшествовавшие годы Бенджамин доказывал этой женщине, как много он был способен сделать для нее и дочери – совладелец одной из самых авторитетных юридических фирм, перспективный бизнесмен и восходящая звезда американской политики. Натали, в конце концов, оценила его усилия и согласилась переехать в Вашингтон. Кресло мужа-сенатора на Капитолийском холме открывало перед «столичной дамой» заманчивые перспективы.

Новый семейный очаг Бенджамина должен был удовлетворить самый взыскательный вкус. Трехэтажный особняк на площади Лафайет, неподалеку от Белого дома, считался одним из лучших зданий в городе. Построенный в 1819 году по проекту Б. Латроба – первого архитектора Капитолия США, – дом служил в прошлом резиденцией нескольких государственных секретарей и послов европейских стран. К приезду жены и дочери Иуда Бенджамин истратил тысячи долларов на украшение особняка. В доме сенатора появились английское серебро и фарфор, голландская живопись, французская мебель, бронза и гобелены и, конечно, слуги, говорившие по-французски и знакомые с парижской кухней и этикетом.

Столица Соединенных Штатов в те времена вызывала у европейцев снисходительную улыбку. Непролазная грязь повсюду и строительные леса были первым впечатлением приезжающих в Вашингтон. Молодой нации едва исполнилось восемьдесят лет, и еще живы были многие, кто помнил на месте федеральной столицы обширное болото. На плохо вымощенной Пенсильвания-авеню, проложенной от Капитолия к Белому дому, добротные особняки соседствовали с жалкими лачугами. Мраморные постройки в стиле классицизм стояли бок о бок с коровниками и свинарниками. Тридцать семь церквей различных конфессий состязались с еще более многочисленными кабаками и притонами. Здесь звучали все американские диалекты, бывшие в ходу на территории от Луизианы до Мэйна, – протяжная южная речь, гнусавый говор янки, грубоватый жаргон Запада.

Вашингтон оставлял впечатление чего-то незаконченного, особенно Капитолий, с его темным деревянным куполом и недостроенными крыльями. Еще большее ощущение незавершенности и неустойчивости являла картина политической жизни страны. Два несхожих общества, две культуры и два различных видения будущего противостояли друг другу в рамках Союза штатов. Север, опираясь на банковский капитал, центральную власть и прикрываясь лозунгом борьбы против рабства, стремился к экономическому подчинению Дикси. Юг боролся за свои права и, в конечном счете, за свою политическую независимость. Дальновидный У. Сюард даже произнес слова о «неразрешимом конфликте».

Сенатор из жаркой Луизианы принадлежал к умеренному крылу политиков Дикси: он стоял за урегулирование конфликта на конституционной основе, чтобы избежать раскола страны. Но радикалы с обеих сторон не желали компромисса. Все чаще аболиционисты призывали к «крестовому походу» против Юга. Горячие головы среди южан все настойчивее требовали сецессии – выхода из федерального Союза.

Тем временем образ жизни Натали Сен-Мартин стал излюбленной скандальной темой среди высшего вашингтонского общества. Сплетни об «экстравагантном поведении» супруги сенатора Бенджамина быстро поползли по столице. История о ее связи с молодым красавцем-офицером из прусского посольства охотно обсуждалась на каждой вечеринке, концерте или спектакле. В итоге, спустя всего несколько месяцев после возвращения в Америку, неверная жена, теперь уже навсегда, уехала с дочерью в Париж.

Бенджамин бросил дом и переехал к друзьям. Все недавно купленное имущество он выставил на аукционную распродажу. Даже видавшие виды эксперты-искусствоведы были поражены качеством представленных художественных произведений. Весь столичный бомонд ходил на площадь Лафайет прицениться или просто поглазеть на полный диковинок особняк, покинутый своими хозяевами.

Иуда как мог залечивал рану. В то время он был частым посетителем Библиотеки Конгресса (сохранился формуляр с длинным списком его заказов). Лучшими собеседниками сенатора в ту пору стали античные философы и историки. Из современной ему английской литературы он предпочитал элегии А. Теннисона.

