Читать книгу Три Солнца Аэд. Восход Серебряного Солнца - Лера Аст, Demaсawr - Страница 3

В тот день поутру похолодало, и лес в первый раз за осень оделся в белое. Плотный туман изморозью оседал на древесных стволах, подчеркивая их рельеф, забирался в разломы коры и выстуживал дупла. Бурые листья, напитавшиеся влагой и отяжелевшие, один за другим беззвучно падали на заиндевелую траву. Конь переступал копытами, вороша землю и подымая запах прелого валежника вперемешку с резким грибным духом.

Тратить силы на принудительную терморегуляцию после вчерашней попойки не было никаких сил, поэтому Тамлин достал из седельной сумки плащ и накинул его на плечи. Отороченный куньим мехом воротник ласково коснулся щеки. Тамлин вздрогнул, пригладил мех и снова просканировал окрестности. Несмотря на дичайшую головную боль.

В пределах досягаемости его сенсоров инородная органика отсутствовала. Не считая редкого и нестройного похрустывания сухостоя, осенний лес был безмолвен и пуст. На широкой поляне, окаймленной лиственными зарослями, элле рода Наэндир грузили на воз оленьи тушки. Другая группа воинов сопровождала собирательниц ягод и грибов, которые несли наполненные доверху корзины к телегам. Их движения рождали тягучие завихрения мглистого воздуха, отчего казалось, что элле перемещаются сквозь застывшее пространство во времени – заветный талант, которым генетики несмотря на все их старания не сумели наградить ни одну из светлых линий.

Тамлин выпрямился в седле, побарабанил пальцами по выделанной коже на луке. Близились багровые сумерки, а значит выйти за пределы внешней Сферы вскорости станет невозможно. Аномальные холода в середине лета заставили дичь надолго покинуть эти края, а хищников – в поисках пищи перейти границы разумного. Леса Мирисгаэ опустели, поэтому охоту пришлось отложить до осени, а затем наверстывать упущенное в утроенном темпе, жертвуя осторожностью, чтобы заполнить кладовые провиантом в срок. Так что причиной последних смертей отчасти была непредсказуемая переменчивость погоды.

Хотя бы отчасти.

Губы его искривились в некрасивой усмешке, отчего воротник дрогнул и снова прильнул к лицу мягкой меховой волной. Тамлин скривился ещё сильнее и одёрнул его.

Вдали закаркало вороньё. Элле повел ушами, но головы не повернул. Он прекрасно знал, что увидит, стоит ему оглянуться.

За его спиной среди зарослей крапивы и молодых берёзок угадывалась тропа, которая убегала прочь от поляны в сумрак лесной чащи. Сквозь переплетение ветвей проглядывали каменные стены: осыпающиеся, выщербленные дождями, поросшие мхом и лишайником. До развалин было далеко, но Тамлин отчетливо слышал галдеж, поднятый птицами среди камней, и даже то, с каким звуком их крылья хлопают о воздух. В такие моменты он готов был отказаться от обостренного слуха воина Аэд элле до конца своих дней.

На телеге застонал раненый, ему тут же ввели новую порцию анестетика. У противоположного края поляны хранители занимались теми, кто уже никогда не издаст ни единого звука. Элле в белых одеждах склонились над изуродованными трупами, простерли руки. Тамлин отвел глаза.

“Пара недель, хаос. Всего лишь пара недель без жертв – и погибших было бы на две дюжины меньше, чем рассчитывалось в этом году".

Лесной полумрак на миг озарился голубой вспышкой. Волна наэлектризованного холода прокатилась по поляне, взметая листву, дохнула Тамлину в лицо и растворилась в стылом воздухе. Едва листья улеглись на землю, он снова взглянул туда, где лежали истерзанные до неузнаваемости тела. Но обнаружил там лишь примятые травы и пустоту, которую неспешно заволакивал густой туман.

Тем временем собирательницы вернулись из леса с корзинами, полными ягод костяники, плодов шиповника, белых грибов и лекарственных кореньев. Даров осеннего леса оказалось так много, что места на возах с оленьими тушками и битой птицей не хватило, и часть корзин пришлось установить на телегу в головах раненых. Тамлин скользнул взглядом по бесстрастным лицам элле и тронул поводья, подавая знак возвращаться.

"Что ж, пусть так. Зато нормы провизии на душу населения пересчитывать не придется… Проклятый воротник! Отрежу!"

Главные ворота – черное пятно резного металла на фоне светлых, вознесенных к небу дворцовых стен – оказались настежь распахнутыми. У подножия мраморных ступеней и в арках открытых галерей первого яруса двигалась пестрая толпа. Одни элле неспешно поднимались по лестнице и исчезали в глубине дворца, другие вели диалоги под сводами портиков, третьи прогуливались по центральной аллее среди агератума и отцветающих хризантем или искали уединения в садовых беседках, в ясные дни украшенных кружевом теней от узорчатых крыш. Гулкое эхо голосов перемежалось смехом и звонкими возгласами, взлетало ввысь к увитым цветами балкончикам, острым шпилям башен и голубому куполу внешней Сферы, полупрозрачным щитом окутывающей замок.

В разрезах плащей гуляющих мелькала вышитая серебряной нитью восьмилучевая звезда. Тамлин отвёл взгляд от центральной аллеи и направил лошадь к южным воротам, где разгружались телеги. Спешившись и взойдя на ступени, он сбросил с плеч плащ и оставил его на перилах лестницы. Юноша рода Аоэт, наблюдающий за разгрузкой провианта, при виде Тамлина почтительно склонил голову.

– Господин Эмриат велел передать вашему величеству, что элле из Андаро оказан достойный прием, – доложил ему юноша звонким голосом, каждый отзвук которого впивался в виски Тамлина сотнями ледяных игл. – И что для обмена все готово. А сам господин управляющий…

– Уже здесь и приветствует короля, – закончил за него фразу золотоволосый элле, шагая навстречу Тамлину из глубин дворца. – Так и знал, что парадным входом его величество сегодня не воспользуется. Воды?

Он протянул королю серебряный кувшин. Воин ухватил сосуд за горлышко и без слов приник к нему губами.

Вода едва уловимо пахла травами и отдавала терпковатым вкусом – над ней наверняка поработали хранители, наделяя ее целебными свойствами. Специфического привкуса ингибиторов опиоидных рецепторов мозга в жидкости на этот раз не ощущалось – не прошло и трехсот лет, как до окружения Тамлина наконец дошло, что если алкоголь не будет рождать в нем эйфории, король все равно не перестанет пить.

А Ассеатэ, главная целительница Мирисгаэ, наконец решила, что пусть лучше вино периодически пропадает из погребов, чем психоактивные вещества из ее лаборатории.

В голове прояснилось, звон в ушах постепенно затих. Король протянул пустой сосуд юноше на пороге и жестом пригласил управляющего следовать за ним.

Внутренние стены дворца переливались от серого к бежевому и излучали тепло. Глаз различал едва заметную пульсацию темных прожилок, пронизывающих все строение, как сосуды живой организм.

– Ну, как прошла охота? – спросил Эмриат. – Вас не было больше суток.

– Два воза с дичью, телега с ягодами и грибами. Трое убитых, двое раненых, – ответил король. – Когда прибыли андар'элле?

– Прибыли на рассвете, добрались без серьезных потерь. Привезли белый мрамор, шерсть, металл, химреагенты и драгоценные камни из того, что было оговорено. Из того, что не было – ткани, сыр и сиятельную Деаэлру Ранто, которая требует незамедлительной аудиенции.

– Займи ее чем угодно, Эмре, но меня от встречи избавь, – отрезал Тамлин, не сбавляя шага.

– Я бы с радостью, но хранительница настаивает.

Король остановился и некрасиво скривил губы, мгновение смотрел перед собой, потом ответил:

– Приведи ее в зал для переговоров… Стой. Сначала накорми.

Эмриат в изумлении воззрился на короля.

– Ты так говоришь, Таэм, будто в правилах гостеприимства Дея числится как исключение. Конечно же, я об этом позабочусь, – элле лукаво сощурил глаза – ясные и блестящие, как два изумруда. – Вино подавать гостье, ваше величество? Или обойдется водицей?

Король улыбнулся в ответ без тени тепла.

– Подай яблочный сок, а вино я сам принесу. Позже.

– И каков тайный смысл этих ухищрений?

– Беседа с уставшей от долгого пути Деаэлру обречена на успех, если начать ее с фразы: “Давай сначала прикончим эту замечательную бутылочку, что я принес, и тогда уже поговорим”.

Эмриат захохотал, откинув голову, поклонился Тамлину и зашагал прочь по коридору. Одна из собирательниц, что шли с корзинами ягод по направлению к складам, с тоской посмотрела зеленоглазому элле вслед. Король, заметив этот взгляд, вздохнул и свернул к лестнице в западную галерею второго яруса.

“В бездну приличия. Сначала искупаюсь.”

Кратчайший путь в покои короля лежал через зал для переговоров, и Тамлин очень рассчитывал на этот общеизвестный факт.

Он миновал покои повелителей стихий на первом ярусе, поднялся на второй, прошел через просторные и светлые ученические, но в зал, в котором обедала названная андар'эльне, так и не заглянул – вместо этого свернул в юго-восточную башню, где располагалась сокровищница. Запасной выход из сокровищницы вел на четвертый ярус, под самый купол дворца. Там располагалась мастерская Тамлина, откуда можно было попасть в приемную королевских покоев, а потом и в спальню.

Король легко взбежал по ступеням башенной лестницы, толкнул тяжелую дверь и оказался в коридоре с узкими оконцами, выходящими на восток, и аккуратной винтовой лесенкой в одной из ниш на противоположной стороне. Первый же взгляд вглубь коридора показал ему, насколько он недооценил противника: на нижней ступени лесенки стояла эльне в белоснежных одеждах с вышитой на груди серебряной звездой.

Эльне не сводила с Тамлина цепкого взгляда светло-серых глаз, воспетых поэтами как источник безбрежной мудрости эволюционной линии Аэд элле. Тамлин же помимо мудрости угадывал в них самоуверенность, не знающую границ, и наглость, упивающуюся своей безнаказанностью.

– Деаэлру Ранто, главная хранительница Андаро, – король подошел ближе и вежливо поклонился, даже не думая экранировать досаду. – Какой сюрприз!

– Его величество Тамлин Наэндир, король Мирисгаэ, – эльне вернула поклон вместе с мыслеформой, напоминающей о безоговорочных правах хранительниц на королевское внимание. – Меня наша совершенно случайная встреча изумляет гораздо больше, поверь. Каким-то чудом ты все еще жив, здоров и продолжаешь пренебрегать моими рекомендациями не рисковать жизнью понапрасну. И не сопровождать лично каждый выход мирисга’элле за пределы Сферы.

Тамлин с тоской посмотрел поверх коротко стриженных и взлохмаченных волос хранительницы на крошечное расстояние, которое отделяло его от дверей в мастерскую. Разум воина мгновенно произвел вычисления: с какой силой и под каким углом необходимо толкнуть препятствие, чтобы открыть путь к цели.

– Даже не пытайся, – едко парировала Деаэлру его взгляд, такой красноречивый, что в чтении мыслей короля не было нужды. – Ты прекрасно знаешь, зачем я здесь, так что оттягивать неизбежное нет смысла. Ассея показала мне списки мирисга'элле, желающих заключить в этом сезоне союз. Я их просмотрела и твоего имени не нашла.

– Дея, – проговорил Тамлин, – я больше суток провел в седле, едва не потерял на зачистке периметра двух воинов, а еще трех эльне разорвали в клочья на моих глазах. Я даже спешиться не успел. Поэтому вежливо предлагаю перенести наш диалог на завтра или хотя бы на вечер. Говорить с кем бы то ни было я сейчас, скажем так, не в настроении.

– На охотничью группу напали? – хранительница вгляделась в бурые пятна на королевском костюме. – Кто, когда?

– Черные псы. Незадолго до возвращения во дворец. Андар'элле, насколько я знаю, добрались сюда без серьезных потерь. Рад слышать.

– Что ж, – Дея ослабила хватку пальцев на перильце, лицо ее смягчилось, – давай действительно отложим разговор. И даже не до завтра. Я сама найду тебя спустя несколько дней. До тех пор, – взгляд ее снова отвердел, – как хранительница генофонда Аэд элле настоятельно прошу короля изыскать время для обдумывания известного ему вопроса. Чтобы быть готовым дать взвешенный, благоразумный ответ.

Эльне поклонилась, сошла со ступеньки и скрылась за поворотом, шурша платьем и распространяя вокруг запахи книжных страниц и осенних листьев.

Тамлин поднялся по лестнице так медленно, словно разговор с Деаэлру измотал его больше, чем охотничьи хлопоты, перешагнул порог мастерской и замер, вдыхая едва уловимые запахи кислот и расплавленных металлов. Затем крутанулся и ударил закрывшуюся дверь кулаком.

Сжатые пальцы с побелевшими костяшками застыли на волосок от дверного полотна. Кривая усмешка исказила черты лица как грубая трещина на эмали расписной амфоры портит совершенство ее узоров.

В просторной приемной с широким столом для переговоров, книжными полками до потолка и двумя арками, ведущими на балкон, король не задержался ни на миг, а сразу свернул к ванной, на ходу стягивая с себя одежду.

Три эльне Аоэт. Совсем юные, едва вступившие в пору совершеннолетия. Против дюжины черных псов – озверевших, беспощадных, потерявших за время летних холодов всякий страх.

Тамлин задал льющейся воде нужную температуру и ступил в мраморную купель, не дожидаясь, пока та наполнится.

Первую растерзали на месте мгновенно. Второй раздробили бедренную кость, она истекла кровью у целительниц на руках. Третья, самая старшая, без боя не сдалась и вонзила кинжал хищнику под ребра, когда тот вцепился ей в горло. У этой третьей во дворце остался маленький сын, как же, бездна, его зовут… Даэн?

Тамлин подставил ладонь под струю воды и умыл лицо. На белых пальцах отчётливо проступили разводы грязи. На полу перед купелью лежала воинская куртка – запыленная, забрызганная багровыми каплями.

Он стерег собирательниц на другом конце поляны, что примыкал к лесной чаще вплотную, и оставил эльне в центре прогалины без внимания. Глупо было бы атаковать их там, на открытой местности – думал он, игнорируя смутное беспокойство. Глупо, самонадеянно и безрассудно. Ни одна тварь в здравом уме на такое не отважится.

