Читать книгу Безрассудная страсть - Лесия Корнуолл - Страница 7

Глава 6

Оглавление

Париж

Лицо Доротеи было таким же белым, как кружевной платочек, который она прижимала к носу.

– Этот город пахнет ужасно! – воскликнула она. – Заставьте кучера ехать быстрее!

Это было невозможно. В узких улочках толпы людей блокировали экипаж, и никто не обращал внимания на окрики кучера. Город почти обезумел, стараясь с максимальным размахом отметить праздник Святого Людовика. Вино, песни и смех свободно лились по улицам, мешая транспорту.

Джулия взглянула вверх, на скульптуры, украшавшие здание собора. Дьявольски оскаленные горгульи взирали сверху вниз на толпу, их ухмылки казались Джулии скорее озорными, чем злобными. Однако Доротея содрогнулась.

– Они меня пугают, – пробормотала она, со страхом глядя на хохочущих разгоряченных гуляк за окнами экипажа. – Они такие же страшные, как горгульи, а дома вокруг все черные и грязные.

По мнению Джулии, люди выглядели веселыми, празднуя окончание войны. Горгульи тоже казались вполне довольными, словно хотели спуститься на улицы и присоединиться к гуляющим.

Сажа и угольная пыль действительно покрывали статуи и причудливую резьбу, но окна и балконы были украшены яркими цветами, а небо над городом светилось чистотой и голубизной. Все вокруг было цветным – красным, синим, желтым, даже грязные воды Сены казались полосой черного шелка.

Джулия прижалась лицом к окну экипажа, с интересом разглядывая все окружающее.

– Моя бабушка любила говорить, что у каждого города есть свое очарование, как у женщины или красивого мужчины. Есть уникальный запах, особый дух, оттенок света, который придает каждому месту неповторимую магию и заставляет в него влюбляться. Она утверждала, что, оказавшись в новом месте, первым делом надо понюхать его, словно цветок, ощутить его аромат.

Но Доротея продолжала прижимать к носу платочек.

Джулия ласково улыбнулась: для нее Париж был настоящим чудом, дамой преклонного возраста, которая, возможно, знала лучшие времена, но все еще наслаждалась жизнью во всей ее полноте. Она глубоко вздохнула и почувствовала запах чеснока, свежего хлеба и резкий цветочный аромат, от которого закружилась голова, – они как раз проезжали цветочный рынок. Еще она чувствовала запах вина, пота и, конечно, другие, не слишком приятные запахи. Все они были запахами жизни.

Доротея испуганно вскрикнула, когда несколько уличных мальчишек запрыгнули на подножки экипажа и стали заглядывать в окна.

– С’est Wellington? – спросил кто-то из них, но, разглядев пассажиров, мальчишки с разочарованными лицами удалились. К их великому сожалению, в экипаже сидели только две совершенно обычные англичанки, а вовсе не знаменитый герцог Веллингтон.

– Они уже убежали, – заверила компаньонка Доротею.

За пределами их маленького изолированного мирка веселье было в самом разгаре. Толпа ликовала, предаваясь удовольствию. Джулия предположила, что отправка Наполеона в ссылку на маленький остров Эльба и возвращение Бурбона в свой дворец значат для народа меньше, чем то, что из фонтанов вместо воды льется вино.

Британская делегация прибыла сюда по приглашению короля Людовика XVIII. Он провел последние годы войны в Англии и теперь, восстановленный на троне, желал, чтобы каждый иностранный лорд, офицер, дипломат или советник, облачившись в лучшие одежды, принял участие в празднестве.

Будучи простой служанкой, Джулия не имела права посещать официальные мероприятия – разве только Доротея выразит желание пойти и ей потребуется сопровождение. Однако ее место будет в тени, в дальнем углу. Хорошо осознавая, что бальные танцы для нее остались в прошлом, она все равно хотела посмотреть, как здесь будут происходить подобные торжества, пусть даже со стороны. Когда-нибудь она расскажет сыну, как люди праздновали окончание войны.

Но Доротея наотрез отказалась выходить из своей комнаты, и лорд Айвз уходил один.

Каждое утро за завтраком он рассказывал Доротее и Джулии обо всех мероприятиях, которые посещал накануне. Надо сказать, сестра майора живо интересовалась мельчайшими подробностями званых вечеров.

– Расскажи, что носят сейчас в Париже! – попросила она, пока Джулия наливала чай, стараясь не показать своего желания услышать ответ лорда Стивена. Прошло уже много лет с тех пор, как парижские моды были доступными в Англии. Нет, не то чтобы английские модницы не получали контрабандой бельгийские кружева и парижские модные журналы, так же как их мужья тайно ввозили в страну французский коньяк. Пусть это было нелегально и непатриотично, но ни одной моднице это соображение не могло помешать.