29 ноября 1859 года Иуда Бенджамин был переизбран на второй срок в Сенат. Спустя три дня в Вирджинии повесили Джона Брауна. Конь Бледный, верхом на котором восседала Смерть Союза, появился в старейшем американском штате. Религиозный фанатик-аболиционист Джон Браун считал себя посланцем Бога на земле. Отец двадцати детей, неудачник в бизнесе, он пережил ряд банкротств в шести штатах и большую часть жизни провел в бегах, спасаясь от кредиторов. Своей главной целью Браун считал освобождение рабов через вооруженное восстание. Его отряд стал известен своими зверствами в Канзасе. Однажды на вопрос, зачем его сообщники убивают даже детей, он ответил: «Из гнид вырастают вши». В ночь на 16 октября 1859 года семнадцать белых и пять чернокожих под командой Брауна пересекли границу Вирджинии и захватили армейский арсенал в городе Харперс-Ферри. Отсюда они рассчитывали повести восставших рабов далее на юг.

Первой жертвой «освободителей» оказался чернокожий обходчик железной дороги, попытавшийся поднять тревогу. Затем они захватили несколько заложников, среди которых оказался Луис Вашингтон, потомок первого президента США. Браун вооружился шпагой, отобранной у пленника – подарком прусского короля Фридриха II Джорджу Вашингтону. Более суток арсенал и заложники находились в руках Джона Брауна, но рабы не поддержали его. Местное ополчение и подоспевшие в Харперс-Ферри федеральные войска блокировали мятежников. Морская пехота под командованием полковника Роберта Ли штурмовала арсенал. Двое сыновей Брауна были убиты, а сам он после ранения взят в плен.

Суд и многочисленные расследования прессы и сенатского комитета подтвердили самые худшие опасения южан: рейд Джона Брауна не был одиночной вылазкой банды фанатиков – он готовился на деньги бостонских и нью-йоркских радикалов. Энтузиасты с Севера финансировали и другие авантюры в землях Дикси. «Вот он, неразрешимый конфликт Сюарда и аболиционистов в действии», – писали газеты Юга.

На Севере Брауна превозносили как героя и мученика. Прямо с виселицы он шагнул в сонм святых и боевые марши недалекого будущего. Стала широко известной его предсмертная записка: «Я уверен, что преступления этой греховной страны могут быть смыты только Кровью». На Юге жестокий безумец вызвал в памяти мятежи с горящими плантациями и растерзанными телами фермерских жен и детей на пороге разграбленных домов. Страх расползался во мраке южных ночей. В некоторых штатах вновь началось поголовное вооружение белого мужского населения. За три дня Джон Браун преуспел в том, что не удавалось сделать южным сепаратистам на протяжении тридцати лет. Обе части некогда единой страны разделила глубокая пропасть недоверия и враждебности.

Так завершалось бесславное президентство Дж. Бьюкенена, не сумевшего предотвратить раскол страны. Глубокий кризис переживала и возглавляемая им Демократическая партия, с которой связал свою политическую судьбу Иуда Бенджамин. Разлад среди демократов был столь глубоким, что на выборах 1860 года каждая из фракций выдвинула своего кандидата в президенты США. Так пришло время Авраама Линкольна, долговязого провинциального адвоката с грубоватыми манерами, ставшего лидером новой Республиканской партии.

«Странные и противоречивые элементы собрались со всего света, и создали могущественную партию, в которой соединились молодость, различные программы, религиозные фанатики, доморощенные философы и честолюбивые политические деятели. Влиятельные группы промышленников, железнодорожных магнатов и финансистов пришли к выводу, что это многообещающая партия», – писал историк Карл Сэндберг. Вождем республиканцев считался Уильям Сюард, уже примерявшийся к роли хозяина Белого дома. Но партийный конвент в 1860 году его не поддержал: политические дельцы, контролировавшие съезд, знали, что сенатор Сюард человек слишком опытный и самостоятельный.

Пятидесятилетний Авраам Линкольн был малоизвестным юристом из западного штата Иллинойс. Он несколько раз терпел неудачу на местных выборах. Программа будущего президента была расплывчатой. Сильную федеральную власть и протекционистский тариф он считал панацеей от всех бед. Линкольн называл рабовладение моральным злом, но относился к неграм как к чужеродной расе, подлежавшей выселению на прародину в Африку. «Освободить их и сделать равными нам в политическом и социальном отношении? – восклицал Линкольн на одном из митингов, – Мои чувства против этого». В 1858 году, во время предвыборных дебатов в Иллинойсе, Линкольн говорил: «Я никогда не был склонен делать из негров выборщиков или присяжных, предоставлять им должности или разрешать им браки с белыми людьми… Я, как и любой другой, сторонник превосходства белой расы». Слова «умеренного» Линкольна, типичные для той эпохи, сегодня звучат как речи ультрарасиста.