В итоге погибло трое собирательниц из двадцати. Воины истребили взрослых хищников, а потом по приказу короля зачистили логово, которое оказалось в опасной близости от пограничного укрепления. Убили кормящих матерей, свернули шеи щенкам. Тамлин окликнул одного из воинов, что занёс кинжал над последним из выводка, сам не зная зачем остановил его руку. Щенок беспомощно дёргался и визжал, источая волны неизмеримого ужаса. Ему вкололи седативные и привезли во дворец в качестве подопытного образца, сейчас он наверняка уже в лабораториях. Скоро этот детеныш позавидует собратьям, расставшимся с жизнью быстро и без мучений.

Мерный плеск воды расслаблял. Тамлин медленно лег на дно купели, обжигая спину могильным холодом мрамора, прикрыл глаза и приказал себе не думать ни о чем. Теплая вода постепенно обволакивала тело, щекотала затылок и подбиралась все ближе к лицу.

Из ванной он направился в спальню, встал у зеркала рядом с гардеробной и внимательно себя осмотрел. В сражении он не получил ни царапины, хотя находился в авангарде атакующих и был, скажем так, не совсем трезв, потому что вместо воды взял с собой три бутылки крепленого ежевичного вина.

Способность короля Мирисгаэ выходить из схваток живым и почти невредимым подданные считали следствием воинского таланта, упорной работы над собой и везения, которое основывалось на особом интуитивном чутье, унаследованном им от матери. Удивлялись, почему сам король так безразличен к своей одаренности. И искренне недоумевали, отчего не спешит передать свои качества следующему поколению.

Взгляд Тамлина поднялся выше зеркала, где в золочёной раме висел портрет эльне редкостной красоты. Глаза ее цвета чистейшего цаворита сияли особым светом, свойственным существам с пытливым и гибким умом. Король долгое время не отрывал взгляда от ее лица, выражение которого кисти художника удалось запечатлеть так живо.

"Все просто. Тебя больше нет, Иффэн. И говорить мне с Деей не о чем".

Он присел на кровать, массируя виски, а потом вытянулся на черных с золотом простынях и приказал себе уснуть.

Его разбудила Шаниэ. В руках у нее был плащ с куньим воротником.

Прибытие андар'элле в Мирисгаэ означало, что состоится обмен мастерством. Согласно контракту, составленному на предыдущих торгах, элле из горного королевства привезли с собой известняк и мрамор, химикаты для приготовления эликсиров, руду и сплавы металлов, неограненные самоцветы и оружейные заготовки – в расчете обменять их на мирисское ежевичное вино, выделанные меха, заготовки для стрел и древесину, превращенную повелителями стихий в симбионт для андарского мрамора. Из оплетенного активированной древесиной камня возводились живые дворцы, в которых обитали элле.

Во время основного обмена, которым руководили короли и управляющие, негласно происходил и частный. Элле заключали мелкие сделки друг с другом, охотно спорили о стоимости той или иной вещицы и торопились оформить именитым мастерам заказы наперед. Расчетной единицей стоимости изделия в таких сделках служил талант изготовителя. Вещи высокого качества, которые невозможно было повторить, сами по себе становились единицами расчета, а их творцы могли свободно диктовать цену любой материальной вещи на выбор. Поэтому имена одаренных мастеров были у всех на устах, с ними чаще заключались соглашения на долгий срок, и условия их проживания в родном королевстве были куда шикарнее, чем у менее талантливых собратьев по ремеслу.

Эмриат без промедления заявил, что заберет весь андарский сыр, хотя его и не было в списке обязательных к осеннему обмену товаров. В Мирисгаэ не разводили коз в таком количестве, чтобы излишки молока позволяли экспериментировать с его ферментацией. Управляющий Андаро об этом прекрасно знал, поэтому рискнул добавить в укомплектованный обоз несколько десятков сырных головок разных сортов. В уплату за сыр андар'элле взяли трех лошадей, выведенных в лесном королевстве. Животные отличались послушным нравом и в случае опасности формировали вокруг себя сферу, мимикрирующую под неживую природу. В быстроте они, конечно, уступали знаменитым скакунам из Наэтлиэ, но определенно повышали шансы всадника выжить посреди лесной чащи, где скорость решающей роли не играла.

В свою очередь андар’элле, несмотря на обилие в горном королевстве мастеров, работающих с драгоценными камнями и благородными металлами, не упускали случая приобрести украшения, созданные Тамлином лично. Принадлежность к светлой линии ’лин означала особую одаренность в ювелирном деле; король был знаменит в Аэд не только как искусный воин, но и как непревзойденный ювелир. Его работы отличались устойчивостью в заданных свойствах и долговечностью изящных форм и без труда взаимодействовали с любым типом направленного влияния, начиная от симпатической магии повелителей стихий и заканчивая встраиванием в биосистему носителя, в чем нередко нуждались хранители.

Поговаривали, что все дело в особой магии, которая насыщает любую вещь ручной работы частицей духа ее создателя, и в затраченных на работу времени и усилиях, на которые король в отличие от других мастеров никогда не скупился. Тамлин самостоятельно отливал, спаивал и полировал каждую деталь, отбирал и гранил камни для инкрустации и никогда не прибегал ни к отливу изделий по восковым формам, ни к любимому молодыми мастерами ювелирному принтингу, отчего стоимость готового изделия частенько взлетала до небес.

Эмриат старательно поддерживал эту легенду и каждый раз на обмене использовал ее на пользу лесного королевства, хотя сам считал, что элле платят не за магию, а за уникальность вещицы и за психологический эффект переноса этого качества с самого украшения на его владельца. В этот раз ему удалось заполучить ворох резистентных ко всем мыслимым и немыслимым воздействиям тканей из подземных лабораторий Андаро за серьги и кольца с корундами, серебряные, золотые и платиновые диадемы и одно дивной красоты бриллиантовое ожерелье.

Спустя несколько дней управляющий явился к королю с первыми отчетами о проделанной работе, а также показал предварительный контракт на следующий обмен, который был запланирован на летнее солнцестояние. Тамлин бегло просмотрел бумаги и протянул их обратно.

– Андаро заказывает меха, вино, древесный уголь и мед, а также эликсиры и саженцы плодовых деревьев, – Эмриат подравнял стопку пергамента и взглянул на короля. – И ещё одну любопытную деталь.

– Какую? – король сидел за верстаком в мастерской и ворошил указательным пальцем россыпь прошедших предогранку гранатов, таких запыленных и невзрачных, что неискушенному глазу было бы сложно узнать в них драгоценные камни.

– Тебя, Таэм.

Тамлин поднял голову.

– Деаэлру настаивает, – пояснил Эмриат, – чтобы в Андаро на летний обмен приехал король лесного королевства, а не управляющий.

– Ты, конечно же, ответил ей отказом, – уточнил воин.

– Вообще-то я согласился.

Тамлин усмехнулся, выбрал крупный овальный гранат, капнул на него масла из стоящей рядом бутылочки и покатал камень между пальцами. Камень из пыльно-пурпурной горошинки мгновенно превратился в прозрачный огненно-красный пироп. Король поднял его на просвет, всмотрелся в алую глубину и скривил губы, подсчитывая внутренние трещины и пузырьки, до того скрытые пылью. Затем отложил гранат на левую сторону стола и взял следующий.

– Даже не представляю, чем могло быть вызвано твое согласие, – сказал он, вглядываясь в камень. – Может, моей особой одаренностью в составлении выгодных контрактов? И заключении справедливых сделок?

– Очень смешно, – скривился Эмриат. – Ты прекрасно знаешь, что в торговле справедливых сделок не бывает. Как впрочем и в любви. Бывают сделки, с условиями которых согласны обе стороны. Мне как ремесленнику осознание этой истины приносит удовольствие от каждого удачного товарообмена. А вот тебе как воину кажется, что такой принцип делает вселенную фальшивой насквозь. Ты со своим принципиальным нежеланием спорить о цене разоришь королевство в первый же день торгов, поэтому придется послать с тобой Тариэна и Минну.

– Тогда поясни-ка мне, – Тамлин поднял голову, глаза его холодно блеснули, – какого хаоса я должен ехать летом в Андаро и руководить обменом, если никакой выгоды королевству это не принесет? Что я там, бездна побери, забыл?

– Потому что я вижу примерный вариант развития событий, и он мне не нравится, – Эмриат хлопнул бумагами по краю стола. – И не кривись так, будто напился кислого вина. Я подозреваю, зачем Деаэлру так настойчиво требует твоего внимания. И опасаюсь, что она воспользуется правом хранительницы решить твою судьбу без учёта твоих же желаний. Ты не выезжал за пределы королевства уже очень давно, так почему бы не отправиться в Андаро на солнцестояние? Подозреваешь, что Дея будет настаивать, чтобы ты провел время с Элланиат? Так проведи, я бы тоже этого хотел. Вы ведь с Эллой прекрасно ладили. Когда-то.

– Не вижу, какая от этого может быть польза.

– Уж вреда от того, чтобы побыть рядом с дружественно настроенной по отношению к тебе эльне, не будет точно, – язвительно заметил Эмриат. – Кто знает, может она одна такая в Аэд и осталась.

Тамлин не ответил и взял новый камень для проверки. Эмриат вздохнул и продолжил совсем другим тоном.

– Я знаю, о чем ты думаешь. Что все вокруг тебя – прожженные лгуны и закоренелые лицемеры, прикрывающие недостатки мнимой добродетелью. Твои мысли так явно проступают на лице, что молодые эльне скорее предпочли бы встретиться с неведомым чудовищем за пределами Сферы, чем столкнуться со своим королем в полутемном коридоре дворца.

– Прекрасно. И что мне теперь делать? Последовать твоему примеру и каждое утро просыпаться с предвкушением удовольствий, которые принесет новый день? Улыбаться каждому встречному?

– Бездна упаси! Не могу даже представить, какое впечатление ты начнешь производить.

– Тогда к чему весь этот разговор?

– К тому, что король может и должен вызывать у своих подданных ещё какие-то эмоции, кроме первобытного ужаса, Таэм! Дай окружающим шанс проявить себя, позволь просто находиться рядом. Позволь им, бездна побери, захотеть находиться рядом с тобой! Ты удивишься, но помимо недостатков элле полны достоинств, за которые их можно если и не полюбить, то решиться провести бок о бок некоторый промежуток времени. Ничего страшного не произойдет, если общество подруги детства выжмет из тебя каплю снисхождения к окружающим. Наоборот, такая мера спровоцирует развитие здоровой конкуренции за твое внимание. В результате чего на престол Мирисгаэ взойдет эльне с качествами, приятными тебе, а не Дее.

– Здоровой конкуренции не бывает. Как и справедливых сделок. А я никуда не поеду, – отрезал Тамлин.

Эмриат в бессилии возвел очи горе.

– Проводить обмены – твоя прямая обязанность, – невозмутимо продолжал король. – Никто не справится с ней лучше, чем ты. А я нужен здесь. За то время, пока я не выезжал из королевства, уровень смертности в Мирисгаэ упал почти что вчетверо. И подданные, как ты верно заметил, уже не опасаются выхода за пределы Сферы так сильно, как раньше. Тебе как ремесленнику это представляется целиком и полностью благим событием, но я как воин скажу, что жизни для гармоничного развития необходим страх. И если уж теперь молодые элле не боятся смерти, то пускай боятся меня.

– Ты невыносим, – управляющий покачал головой. – Даже не верится, что твоя мать была той самой поэтессой, которая подарила Аэд так много сказаний о красоте, любви и надежде. Обещай хотя бы подумать над моими словами.

– Эмре, я вежливо вытерпел эту беседу исключительно потому, что мы друзья. Очень тебя прошу, не переходи границы дозволенного. И не испытывай мою каплю снисхождения на прочность.

Управляющий фыркнул в ответ, формируя красочную, полную эвфемизмов мыслеформу об упрямстве друга. Тамлин же вернулся к россыпи гранатов и выбрал новый камень для проверки.

Капелька масла мгновенно превратила ничем не примечательный, покрытый пылью камешек в сияющий огненный кристалл, внутри которого глазу наблюдателя стали красноречиво видны все его недостатки.

Деаэлру потребовала аудиенции спустя пять дней, во время празднования Саммайна. По случаю межсезонья в тронном зале дворца планировалось торжество, посвященное уходящей осени – последний день веселья для хозяев и гостей Мирисгаэ перед подготовкой к аномалиям Йолле.

Зал с утра был переполнен. Вдоль стен, украшенных кленовыми листьями, рябиновыми гроздьями и соцветиями вербены, стояли столы с лакомствами на любой вкус: мед, злаки и орехи, свежие и тушёные с пряностями овощи, козий сыр и ежевичное вино, вяленая оленина и душистые яблоки с красными боками и белоснежной мякотью.

Но элле по обыкновению ели и пили мало. Облаченные в лучшие платья, они прохаживались по залу, обменивались последними сплетнями и обсуждали тонкости ремесел – каждый сообразно своей светлой линии. Потоки дневного света проходили сквозь потолочные витражи, разноцветными узорами ложились на пол, вспыхивали огненными искрами в локонах причесок, придавали взглядам и касаниям особую теплоту.

Вездесущие дети, которым вход на торжество был заказан, все же проникли в зал и шныряли под ногами у взрослых в надежде стащить со стола коричную булочку или теплое, пахнущее миндальной крошкой печенье до того, как их поймают. Рыжий мальчуган с полными угощения карманами взбежал на возвышение, где стоял королевский трон, и замер, разглядывая открывшийся вид. Тонкие веточки живого камня замысловато переплетались, формируя навершие спинки; вплетенные в них соцветия млечно-синих астр горели призрачным отсветом магии, не позволяющей им увядать. Изголовья четырех деревянных кресел, попарно расположенных по сторонам от трона, были щедро украшены белыми астрами и оттого казались полночными облачками, подсвеченными с обратной стороны ярким светом луны. Маленький элле как зачарованный протянул руку к белоснежным лепесткам, но тотчас был пойман за ухо и препровожден на выход.

На закате распахнулись массивные створки восточных дверей; элле прервали разговоры и шурша платьями расступились, чтобы дать дорогу королю. Тамлин, облаченный в небесно-голубой наряд, неспешно прошел сквозь зал, подметая подолом мантии пол, поднялся на возвышение и сел на трон. В пепельно-белых волосах его блеснул венец, инкрустированный бриллиантами и муассанитами.

Вслед за королем по ступеням взошли ещё трое. Зеленоглазый Эмриат Илуфер, управляющий дворцом и глава рода ремесленников, был облачен в простое на первый взгляд одеяние из черной с золотом ткани, однако скроено оно было так искусно, что отвести взгляд от элле было просто невозможно. На золотых волосах лежала тонкая вязь венца, украшенного россыпью изумрудов. Эмриат присел в кресло по правую руку от короля.