Глаза Стивена изумленно округлились.

– Разве люди обычно не говорят друг другу сначала «доброе утро», а уж потом переходят к остальным проблемам?

Доротея бросила на брата хитрый взгляд.

– Только не тогда, когда есть важная информация, которой один из собеседников располагает, а другой хочет услышать. Кстати, ты говорил своим солдатам «доброе утро» перед боем?

– Нет, но война и мода все же разные вещи, – ответил он.

Доротея закатила глаза.

– Не увиливай! Разве ты не заметил, что носят люди?

Стивен дождался, пока лакей поставит перед ним тарелку.

– Ну, все в Париже носят одежду, если тебя интересует именно это.

Доротея возмущенно ахнула.

– Ты только шокируешь Джулию такими намеками. Понятно, что здесь все ходят одетыми.

Джулия почувствовала прилив жара. Лицо Стивена на мгновение напряглось. Неужели он думает, что ее можно шокировать подобными невинными замечаниями? Она принялась сосредоточенно намазывать маслом маленький треугольный тост.

Заметил бы Джеймс, во что одеты леди на балу? Скорее нет. Он бы танцевал с самыми прелестными девушками, назначал встречи с мужчинами наутро – для охоты, верховой прогулки, бокса.

Хотя, конечно, есть мужчины, которые обращают самое пристальное внимание на внешность женщины. Она вспомнила явное одобрение Томасом Мерритом ее платья, прически, драгоценностей. Дэвид редко удостаивал взглядом туалет, на выбор ткани, фасона и пошив которого уходило много недель. А Томас сказал, что она красива, и заставил ее почувствовать себя такой. Она постаралась выбросить из головы воспоминание о его улыбке, о восхищении, которое читалось в его глазах, и наколола на вилку кусочек ветчины. Больше никто и никогда так на нее не посмотрит. Все будут вспоминать о скандале и о том, как ее легко соблазнить.

– Ну говори же! – настаивала Доротея. – Ты наверняка что-нибудь запомнил.

– Ну, большинство дам вроде бы были в платьях с этими… как их там… – Стивен взмахнул вилкой, потом положил ее на тарелку и сделал несколько движений руками, изображая облегающее фигуру платье.

– С высокой талией, прилегающее к телу? – предположила Джулия.

– Да, – кивнул Стивен, взглянув на нее с искренней благодарностью. – Но еще на них больше таких… рюшей… или это оборки – точно не знаю, как это называется, – чем можно встретить в Лондоне.

– Полагаю, он хочет сказать, что больше оборок пущено по подолу, – уточнила Доротея, обращаясь к Джулии. – О, Джулия, окажись ты там, ты бы мне все подробно описала. А так, из слов Стивена, я ничего не могу понять. Невозможно представить, как выглядят французские женщины.

– На некоторых платьях есть не только оборки по подолу, – отважно продолжил Стивен, и Джулия спрятала улыбку, наблюдая, как он старается доставить удовольствие сестре. – Были платья и со сверкающей отделкой. Думаю, это стеклянные бусинки. – Он тронул руками плечи своего военного мундира. – Здесь и здесь. – Потом он провел двумя пальцами по груди. Жест больше напоминал удар сабли. – И еще в самом низу. Эти штуковины здорово шумят… клацают, когда леди ходит или танцует. Создается впечатление, что по мраморному полу бежит отара овец.

Джулия прикрыла рот салфеткой, чтобы скрыть улыбку. Доротея толкнула ее под столом коленом, и Джулия поняла: она получает удовольствие от разговора с братом.

– Овцы? – с деланым возмущением проговорила Доротея. – Ты сравниваешь самых элегантных дам Европы с овцами? О, Стивен, это совершенно не по-джентльменски, к тому же недипломатично.

Мужчина покраснел. Его свежевыбритые щеки стали пунцовыми – под цвет мундира.

– Я говорил не о лицах. И вообще я не специалист в области моды. – Он пригладил пятерней свою светлую шевелюру.

– Многие дамы украшают прически перьями, что мешает обзору и может быть весьма неприятным, если мужчина не успевает увернуться, когда дама приседает перед ним в реверансе. Щекотно… и колется. Мне кажется, некоторые леди специально наклоняют головы, чтобы помучить мужчину этими перьями. Одному из моих коллег перо попало в глаз, и он был вынужден удалиться.

– Это будет считаться боевым ранением? Ведь он находился на службе? – поинтересовалась Джулия.

