Читать книгу Ленин без грима - Лев Колодный - Страница 7

За границу летом 1900 года Владимир Ильич выехал по заграничному паспорту, выданному на имя, данному отцом и матерью. К тому времени у него насчитывалось много других имен. В рабочих кружках его звали Николаем Петровичем. В студенческом питерском кружке марксистов из-за ранней лысины – Стариком. В московских кружках – Петербуржцем. Первые книги вышли под псевдонимом Владимир Ильин, причем, как мы знаем, полиция хорошо знала, кто скрывается под псевдонимом.

В германском городе Мюнхене наш герой тайно зажил как господин Мейер. Под этой кличкой нашла с большим трудом мужа приехавшая за границу из ссылки Надежда Константиновна, полагая, что супруг скрывается по паспорту на имя чеха Модрачека в городе Праге. В Чехии, однако, конспиратора не оказалось. При встрече с Крупской настоящий Модрачек догадался: «Ах, вы, вероятно, жена герра Ритмейера, он живет в Мюнхене, но пересылал вам в Уфу через меня книги и письма».

Из Праги покатила Надежда Константиновна в Мюнхен. Нашла по данному ей адресу пивной бар, за его стойкой увидела Ритмейера. Он не сразу сообразил, чего хочет от него незнакомая женщина, не признавшая в нем мужа. «Ах, это, верно, жена герра Мейера, – догадалась супруга бармена, – он ждет жену из Сибири. Я провожу». И проводила в квартиру, где за столом заседали Владимир Ильич, его старшая сестра Анна и друг-соратник Юлий Мартов…

«Немало россиян путешествовало потом в том же стиле, – вспоминала тот эпизод Надежда Константиновна. – Шляпников заехал в первый раз вместо Женевы в Геную, Бабушкин вместо Лондона чуть не угодил в Америку». Молодая супруга бывшего присяжного поверенного, нигде не служившая и не получавшая жалованья, могла колесить по Европе, а обосновавшись там, вызвать мать-пенсионерку, помогавшую вести хозяйство. Паспорт и деньги у наших революционеров находились, чтобы из Москвы и других городов России перебираться в сытые, ухоженные города Европы, где, засучив рукава, они принимались подталкивать родину к пропасти революции.

(Сегодня трудно понять, почему революционеры так себя вели, ни в чем не нуждаясь, нигде не работая? Потому что видели вокруг себя нужду и бесправие, тяжкую изнурительную жизнь рабочих и крестьян. Из сострадания к ним марксисты, а до них декабристы, имевшие все – чины, ордена, имения, жен и детей, стремились, рискуя всем, жизнью, свергнуть самодержавие. Так было в 1825 году, так произошло в 1905 году и 1917-м.

В наши дни, при воцарившемся капитализме, одни владеют гектарами земли, другие шестью сотками, одни получают пять тысяч рублей, другие полмиллиона в месяц, одни живут в коммунальных и малометражных квартирах, другие – в усадьбах, не уступающих богатством тем, помещичьим, что грабили и жгли крестьяне в дни революции. В январе 2015 года, когда редактировал книгу, все СМИ сообщили: олигарх миллиардер Роман Абрамович скупает за миллионы долларов в Нью-Йорке квартал, чтобы построить дворец. И яхта у него как крейсер «Аврора».

Прошел почти век между восстанием на Сенатской площади и взятием Зимнего дворца. Сколько понадобится лет после стрельбы у Белого дома, чтобы покончить с олигархами, – не знаю. Может быть, век. Но по следам Владимира Ульянова и Надежды Крупской пойдут непременно те, кто не захочет жить и терпеть пропасть между бедными и богатыми.)

После приезда жены в образе жизни Владимира Ильича произошло несколько метаморфоз. Если до ее появления в Мюнхене пребывал без паспорта, без прописки под именем Мейера, то после воссоединения с женой появился паспорт на имя болгарина доктора юриспруденции Иордана К. Иорданова, презентованный болгарскими друзьями социал-демократами. Конспирация проявлялась и в том, что вся корреспонденция между заграницей и Россией шла через чеха Модрачека в Праге. От него только по почте попадала в руки нелегала в Мюнхене.

Жили Иордан К. Иорданов и его супруга тихо-тихо в предместье, круг их общения строго ограничивался проверенными людьми. Просидев четырнадцать месяцев в камере дома предварительного заключения, отбыв от звонка до звонка три года ссылки в Восточной Сибири, угодив затем на десять дней в дом предварительного заключения за нелегальный проезд из Пскова через Царское Село в Питер, Владимир Ильич, по-видимому, твердо решил никогда больше не подвергать себя арестам. В отличие от, скажем, товарищей Дзержинского, Сталина, которые неоднократно совершали побеги из ссылки, Ленин, отсидев срок исправно, даже не помышлял бежать, хотя сделать это было сравнительно несложно.