Главная хранительница Мирисгаэ, Ассеатэ Виртаэн – сухощавая эльне в простом белом платье, увенчанная скромным сапфировым венчиком – заняла дальнее кресло слева от Тамлина. Проницательный взгляд серых глаз хранительницы отличался особой искрой теплоты, свойственной целителям светлой линии ’атэ.

Четвертой на возвышение поднялась миниатюрная девушка с глазами цвета янтаря, пронизанного лучами солнца. Среди колец ее огненно-золотых волос поблескивала диадема с крупными рубинами на висках и ниспадающими на зеленый бархат платья золотыми филигранями. Миннаэта, глава рода Аоэт и всех элле, работающих с дарами флоры и фауны в Мирисгаэ, заняла свое место рядом с Эмриатом.

Последнее кресло слева от королевского трона осталось пустым. По залу пробежал холодок сквозняка, тронул лепестки астр в изголовьях сидящих.

Тамлин поднялся, отбросил край мантии. Ему и всем, кто сидел на возвышении, поднесли кубки с вином.

– За жизнь, – произнес он. – Пусть каждый из нас встретит следующий Саммайн окруженный теми, кто ему дорог.

– За жизнь, – сказал Эмриат, вставая, – и за мастерство, с которым стоит ее прожить.

– За жизнь, – поднялась Миннаэта. – Давайте наслаждаться ее дарами.

– За жизнь, – добавила Ассеатэ негромко, – и за тех, кого уже нет с нами рядом.

– За жизнь! – со всех сторон откликнулось им.

После мгновения тишины в зале зазвучала музыка – в роду Илуфер были светлые линии выдающихся музыкантов и одаренных певцов. Песня Саммайна полилась по залу, взлетела многоголосым хоралом к потолку, тронула слушателей где-то очень глубоко – каждого по-своему.

Солнце зайдет

За границы границ, за пределы пределов.

Тени высвобождаются, ищут из тела

Выход и вход.

Время идет.

Не одинок

В эту ночь ни один – ведь все близкие рядом.

Я поставлю для них хлеба, меда и яда

На свой порог.

Близится срок.

Девять свечей

Я зажгу на окне, чтоб не сбились с дороги,

И огонь разведу, чтоб озябшие ноги

Стали теплей.

Нет их родней.

Как сон и дым,

Между жизнью и смертью исчезнет преграда.

Крик младенца, стук сердца, резная ограда

Станут одним,

Мертвый – живым.

Солнце взойдет.

Рассветет на востоке немыслимо скоро,

Но покуда темно – нет конца разговорам.

Только раз в год

Встреча нас ждёт.

– Не грусти дольше необходимого, – шепнул Тамлину Эмриат, когда последний отзвук чарующих голосов растаял в воздухе. – Музыканты призвали грусть только для того, чтобы оттенить ею радость. Смотри, элле уже веселятся.

Действительно, характер музыки изменился: исчезла разъедающая душу тоска, зазвучали приятные мелодии. Элле рассыпались по залу, многие танцевали, их платья и шлейфы скользили по полу в такт музыке.

– И сколько ты выпил с утра? – Тамлин закинул ногу на ногу и принялся бесстрастно разглядывать танцующих. – Тебе одного бокала обычно мало, чтобы начать упражняться в философии.

– Если я и буду сегодня в чем-то упражняться, Таэм, то не в философии, – ответил Эмриат, хищно рассматривая высокую андар'эльне с гривой бледно-розовых волос.

– Эмре.

– Ммм?

– Хотя бы один день в году, бездна, ты можешь не думать о женщинах?

– О чем же ещё прикажешь думать? – зеленоглазый элле рассмеялся. – Я ремесленник, а женщина – самый прекрасный материал из всех, что я только держал в руках. Гибкий, своенравный, по-своему податливый. А глубоко внутри скрыта тайна, к которой можно прикоснуться всего раз. От союза такого материала и одаренного мастера рождаются шедевры, мой друг.

С этими словами Эмриат поднялся с кресла, сбежал со ступеней навстречу высокой андар'эльне и, обняв за талию, что-то ей шепнул. Эльне хихикнула, заводя прядь волос за остренькое ушко, и позволила увлечь себя в танце. Тамлин в пытливой задумчивости проводил пару взглядом.

Наблюдение за внешними событиями отвлекало. Вино опалесцировало в хрустальном кубке и постепенно обретало вкус, гармонию сладких и терпких ноток на фоне насыщенного ягодного аромата. Несомненно, новый урожай, нужно прихватить с собой пару бутылок перед уходом. А лучше ящик.

"Потанцуешь со мной?" – вдруг прилетел сигнал из другого конца зала.

Тамлин повернул голову в поисках его источника. Шаниэ Аоэт стояла у одного из накрытых столов, будто бы вела беседу с молодым элле из горного королевства, но на деле не сводила взгляда с короля. Шикарное платье цвета индиго изящными фалдами ниспадало до пола, скрывая туфельки. Медные кудри были собраны в высокую прическу, лоб и виски оплетали тщательно уложенные косы. Помимо цветка бегонии в завитках волос, на эльне не было ни единого украшения. Ее собеседник на середине предложения понял, что его не слушают, поклонился и ушел. Шаниэ не обратила на это никакого внимания.

Тамлин вздохнул. Мысленный сигнал, посланный через переполненный зал, уловила половина находящихся в нем элле. Несомненно, на этом и строился расчет – королю теперь сложно будет найти предлог для отказа.

"Я не лучший танцор среди присутствующих, Шан. И одет не слишком удобно", – последовал вежливый ответ.

"Пожалуйста".

Король прикрыл глаза, успев тем не менее отметить, сколько ушей синхронно повернулось в его направлении. А кое-кто даже позволил себе беглый взгляд в сторону тронного возвышения.

Игнорировать мольбу без особого повода означало публично унизить Шаниэ. Он снова взглянул на девушку – та замерла в ожидании ответа. Тонкие пальцы сжимались и разжимались на юбке, портили хорошо продуманные складки платья, за которое эльне наверняка отдала портному немало своих драгоценностей. Тамлин покачал бокал в руке, скривил губы. И решился.

Допил вино, которое снова потеряло всякий вкус, поднялся с трона, чтобы присоединиться к потоку танцующих, но едва сошел со ступеней, как на его пути возникла эльне в белых одеждах.

– Будет ещё время для развлечений, король, – Деаэлру чинно поклонилась. – Ты обещал мне аудиенцию. Наедине.

Тамлин в некотором любопытстве взглянул на Шаниэ, которая без сомнения видела сцену и поняла ее значение. Взглянул, ожидая чего угодно, но только не того, что увидел. Девушка низко опустила голову и отвернулась.

– Разговор действительно важен, – добавила подошедшая Ассеатэ, наблюдая, какие изменения в лице короля произвели подрагивающие плечи Шан. – Будет ещё время вернуться к частностям, Таэм.

– Ты как-то сказала мне, – Тамлин отвёл взгляд от уложенных в кольца рыжих волос и посмотрел на Ассеатэ, – что именно внимание к частностям делает из воинов лучших королей.

– Все воины Аэд элле аномально эмпатичны, – ему ответила Деаэлру. – Это помогает им острее ощущать ненависть и страх, исходящие от противников. Но иногда приводит к тому, что они не в силах отличить чужое горе от собственного.

– Что в этом плохого? – Тамлин снова взглянул в другой конец зала. – В том, что король способен не только ограждать подданных от опасностей, но и разделять их печали и радости.

Хранительница из Андаро усмехнулась.

– Редкий элле осмелится прийти к тебе с жалобой, Таэм, ведь первая реакция воина на раздражитель – ярость, а не сочувствие. Поэтому и править вы вынуждены в паре с ремесленником. Один всегда одержим соперничеством с неизвестным, стремится выследить его и убить. Другой – сотрудничеством, и намеревается изловить неизвестное и изучить на предмет возможной кооперации. Желательно прежде, чем первый превратит его в мелко нарубленный салат. Компромисс и оптимальная стратегия выживания как обычно находятся где-то посередине. Так что поручи рыдающую бедняжку своему управляющему. Я уверена, мастер межличностных отношений быстро подберет подходящие слова и утешит ее.

– Тогда почему бы не передать корону Эмре? – Тамлин наконец взглянул Деаэлру в глаза. – Прямо сейчас, на этом празднике. Он куда лучше будет смотреться на резном троне.

– Ты прекрасно знаешь, что это невозможно, – Деаэлру выдержала его взгляд и отреагировала на дерзость с серьезностью, подобающей главной хранительнице. – В ситуациях, когда нет времени на размышления, лучше убить, чем проявлять рискованное дружелюбие. Жестокость – залог выживания нашего вида, а твой управляющий на нее не способен.

– Благодарю, Дея, – откликнулся воин. – Благодарю, что так часто напоминаешь мне об этом. Хотелось бы знать, кто напоминает об этом тебе.

Деаэлру сделала вид, что не услышала окончания фразы, и вместе с Ассеатэ проследовала к восточному выходу. Тамлин, прежде чем покинуть зал, еще раз нашел глазами Шаниэ. Та стояла, прислонившись к стене, и исподлобья наблюдала за находящейся неподалеку воительницей из предгорий: шею андар’эльне обвивало дивной красоты бриллиантовое ожерелье.

До приемной королевских покоев не доносилось ни звука от продолжающегося праздника. Деаэлру Ранто стояла у выхода на балкон и глядела сквозь полупрозрачную занавесь куда-то вдаль, пока за ее спиной расхаживала, рассекая воздух взметающимися одеждами, главная хранительница Мирисгаэ.

– …в первый раз в середине лета, а потом в равноденствие. Я посчитала это случайным совпадением, художественной выдумкой или даже шуткой. И значения их словам особого не придала. Но Дея помогла мне выяснить любопытные закономерности. Мы приступили к дешифровке, но растолковать это послание не смогли, даже приблизительно. Такого ранее никогда не случалось, Таэм!

– Не понимаю причин паники, Ассея, – Тамлин восседал в кресле с высокой спинкой у стола, заваленного стопками не подписанных ещё обменных бумаг. – Иннельдиль ведь не в первый раз выкрикивает в трансе всякую белиберду. Тем более что сейчас конец осени. Помнишь, как было в прошлом году на Саммайн? Нет? А я помню превосходно. Он вышел за Сферу всего-то на полчаса, но за эти полчаса, хаос, умудрился отыскать новый вид грибов. И не только сам наелся, но и всех элле своей светлой линии накормил. Мы их неделю потом не могли унять, в их предсказаниях не то, что факты – эпохи не сходились! Одаренность Иннеля бесценна, не спорю, и он нередко предостерегал нас от реальных опасностей. Но не стоит создавать проблему там, где ее может и не быть.

– Мудрое замечание, с которым в другое время я бы согласилась, – отозвалась Деаэлру. – В Мирисгаэ говорящим с Бездной разве что на голове ходить не позволяется, и все их безрассудные выходки сходят им с рук. Но не в этом случае, – хранительница повернулась и соединила кончики пальцев в строгом и самом незамысловатом из жестов, которые, согласно исследованиям элле в нейробиологии, помогали сконцентрироваться на размышлениях и унять беспокойный разум. Тамлин ненавидел такие жесты с детства, потому что не раз и не два вертел эти кукиши под бдительным присмотром воспитателя в качестве наказания за шалости.

Он демонстративно сплел пальцы замком – Деаэлру продолжила говорить, игнорируя невербальные сигналы.

– Впервые послание было получено моими элле на Литту и повторено осенью, слово в слово. Ваши, как оказалось, транслируют его же, в то же самое время. Будто подключаются к общему источнику.

– Не удивлюсь, если хранители из Наэтлиэ тоже его уловили, – отозвалась Ассеатэ. – Нужно будет отправить к ним сокола, Таэм, и приложить точный текст.

– Какой текст? В пророчестве наберется больше трёх связных слов?

– Покажи ему, Дея.

Деаэлру прикрыла глаза, и модифицированный сапфир в ее диадеме вспыхнул, рассеялся проекцией мельчайших бликов по комнате. Тамлин без труда узнал украшение – это была его работа, выполненная более трехсот лет назад. Иффэн тогда еще была жива… Король скрестил руки на груди и всмотрелся в проекцию.

Между ним и хранительницами возник нечеткий поначалу образ нескольких элле в белых одеждах. Взявшись за руки и склонив головы, они сформировали круг, внутри которого вращалась млечно-синяя, вспыхивающая молниями спираль. Глаза у элле были закрыты, лица спокойны и умиротворены, одежды и волосы вздымались под действием потоков воздуха, бьющих вверх из-под босых ног.

В какой-то миг они синхронно подняли головы и нараспев произнесли:

– Когда среди вечной ночи настанет первый рассвет,

В серебряном солнце родится чистый серебряный свет.

Познает покой обитаемый мир. Возродится Аэд.

Белое Солнце сверкнет в небосводе на следующую ночь,

Расколет Аэд на две части, отнимет у матери дочь.

Огонь обретет два крыла, но не сможет тень превозмочь.

Чёрное Солнце взойдет в небесах вслед за ним,

Начнет поглощать миры один за другим.

Спасение – в смерти, что нужно принять семерым.

Проекция задрожала и схлопнулась. Сапфировая искра в межбровье Деаэлру вспыхнула в последний раз и угасла.

В приемной повисло молчание.

– Ты говорила с правителями Аэд сейде? – первым нарушил его король, обращаясь к Деаэлру. – Есть ли вести из крепостей?

– Нет еще, – откликнулась та, – но сделаю это сразу после Йольских аномалий. Раньше не получится при всем желании.

– Дея донесла послание до своего короля, – Ассея снова прошлась по комнате. – Я доношу до тебя. Это не случайность, Таэм, никогда раньше мы не сталкивались с таким сложным, хорошо продуманным пророчеством, которое к тому же предназначено не королевству персонально, а всему живому в Аэд. Обсуди его с Эмре. Примите меры, пока мы продолжим изучать феномен.

– И каких же мер вы от меня ждете на основе такой скудной информации?

Ассеатэ глянула на хранительницу из предгорий, та поджала губы. Тамлин скривился и в который раз пожалел, что кодекс вежливости не позволяет королям плевать на пол в собственной приемной.

– Очевидно, – произнесла андар'эльне с нажимом на первое слово, – пророчество начнет обретать смысл, едва в Аэд появится некое серебряное солнце. Оно принесёт мир, но судя по всему, мир кратковременный, после которого последует череда катаклизмов еще неясного нам масштаба. Поэтому кем или чем ни явится в Аэд это солнце, его необходимо ликвидировать. Чтобы остановить цепную реакцию.

– Так, – Тамлин приподнял бровь, – а теперь проясним терминологию. Ликвидировать – значит убить без раздумий? Или сначала поймать, а потом уже замучить в лабораториях до смерти? А что, если серебряное солнце само придет во дворец – нести, так сказать, Аэд элле свой свет, а с ним мир и покой? И доверчиво протянет нам полевую ромашку, зажатую в тонкой ручке. Что тогда, хранительница?

