Читать книгу …Его досужие вымыслы - Лев Борисович Усыскин - Страница 10

1.

От дней начала и до дней исхода – недвижна ты и великолепна, степь. Приходят люди, рождаются из чрева матерей своих и пускаются в путь тропою твоей с севера на юг и с юга на север, и пускаются в путь с востока на запад и с запада на восток – и проходят путем своим, и нет их боле. Где они? И только колышутся травы твои – от века, и бродит ветер над равниною. Где они? Пришли ли к цели пути своего? Кто ответит теперь? Кто перечтет их – кого приняла ты, степь, в тучное чрево твое. Ты мать нам, степь, ты хранишь нас до срока – утоляешь голод наш охотой и жажду нашу у степных колодцев, ты согреваешь нас у ночных костров и даешь нам женщину силой руки нашей – тебя ли не благодарить нам? И не ты ли примешь нас в последние объятия твои, дабы воплотиться в тебе, рассеясь в черной плоти твоей и потом взойти травами колосящимися? И кто помнит о нас помимо тебя, степь? – Лишь враги наши. И кто сбережет детей наших? Лишь ты да случай. …Вот она, степь. Когда убрана травами, и колосятся травы, покуда хватает взгляда; когда выжжена солнцем и подымает ветер мелкую колючую пыль… Тиха степь: лишь свист хищной птицы рассекает воздух, да путаются ветры в ковылях – и только изредка встанет белым столбом шайтанчик – малый безобидный смерч – и через четверть часа уляжется сам собой: ничто не всколыхнет тебя, степь. Ничто не встрепенет тебя надолго – ни пыльная буря, порождение дальних высохших солончаковых озер, ни голодный пролет саранчи, несущей свою гибель в неисчислимости своей, – и вот уже легла на землю саранча, и всякая тварь поедает ее… Ничто не властно над тобой, степь: пройдут по тебе бесчисленные народы, как прошли народы дней минувшего, и уйдут дела их, как осела вскоре пыль, подымаемая копытами их стад, – и лишь курганы, насыпаемые руками рабов их, будут стоять в степи вечно, неведомые и покатые, и по ним, как по звездам ночью, определит направление раздвигающий травы путник.

2.

Вот бывшее перед Макатом; как разделились между собой начальники астраханские, и разделились за ними люди их и имущество похода, и оружие, и фураж. И пошел Фрунзе с теми, кого больше, и было тех, кто пошел с Фрунзе, больше на треть. И поставлен был над ними Матвей Плаха однорукий, как самый старый и опытный в походах. И выделились те, кто пошел за Салават-мирзой, разбили лагерь новый, в двух верстах от лагеря Фрунзе, и стояли в том лагере двое суток, готовясь к выступлению. Когда же увидели, что готово все: и лошади, и имущество, и каждому известно, кто начальник его, и кто слева от него, и кто справа, и нет смысла более откладывать выступление до дня следующего, то собрались начальствующие над идущими на Мангышлак и отправились к Фрунзе и сказали ему: «Вот, Фрунзе, готово все – и люди наши, и кони, и оружие наше – и нет смысла откладывать». И сказал им Фрунзе: «Добро. Пусть теперь выйдут в степь из лагеря того и из лагеря этого». И когда сделали по слову его, сказал Фрунзе бойцам своим, бившимся под знаменами его у Царицына и у Астрахани, возле Казани и под Гурьевом-городом: «Дети мои, вот час расставания – и пусть обнимет каждый из тех, кто по эту сторону, кого-либо из стоящих по ту, ибо предчувствую я, не всем из нас доведется встретиться вновь». И обнялись бойцы, забыв распри дней недавних, и после велел Фрунзе устроить пир, дабы запомнил каждый, каково было братство их, и пронес память о том до дней последних своих. И был пир, и пировали все два дня и две ночи, после же вновь разделились по лагерям своим и следующим утром выступили в поход.

3.

