Читать книгу Прыжок в неизвестное. Парикмахер Тюрлюпэн - Лео Перуц - Страница 6

Оскар Микш потянулся, зевнул, протер глаза и присел на постели. Который час – он не знал, но, очевидно, было еще не поздно. По-видимому, он спал недолго. Проснулся он не потому, что выспался. Его разбудил шум, похожий на стук тарелок, ножей и вилок.

Он вспомнил, что на столе остался его недоконченный завтрак, недопитая чашка чаю и ломоть хлеба с вареньем, и принялся бранить про себя, но довольно сильно, свою хозяйку, фрау Помайзль, которая опять вздумала убирать со стола, когда он еще не встал с постели, да еще зря шуметь при этом.

Когда глаза его освоились с полумраком, – он закрывал обычно ставни на окнах, прежде чем утром лечь в постель, чтобы дневной свет ему не мешал, то он убедился, что был очень несправедлив к почтенной матроне. Не на ее совести был нарушенный сон Микша, а на совести обычно столь тихого сожителя, Станислава Дембы.

Демба сидел, наклонившись над столом, и Микш неясно видел комические и торжественные жесты, с какими Демба поглощал бутерброд с вареньем. Он подносил его обеими руками ко рту, как бы священнодействуя. И каждый раз, как опускал руки, тарелка по какой-то загадочной причине дребезжала. От этого-то шума и проснулся Микш.

На стуле возле двери сидела еще другая фигура, оказавшаяся при более пристальном рассмотрении светло-коричневым пальто Дембы, увеличенным его собственной тенью.

Микш удивился, что видит Дембу в этот час. Обыкновенно они не встречались целыми днями. Он был железнодорожником и возвращался со службы только в девятом часу утра; к этому времени Демба почти всегда уже уходил из дому; в дневные часы показывался лишь изредка, да и по вечерам его в большинстве случаев не было дома, когда Микш опять отправлялся на службу. Они снимали сообща эту комнату чуть ли не полгода уже, а говорили друг с другом за это время едва больше десяти раз. Когда им нужно было сообщить друг другу что-нибудь важное, они оставляли один другому записки. В дела Дембы Микш был в достаточной степени посвящен. Он знал точно, когда у Дембы бывали денежные затруднения, экзамены, зубная боль, любовные похождения или трудности с гардеробом, потому что у студента была привычка разбрасывать свои письма, книги и записные тетради, а склонность фрау Помайзль рассказывать одному про другого восполняла эти сведения. От времени до времени они посредством записок просили друг друга о помощи и занимали один у другого старые фрачные брюки, чистый воротник или деньги на сумму не свыше пяти крон.

– С добрым утром! Желаю аппетита! – окликнул студента Оскар Микш.

Станислав Демба встрепенулся и уставился глазами на постель. Он только теперь заметил, по-видимому, что Микш проснулся. Тарелка опять задребезжала, и сейчас же после этого Демба скрылся за столом так быстро, словно провалился.

– Что с вами, Демба? У вас упало что-нибудь на пол? Что вы ищете? Подождите, я открою ставни.

Микш вскочил с постели и подошел к окну, чтобы открыть ставни. Когда робкий солнечный луч заглянул в комнату, Демба вдруг зарычал, словно свет уколол его, как нож:

– Что вам в голову взбрело, черт побери? Пусть остаются закрытыми ставни! Я не переношу света, у меня глаза болят.

– Глаза болят?

Микш мгновенно прихлопнул ставни, и в комнате стало совершенно темно.

– Адская глазная боль! Нужно мне будет обратиться наконец к окулисту.

Станислав Демба опять вынырнул из-за стола и нацелился ножом в каравай хлеба, лежащий на столе.

– Дьявольщина, не выходит! – ругнулся он. – Отрежьте-ка мне кусок хлеба, Микш.

– Так, разумеется, ничего не выйдет, – сказал Микш. – Хлеб нужно взять в одну руку, а нож в другую.

– Убирайтесь вы к черту! – заревел Демба в припадке совершенно необъяснимой ярости. – Не давайте мне уроков и отрежьте мне лучше краюху.

– Вы просто ленитесь, – промолвил спокойно Микш и потянулся через стол за хлебом и ножом. – Вы не прочь воспользоваться чужими услугами. Вот, получайте ломоть, а намазать вам его придется самому.

Демба принялся есть и опять подносил хлеб ко рту обеими руками – в темной комнате это имело такой вид, как будто атлет с трудом поднимает в обеих руках трехпудовую гирю.

Спать уже было нельзя. Микш нащупал в темноте свои брюки и туфли и начал одеваться.

– Собственно говоря, я съедаю ваш завтрак, – сказал Демба.

– Нет, нет! Я совершенно сыт.

– А я голоден. Я от голода чуть с ума не сошел. Со вчерашнего дня я ничего не ел, а сегодня утром у меня стащила завтрак одна собака.

– Кто? Собака?

– Да, безобразный пинчер в бурых пятнах. А мне пришлось на это спокойно смотреть.

– Почему пришлось?