Деаэлру даже не дрогнула.

– Иногда нужно совершить что-то ужасное, чтобы предотвратить нечто чудовищное, – ответила она и добавила без тени иронии. – Кому как не вам, ваше величество, знать об этом лучше всех.

Снова повисло молчание. Тамлин с трудом подавил приступ упомянутой ярости.

– Мои воины, – произнес он с расстановкой, – не станут рыскать по лесу и убивать все, что подает признаки жизни и при этом отливает серебром. Такие вылазки – глупый, ничем не оправданный риск. Это раз. Консилиумов вокруг каждой твари, которую Бездна выплюнет в обитаемый Аэд, тоже не будет. Проверять их на предмет схожести с солнцем – напрасная потеря времени. Это два. Пытаться вытрясти из говорящих с Бездной больше подробностей о пророчестве я тоже не позволю. Потому что если настаивать на подробностях, кое-кто опять отправится за Сферу в поисках вдохновения, после чего добавит в феномен новых деталей. А прежние предложит убрать за недостатком экспрессии. Это три. На мой взгляд, хранителям нужно заняться чем-то более конкретным, к примеру, – элле указал в сторону балкона, – наблюдением за видимым небосводом. Солнце из пророчества может быть вне вашей досягаемости и представлять собой реальный астрономический объект.

– Исключено, – Ассеатэ покачала головой. – Красный гигант по соседству с нашим Солнцем никаких странностей не выказывает и под определение серебряного вряд ли подходит. Другие звезды находятся слишком далеко, чтобы их эволюция могла затронуть планету. Сразу скажу, – хранительница испытующе глянула на коллегу из Андаро, – что радикальных настроений Деи я не разделяю. И не призываю тебя ни к необдуманным убийствам, ни к охоте за миражами. Но считаю, что игнорировать послание мы не вправе.

– Несмотря на то, что ничего в нем не поняли? И вряд ли поймём, пока оно не начнет сбываться? – Тамлин кашлянул, то ли скрывая смех, то ли маскируя ругательства.

Деаэлру усмехнулась.

– Мне кажется, – произнесла она, – его величество не доверяет ни мнению хранителей о важности пророчества, ни самому пророчеству как явлению. Мы зря тратим время, Ассея.

Тон андар'эльне был так хорошо знаком Тамлину, что тот не удержался от ответной усмешки. Таким тоном он сам обращался к молодым элле рода Наэндир перед логовом черных акравид, жалящих болезненно, но не смертельно. Сражение с ними было первым испытанием для воинов вне защитной Сферы королевства.

Король заглядывал в пещеру, шевелил в ней палкой, а потом, чувствуя, что довел обитающих в ней тварей – достаточно спокойных, в общем-то, насекомых – до бешенства, поворачивался к молодежи и сообщал, пожимая плечами, что никого там нет, ах, как жаль, расходимся, повторный экзамен через месяц. Атака акравид, что следовала за этими словами, воспринималась юными бойцами уже не с ужасом, а с восторгом и неподдельным энтузиазмом.

Потому что хуже страха перед неизвестным может быть только упущенный шанс с этим неизвестным столкнуться и раз и навсегда его познать.

Тамлин неспешно закинул ногу на ногу, поправил складки мантии и ответил хранительнице, наслаждаясь звучанием каждого слова.

– У меня, может, и возникла бы тень сомнения в подлинности предсказания, хранительница, но не в этот раз. К моим говорящим с Бездной, которым позволяется ходить на головах, я готов прислушиваться даже тогда, когда они говорят откровенный бред. В Мирисгаэ они чувствуют себя куда свободнее и смелее коллег из Андаро, которые во время транса лишнюю букву боятся произнести. Чтобы не приведи Бездна не навлечь на себя недовольство контролирующей персоны. А то и вовсе сочиняют пророчества на заказ, руководствуясь интеллектом, а не вдохновением, – элле приподнял одну из бумаг на столе – та оказалась девственно чистой за исключением вензеля в виде герба Андаро наверху страницы – и продолжил. – Интеллект в голове у говорящего с Бездной, Дея, явление куда более редкое и неуловимое, чем рифмованное пророчество на три строфы, посланное всему живому в Аэд. И если бы мои элле эти строки не подтверждали, я бы усомнился не только в них, но и в адекватности того, кто преподносит их мне как нечто самобытное, явленное спасения мира ради. А не чтобы потешить чье-то конкретное самолюбие.

– Поэтому сокола в Наэтлиэ нужно отправить уже сегодня, – Ассея поспешила сгладить углы, – а к сейде выступить сразу по окончанию багровых сумерек. Чтобы убедиться, что послание получено всеми формами разумной жизни на планете. Несколько вовремя сказанных слов могут спасти множество жизней, если приведут к верным решениям, Таэм. Не только воины, но и хранители заботятся о выживаемости нации. Так, как умеют.

– Что возвращает нас к еще одному вопросу, который у нас имеется к тебе как к королю и одаренному элле рода Наэндир, – снова заговорила Деаэлру, проигнорировав выпад короля, и без обиняков продолжила. – Тебе следует выбрать королеву, Таэм.

– Зачем? – Тамлин опер подбородок о кулак, предвкушая ответ.

– Чтобы передать свою генетическую информацию следующим поколениям, конечно же. Что за нелепые вопросы? Мирисгаэ нужен наследник, желательно несколько, и как можно быстрее. Срок траура вышел, поэтому я настаиваю… – ответила хранительница, но король ее перебил.

– Если настаиваешь, это меняет дело, – голос воина был тихим и вкрадчивым. – Раздевайся и пойдем в спальню. Тут недалеко.

Деаэлру закатила глаза и отвернулась созерцать ночное небо сквозь полупрозрачную балконную занавесь, махнув напоследок рукой в сторону Ассеатэ – мол, мое терпение иссякло, теперь твоя очередь. Тамлин хмыкнул, придвинул кресло к столу и принялся шуршать бумагами с намерением разобраться с завалом не подписанных пергаментов и свитков. Недвусмысленно намекая хранительницам, что аудиенцию на этом лучше бы завершить.

Но Ассея не ушла. Тамлин услышал, как эльне за его спиной вздыхает, почувствовал ее безмерную усталость, понял вдруг, что хранительница несколько ночей не спала, разрываясь между помощью раненым, подготовкой к торжеству и экспериментами с пророчеством. И что вопрос, поднятый Деаэлру, ее тоже очень волнует.

Беспокойство Ассеи однако было совсем другого рода, поэтому Тамлин позволил ей говорить. Но головы от бумаг так и не поднял.

– При всем уважении, позволь напомнить тебе кое о чем, Таэм, – начала она после недолгого молчания. – Только тридцать процентов наших предков пережили Экспансию – путешествие сквозь пространство и время, имевшее место сорок тысяч лет назад. Половина выживших была ослаблена и истощена до такой степени, что уже не могла давать потомства. Сначала это не казалось им такой уж большой проблемой, ведь задолго до перемещения с одной планеты на другую наши предшественники победили время и уже не ограничивали им свое существование. Но Аэд оказался немногим стабильнее и куда опаснее предыдущего мира, который они звали домом. К тому же, недостатки бессмертия очень скоро дали о себе знать. Женщины постепенно утратили возможность рожать детей, а семя мужчин с возрастом потеряло репродуктивную способность. Только быстрая переориентация на искусственное выращивание потомства помогла уберечь наш вид от полного исчезновения.

Ассея прервала монолог, собираясь с мыслями. Деаэлру продолжала молчаливо изучать ночное небо и вполне вероятно сопровождала созерцательные техники плетением сложных фигур из пальцев, набираясь спокойствия и выражая мысли через жесты. Как подозревал король, временами не совсем цензурные.

Тамлину же попалась опись приобретенных на обмене ювелирных инструментов, составленная одним из помощников Эмре, а потому изобилующая неологизмами как стихотворение юного поэта страданиями.

В списке числились: микроскоп ювелирный – 5 шт, весы со смешными гирьками (с разновесами?)– 3 шт, кастрюлька забавная с длинной ручкой (наверняка бурошница)– 12 шт, керамические стаканчики скучные, без рисунков (это тигли) – 40 шт.

Король с интересом склонился над списком, по ходу прочтения исправляя ошибки, поэтому почти не замечал того, что Ассея продолжила говорить. Почти.

– Из клеток кожи хранители получили первичные половые клетки, которые смогли преобразовать в здоровые яйцеклетки. Аналогичным образом были получены жизнеспособные сперматозоиды. Сначала искусственно оплодотворенные яйцеклетки имплантировались в матку матери, но беременность и роды изрядно истощали женский организм. К тому же у эльне, умудренных годами, да и у молодых, подверженных непрекращающимся стрессам, часто случались выкидыши. И хранители приняли решение полностью изолировать плод от матери на весь срок внутриутробного развития. В дворцовых лабораториях были созданы первые искусственные утробы с системой газообмена и циркуляции питательных веществ, удаления продуктов обмена из кровотока плода и гормональной регуляции его развития. Нам пришлось основательно повозиться с биохимией и иммунитетом, но все проблемы с течением времени удалось успешно решить. Это позволило эволюционной линии Аэд элле отойти от естественного полового размножения и формировать все женские особи в популяции стерильными.

Ассеатэ прошлась по приемной и присела на краешек стула напротив Тамлина. Тамлин не отреагировал, продолжая изучать документ.

Ковырялки и шилья разного размера на деревянных ручках: острые (это штихели), с дырочкой (наверняка корневертки), и тупорылые (давчики, что ли? Или автор себя имеет в виду?). Всего безобразия 142 шт в наборе. Механизм прокатный, угрюмый и коварный, защемил мне пальцы (нечего руки в вальцы совать) – 1 шт. Фонарики лобковые (пожалуй, стоит заглянуть в новые издания анатомических атласов) – 10 шт. Пунзеля и анки (здесь автор записки явно прибегнул к помощи элле светлой линии 'лин) – 4 набора. Ригели – 5 комплектов (отлично). Шкрябкукиш с зажимом – 2 шт.

Тамлин призадумался. Видимо, элле-ювелир, что пришел на помощь бедолаге, заглянул-таки в опись, оценил авторский стиль и решил сохранить его в первозданном виде. Потому что шкрябкукиш уже был похож на сознательно составленный ребус. Король в задумчивости поглядел в потолок, усмехнулся, опустил голову и уверенно вывел над строкой: "Шрабкугель".

Ассея тем временем продолжила речь. Оба ее собеседника помимо воли успокаивались под действием ее голоса, пронизанного исцеляющими вибрациями.

– В это же время хранители научились модифицировать геном элле на стадии зародыша. Технология включения, удаления и перемещения фрагментов ДНК дала нам сумасшедший скачок в развитии и позволила получать направленные мутации. Избранные части генома каждой твари, которую Бездна посылала в Аэд через аномалии, хранители по кусочкам встраивали в детей, культивируя толерантность к ядам, формируя иммунитет к паразитам и вирусам, расширяя ассортимент съедобной пищи, обучая органы и ткани ускоренной регенерации. И тем самым лучше приспосабливая их к выживанию в агрессивной окружающей среде.

– Какое отношение твоя общеизвестная лекция, Ассея, имеет ко мне? – оборвал ее король.

Опись ювелирных инструментов подошла к концу; следующие взятые им документы составлял Эмриат лично, поэтому нелепиц и недоразумений в них быть не могло, и можно было смело ставить подпись в конце свитка, даже его не читая. А значит, от разговора короля больше ничто не отвлекало.

– Хотела напомнить тебе, сколько труда хранителей вложено в каждого из ныне живущих, – ответила та. – Не меньше, чем воинского. Игнорирование ими биологического долга сравнимо разве что с игнорированием правил безопасности, написанных чужой кровью. Каждый раз, когда кто-то сознательно их нарушает и получает травмы и ранения, ты справедливо негодуешь, но я тоже имею право на такое негодование. Дея права, Таэм. Королевству нужны наследники, а роду Наэндир – продолжатели светлой линии 'лин.

– Мы бы с радостью воспользовались образцами ДНК лучшего воина в Мирисгаэ, не спрашивая у него на то разрешения, – подала голос Деаэлру, – но к сожалению практика воспитания детей показала, что постнатальное развитие оказывает на формирование личности влияние не меньшее, чем гены. Если короче – детям нужны любящие родители, ваше величество. Поэтому мои предки, гораздо более мудрые и терпеливые, чем я, обязали элле заключать союзы сроком не менее, чем на двадцать пять лет. За это время их дитя достигало совершеннолетия, становилось полноправным обитателем королевства и начинало обучение ремеслу соответственно его принадлежности к роду и светлой линии.

Тамлин поднял голову. Ассеатэ задержала дыхание и в очередной раз подумала, что назвать чей-то взгляд пламенеющим и при этом не отступить от истины можно только по отношению к королю Мирисгаэ. Однако огонь в глубине льдистых глаз был настолько неестественным, что вместо благоговейного почтения внушал леденящий ужас. Казалось, обладатель этого взора нарушает некий основополагающий закон природы, согласно которому одни вещи считаются живыми, а другие неживыми, и не может быть на свете ничего, что сочетало бы в себе оба этих качества.

– Нет, – тихо, почти шепотом произнес Тамлин, и Ассея не осмелилась продолжать.

Продолжила Деаэлру, резко отвернувшись от балкона и шагнув в сторону короля.

– Иффиндея была бы тебе прекрасной партией, но она умерла. И больше никогда не вернется, наберись мужества взглянуть на это трезво. Во всех смыслах этого слова.

Элле ударил по столу раскрытой ладонью с такой силой, что стопка бумаг вздрогнула и съехала на пол. Деаэлру благоразумно умолкла. В приемной в который раз за вечер воцарилась тяжелая тишина.

– Влиять на то, кому суждено жить, а кому умереть, не в силах даже ты, – тщательно подбирая слова, сказала Ассеатэ. – Смерть представляет собой статистическую непреднамеренность, не разбирающую ни талантов, ни заслуг…

– Смерть, – оборвал ее Тамлин тем же тихим голосом, – приходит к тем, кто полагается на меня больше, чем я того заслуживаю, Ассея. И если некто думает, что меня можно заставить размножаться, шантажируя напророченным апокалипсисом, то он чудовищно ошибается.

– Таэм, не сходи с ума! – Ассея в возмущении вскочила со стула. – Мы тебя не шантажируем, но настаиваем на выполнении биологического долга, потому что, бездна побери, имеем на это право!

– Превосходно, – глаза воина полыхнули ледяным пламенем. – Можешь официально объявить меня безумным и тем самым освободить от этого долга. И от любых других долгов. Скорее Бездна явится в обличье эльне и предложит мне сделку, Ассея, чем я добровольно заключу союз с какой-либо женщиной.