Выйдя на свободу, хорошо знал, чем ему предстоит заниматься, а именно изданием подпольной общерусской партийной газеты. Будущий редактор понимал, что выпускать ее в России практически невозможно. Подготовленную там к выпуску нелегальную газету ждала участь «Рабочего пути», изъятого полицией перед самым выходом в свет.

Хорошо помнил Владимир Ульянов, чем закончился первый съезд новорожденной социал-демократической партии, состоявшийся, когда он пребывал в Шушенском, в Минске. На него собралось девять делегатов. Новоявленных членов ЦК полиция арестовала, как и почти всех делегатов исторического съезда. Ответив на вопрос «Что делать?» в известном своем сочинении, Ленин понимал: общерусскую газету и партию можно поставить на ноги только за границей. Поэтому уехал надолго в Европу, развив там невероятно бурную деятельность.

Живя в эмиграции, господин Мейер находит типографию, добывает нелегальным путем русский шрифт, обзаводится корреспондентами и агентами. В конце 1900 года выходит долгожданный первый номер «Искры» с эпиграфом из Александра Пушкина «Из искры возгорится пламя!», а также журнал «Заря»…

Для издания журнала владельцу типографии предъявлялся паспорт на имя Николая Егоровича Ленина, потомственного дворянина. К тому времени законный владелец паспорта пребывал на том свете. Как выяснено историком М. Штейном, у умиравшего коллежского секретаря паспорт был взят дочерью Ольгой Николаевной и передан подруге Надежде Крупской. Иными словами, паспорт, таким образом, похитили. Документ попал в чьи-то умелые руки. Они подделали год рождения. Фотографий тогда на паспортах не полагалось.

Владелец фальшивого паспорта подписал свою статью в журнале «Заря» новым псевдонимом – Николай Ленин, войдя под этим именем в историю. Как видим, обман в самой разной форме стал образом жизни пролетарского революционера. К тому времени за редактором «Искры» числилось много других псевдонимов: К. Тулин, К. Т-н, Владимир Ильин… Всего же их исследователи насчитывают более 160… Но из них Н. Ленин стал самым известным, а причиной его появления послужило не пристрастие к сибирской реке Лене, не к женскому имени Лена, а конспиративная операция, связанная с хищением паспорта.

Имея этот документ и свой выданный в Питере паспорт, тем не менее Владимир Ульянов обосновался у партайгеноссе Ритмейера под именем Мейера, причем без паспорта на это имя. Такое в тогдашней Германии было возможно.

«Хотя Ритмейер и был содержателем пивной, но был социал-демократ и укрывал Владимира Ильича в своей квартире. Комнатешка у Владимира Ильича была плохенькая, жил он на холостяцкую ногу, обедал у какой-тои немки, которая угощала его мельшпайзе (то есть мучными блюдами. – Л.К.). Утром и вечером пил чай из жестяной кружки, которую сам тщательно мыл и вешал на гвоздь около крана». В этом описании биограф Ленина Н. Валентинов видит стремление Надежды Константиновны «прибедниться», нарисовать образ, который бы соответствовал представлениям масс об облике пролетарского вождя, полагающих, что их кумир должен сам хлебнуть лиха. Отсюда в ее воспоминаниях мы постоянно встречаем «комнатешку» вместо комнаты, «домишко» вместо дома и так далее.

Никаких лишений у Ильича и до приезда жены, и после не существовало. Просто герр Мейер не придавал особого внимания быту и столовался у щедрой на выдумки соседки – немецкой кухарки, потчевавшей постояльца германскими пирогами и пышками, по-видимому, ни в чем не уступавшим полюбившимся ему сибирским аналогам – шанежкам.

Ульянов-Мейер мог себе позволить обедать каждый день и в ресторане, пить чай не из жестяной, а из фарфоровой чашки, жить в отдельной квартире, а не в «комнатешке».

Будучи редактором «Искры», он начал впервые получать постоянно жалованье, такое же, как признанный вождь Плеханов, что позволяло жить безбедно, как буржуа. Время от времени поступали литературные гонорары, порой крупные, в 250 рублей. В тридцать лет сыну продолжала присылать деньги мать, Мария Александровна. Когда начала выходить «Искра», из Москвы Мария Александровна переслала 500 рублей с редактором «Искры» Потресовым. Последний ошибочно полагал, что эти деньги передавались для газеты… Ему и в голову не могло прийти, что столь большую сумму шлет на личные расходы великовозрастному сыну мама. Надежда Константиновна служила при «Искре» секретарем, ее вписали в паспорт Иорданова под именем Марица.