Стивен возмущенно фыркнул:

– Должно считаться!

– А какие цвета сейчас в моде? – не отставала Доротея. – Быть может, есть какой-то один цвет, который популярнее всех? А на ком было платье самого вызывающего цвета?

Стивен издал странный булькающий звук, а Джулия заметила на его лбу испарину. Допрос с пристрастием, устроенный сестрой, явно не доставлял ему удовольствия.

– Ну, я видел множество цветов. Самых разных. Популярнее других, наверное, белый. Или розовый? С цветными лентами, завязанными здесь. – Он деликатно указал на свои ребра, оттопырив мизинцы. Доротея еще раз толкнула Джулию коленом, наслаждаясь неловкостью брата.

Джулия почувствовала укол жалости. Несчастный майор. Возможно, после устроенной ему сестрой пытки он предпочтет завтракать в компании джентльменов где-нибудь в другом месте. А жаль. Если уж Джулия не может быть участницей событий, то предпочла бы услышать о них от майора. Хотя Стивен Айвз, вероятно, более красноречив, описывая сражения или военные маневры.

– Что подавали на ужин, милорд? – спросила она, посчитав, что эта тема ему приятнее, чем перья и оборки.

Он заметно расслабился.

– О, там были цыплята и самые разные паштеты, а еще улитки с маслом и чесноком, – сообщил он, и в его глазах появился блеск. Недовольную гримаску Доротеи он предпочел не заметить. – Улитки здесь называются «эскарго», и они очень вкусные, так же как и лягушачьи лапки. Здесь готовят восхитительные яблоки с корицей и сливками, а также пирожные. А какие у французов сыры… – Он взглянул на своих собеседниц с мальчишеским восторгом.

Доротея легонько шлепнула брата по руке.

– Улитки? Получается, ты помнишь, с чем были улитки, но не можешь рассказать ничего об одежде людей?

Стивен ухмыльнулся.

– Я был одет в военную форму. Многие джентльмены тоже. Я могу перечислить тебе звания и полки тех, кто был там, если хочешь.

– Да-да, конечно. Ты и другие военные всегда щеголяете военными регалиями и свысока смотрите на штатских, одетых в обычные вечерние костюмы. Это я уже поняла. Но как насчет дамских причесок? – требовательно вопросила Доротея, отщипнув кусочек от тоста, который вертела в руках уже добрые полчаса. Она даже не притронулась к завтраку, отметила Джулия.

Улыбка Стивена снова поблекла и исчезла. Он поднес руки к голове и стал шевелить пальцами, вероятно изображая траву на ветру.

– Высокие, – изрек он наконец. – С лентами… некоторые – с драгоценными камнями. – И он бросил умоляющий взгляд на Джулию.

Доротея вздохнула:

– Ты ужасен, Стивен. Благодаря тебе я представляю овец с перьями на головах, танцующих с красивыми офицерами в форме. – Я это вижу так отчетливо, словно была там сама.

Джулия засмеялась, не сумев вовремя сдержаться. Стивен сделал над собой героическое усилие и подавил смех.

– Моя сестра очень остроумна. – Он аккуратно положил вилку. – Если мое описание тебя не устраивает, ты можешь все увидеть сама. Сегодня вечером все приглашены в оперу. Для тебя это будет не слишком тяжело. Зато посмотришь, как одеты парижанки.

Доротея побледнела.

– Нет, я не могу. Возьми с собой Джулию, если хочешь.

У Джулии от неожиданности перехватило дыхание. Вряд ли молодому дипломату следует сопровождать в оперу компаньонку своей сестры. Стивен Айвз принялся с преувеличенным вниманием рассматривать свои пальцы. За столом воцарилось неловкое молчание.

– А кого из значительных особ вы видели, скажем, вчера? Выдающуюся личность? – поспешно спросила Джулия, чтобы переменить тему.

Стивен встретился с ней глазами. В его взгляде было явное облегчение.

– Там был герцог Веллингтон. В обществе принцессы Полины Боргезе, одной из сестер Наполеона. И, разумеется, присутствовал король Людовик, а также лорд Каслри, министр иностранных дел его величества, который будет представлять Великобританию в Вене.

Доротея ахнула:

– Веллингтон и Боргезе появились вместе? Неужели можно разгромить мужчину в бою, свергнуть с трона, а потом начать волочиться за его сестрой? Ведь они оба состоят в браке!

Джулия удивилась реакции Доротеи. Амурные дела герцога были хорошо известны и всегда служили источником сплетен в Лондоне. Впрочем, то же самое касалось скандального поведения принцессы Полины.