На президентских выборах 1860 года Авраам Линкольн оказался кандидатом меньшинства. Он набрал менее 40 % от общего числа голосов. В южных штатах его имя даже не появилось в избирательных бюллетенях. Но раскол Демократической партии и разброс голосов между тремя другими кандидатами обеспечили Линкольну победу. Густонаселенные штаты Севера, куда шел основной иммиграционный поток, уже преобладали в Конгрессе. Теперь же голосами коллегии выборщиков хрупкое политическое равновесие между Севером и Югом было окончательно разрушено.

Во время выборов Бенджамин отсутствовал в столице. Он был в Калифорнии, где возглавлял работу сенатской комиссии по свободным землям. Возвратился он в совсем другую, уже расколотую страну. Чарльстон, город детства Иуды, первым заявил о выходе из федерального Союза: 20 декабря 1860 года Конвент Южной Каролины одобрил сецессию. В течение месяца с небольшим отделились еще шесть штатов – Миссисипи, Флорида, Алабама, Джорджия, Луизиана и Техас.

В новогодний вечер 1860 года столичная публика и репортеры переполнили верхние галереи Сената. Иуда Бенджамин выступал с прощальной речью: «Нам говорят, что… Юг поднял восстание без причины и что его жители предатели. Восстание! Весьма точное слово для признания… Когда это, господа, миллионы людей, как один, организованно поднимали нарочито бесстрастное восстание против справедливости, истины и чести?..» Речь сенатора неоднократно прерывалась неистовыми аплодисментами, порядок среди публики восстанавливали с трудом. Иуда Бенджамин, обращаясь к своим коллегам-сенаторам от северных штатов, говорил о необходимости предотвращения братоубийственной войны: «Мы просим, мы умоляем вас: дайте нам уйти с миром. Я заклинаю вас не потакать иллюзиям, что моральный долг или совесть, выгода или честь навязывают вам необходимость вторжения в наши штаты и пролития крови. У вас нет для этого оправданий».

То было время, когда политические противоречия раскалывали семьи на всех социальных уровнях, когда близкие родственники оказывались по обе стороны баррикад. В еврейской семье Бенджамина Гемпа, мелкого производителя пеньки из Кентукки, один из сыновей ушел сражаться за «дело Юга», а другой погиб в армии северян. В семье Мэри Тодд Линкольн, жены президента США, ее младший брат Джордж и три сводных брата стали офицерами армии Дикси.

«Рассудительные и консервативные южане, – писал Бенджамин, – не в силах сопротивляться бурному потоку, смывающему все вокруг… Это революция,… причем самого неистового толка… которую усилия отдельных людей могут остановить с тем же успехом, что и лейка садовника – пожар в прерии». В подтверждение его слов, щеголяя в голубых кокардах, «якобинцы Дикси» распевали на улицах Чарльстона и Нового Орлеана «Южную Марсельезу».

4 февраля 1861 года сенаторы штата Луизиана И. Бенджамин и Дж. Слайделл официально сложили в Вашингтоне свои полномочия. Бостонская газета «Транскрипт» в начале 1861 года в редакционной статье «Дети Израиля» атаковала Бенджамина и евреев-южан за поддержку сецессии, а затем обвинила в нелояльности всех евреев Соединенных Штатов. В самом начале войны одна из нью-йоркских газет утверждала, будто Иуду изгнали из Йеля за кражу денег у своих товарищей и что он остался должен университету шестьдесят четыре доллара тридцать два цента. Сенатор из Массачусетса Генри Вильсон (будущий вице-президент США) обвинил Бенджамина в «заговоре с целью расчленения Союза и свержения правительства принявшей его страны, дающей равенство в правах даже расе, которая побивала камнями пророков и распяла Спасителя».

Подобные настроения не были исключением. Будущий семнадцатый президент США Эндрю Джонсон говорил в личной беседе с сенатором Ч. Ф. Адамсом: «Этот отверженный Бенджамин! Он относится к стране и правительству как к старой одежде. Он продал старую одежду и продаст новую, если сможет на этом заработать два или три миллиона». «Иуда Америки» и его политические «тридцать сребреников» – такой образ Бенджамина не сходил с газетных полос в США.