– Боюсь, король, ты не можешь давать такие клятвы. Твоя одаренность, как и твоя жизнь, принадлежат не одному лишь тебе, – Деаэлру с вызовом посмотрела на короля.

Тамлин ответил ей взглядом, который, казалось, был способен проникнуть сквозь ткани организма и выжечь внутри все подчистую.

– Отпущенные триста лет траура вышли, – не глядя на короля, добавила Ассеатэ. – Мне очень не хочется говорить такое, Таэм, но если ты не выберешь пару до следующего Саммайна, мы сделаем это за тебя. Пророчество не сулит ничего хорошего, это верно, но искусные воины нам нужны вне зависимости от того, какие новости сообщают говорящие с Бездной. Нам нужны дети, которые будут лучше своих одаренных родителей.

Тамлин прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Ладони сжались на подлокотниках так, что те заскрипели. В приемную, объятую тишиной, сквозь балконную занавесь ворвался порыв ветра и бросил на стол, заваленный пергаментом, горсть первых снежинок. Несколько упали на скулу короля, тут же растаяли, пугливыми капельками сбежали вниз по подбородку и спрятались за высоким воротником парадной мантии.

– Пусть так, – ответил элле не открывая глаз. – Но вы сами назначили мне срок. И до его истечения, хаос, я убью любого элле, который поднимет в диалоге со мной эту тему. Придушу невзирая на статус, пол и цвет одежд. Доброй ночи, хранительницы. Аудиенция окончена.

Ассея, судя по шуршанию платья, встала со стула и незамедлительно покинула комнату. Деаэлру задержалась – видимо, присела в поклоне, пряча за ним улыбку.

– Дея, – окликнул ее Тамлин, открывая глаза.

– Я здесь, ваше величество, – хранительница выпрямилась.

– Ты очень кстати возникла перед моим троном на балу и предоставила веский повод не принимать участия в безразличных мне увеселениях, – произнес воин самым сердечным образом, однако взгляд у него был такой, что любой элле предпочел бы заколоть себя кинжалом, чем продолжить диалог.

Деаэлру пожала плечами.

– Пустое. Мне ведомо, сколько доброты скрыто за показным безразличием.

– Возможно, – еще более вкрадчиво произнес Тамлин, – мне следует от всего своего доброго сердца поблагодарить хранительницу за такую прозорливость?

Дея в ответ дернула бровью и уголком губ.

– Благодарить должен не ты, Таэм. Зная меня несколько сотен лет, ты уже должен был бы усвоить все мои жизненные принципы. В частности тот, который не позволяет мне бездействовать, покуда некая особа, украсив себя цветком бегонии, тешится напрасными надеждами и обманывается в том, что для кого-то она – приоритет. В то время как на самом деле она даже не один из вариантов. Ты еще встретишь эльне, достойную короля по всем параметрам. Или я ее для тебя подберу.

Холодное пламя во взгляде короля вспыхнуло и погасло. Он поднялся с кресла, шагнул вперед с намерением ответить хранительнице и при этом не церемониться в выражениях, как вдруг отчетливо увидел свое отражение в глазах Деаэлру.

На Тамлина смотрела неспешно заволакиваемая туманом пустота лесной прогалины – пустота, образовавшаяся на месте истерзанных до неузнаваемости тел. Форма, которую жизнь приняла и покинула, такая же пустая и бессмысленная, как черепки яичной скорлупы в разоренном гнезде.

– Уходи, – произнес король так тихо, что сам едва расслышал.

– Как прикажете, – Деаэлру снова склонила голову и покинула комнату.

Тамлин не удостоил ее даже кивком.

Во рту пересохло. Элле направился в мастерскую, припоминая, что на днях оставил там не откупоренную бутыль с вином.

В мастерской взгляд его упал на незаконченную диадему, лежащую на верстаке. Тамлин начал мастерить ее совсем недавно, радуясь удивительным качествам нового металла из Андаро, который, казалось, сам оживал под руками. Он приподнял диадему за тонкую дужку и вгляделся в вензеля филиграней. Пальцы его сжались, металл хрустнул, посыпались вправленные в диадему камни, застучали по полу.

Тамлин ослабил хватку.

– Я могу лучше, – произнес он вполголоса, разглядывая смятый металл. – Нужно переплавить. Завтра.

Последнее слово почему-то развеселило короля, заставило усмехнуться той самой усмешкой, с которой он только что рассуждал об интеллекте говорящих с Бездной, рифмованных пророчествах на три строфы и прочих невероятных вещах.

Элле положил на стол то, что совсем недавно было славной ювелирной заготовкой, скинул с плеч мантию и снял парадную одежду, сменив ее воинским костюмом. Бережно снял со стены в мастерской охотничий лук, с нежностью провел ладонью по его древку.

На одном из плеч было вырезано имя владельца, последняя буква обрывалась книзу глубокой бороздой. Тамлин провел указательным пальцем по этой борозде с таким наслаждением, словно она была самой большой ценностью в Мирисгаэ. Затем закинул лук за спину, подхватил колчан со стрелами и покинул королевские покои.

Ускользнуть из дворца незамеченным в эту ночь было проще простого. Тамлин поднял воротник, затянул капюшон, опустил на скулы линзу-омматиду, которая защищала глаза во время сражения и транслировала дополнительную информацию о мире, и в таком виде стал неотличим от воинов, что отправлялись нести вахту на рубежах внешней Сферы.

Официальное торжество подошло к концу, но неофициальная его часть только начиналась. Дворец был полон веселящихся элле. Радость чувствовать себя живыми, в очередной раз перехитрившими смерть наполняла их бездумным весельем и ликованием. Все они светились едва уловимым розоватым отблеском счастья, а линза выводила на фасетку сообщение о зашкаливающем уровне дофамина и норадреналина. На идущего мимо воина в полной экипировке эти элле не обращали внимания.

Но были и те, кто провожал Тамлина полным тревоги взглядом. Они в одиночестве ютились на балкончиках и флигельках, напевая печальные песни или оплакивая утраченных близких, и видели жизнь совсем в другом свете – пропитанной болью как плодородная почва водой и питательными веществами.

Король был с ними солидарен. По необъяснимому капризу эволюции страдание оказалось ее неотъемлемой частью, а живое отличалось от неживого способностью испытывать и причинять боль. Хищник поедал жертву заживо, рвал на куски трепещущее тело, иначе вынужден был долго и мучительно умирать от голода. Самцы, одержимые соперничеством, наносили друг другу смертельные раны, а самка в голодное время могла полакомиться кем-то из своих детёнышей, чтобы выкормить остальных.

Такое положение вещей, нормальное для природы, совсем не казалось Тамлину благостным. И уж подавно не было похоже на вселенскую гармонию, о которой любили твердить хранители. А бессмертие не приносило облегчения. Чувство времени притуплялось, потому каждая рана была свежей, каждая потеря – невыносимой.

Пришлось взять чужую лошадь, чтобы избежать расспросов. Тамлин проверил крепление колчана, вскочил в седло и выехал из конюшни в северо-западном направлении. Ехать по брусчатке главной дороги было рискованно, и элле взял немного левее. Конь зацокал копытами по бутовой аллее, ведущей к одному из раскинувшихся на границе дубов и расположенной на нем смотровой площадке.

До наблюдательного пункта король не доехал – свернул в заросли кизила, уже потерявшего листву, никем не замеченный пересёк Сферу и ступил под сень лесных деревьев.

Снегопад прекратился. Ночь была промозглой, безветренной и такой тихой, что было слышно, как под древесной корой ворочаются гусеницы, устраиваясь на долгий ночлег. В каплях подтаявшего снега отражалось звездное небо. Элле сжал коленями лошадиные бока, мысленно указывая животному пункт назначения.

Чуткий конь присел на мгновение и молнией ринулся вперёд. Под копытами замелькала мокрая земля. Корявая ветка хлестнула по лицу, вцепилась сучьями в воротник. Пальцы до боли сжались на ремешках поводьев.

"Три сотни лет, Иффэн. Я не терял времени даром. Стал сильнее, быстрее, опытнее. Слышишь?"

Мир замедлился, почти остановился – молчаливый, бесстрастный, безрадостный. Лошадь неслась по лесной тропе словно ветер, далеко выбрасывая ноги, но Тамлин не чувствовал скорости. Он ниже приникал к шее коня, а тот чуял состояние седока и без понуканий мчался все стремительнее, унося короля прочь от неведомого, невидимого, которое преследовало их и хватало за гриву и одежду холодными пальцами.

“Ты верила в меня больше, чем я того заслуживал, но теперь я бы оказался рядом вовремя. У того, кем я стал, Иффэн, хватило бы на это времени. Хватило бы времени на то, чтобы обогнать смерть".

Созвездия плавно сместились к западу, а из-за горизонта показалась щербатая луна Эйет, когда конь остановился, захрапел и встал на дыбы. Он вынес Тамлина на поляну, где несколько дней назад воины поджидали собирательниц ягод и грибов.

Король спешился, успокоил разгоряченное животное, поглаживая его по взмыленным бокам. Обернулся назад – голубоватые отблески Сферы родного королевства с трудом угадывались в лесной дали – и более не оборачиваясь ступил на поросшую крапивой и березками тропу.

В первый раз за триста лет.

Белые стены, источенные ветром и дождями, поросли молодыми деревцами снаружи и изнутри – так побеги молодой крапивы устремляются к солнцу сквозь ребра оленьего скелета, застрявшего меж двух валунов. Будучи ребенком, Тамлин однажды набрел на такой в горах Андаро. Малышка Элланиат, дочь главной хранительницы и единственный друг детства, преисполнившись любопытства, принялась вытаскивать из расселины увенчанный раскидистыми рогами череп, пока взрослые чинно прогуливались рядом по наезженной тропе. А юный принц всё думал о том, что природа почему-то не сотворила для этого оленя воина, который помог бы ему выкарабкаться. Или целителя, чтобы залечить раны.

Равновесие жизни достигается единством потерь и приобретений – так сказала ему в тот вечер Деаэлру. Природа не принимает ничьей стороны, она лишь лепит из того материала, что имеется под рукой, причудливые формы и дает им шанс выжить и размножиться. Все это не раз говорили ему и другие – те, кто жил дольше него и уже не раз сталкивался с бесстрастной силой непреднамеренности. А значит, имел право говорить подобные вещи.

Сказанное звучало рационально, но Тамлин со смутным беспокойством угадывал в этой логике крупицу лжи. Мир, построенный на неоправданной жестокости и незаслуженной боли, казался ему чьей-то злой шуткой, которой должна была существовать альтернатива.

Альтернатив у хаоса не нашлось. Хаос беспрерывно терроризировал короля наяву и преследовал во снах, где он снова и снова переживал тот день, когда в последний раз видел Иффиндею живой…

…Берег реки Мирис, поросший молодыми деревцами, плавно спускался вниз к излучине. Воины рассредоточились по периметру и наблюдали за ремесленниками, занятыми заготовкой древесины. Хранители собирали лекарственные первоцветы у самой воды, где ивы склонили в омут цветущие ветки. Среди желтоватых сережек подавали голос самцы кукушек, но самки не обращали на них внимания, занятые поисками гнезда, подходящего для подкидывания потомства.

На горе-матерей охотились другие паразиты – чешуйчатые грибы-ксилотрофы, оголодавшие за зиму на скудных запасах дерева-хозяина. В предвкушении легкой добычи они покрывались чешуйками, похожими на веточки и перья, и даже имитировали кладку яиц в углублении плодового тела.

Самые убедительные и проворные ложногнёзда проглатывали зазевавшихся птиц целиком, чтобы не спеша переварить добычу в плотном желудочном мешке. Менее ловким перепадала яичница.

Один из хранителей, занятых сбором примулы в ивовой светотени, с бранью отскочил от дерева, оттирая плечо от скорлупы и белковой слизи, и погрозил кулаком голубому небу, просвечивающему сквозь шафранные соцветия. Тамлин рассмеялся. Эволюция медленно, но верно шла своим путем, и кукушки, избегая риска, стали нести яйца, разместившись на ветке выше над гнездом. Однако целились при этом не особо тщательно.

Иффиндея обернулась на звук его смеха, выпрямилась, одной рукой удерживая связку нарезанного для стрел тростника, другой отбрасывая со лба непокорный золотой локон. На время вылазки повелители стихий усыпили пиявок и хищных водомерок и отогнали прочь от берега речных обитателей покрупнее, так что эльне бесстрашно стояла по колено в теплой воде, подвернув штаны пурпурного костюма. А он сидел на берегу и наблюдал, в задумчивости покусывая стебелёк травинки.

Иффиндея улыбнулась ему, и Тамлин, подчиняясь какой-то неведомой магии, не смог сдержать ответной улыбки, широкой и искренней. Солнце сверкнуло в прорехе облаков и снова спряталось – Иффэн отвела от него взгляд и вернулась к работе.

Элле отогнал от лица докучливое насекомое. Насекомое исчезло в прибрежных зарослях, но назойливый гул в голове не прекращался. Поиск его источника вовне не принес результатов – элле с нарастающей тревогой осознал, что излучину накрыло тишиной настолько плотной, что от нее зазвенело в ушах.

Тамлин поднялся на ноги.

– Выходи из воды, – произнес он таким тоном, что Иффиндея выскочила на берег со скоростью камушка, выпущенного из пращи, поспешно обулась и замерла, прижавшись к его спине.

Элле положил руку на оголовок клинка, сжал пальцы. Нечто неизбежное вот-вот должно было произойти.

Едва Иффиндея вышла на берег, как воздух в лесу наэлектризовался, сгустился до плотности грозовой тучи, обжег сенсоры терпкостью концентрированного озона. В нескольких местах над рекой вспыхнуло черное пламя, выбрасывая бездымные языки высоко в небо. Очаги быстро соединились между собой и разошлись кольцом, сгоняя перепуганных элле в центр широкого пылающего круга.

Стена огня над рекой налилась шелковой плотностью и покрылась вкраплениями зеленых звезд. Вкрапления превратились в пульсирующие спирали; особо крупные завихрения с треском схлопнулись и показали серое нутро, откуда в потемневшую воду посыпались яркие горошины бесформенных тел.

– В укрепление, живо, – Тамлин подтолкнул девушку назад, по направлению к белым стенам сторожевой башни на вершине холма, куда сбегались ремесленники. Хранители уже сплели над ней защитную Сферу, пересечь которую и остаться при этом в живых мог только представитель эволюционной линии Аэд элле.