– Полагаю, это дипломатия, – не слишком уверенно предположил Стивен. – Иметь друзей всегда полезно, Дороти. К тому же мы должны следить за Наполеоном, даже если он утверждает, что прекрасно себя чувствует на Эльбе. Не исключено, что Веллингтон всего лишь рассчитывает получить информацию от сестры Бонапарта.

– Или он милостив к побежденным врагам, – вставила Джулия. – В конце концов, принцессе нужен сопровождающий высокого ранга.

Стивен заметно удивился и пробормотал:

– Очень компетентное мнение, мисс Лейтон.

Доротея наморщила носик.

– Его светлость не мог выбрать другую женщину, столь же шокирующую и легкомысленную? Таких просто нет. А как же бедная герцогиня? Китти просто душка, даже если не столь яркая, как ее супруг.

Стивен ласково улыбнулся.

– Китти твоя приятельница, и, по-моему, она спокойнее относится к поведению своего супруга, чем ты. Это их дела, Дороти. – Он встал. – Прошу меня извинить. У меня срочная работа. Мисс Лейтон, постарайтесь уговорить Дороти пойти вечером в оперу. Ты же всегда любила театр, милая.

Доротея пожала плечами и смяла салфетку.

– Раньше – да. Я любила театр, потому что им наслаждался Мэтью. А теперь это будет невыносимо.

У Джулии заныло сердце.

– Мы прогуляемся по магазинам, – оживленно сообщила она, – или попросим, чтобы нам принесли журналы и образцы, и будем точно знать, что закажем для Вены.

Стивен послал ей благодарный взгляд и вышел.


Джулия читала Доротее, а все остальные разошлись кто куда. Стивен – в оперу, а слуги – в таверны и на уличные гуляния.

– Здесь есть лауданум? – спросила Доротея, лежа в кровати с мокрой салфеткой на лбу. – В комнате очень жарко, и головная боль становится невыносимой.

– Нет, – твердо ответствовала Джулия. – Но можно приготовить чай из ромашки или мяты. От головной боли помогает очень хорошо.

Доротея устремила на нее злой взгляд.

– Это не лекарство! Я не смогу отдохнуть! Мы должны отыскать здесь доктора и достать немного лауданума. Немедленно!

Джулия проигнорировала приказ. Она взяла салфетку и прошла в другой конец комнаты, чтобы смочить ее в прохладной воде. Потом протерла Доротее виски, но та капризно отбросила салфетку.

– Не помогает! – захныкала она.

Джулия искренне сочувствовала горю Доротеи, но не желала сдаваться. Ее подопечная стала зависеть от наркотика, и Стивен опасался, что так она никогда не сможет оправиться от потери. Он велел Джулии не давать Доротее больше ни капли лауданума.

Джулия и сама знала, как много вреда он может принести. Ее мать пристрастилась к наркотику после гибели Джеймса. Лауданум увлекал свои жертвы в дремотные сумерки, где несчастные пребывали без боли и каких-либо эмоций, только наполовину живые. Стивен надеялся, что хорошая компания и перемена мест снизят тягу сестры к наркотикам, поднимут ее дух. Но пока ничего не менялось.

Джулия помнила Доротею юной невестой, живой и остроумной, с блестящими глазами и бьющей через край энергией, королевой любого бала, на котором она появлялась. Теперь она целыми днями лежала в темноте – вялая, равнодушная, безжизненная. Джулия помассировала ей запястья, смазала виски розовым маслом и подумала, что, наверное, могла бы пристраститься к лаудануму тоже, если бы потеряла Джейми или любимого мужа.

Скорее всего она никогда не выйдет замуж и никогда ни один мужчина не назовет ее любимой. Счастье замужества останется для нее неведомым.

– Я не могу уснуть, – пожаловалась Доротея, вцепившись в руку Джулии.

– Я открою окно, – спокойно произнесла Джулия. – Прохладный воздух поможет успокоиться.

– Нет! Пусть будет закрыто! Городской воздух пропах потом, чесноком и мочой. И на улице слишком шумно. Я не хочу открывать окно, ты слышишь? – закричала Доротея, разметавшись на простынях.

– Тогда я тебе почитаю.

Джулия читала очень долго, и наконец Доротея уснула. Во сне она стонала, вздрагивала и махала руками, словно отбиваясь от преследовавших ее призраков.

Наконец часы пробили одиннадцать, и с легким скрипом открылась дверь. Вошла горничная Доротеи.

– Я послежу за госпожой. А вам надо отдохнуть.

Джулия с радостью направилась в свои комнаты, по дороге заглянув в небольшой закуток, где в колыбельке рядом со своей няней спал ее сын.

