Читать книгу Сочинения русского периода. Стихотворения и переводы. Роман в стихах. Из переписки. Том II - Лев Гомолицкий - Страница 7

В те апокалипсические годы

Великой русской казни и свободы,

Когда земля насыщена была

И, вместо кучи мусорной, могила

Для свалки тел расстрелянных служила, —

Известкою облитые тела

(Для гигиены… о насмешка века!)

Порою шорох жуткий проникал —

Меж скольких трупов кто-то оживал

И раздавался голос человека.

 —

На дне жестокой гибели и зла,

Где боль и ужас встали у порога

Уничтоженья, затмевая Бога

И заслоняя прежние дела,

С последним вздохом кротким или злобным,

Инстинктом зверя, духом ли живым

Дать знать о нас другим себе подобным

Мы человечьим голосом хотим.

Не та же ли таинственная сила

Меня дыханьем смертным посетила.

Я не успел или не смел помочь

Душе ее познавшей в эту ночь…

Закрыв глаза, сквозь явь я видел – плыли

По тьме прозрачным дымом облака;

Как за дневною сутолкой века,

За ними звезды неподвижны были.

И тьма стояла над моей страной;

Скрестились в ней и ветры и дороги —

По ним блуждали люди, псы и боги

И развевался дым пороховой.

 —

Под гибнущими, гибель проклиная —

О ком я знаю и о ком не знаю —

За них за всех, за самого себя,

Терпя, стыдясь и, может быть, любя,

Я делаюсь невольно малодушным,

И языком – гортани непослушным,

Который мыслям огненным учу,

Дать знать о нас: о мне и мне подобных:

Озлобленных, уставших и беззлобных,

Я человечьим голосом хочу.

Из года в год в наш день национальный

С подмосток, гордо стоя над толпой,

Мы повторяем: Пушкин и Толстой…

Наш день стал днем поминки погребальной.

Дух отошел. На пробе страшных лет

Все выжжено и в думах и в сознаньи.

Нет никого, чтоб обновить завет

И утвердить по-новому преданье.

Но дух, как пламя скрытое в золе,

Невидно тлеет, предан, ненавидим.

И мы, давно ослепшие во зле,

Изверившись, и смотрим и не видим.

Есть признаки – он говорит без слов,

Он их бросает под ноги, как бисер:

Расстрелян был безвинно Гумилев…

Пожертвовал собою Каннегиссер…

А сколько их, смешавшихся с толпой,

Погибнувших безвестно и случайно!

Кто видел, как у разгромленной чайной

Упал один убитый часовой?

Он, может быть, венчанья ждал в поэты,

А у судьбы – глагола только «мочь».

И в грудь его втоптал его сонеты

Тот конный полк, прошедший мимо в ночь.

Но он был молод и встречал, конечно,

Смерть, как встречают первую любовь.

И теплотой (как все, что в мире вечно)

Из губ его текла на камни кровь.

Кто видит нас, рассеянных по свету:

Где вытравлен из быта самый дух,

И там, где в людях человека нету,

Где мир, торгуя, стал и пуст и глух?

Сквозь скрежеты продымленных заводов,

Сквозь карантин бесправия и прав,

В труде, в позоре на себя приняв

Презрение и ненависть народов —

Пускай никто не ведает о том,

Гадая, в чем таится наша сила, —

В своем дыханьи правду мы несем,

Которую нам Родина вручила:

Мы думаем, мы верим… мы живем.

В какой-нибудь забытой солнцем щели,

Где на груди бумаги отсырели,

Придя с работы в ночь, огарок жжем,

Чтоб, победив волнением усталость,

Себя любимым мыслям посвятить:

Все наше знанье, тяготу и жалость

Во вдохновенном слове воплотить.

Мы боремся, заранее усталы

Под тяжестью сомнений и потерь, —

Стучимся в мир… Газетные подвалы

Нам по ошибке открывают дверь.

Но верим мы: придут и наши сроки —

В подвалах этих вырастут пророки.

Пускай кичатся этажи газет

Партийной славой временных побед, —

Что истинно, ошибочно и мерзко

(Пусть это странно и смешно и дерзко!),

Здесь, в их подвалах, мы хотим опять

Горящими словами начертать.