Но Иффиндея внезапно подалась вперед, схватила воина за плечи и пытливо вгляделась в лицо. В ее цаворитовых глазах Тамлин не нашел ни страха, ни отчаяния. Только требование. Напоминание о данном обещании.

Он на мгновение прижал ее к себе – так сильно, что у девушки перехватило дыхание, затем оттолкнул, будто вырвал себе сердце, и обнажил клинок. Иффиндея опрометью бросилась к укреплению, больше не оглядываясь.

Пришельцы легко преодолели водный барьер и выбрались на берег. Воины, подчиняясь мысленным приказам короля, разделились на две группы. Первая отступила под защиту Сферы, откуда на чужаков посыпался град стрел, арбалетных болтов и дротиков. Вторая рассеялась по излучине и встретила хищников на середине холма, прикрывая отступающих хранителей и ремесленников.

Молодой воин встал на пути пришельца – мягкотелого, в кольцах щупалец, с покатой головой, переходящей в покрытую алыми пятнами спину. Взмахнул клинком, не встретив особого сопротивления.

Податливое тело лопнуло, рассеченное лезвием. Желтая слизь брызнула в стороны как сок из раздавленной между пальцами ягоды. Элле вскрикнул и упал на колени, схватившись за лицо, сдернул капюшон, изъязвленный проступающими ожогами. Издыхающая тварь в последнем рывке хлестнула его щупальцем. Щупальце обвилось вокруг шеи и сжалось. Шея хрустнула; элле и его противник обмякли и больше не шевелились. К макушкам деревьев от их тел медленно потянулся оранжевый дымок.

Тамлин подоспел на помощь слишком поздно, но все же проверил воину пульс – осторожно, стараясь не касаться расползающейся слизи, в которой медленно, но верно растворялся даже воинский клинок. Опущенная на глаза омматида предоставила спектральный анализ жидкости – смесь органических кислот в запредельной концентрации. Элле разослал воинам мыслеформу со спектрограммой, приказывая избегать контакта с кровью противника.

На тело собрата взгромоздился зверь покрупнее и без промедления распрямил тугие пружины щупалец, вспарывая воздух и взметая обжигающие брызги. Тамлин увернулся, откатился назад и припал к земле. В воздухе над его головой пропело несколько стрел, одна из них угодила чудовищу в глаз. Зверь взревел и заметался между деревьями. Пришлось укрыться за валуном, чтобы предоставить лучникам возможность быстро завершить начатое.

Пришельцы атаковали не таясь, явно не знакомые с организованным отпором. В тактике их нападения прослеживалась строгая логика: твари наступали веером, прощупывая незащищенные тропы, и обменивались информацией с помощью утробного урчания, заставляющего вибрировать рыхлое тело.

Тамлин прикрыл глаза и исторг сканирующий импульс: следовало как можно скорее отыскать вожака. Цель обнаружилась у самой реки, тут же осознала, что была обнаружена, и направила к источнику импульса коллективное сознание рабочих особей. Рабочие особи со всех сторон устремились к королю.

Тамлин не медля вскочил на камень, в прыжке извернулся так, будто костей у него не было, рубанул протянутые к нему конечности, приземлился и в пируэте провел кончиком лезвия по морде чудовища. Отпрыгнул назад, метнул кинжал в сторону твари, поймавшей хранительницу за лодыжку. Кинжал пригвоздил щупальце к дереву; прилетевший со стороны укрепления болт поразил оранжевый глаз.

Чудовище заколыхалось, пульсируя черно-белыми кольцами, разжало хватку. К раненой подбежал воин, подставил ей плечо и увел прочь. Едва элле отошли на безопасное расстояние, как тварь оказалась нашпигована стрелами с такой интенсивностью, что впечаталась в валун и расплылась на нем пятном шипящей слизи.

Но король этого не видел. Он стрелой мчался вниз по речному склону, избегая столкновений с преследователями и ловко ускользая от смертельных объятий. Несколько воинов последовало за ним, прикрывая тыл.

Последнюю линию обороны Тамлин просто перепрыгнул, перед самым прыжком меняя траекторию движения, чем превратил охранный рубеж пришельцев в кучу-малу из переплетенных щупалец и наваленных друг на друга тел.

Бегущие за ним воины остановились, синхронно взмахнули руками и спрятались за деревьями. Маленькие шарики просвистели в воздухе и с грохотом взорвались, коснувшись копошащейся кучи. Ошметки слизи разлетелись по сторонам. Тамлин скатился с крутого берега и прижался спиной к земляному валу, испещренному гнездами стрижей.

На мелководье, угрожающе приподняв мощные жгуты щупалец, его ждал вожак. Затянутый молочной пленкой глаз с прямоугольным зрачком уставился на элле, оценивая, насколько тот опасен. Тамлин уставился на него в ответ, обдавая волнами сканирующих импульсов.

За мгновение меньше удара сердца элле проник в незамысловатый разум чудовища и безо всякого почтения вскрыл его устремления и инстинкты как вскрывают устрицу перед тем, как ее съесть. Под дрогнувшими веками пронеслось видение, в котором самки должны были во что бы то ни стало отложить в здешних пещерах гроздья яиц и оберегать их до смерти от истощения. Такова их природа. Самцы должны умереть сразу после спаривания. Такова их участь. Взрослые особи должны самоотверженно жертвовать собой ради потомства. Каждый должен любить кого-то больше, чем себя. Такова преднамеренность смерти, которую вложила в них жизнь.

Вожак подался назад, заманивая соперника на глубину. Элле моргнул, вскочил на ноги и швырнул в него горстью мокрой глины. Глина впечаталась в огромную голову точно между глаз. Тварь зарычала от ярости, дрожа всем телом, двинулась вперед и хлестнула щупальцами с такой силой, что высекла из береговой линии небольшой остров, который тут же отправился плыть вниз по течению.

Тамлин легко уклонился от удара, поднырнул под неповоротливое тело и в развороте широко рубанул клинком сверху вниз по студенистой спине, рассекая хрящи черепа и позвоночника. Откатился в сторону, зачерпнув воды за воротник, и поднялся. У головы просвистели две стрелы, одна из них огненным росчерком коснулась кончика его уха. Но в стрелах уже не было надобности. Противник бился в агонии, взметая в воздух комья речного ила. По обе стороны от его рассеченной спины на поверхность брюхом вверх всплывали рыбешки.

Земля под ногами вдруг дрогнула раз, другой.

Тамлин поднял голову: аномалия над рекой сменила цвет с иссиня-черного на изумрудный. Спирали новорожденных порталов разъедали ее полотно с ужасающей скоростью и вместо того, чтобы схлопываться, сливались в одно гигантское завихрение. Стена зеленого огня с ревом достигла атмосферы, заволокла небо и закрыла солнце. Воздух прошила молния, ударила в дуб на холме. Почти сразу сверкнуло еще два разряда, оба угодили в купол Сферы над белой башней.

От раската грома заложило уши. Ноги Тамлина подогнулись, клинок выпал из одеревеневших рук.

“Нет, нет, нет, только не сейчас…”

Вне себя от давно позабытого ужаса элле упал на мокрый песок, загребая тину сведенными судорогой пальцами. На губах выступила кровавая пена. В широко раскрытых льдистых глазах отразились вспышки молний, тело выгнулось дугой, сотрясаясь в такт грозе. Сознание отделилось от него, вознеслось над излучиной.

Он видел, как холм покрывается глубокими трещинами, в которых исчезают деревья, животные, элле и мягкотелые твари с алыми пятнами на спине. В бессилии наблюдал, как молнии снова и снова бьют в купол затухающей Сферы на его вершине, а белые стены башни сминаются словно бумажные. Грохот осыпающихся камней, вой ветра и нарастающий громовой рокот слились в его сознании с агонией элле рода Виртаэн, которую он ощущал как свою собственную. Хранители продолжали держать оборонный рубеж ценой несовместимого с жизнью ментального усилия, пока последний элле не покинет укрепления.

Внезапно на одно ужасающее мгновение грохочущий, завывающий, прошитый иглами молний мир затих. А затем озарился вспышкой ослепительного света.

Взрывная волна смела прибрежную насыпь, швырнула в Тамлина комьями земли, обдала речной волной и привела в чувства.

Элле с трудом перевернулся на бок и сплюнул густую розовую слюну. Поднял голову – вожак пришельцев под весом поваленного дерева медленно шел ко дну, пуская из дряблого распоротого тела пузыри.

Ползти. Ухватиться за торчащий из земли корень и подняться на четвереньки, потом на ноги. Сделать шаг, другой, постепенно обретая контроль над онемевшими мышцами. Бежать. Бежать что есть мочи, срывая дыхание, вверх по холму – туда, где осыпаются белым песком разрушенные до основания стены. Перепрыгивать через трещины, не отвлекаясь на стоны раненых. Хватать за плечи любую покрытую пылью эльне, поворачивать к себе лицом, отталкивать и снова бежать. Краем уха услышать, что госпожа Иффэн вместе с хранителями до последнего мгновения оставалась внутри, помогая элле выбираться на северную, безопасную сторону укрепления. Метаться среди валунов, покрытых страшными багровыми пятнами.

И вдруг остановиться, немея от ужаса.

Медленно, как в кошмарном сне обернуться. Точно зная о том, что находится за спиной.

В разломе восточной стены поблескивали пыльные пряди золотых волос. Тамлин взлетел на вершину завала и принялся раскидывать валуны, сдирая кожу с ладоней. Вытащил Иффиндею, положил ее, еще теплую и гибкую, на камни, прощупал пульс. Вытер рукавом кровь, запекшуюся на уголке губ, завел за ушко непослушный золотой локон и снова приложил пальцы к тонкой шее, не в силах смириться с реальностью.

Пурпурный костюм был измят и покрыт пылью. Пыль и песок подымались вверх от подрагивающей ещё земли. Умиротворенное лицо Иффэн, прикрытые глаза и волны выбившихся из прически волос делали ее похожей на эльне, что нашла приют для полуденной дремы в садах королевства.

Страшная, безумная усмешка исказила лицо короля, обезобразила его как чудовищный шрам, однажды приобретенный, раз и навсегда становится определяющей деталью внешности.

На разрушенную стену села черная птица, наклонила голову, с интересом поглядывая на лежащее тело, хрипло каркнула и захлопала крыльями.

Что произошло дальше, Тамлин помнил смутно и в подробностях узнал от Ассеи, когда очнулся в репарационной.

Всплеск активности аномального кольца Уинлен, которое тысячи лет не проявляло признаков жизни, закончился так же внезапно, как и начался. Воины легко обратили в бегство оставшихся чужаков. Раненых перевязали, мертвых сложили у северной стены – двадцать восемь тел и еще одно, к которому никто не осмелился подойти и констатировать факт смерти. Король с выражением лица, которое испугало даже закаленных в боях храбрецов, выхватил из ножен кинжал и не позволял кому бы то ни было приближаться.

Вскоре из дворца подоспела Ассеатэ Виртаэн и приказала ранить короля усыпляющим дротиком, что удалось воинам далеко не с первого раза. После чего помогла оттащить его от тела Иффиндеи и уложить на носилки. Тамлин, цепляясь за последнюю крупицу сознания, попытался обернуться, но целительница удержала его.

– Не смотри, Таэм, – прошептала она, кладя прохладную ладонь ему на лоб. – Оборачиваться нельзя…

…Под сапогом хрустнула иссохшая коряга. Тамлин остановился, оглядел открывшийся над излучиной ровный круг звездного неба. Скелет белой башни под ним почти не изменился за три столетия, лишь покрылся патиной зеленых лишайников.

На мгновение воину показалось, что он различает в каменных трещинах проблески золота и пурпура.

Горечь сменилась страхом, страх – отчаянием, отчаяние – свирепой ненавистью. Элле подскочил к камням и принялся раскидывать их, тщась извлечь ту драгоценность, которую они когда-то погребли, живой и невредимой.

Ненависть снова стала невыносимо горькой. В то время, как Иффэн заботилась об остальных, рядом не нашлось никого, кто позаботился бы о ней самой.

Он зашел слишком далеко. И не вернулся вовремя.

Тамлин отшвырнул очередной камень с такой силой, что тот перелетел через полуразрушенную стену и покатился вниз по склону к реке. Из легких вырывался сдавленный хрип, спазм в горле перекрыл дыхание. Тело горело, будто с него заживо сняли кожу. Он запрокинул голову, а потом упал на колени и ударил кулаками по камням. Крик, вырвавшийся из его груди, казалось, обрёл собственную жизнь и проник далеко за пределы обитаемого мира.

– Иффиндея!!!

Онемевшая лесная тьма, прошитая лучами восходящей луны, обволокла развалины вязкой пеленой. Пелена эта плыла и волновалась как картина мира, видимая сквозь языки пламени – неясная, обманчивая, зыбкая. Калейдоскоп теней плясал на камнях, камни теряли очертания, затем снова обретали четкость, проявляясь в нескольких местах одновременно.

Тамлин выпрямился, не раскрывая глаз подставил лицо свету звёзд.

"Я должен думать о королевстве. А думаю только о тебе. Вернись ко мне, сердце мое. Вернись".

Мираж качнулся в последний раз и обрел равновесие. В подлеске ухнул филин, опавшие листья шевельнулись, движимые ветром. На щербатый камень рядом с рукой воина вползла улитка, оставляя на раскрошенном мраморе серебряный след.

Ущербный бок Эйет ещё немного истончился, когда Тамлин открыл глаза и прислушался.

В лесной чаще за развалинами кто-то двигался.

Элле глубоко вздохнул. И остался недвижим. Дикий вепрь, черный пес, голодный оборотень – не все ли равно.

Из чащи вышла лань, остановилась у подножия разрушенной башни, пугливо прядая ушами. Тамлин моргнул. Более восхитительного животного он не видел за всю свою жизнь. Молочно-белая шкура лани искрилась в лунном свете опаловыми отблесками, жемчужные копытца серебрились мягким пушком. А глаза…

Элле неспешно, избегая резких движений поднялся на ноги и протянул к лани руку. Лань дернула подбородком, опуская голову и всматриваясь исподлобья в его глаза. На мгновение ментальные щиты их дрогнули, каждый вторгся в чужое сознание и полный потрясенного прозрения обнаружил себя в другом и другого в себе.

Позади Тамлина захрустел валежник, а потом и заскрипели камни. Лань в испуге затрепетала ноздрями и словно ветер умчалась прочь. Элле, взбешенный до предела без видимой причины, стащил с плеча лук, круто развернулся и выпустил в темноту несколько стрел. Лесную тишину пронзил тонкий визг и скрежет когтей по камню.

Выждав немного, король закинул лук за спину, обнажил клинок и направился на границу подлеска. Найти источник свежей крови в темноте с помощью омматиды не составило труда. Тамлин осторожно перевернул подрагивающую тушу кончиком меча.