– У меня случайно были заняты руки в это время. Впрочем, какое вам до этого дело? Попадаешь иногда в положение, когда нельзя управлять своими руками. Но я вам, кажется, не дал спать?

– Я не устал. Я могу еще после обеда поспать немного. К тому же мы так редко видимся… Каким образом вы сегодня дома? Нет лекций? Нет уроков?

– Я вернулся, чтобы взять на время какое-нибудь пальто у фрау Помайзль. У меня пальто порвалось. А у нее хранится гардероб ее сына, взятого в солдаты.

– У вас порвалось пальто?

– Да. Продырявилось. Собака вцепилась в него зубами.

– Возьмите мое. Мне его до вечера не нужно. А днем фрау Помайзль починит ваше.

– Нет, спасибо. Ваше на меня слишком коротко.

– Да ведь мы с вами одного роста.

– Нет. Не беспокойтесь. Я возьму накидку, которую оставил здесь сын фрау Помайзль.

– Как хотите. Что у вас нового?

– Нового? Ничего. Соня хочет уехать в Венецию с Георгом Вайнером.

– С Вайнером? Это кто такой?

– Идиот. Герой тенниса. Человек, который умеет говорить только о своих пиджаках.

– Ну и бог с ним!

– Бросьте говорить вздор! Разве вы дали бы себя обокрасть? – гневно воскликнул Демба.

– Кто же вас обкрадывает?

– По-вашему, это не кража, когда у меня кто-нибудь отнимет Соню?

– Нет. Она свободна. С вами не связана. Она может делать, что хочет.

– Вот как? Вы служите на железной дороге. И у вас есть покровитель в министерстве. Допустим, что кто-нибудь отнимет у вас внимание начальника отделения в министерстве, который ведь тоже «свободен», и лишит вас должности. Вы бы это позволили? Какого-нибудь несчастного, стянувшего кусок хлеба, сажают под замок, а на этих грабителей любви нет управы?

– Разве вы хотели жениться на этой барышне?

– Нет.

– Вот видите! Через несколько недель вы бы ее бросили все равно. Значит, потеря не так уж велика.

– Через несколько недель? Может быть. Но сегодня я еще не покончил с этим.

– То есть как это – не покончил? Несколько дней или недель не могут же иметь значения.

– Но ведь это еще не кончено, неужели вы не понимаете? Как мне вам объяснить?.. Слушайте: вы едите артишок. Или грушу. Откладываете последний кусочек в сторону куда-нибудь, ищите его и уже не находите. Тогда вас целый день будет тянуть к этому кусочку. Можете есть какие угодно другие вещи, во сто раз вкуснее, – маленького кусочка груши вам будет всегда недоставать. Весь день вы бессознательно будете ощущать на небе и на языке томление по этой груше только потому, что не съели последнего кусочка.

– Так что же?

– Так же обстоит у меня дело с Соней Гартман. Быть может, я бы ее забыл через несколько недель. Есть другие, гораздо более ценные люди, чем Соня Гартман. Но так как она вчера со мной порвала, то я не могу сегодня жить без нее. Последний кусок… Вы этого не понимаете? Микш, вы должны раздобыть мне денег.

– Шесть крон можете получить сейчас же.

– Шесть крон? Мне нужно двести.

– Двести? Господи милостивый, вы у меня просите двести крон? – Микш расхохотался во все горло. – На что вам деньги, Демба?

– Я хочу поехать с Соней в Венецию.

– Так я и знал. Вы думаете, все дело в деньгах? А если барышня полюбила другого?

– Если я достану денег, она поедет со мной.

– Вы в это серьезно верите?

– Ни во что я не верю. Я это знаю, – сказал Демба. – Я был у нее полчаса тому назад, и она мне это обещала. Я ее уговорил. Нужно только быть немного дипломатом и сердцеведом, тогда все удается. У нее всегда было непреодолимое стремление увидеть свет. Она должна совершить это путешествие, а кто ей поможет в этом – это для нее вопрос второстепенный. Если я до вечера деньги раздобуду, Вайнер будет оставлен.

– Сердцеведение ваше никогда вас не выручало, милый Демба, – сказал скептически Микш. Станислав Демба не слушал его.

– И сегодня утром я чуть было не добыл эти двести крон. Если бы я только улучил мгновение! Но я слишком долго ждал, и теперь это мне значительно труднее. Я готов был бы надавать себе пощечин, если бы…

– Если бы что?

– Если бы мог. Это теперь тоже не так легко. – Демба коротко рассмеялся. – Довольно об этом. Значит, у вас нет для меня денег. В таком случае я должен поискать их где-нибудь в другом месте. Будьте здоровы!.. Ах да, накидка… Фрау Помайзль!

В соседней комнате послышались скользящие шаги. Хозяйка просунула голову в дверь.

– Вы меня звали, господин Микш? Батюшки, как же у вас темно сегодня! Собственных рук не видно.

– Фрау Помайзль, можете вы мне дать на сегодняшний день ту накидку, которую носил раньше ваш сын? Я продырявил себе пальто.