И подошел Фрунзе к Макату и, обложив его со всех сторон осадою, послал к защищающим его людей своих, чтобы те сказали им, чье воинство перед ними и кому противостоят они понапрасну. И выслушали посланцев защищающие город и сказали, что нужны им два дня и две ночи, чтобы обдумать слова услышанные, и дал им Фрунзе два дня эти и приказал пустить в город воду ручья, перед тем перегороженного, чтобы изнурить осажденных. Макат же прежде был неприметный городок с немногими жителями; когда же пришли времена бедственные и встала огнем степь, и перестал узнавать соседа сосед, и стонали люди от разорения имущества их и от потери близких их, и стонали более от страха дня наступающего, нежели дня прошедшего, тогда поднялись те, кто уцелел еще, и взяли оставшееся от имущества своего, что могли унести, и часть скота своего, что могли отогнать, и пришли к Макату. И были это люди племен различных, и каждое племя принесло богов своих. Макатом же правил некто Афанасий Черных, человек штатский и служивший до того на акцизах. Над городом же его поставили по незначительности такового. И обратились к нему пришедшие тогда и сказали: «Вот мы, начальствующий над городом, вот мы в руки твои – защити нас от бедствий времени этого». И ответил Черных: «Как защитить мне вас, ведь незначителен гарнизон наш и сам я человек невоенный. К тому же нет у Маката ни насыпей земляных, ни каменных стен – что я могу, приди кто из степи?» И сказали ему пришедшие: «На сотни верст в округе – нет места иного, потому построим земляную насыпь снаружи домов этих и возведем частокол над насыпями». И согласился Черных со словами людей этих и поставил Ильдара Рябого надзирать за работами.

4.

И возвели они укрепления, о каких говорили, и поставили частокол над насыпью земляной и башни сторожевые, и собрали запасы провизии, хотя и незначительные количеством, потому как был голод в степи уже несколько лет. Закончили же они работы свои месяцем и двумя днями прежде, чем подошел Фрунзе испытать работы их. И, увидев перед укреплениями новыми лагерь военный и множество войска конного и пешего, решили бывшие в Макате: «В добрый час решили мы дело – а ну как запоздали бы на месяц с малым: что бы стало тогда с семьями нашими и имуществом нашим!» И пришли они к Афанасию Черных и сказали тогда: «Вот мы для боя, градоначальник, – отразим же нашествие людей степи: укрепления наши хороши – не взять их конными, есть оружие у нас и полны решимости мы защитить семьи наши и имущество наше». И ответил им Черных тогда: «Знаете ли вы, кто стал лагерем под укреплениями этими? И какие города взял он прежде – не чета этому». И ответили пришедшие: «Так говоришь, градоначальствующий, многих победил Фрунзе во дни прошедшие с войском, что было под началом его, однако не то оно нынче: меньше стало число его, нет в нем лучших бойцов, ушедших к морю, – попытаем же счастья: может, и совладаем с оставшимися!» И ответил Черных говорившим: «Добро, завтра будет решение мое. Сейчас же идите к людям своим». С тем и ушли пришедшие. И не знал Афанасий Черных, как поступить ему: сражаться ли на приступе либо отдаться на милость осаждающим. И созвал он тогда от каждого народа, из пришедших в Макат, магов их и волшебников их и слушателей богов их, и сказал им, чтобы спросили богов этих или духов или знамения – кто верит во что. И сделали те по слову его, и показалось им разное – одним, что надо сражаться, другим же – что смысла нет искушать оружие перед врагом их. И было на исходе время, отпущенное Афанасию Черных осаждавшими, а он не знал, как поступить ему. И когда проходил кто-то и говорил: «Сражаться!», то откладывал он спичку возле правой руки своей, когда же проходили и говорили «нет», то возле левой. Когда же истек час оговоренный, было спичек поровну, последняя же была – налево. И велел тогда Черных открыть ворота города того, и ушел посланный им исполнить это. И пришел уже после того киргизский мулла и сказал, что было знамение ему от могилы праведника веры их – видел он ящериц, вспыхивающих пламенем тихим без дыма, и из пламени этого вышли джинны и стали плясать и топтать тех ящериц, ящерицы же не поддавались им и бегали вокруг ног их. После же ящерицы те сплелись вдруг в огненный ком и из кома того родился Джирджис с горящим копьем и поразил обоих джиннов. И сказал мулла, что подобно Джирджису, разящему джиннов, должны пришедшие в Макат вместе с живущими в нем поразить врагов своих. И поверил Черных в знамение это и отдал приказ вступить в бой всякому, носящему оружие, но опоздал он с приказом этим, потому как входил уже враг в ворота городские, открытые по слову его, бывшему перед тем.