– Йолле еще на подходе, а у нас уже столько сюрпризов, – мрачно произнес он, продолжая рассматривать неведомую тварь.

Под клинком лежал внушительного размера ящер, покрытый черно-зеленой чешуей. Голова с массивным гребнем на макушке была пробита стрелой навылет, в раззявленной пасти виднелось несколько рядов острых зубов. Растопыренные когтистые лапы внушали благоразумное желание держаться от них подальше, закругленный конец хвоста был усеян шипами. Тамлин придавил хвост сапогом – из шипов выступила тягучая янтарная жидкость.

“Яд. Скорее всего, не известный. Нужно собрать немного для хранителей”, – подумал было король, но тут в чаще снова затрещало, да так громко, что переполошились спящие птицы.

– А вот и основная группа подоспела вслед за разведкой, – угрюмо сказал элле, отталкивая окоченевшую тушу ногой. – Бездна, как же сложно быть добрым! Все время приходится убивать тех, кто не добрый.

Однако на этот раз воин выбрал другую тактику, через несколько мгновений был в седле и мчался во дворец во весь опор. Преследователи не отставали.

Эйет истончилась, ее тонкий серпик то и дело прятался за облаками. Поднялся ветер, в лесу потемнело. По спине пробежал холодок, забрался под воротник. Тамлин снял с плеча лук, приладил стрелу, не замедляя бега лошади обернулся и выстрелил в планирующую на него тень. Тень дернула кожистыми крыльями, длинными и узкими, и упала в придорожную грязь.

Свою смерть нашли еще шесть теней, и на этом запас стрел у Тамлина иссяк. Элле приник к взмыленной конской шее и сильнее сжал лошадиные бока. Конь рванулся вперед, хрипя и роняя клочья пены.

“Активирована аномалия Уинлен. Хранители и воины – на защиту периметра, остальным укрыться во дворце”, – отправил мыслеформу Тамлин, едва голубое зарево Сферы показалось на горизонте.

В ответ прилетело с полдюжины посланий от пограничных стражей, но разобрать, что они говорят, королю не удалось. Поверх их импульсов, словно рысь, которая решила одной лапой придушить целый выводок мышей, легла еще одна мыслеформа.

“Активность аномалии была замечена два часа назад", – властный голос отдавался в затылке неприятным покалыванием, – "как и отсутствие во дворце короля. Необходимые меры приняты, Таэм. Сфера усилена, элле Наэндир на позициях и готовы к тебе…"

"Воинам за пределы рубежа выходить запрещаю", – отрезал Тамлин, но тут же замолк и в смутной тревоге поднял голову. Затем вскочил на седло и оттолкнулся от конской спины, группируясь в прыжке. Под ним со скоростью горной реки, беснующейся меж каменных уступов, пронеслась стая черных теней.

Тени налетели словно шквал и смели бы всадника с тропы вместе с лошадью. Воевать с таким количеством противников было бессмысленно, уцелеть под их натиском – невозможно.

Элле и клубок из лошади и крылатых созданий одновременно ударились оземь и покатились кубарем по пожухлой траве, тронутой изморозью. Воин – вперёд, по направлению к замку и спасительному куполу Сферы, а лошадь – назад, навстречу преследователям, переворачиваясь в воздухе и отчаянно загребая копытами землю.

Одна из теней все же столкнулась с Тамлином в воздухе и облепила предплечье. Ромбовидная пластина-балансир на хвосте прорезала ткань костюма, длинные когти вспороли швы, кривые зубы вцепились в запястье и сомкнулись с такой силой, что едва не раздробили кость. Тамлин завершил кувырок, вскочил на ноги, содрал крылатую бестию с руки и не оглядываясь побежал по направлению к голубой мембране.

“Лошади конец”, – подумал он, слыша за спиной предсмертные визги животного, пока стрелы и дротики свистели над головой. “Жаль”.

Под сенью пограничного дуба стоял Виэттар Наэндир с массивным блочным луком в руках и полным стрел колчаном у пояса. Деаэлру Ранто, прямая и строгая, стояла над ним на широкой площадке наблюдательного пункта.

– Жертвы? – спросил король Виэттара, едва оказался в безопасности.

– Жертв нет, – отрывисто отозвался воин, натягивая тетиву и пуская стрелу в полет. – Всплеск аномалии был мощным, но быстротечным. Ассея удвоила число хранителей, которые поддерживают Сферу. Мирисгаэ в безопасности.

– Продолжайте прицельный обстрел, – король соорудил из остатков рукава жгут, затянул его на изодранной в клочья, кровоточащей руке.

– Слушаюсь, – Виэттар поклонился.

– Виэт.

– Да?

– Понапрасну не рискуйте, за Сферу без лишней надобности не суйтесь. Стрелы соберете на рассвете.

Виэттар кивнул и исчез в ночном сумраке. Тамлин зашагал по бутовой аллее по направлению к дворцу. Деаэлру поглядела вслед королю, затем сжала пальцами обтесанное перильце и выдохнула с таким облегчением, что стоящая рядом юная воительница, прекрасная как едва распустившаяся лилия, с изумлением покосилась на нее. Было удивительно видеть эту андар’эльне, сердце которой поэты воспевали как высеченное из камня, такой… такой…

– Оружие тебе выдали, а ментальные щиты поднимать не научили? – хлестнул воительницу ледяной голос.

– Про… простите, госпожа, – пролепетала девушка, закрывая доступ к мыслям.

– Мда. Девиз Мирисгаэ давно бы нужно сменить на “Живи как знаешь, главное живи”. Уважения к нормам этикета ноль, почтения к хранителям никакого. Зато уровень смертности ниже некуда.

– Разве это плохо, госпожа? Что мы стали дольше жить.

Деаэлру смерила ее взглядом с ног до головы, затем отвернулась.

– Тот, кто верит, что у него еще много времени до смерти, о смысле жизни задумываться перестает.

Эльне не нашлась с ответом, но хранительница его и не ждала. Она подобрала подол платья и спустилась по винтовой лесенке на аллею. Глянула на пятна крови в траве, закусила губу, то ли досадуя на кого-то, то ли негодуя. И не оборачиваясь более покинула наблюдательный пункт.

Вечером следующего дня Виэттар заглянул в приемную и доложил королю о результатах проведенной разведки.

Аномальный всплеск действительно длился одно мгновение. В лесах обнаружено два новых вида животных и одно плодовое растение, похожее на дикую грушу. Разведывательная экспедиция носила ознакомительный характер. Тем не менее, есть пострадавший: элле Аоэт, который на свой страх и риск решил попробовать, каковы экзотические плоды на вкус. И двое раненых: воины, которые отправились искать его в кустах, куда повелитель стихий после десятой съеденной груши со стоном умчался. Они так хохотали, что разбудили дремавших неподалеку пролемуров, и те в гневе закидали их упомянутыми грушами. Сок плодов при попадании на кожу сделал ее восприимчивой к ультрафиолету, и лицо у воинов покрылось волдырями. Целители пообещали свести ожоги в репарационной за пару часов. Никто не погиб.

Тамлин слушал отчет, и раздражение в нем нарастало. Выход мирисга'элле за пределы Сферы без его участия породил по итогу больше хаоса, чем аномальный всплеск. Рука под бинтами невыносимо чесалась. От смеси вина и нового вида регенерантов, призванных ускорить восстановление тканей, кружилась голова.

Весь день он размышлял о том, стоит ли поведать хранителям о белой лани, и в конце-концов решил подождать. Отчасти потому, что не хотел, чтобы Деаэлру совала нос в дела его королевства. Отчасти потому, что не был уверен в том, что белоснежное животное – не плод его воображения.

Подтвердить существование лани можно было только одним способом, но он застрял во дворце на несколько дней. Ассея обещала, что подвижность к руке вернётся уже наутро, но выходить за пределы Сферы, пока сухожилия не срастутся, все же не следовало.

– Как далеко в лес вы продвинулись? – Тамлин прервал отчет.

– Не уходили дальше полета стрелы от Сферы, – ответил Виэттар. – Видели ящеров – осторожные, как песьи дети, ближе чем на сотню шагов не приближаются. Я подстрелил одного, Минна сказала…

– Одного? – Тамлин повернулся к воину, реальность весело поплыла вслед за поворотом его головы. – Глава дворцовой стражи не догадался изловить несколько живых образцов для генетиков?

– Мы ведь не ловим образцы при первой вылазке, – удивленно отозвался воин. – Это слишком рискованно.

– Некомпетентность испытателей тканей для воинских костюмов едва не стоила мне руки, – отрезал король. – Выслушивать оправдания еще и от тебя я не намерен. Собери новую группу к рассвету, я поведу ее за Сферу. К вечеру генетики получат свои образцы.

“Например, эту проклятую лань”.

Виэттар выдержал удар с достоинством, с каким превосходный сплав металла выдерживает удар молота. Он сухо парировал сам вопрос, а не его подтекст, пользуясь правом каждого элле уточнить королевский приказ, если он отдан без ведома управляющего.

– Воины больше суток на ногах, Таэм. Мы чудом обошлись без потерь, но некоторые регенерируют под присмотром целителей, – он покосился на руку короля. – Если позволено, я бы предложил отложить экспедицию. И подождать хотя бы, пока хранители не разработают противоядие к новому токсину.

Тамлин закрыл глаза, глубоко вздохнул и по совету, данному когда-то Эмриатом, принялся мысленно считать нечто милое. Барашков, к примеру. Под действием коктейля из регенерантов и алкоголя пушистые твари сбивались в его воображении в кучу. Тамлин с поразительной ясностью представил, как в ярости хватает их за шиворот и бормоча ругательства расставляет по одному. На горизонте видения вдруг появилась белая лань и посмотрела на него с укоризной. Тамлину захотелось свернуть ей шею. Рукой, которая чесалась, бездна побери, просто нестерпимо.

– Пусть так, Виэт, – проговорил Тамлин несколько мгновений спустя, после того, как понял, что для достижения спокойствия не обязательно считать барашков живыми. – Давай подождем.

Виэттар прекрасно понимал, что дело не в некомпетентности кого бы то ни было, и что Тамлин нечто не договаривает. Нечто такое, что угрожает безопасности королевства, но чему глава дворцовой стражи, по мнению короля, достойным противником не является. Недоверие такого уровня глубоко его оскорбило, однако Виэттар молча поклонился и покинул приемную.

Тамлин подошёл к столу, облокотился на столешницу костяшками пальцев. На столе лежала подробная карта лесного королевства с указанием всех сторожевых башен, ныне существующих и когда-либо существовавших в его окрестностях. Король коснулся черного креста на северо-западе, скривился.

Белая лань не давала ему покоя как утопающему посреди озера – чудом обретенная опора под ногами, которая оказалась спиной огромного мифического зверя. Чутье подсказывало, что лань вряд ли уйдет далеко от развалин. И если и явится повторно, то только ему. Тамлин принял решение ещё поутру и в разговоре с Виэтом пытался отыскать разумный предлог, чтобы не откладывая его осуществить.

Разумный предлог ускользнул, но от решения король не отказался. Поэтому рассудил, что заручиться советом практичного, не подверженного эмоциональным вспышкам элле будет совсем не лишним.

Тамлин оттолкнулся от стола, покинул королевские покои и спустился на ярус ниже – в сектор, где обитали главы родов.

Король застал друга уже в постели.

– Не занят? – уточнил он, глазами указывая на выбившиеся из-под одеяла светло-розовые пряди.

– Вообще-то занят, – Эмриат Илуфер поджал губы. – Налаживаю тесное сотрудничество между Мирисгаэ и Андаро. Днем и ночью стою на страже интересов вашего королевства.

Король скривился. Управляющий прищурился. В ночь Саммайна он первым заметил, что Тамлина нет во дворце, помчался к хранительницам и после выяснения тем, затронутых на приватной аудиенции, безапелляционно заявил, что эльне в белых одеждах только что лишили Мирисгаэ монарха.

Поисковый отряд уже готовился выступить за пределы Сферы, когда поступило известие о возвращении его величества во дворец. Живого и почти невредимого.

Тамлина тотчас определили в репарационную на остаток ночи и половину следующего дня, где элле-посыльные завалили его бумагами. Управляющий впредь отказывался подписывать их самостоятельно и согласовывал с королем даже то, какие узоры следует нанести на детские ночные горшки – в гончарной мастерской как раз закончили их обжиг.

Тамлин возвращал курьеров обратно с требованием немедленно привести к нему бунтаря, иначе на горшках окажется его портрет. Но Эмриат в репарационную так и не спустился, сославшись на страшную в отсутствии правителя занятость.

– Эмре, бездна, – Тамлин не выдержал и яростно почесал запястье сквозь бинты, – довольно. Мне нужен твой совет.

Эмриат помедлил, оглядывая повязку на руке воина, потом накинул халат, прикрыл дверь в спальню и вышел в прихожую, меблированную изящным столиком и парой плетеных стульев.

– Выпьешь? – спросил он короля.

Тамлин приподнял бровь.

– После стольких лет знакомства тебе не кажется странным этот вопрос?

Вместо ответа Эмриат подхватил со стола хрустальный графин, разлил вино в кубки и подал один Тамлину. Тамлин сел на стул и принял кубок.

– Я слушаю, – Эмриат присел напротив.

– Вчера среди развалин я кое-что видел, – решился воин и пригубил вина.

– Это “кое-что”, – зеленоглазый элле отхлебнул из своего кубка, – было идентифицировано повелителями стихий как рамфоринхи и высокотоксичные дилофозавриды. Яд уже испытали на лабораторных животных, он причиняет сильнейшую боль и может спровоцировать отмирание тканей в зависимости от глубины проникновения.

– Я про другое, – король откинулся на спинку стула. Спинка неприятно хрустнула. Тамлин поморщился. – Бездна, Эмре, закажи себе нормальную мебель.

– При всем уважении – не могу, – Эмриат вдруг улыбнулся и закинул ногу на ногу. – Я всегда заказываю именно такую. И должен сказать, что не у каждого плотника достанет мастерства ее изготовить. Нужна особая одаренность.

– Для чего?

– Для того, чтобы стул или стол развалились под весом двух тел в самый подходящий момент и подарили массу незабываемых воспоминаний каждой эльне, которая когда-либо у меня бывала. Она, видишь ли, будет уверена, что до нее такого со мной никогда не случалось. Исключительность мелочей сделает эти воспоминания слаще других.

– Эмре, – после паузы сказал король, вставая, – поставь в гостиную один нормальный стул. Для меня. Если я буду навещать тебя, прихватив собственное кресло, то наверняка убью интригу.

Зеленоглазый элле рассмеялся, взгляд его заметно потеплел.

– Так что там с твоим “кое-чем”?