– Накидку Антона? Пожалуйста. Но только она слишком плоха для вас, господин Микш. Мой Антон в последнее время, до своей военной службы, не хотел уже выходить на улицу в этой накидке. Подождите-ка, я ее сейчас вам найду.

Фрау Помайзль исчезла в смежной комнате и через несколько минут вернулась с накидкой.

– Вот она, господин Микш. Немножко нафталином пахнет.

– Это ничего. Давайте ее сюда, – сказал Демба. – Практичная вещь такая накидка. Ее просто набрасываешь на плечи, застегиваешь спереди и не бьешься над просовыванием рук в эти проклятые футляры, которые выдумал черт…

– В какие футляры?

– В рукава. Я не переношу рукавов. Откройте ставни, Микш.

– Вам уже не больно?

– Больно? Где больно?

– Глазам не больно?

– Нет, черт побери! Не задерживайте меня своими вопросами и откройте ставни.

Яркий свет залил комнату.

Демба подошел к зеркалу платяного шкафа, являвшемуся украшением бедно обставленной комнаты. Погляделся в него и кивнул головой. По-видимому, он одобрил накидку.

– Батюшки, это вы, господин Демба! – воскликнула фрау Помайзль, только теперь узнав его. – А я и не знала, что вы дома. Я думала – вы ушли. Только что вас искал почтальон с деньгами.

– С деньгами? И он ушел? Вы ему дали уйти? – закричал Демба.

– Нет. Он пошел на четвертый этаж. Сейчас должен сойти вниз.

– Это хорошо. Я выйду на улицу и буду его караулить. – Станислав Демба повернулся к Микшу и рассмеялся. – Господин Вайнер отстранен. Это гонорар от издателя макулатуры, для которого я перевел роман на польский язык. Бульварный роман для служанок в четырехстах выпусках по двадцать геллеров, в каждом выпуске – убийство с целью грабежа, или поджог, или казнь, или подброшенный ребенок – на любой вкус. Мне, в сущности, должно быть стыдно, но вы знаете, Микш: non dolet. И он даже не затягивает платежей. Эти дикари все-таки самые лучшие люди.[8]

– И как раз сегодня деньги пришли. Ну и везет же вам, Демба!

– Везет?.. Наоборот, проклятое невезение! Отчего деньги вчера не пришли? Господи Боже, если бы они пришли вчера!

– Что ж бы тогда было?

– То, что сегодня мне предстоял бы, может быть, спокойный день, больше ничего! – сказал Демба и потупился. Потом вдруг встрепенулся: – Теперь мне надо идти, а не то еще прозеваю, чего доброго, почтальона.

Через несколько минут Демба вернулся. Ни слова не говоря, он поднял крышку платяного сундука и зарылся в старые брюки, жилеты и пиджаки. Когда он вынырнул оттуда, на голове у него торчала престарелая, отливавшая жиром шляпа с отвислыми полями, с обтрепанными краями, чудовищный Мафусаил в племени шляп, несколько лет тому назад отправленный Микшем на заслуженный покой.

– Господи помилуй! Не собираетесь же вы показаться на люди в этой шляпе? – воскликнул Микш.

– У меня нет другой.

– Где же ваша?

– Я ее где-то забыл.

– Можно ли быть таким рассеянным?

– Я не был рассеянным. Мне пришлось ее бросить.

– Пришлось? Почему же?

Демба начал терять терпение.

– Не спрашивайте слишком много. Вы этого не можете себе представить? Вы меня когда-нибудь выведете из себя своей проклятой скудостью воображения. Все вам нужно объяснить. Ну так вот: погода ветреная, моя шляпа летит на рельсы трамвая, я бегу за ней, в это время проходит вагон… Иногда рекомендуется не протягивать рук вперед, чтобы не попасть под колеса, Микш!

– Вам нужно сейчас же купить себе новую шляпу, Демба. Теперь ведь у вас есть деньги.

– Нет, – сказал Демба, – у меня нет денег.

– Почтальон не пришел?

– О да, пришел!

– Может быть, деньги были вовсе не вам адресованы?

– Мне. Они были моими. Но…

У Станислава Дембы сделался припадок бешенства. Он опрокинул в неистовстве плюшевое кресло фрау Помайзль и стал искать, поводя глазами, что бы можно было в комнате разнести вдребезги. Шитый шелком экран перед камином с изображением св. Женевьевы имел несчастье приковать к себе внимание Дембы. От пинка он, кряхтя, свалился на пол и погиб мученической смертью. Это, по-видимому, успокоило господина Дембу настолько, что он мог продолжать свой рассказ.

– Он не хотел выдать мне деньги, – бушевал он. – Только под расписку! Он хотел заставить меня взять в руку его грязный чернильный карандаш, прикоснуться к его липкой книжке и расписаться в какой-то засаленной графе. Иначе он не может отдать мне деньги. Мои деньги, слышите ли вы, Микш? Мои деньги!

– Так что же?

– Я не допускаю над собой никакого принуждения, – сказал Демба. – Я не расписался.