Он открыл глазки, улыбнулся и потянулся к ней, желая, чтобы его взяли на руки. Джулия подняла сына, прижала к груди, подошла вместе с ним к окну и распахнула его, впустив в комнату прохладный ночной воздух. В небе над городом вспыхивали фейерверки – большие красные и желтые цветки. Джулия видела, как яркие цвета отражаются в широко открытых глазах малыша. Он протянул к диковинному зрелищу ручку. Джулия улыбнулась и поцеловала мягкие волосики на головке.

Она потеряла все, но обрела его. О большем она не мечтала.

Мать прижала сына к груди. Малыш издал негромкий радостный звук, и его пальчики запутались в ее волосах. Она снова поцеловала его, вдохнула его запах. Она посвятит себя ему, станет для него матерью, отцом, друзьями, защитит его, отдаст за него жизнь, если надо. Иногда, когда Джулия была близка к срыву, могла сломаться и зарыдать, завыть, оплакивая все, что потеряла, она смотрела на сына и успокаивалась. Джейми – ее чудо, а вовсе не ошибка.

Она устремила задумчивый взгляд в расцвеченное фейерверками небо. Где сейчас Томас Меррит? Далеко, наверное. Он и не знает, что у него есть сын. Вероятно, он и о ней давно забыл. Джейми восторженно заворковал, когда в небо снова взвились яркие лепестки, и она улыбнулась.

Джейми ее сын, и больше ничей.


Экипаж уже выехал за пределы Парижа и остановился на вершине холма, когда начался фейерверк.

Донован выглянул из окна и присвистнул.

– Ты только посмотри! – воскликнул он, глядя на яркие огни, осветившие ночное небо. – Нам следовало задержаться на день или два, чтобы не пропустить такое развлечение.

Томас на небо не смотрел. Ему было неинтересно. Он хотел уехать из Парижа и как можно быстрее оказаться на пути к чему-то новому, к какому-то неведомому месту, которое сможет предложить ему… ну что там ищет его неприкаянная душа. Но что это – он и сам не знал, и уже опасался, что до конца дней своих будет менять города в поисках лучшей доли.

– У нас есть дело, – мрачно буркнул он Доновану. – И если мы хотим найти в Вене приличное и не самое дорогое жилье, нам лучше добраться туда раньше, чем в городе начнется вавилонское столпотворение.

– Знаю я, знаю. – Донован вздохнул. – Чем дольше мы ждем, тем дороже будут стоить комнаты, если, конечно, ты не сможешь очаровать какую-нибудь вдовушку, которая пустит нас на постой бесплатно.

Томас постучал в потолок экипажа, но карета не двинулась с места. Вероятно, кучер увлекся созерцанием фейерверка.

– Мы должны выглядеть в высшей степени респектабельно и сразу по приезде начать устанавливать нужные связи. Необходимо завести друзей, заручиться доверием людей, которые имеют вес, и они обеспечат нас приглашениями на лучшие приемы и балы.

– И доступ к лучшим драгоценностям, – уточнил Донован, – которые можно незаметно снять с очаровательных шеек, запястий и ушек.

Томас покосился на оскаленную физиономию своего лакея, которая в этот момент осветилась красным светом очередного фейерверка. Похоже, Донован вошел во вкус такой жизни. Ему нравилось водить за нос богачей, которые всю жизнь повелевали им. Томаса ворованные цацки кормили, и ничего больше, но Донован был в опасности.

– Покончив с делами в Вене, мы оба найдем для себя более спокойную жизнь, – твердо сказал Томас.

Он возьмет достаточно, чтобы отослать Донована домой, а потом соберет оставшиеся крупицы своей чести и достоинства и примет решение, что делать дальше.

Вена – это всего лишь шанс. Последний шанс сделать состояние. На первых порах он воображал себя мстителем. Ведь что заставило его скатиться до воровства? Месть брату, его двуличной супруге, обществу, которое гнушалось им, даже не потрудившись выслушать его версию истории. Но месть не делала эту жизнь достойной. Конечно, если бы его брат был сейчас здесь, с золотыми часами отца в руке, знакомой рубиновой булавкой в галстуке, массивной печаткой на пальце и вероломной женой, носившей драгоценности его матери, Томас знал, что не стал бы колебаться ни минуты. Он бы забрал все, оставив их нагими, – именно так они поступили с ним.

Он снова постучал, на этот раз сильнее, и экипаж наконец тронулся. Кучер все же отвлекся от занимательного зрелища.

– Когда же мы развлечемся? – недовольно вопросил Донован.

– Позже, – ответствовал Томас. – Сначала сколотим состояние.

Безрассудная страсть

Подняться наверх