– Я видел белую лань, – помедлив, ответил Тамлин.

– Мало ли оленей-альбиносов бродит по нашим лесам? – фыркнул Эмриат. – Этот-то чем от них отличается?

– Ты помнишь легенду про волшебную косулю, которую рассказывала моя мать? – Тамлин прикрыл веки, вызывая в воспоминаниях образ мифического животного. – Шерсть у нее как молоко, копытца серебряные словно звезды. Ее невозможно поймать, можно только увидеть в чаще леса ее силуэт. А потом гнаться за ней до заката жизни и так и не приблизиться ни на шаг. Пусть меня проглотит аномалия, Эмре, если это была не та самая лань. Только глаза у нее были странные… Совсем не сказочные. Полные переживаний, которые косулям не свойственны. Один глаз светло-серый, почти белый, другой – темно-карий, почти черный.

– Занятно, – усмехнулся Эмриат, потом посерьезнел. – Договаривай, Таэм. Обыкновенная лань, пусть даже похожая на животное из легенды, не вызвала бы в тебе таких волнений.

– Ты прав, дело не в волнениях, – Тамлин отошел к стене, потер пальцами бровь, затем повернулся к управляющему. – Я коснулся ее мыслей там, среди развалин. Всего на мгновение, но этого оказалось достаточно. Это были мысли существа, наделенного сознанием, Эмре. Существа, занятого поисками разумной жизни среди хаоса. И с удивлением отыскавшего искру осознанности во мне.

– Ты уверен? – с сомнением уточнил ремесленник. – Определить наличие высшего сознания у животных бывает не так-то просто. Да что там у животных, даже у некоторых элле.

– Высшее сознание – это эгоизм, – воин вдруг вздохнул, поддаваясь нахлынувшей меланхолии, заглянул в полупустой кубок словно надеялся там что-то отыскать. – Когда можно позволить себе расслабиться и не дорожить чужой жизнью больше, чем своей. А отсутствие сознания – это вшитая любовь к кому-то другому, через которую нельзя переступить усилием воли. Иногда, конечно, бывает, что для высокоразвитого индивида собственная жизнь не представляет ценности, но это тупиковая ветвь эволюции. Единичная мутация, случайная и бесполезная.

– Прелестное определение, – Эмриат усмехнулся, откинулся на спинку кресла и проницательно посмотрел на Тамлина. – И что же лань? Как глубоко она погрязла в эгоизме, чтобы вырасти в твоих глазах до равного Аэд элле создания? Бессердечное себялюбие какого уровня проявила?

– Запредельного, – ответил Тамлин и воспроизвел перехваченную в развалинах мыслеформу. Ментальные образы несли в себе отпечаток живого существа, которое, заходясь в гордыне своей значимости, вместо слепого повиновения законам природы смеет предвосхищать исполнение личных желаний.

Смеет мечтать и надеяться.

"Кто ты?"

Вопрос задали двое, но звучал он цельно и неделимо. Так два голоса, поющие один и тот же мотив, сливаются в унисон и в рожденной мелодии перестают существовать по отдельности.

Эмриат принял мыслеформу и умолк, вдумчиво ее изучая.

– Ты слишком долго избегал развалин, – наконец произнес он, качая головой. – Чересчур долго, чтобы их посещение обошлось без последствий. Твоя лань могла быть постстрессовой галлюцинацией.

– Не спорю. Но могла ею и не быть.

– Ну хорошо, предположим, что белая лань существует, – Эмриат положил подбородок на сплетенные пальцы. – А ты не думаешь, что именно она привела тех ящеров в Аэд?

– Отчего же. Велика вероятность, что лань – просто отвлекающий маневр. Значит, ее нужно, как любит говаривать Деаэлру, нейтрализовать. Еще она может быть новым витком в эволюционном развитии парнокопытных. А это значит, что она нужна нашим генетикам.

– А еще ты вполне себе допускаешь, что жить ей осталось недолго с таким-то фенотипом, когда она в ночном лесу словно единственная звезда на небе – видна издалека любому хищнику. И что ж тогда делать искателю, если на его тайну ненароком покусится голодный медведь? Буквально и фигурально. Нет, эту лань, в отличие от философской косули из легенды, надобно срочно изловить, поместить в изолятор, а потом уже разбираться, кто или что она такое. Ведь есть ещё призрачный шанс, что ее появление в развалинах в ту ночь, когда там находился ты, не простое совпадение. А сама косуля – нечто большее, чем обыкновенное животное. Некое послание, адресованное лично тебе, – закончил ремесленник, не сводя глаз с собеседника.

– Все так, – спокойно признал король, – и такую возможность я вполне допускаю.

Зеленоглазый элле допил вино и поднялся из-за стола.

– Я знаю, зачем ты здесь, Таэм. И почему так откровенен. Ты хочешь вернуться туда, выследить лань и если и не поймать ее, то хотя бы убить, чтобы забыть о ней навсегда. А в моем лице ищешь если и не одобрения, то диагноза, – Эмриат усмехнулся. – Только что ты предоставил мне такой подробный слепок своей психики, какого я от тебя триста лет не мог дождаться. И хочешь, чтобы я как мастер межличностных отношений проанализировал его и развеял твои сомнения относительно реальности лани. Или же их подтвердил.

Тамлин поморщился.

– Скажем проще. Мне нужно знать, не схожу ли я случаем с ума.

– Не сходишь, – элле в глубокой задумчивости покачал головой. – Ты вполне вменяем. А я, наверное, нет. Потому что склонен одобрить задуманную тобой авантюру.

Эмриат прошёлся взад-вперед по гостиной, потирая ладони.

– Предлагаю сделку, – сказал он. – Обмен попустительством по отношению к твоим и моим обязанностям.

– Слушаю, – ответил удивленный Тамлин.

– Твой конь домчит тебя до развалин за пару часов, – Эмре остановился посреди комнаты и скрестил руки на груди, испытующе глядя на друга. – Обратная дорога займет столько же времени. На поиски треклятого оленя такому охотнику как ты часа будет даже много. Хотя вряд ли ты найдешь именно то, что хочешь, помяни мое слово. Итого – пять часов, по истечении которых ты должен вернуться во дворец. В противном случае я подниму на твои поиски всех мирисга’элле, а Ассея оторвет мне голову за то, что я все знал и ничего ей не сказал.

Теперь Тамлин недоверчиво покачал головой.

– Даже не представляю, чего ты попросишь взамен. Золота и драгоценностей? Гарем из красоток со всех трех королевств? Отменить мой приказ по расписыванию горшков твоим портретом?

– Я хочу, – Эмриат с наслаждением покачнулся с носков на пятки, – чтобы ты поехал вместо меня на летний обмен в Андаро. Как того требовала Деаэлру. И провел эти дни в компании Элланиат. Как того требую я.

– По рукам, – Тамлин допил вино и поставил кубок на стол. – Заканчиваем болтовню и приступаем к работе.

– Эту твою фразу уже цитируют, ты в курсе?

– Пускай цитируют. Я говорил, что ты лучший друг, какого можно отыскать в Аэд?

Эмриат скептически хмыкнул.

– До лучшего друга мне недостает здравого смысла прямо сейчас пойти на первый ярус, рассказать обо всем Ассее и спасти шкуру нашего драгоценного короля.

– Пусть управляющий не переживает напрасно, – губы Тамлина дрогнули, скривились. – Согласно сложившейся в Мирисгаэ легенде, короля лесного королевства невозможно убить.

– И я это слышу от элле с перерезанным сухожилием.

– Я выступлю через три дня, рука уже полностью регенерирует. Виэт с ударной группой к тому времени проведет зачистку территории вблизи дворца. Со мной ничего не случится. Как обычно, – ответил Тамлин и вышел из покоев.

– Как обычно! – буркнул Эмриат, когда двери за королем затворились. – Эту фразу последние триста лет я слышу, когда спрашиваю, почему так быстро заканчиваются медикаменты в репарационных. Или вино в погребах. “Вы и сами знаете, господин Эмре, все как обычно!” Ах, сестренка, если бы ты только видела его сейчас. У тебя бы разорвалось сердце.

Изумрудные глаза управляющего на мгновение утратили задор и помутнели. Но в следующую секунду взгляд Эмриата упал на стул, который король, вставая, отодвинул к стене.

В глазах элле вновь вспыхнули искры. Он распахнул дверь в спальню и произнес:

– Прелесть моя, иди-ка сюда. Есть у меня одна мечта, которую я хотел осуществить вместе с самой прекрасной эльне в Аэд.

Одеяло на постели управляющего зашуршало. Эмриат зажмурился и блаженно улыбнулся.

– Итак, – Деаэлру Ранто прошлась по лабораторному изолятору взад-вперед, – позвольте напомнить, зачем мы здесь собрались.

Пятеро мирисга’элле – все в полной воинской экипировке, с небольшими отличиями в цвете, покрое и дизайне костюмов – вздохнули и переступили с ноги на ногу. Сопровождающие хранительницу андар’элле поглядели на братьев по разуму так сочувственно, будто видели их в последний раз.

– Перед вами походный костюм короля Мирисгаэ, пятый за сезон, – Деаэлру взяла с единственного в изоляторе столика разодранную ветошь и развернула на всеобщее обозрение. – Сработанный из кевлара со вставками остеоглоссовой чешуи и титановым плетением на эластичных частях. Пропитанный антимагической жидкостью, теоретически устойчивый к любым воздействиям, включая яды, кислоты, пламя и острый пар.

Элле с готовностью уставились на ветошь. Ветошь слабо качнулась в руках хранительницы, готовая рассыпаться даже от пристального взгляда в ее сторону.

– Наработки мастеров Мирисгаэ в области стрессоустойчивых тканей никуда не годятся, – эльне отшвырнула остатки костюма в угол. – Разве что полы в лаборатории помыть, и то не факт, что антисептиком не разъест. Пришлось лично разрабатывать и везти в Мирисгаэ новые образцы, их испытанием мы сейчас и займёмся. Никто не передумал? Я никого не удерживаю, дверь вон там.

– Его величество очень даже рискует жизнью в каждой экспедиции. А господин Эмре говорит, что мы все балбесы, недостойные таких радений, – один из мирисга'элле в костюме поднял жаропрочные очки на лоб. Яркие зеленые глаза и прядь золотых волос, выбившаяся из капюшона, выдавали в нем ремесленника. – Вы, госпожа, наверняка тоже так считаете, но только мы не балбесы вовсе. Вы ведь как думали? Пустите слух о добровольных испытаниях новых тканей, на который никто не откликнется. А в итоге в лабораторию сбежалось пол дворца, даже драки были за место в очереди. Мы все прекрасно поняли, для кого эти ткани предназначены. Так что, этсамое, – он снова опустил очки на глаза, – заканчиваем болтовню и приступаем к работе.

Мирисга’элле в костюмах жарко закивали, соглашаясь со сказанным, в очередной раз проверили, плотно ли прилегает экипировка, и с готовностью выстроились у дальней стены.

Деаэлру хмыкнула, подхватила со столика небольшой свиток и принялась зачитывать его содержимое вслух.

– Согласно отчёту Ассеатэ Виртаэн, за прошедший сезон король попадал в репарационную по нижеследующим причинам. “Нырнул в кипящий источник, чтобы выловить оттуда юную повелительницу огня. Оная упала в родниковый омут во время вылазки, запаниковала и в общем-то и сделала источник кипящим. Общая площадь ожогов – пятьдесят семь процентов. Вердикт костюму: недостаточно термостойкий”.

Деаэлру оторвалась от рукописи и выразительно глянула на веснушчатую эльне справа от себя. Девушка недобро усмехнулась и подняла руки. Из ее ладоней в стену изолятора ударили струи пламени. Объятые огнем фигурки на той стороне принялись ругаться, прятаться друг за друга и прикрывать ладонями самые ценные части тела – у каждого свои.

– Достаточно, – сказала хранительница, когда вопли подопытных перешли цензурные границы.

Повелительница огня послушно опустила руки. Испытатели у стены прокашлялись и гордо выпрямились. Все, кроме одного, который пошатнулся и медленно осел на пол.

– Образец три не годится, – хранительница покачала головой, разрешая целителям, наблюдающим за испытаниями через смотровое окно, забрать незадачливого экспериментатора. – Продолжаем. “Упал с большой высоты, защищая повелителя воздуха от медведя. Оный повелитель пришел в ужас при виде трехметрового зверя, вызвал мощный вихрь и забросил себя на верхушку секвойи. Вместе с медведем и королем. Медведь отделался легким испугом, хранитель – парой ссадин, оба спустились с дерева самостоятельно. Короля же по случайности вихрь перебросил через крону, после чего иссяк, и в дело вступила гравитация. По итогу – перелом ребер, ушиб правой почки, внутреннее кровотечение. Вердикт костюму: недостаточная степень поглощения кинетической энергии”.

Голубоглазый андар’элле по левую руку от Деаэлру взмахнул ладонью. Ноги четверых испытателей медленно оторвались от пола. Элле зависли в воздухе, хихикая и кувыркаясь, но повелитель воздуха резко взмахнул другой ладонью. От удара о стену у мирисга’элле вышибло воздух из легких, а стены изолятора ощутимо дрогнули. На ноги, постанывая и потирая нижнюю область спины, поднялось только трое.

– Образец один выбывает, – хранительница вернулась к свитку и зачитала, ведя пальцем по строке. – “Освобождал из зарослей терновой росянки группу воинов, загнавших туда зайцев на охоте и по итогу полностью обездвиженных цепкими крючьями растения. Чтобы не попасть в ту же ловушку, отправился в заросли практически в чем мать родила. Поражение кожных покровов – восемьдесят два процента. Вердикт костюму: низкая способность к скольжению при высокой прочности на разрыв.”

– Сомневаюсь я, чтобы он еще хоть раз в хищный терновник полез, – андар’элле-воитель с белоснежными, гладко зачесанными волосами недоверчиво взглянул на хранительницу. – Ну невозможно ж туда дважды сунуться, будучи в здравом уме.

Испытатели костюмов переглянулись.

– Давайте на полную мощь, господин, – сказал один из них, принимая оборонительную позицию. – Кидайте бусину, не жалейте.

Воин пожал плечами и коротко замахнулся. Маленький шарик покинул его ладонь и со свистом врезался одному из мирисга’элле в грудь. Липкая зеленая субстанция обволокла элле, прижимая к стене. На студенистых тяжах проступили загнутые шипы, которые впивались в костюм при малейшей попытке пошевелиться.

Беловолосый андар’элле запустил еще два шарика, впечатывая мишени в стену без промаха. От стены донеслись сдавленные стоны и проклятия. Через несколько минут из пут высвободились двое и принялись брезгливо отряхиваться от остатков слизи.