Прожив месяц в некой «рабочей семье», доктор Иорданов с женой Марицей сняли квартиру на окраине Мюнхена в новом доме. Купили мебель. Если у Надежды Константиновны тенденция «прибеднить» эмигрантскую жизнь не особенно бросается в глаза, то у Анны Ильиничны явственно видна преднамеренная дезинформация. «Во время наших редких наездов, – пишет Анна Ильинична, – мы могли всегда установить, что питание его далеко не достаточно». Это замечание относится к жизни за границей, куда старшая сестра, нигде и никогда не служившая, могла приезжать, когда ей хотелось. Она же кривила душой, когда писала, что в Шушенском ее брат жил «на одно свое казенное пособие в 8 рублей в месяц», в то время как финансовая подпитка со стороны семьи не прекращалась. Брату слали книги ящиками, причем дорогие, подарили охотничье ружье и многое другое.

Когда же за портрет вождя взялись партийные публицисты, то у них из-под пера потекла махровая ложь. «Как сам тов. Ленин, так и все почти другие большевики, жили впроголодь и отдавали последние копейки для создания своей газеты. Владимир Ильич всегда бедствовал в первой своей эмиграции. Вот почему, возможно, наш пролетарский вождь так рано умер», – фантазировал в книжке «Ленин в Женеве и Париже», изданной в 1924 году, «товарищ Лева», он же большевик М. Владимиров, служивший наборщиком «Искры». Он не мог не знать, что на гроши, на копейки газету не издашь. Требовались десятки тысяч рублей в год. Не жил впроголодь и «товарищ Лева». Труд наборщиков оплачивался хорошо, как редакторов. Этот автор выдумал о жизни вождя «впроголодь». Сам Ленин писал, что «никогда не испытывал нужды».

Откуда же брались деньги, тысячи на газету? Их давали состоятельные люди – предприниматели, купцы, писатели, полагавшие, что с помощью социал-демократов, таких решительных, как Николай Ленин, им удастся разрушить самодержавие, сделать жизнь России свободной, как в странах Европы, где существовал парламент, партии, независимые газеты, где люди могли собираться на собрания, демонстрации, делать то, на что не имели права подданные императора в царской России до революции 1905 года.

Живя под Мюнхеном, супруги Иордановы, по словам Надежды Константиновны, «соблюдали строгую конспирацию… Встречались только с Парвусом, жившим неподалеку от нас в Швабинге, с женой и сынишкой… Тогда Парвус занимал очень левую позицию, сотрудничал в „Искре“, интересовался русскими делами». Кто такой Парвус? Редакторы десятитомных «Воспоминаний о Владимире Ильиче Ленине», откуда я цитирую эти строчки, практически не дают никакой информации на Парвуса, пишут только, что настоящая фамилия его Гельфанд, а инициалы А.Л.

Во втором томе Большого энциклопедического словаря находим краткую справку: «Парвус (наст. имя и фам. Ал-др Львович Гельфанд, 1869–1924), участник рос. и герм. с-д. движения. С 1903 меньшевик. В I мировую войну социал-шовинист; жил в Германии. В 1918 году отошел от полит. деятельности». Между тем личность Парвуса требует особого внимания. Крупская многое о нем недоговаривает! Надежда Константиновна, упомянув, какую позицию занимал Парвус в начале века и чем интересовался в прошлом, ни словом не обмолвилась о том, чем занимался упомянутый деятель позднее, как будто ее читатели хорошо были осведомлены о нем.

Да, хорошо, очень хорошо многие большевики знали примерного семьянина Парвуса: и Надежда Константиновна, и Владимир Ильич, и Лев Давидович Троцкий – все другие вожди партии, а также Максим Горький. Ворочал Парвус большими деньгами, и когда сотрудничал в «Искре», и когда перестал интересоваться российскими делами. Максим Горький поручал ему собирать литературные гонорары с иностранных издательств, и тот, откачав астрономические суммы в пору, когда писателя публиковали во всем мире, а его пьесы шли во многих заграничных театрах, не вернул положенную издательскую дань автору, прокутил тысячи с любовницей, о чем сокрушенно писал «Буревестник».

Парвус в марте 1915 года направил правительству Германии секретный меморандум «О возрастании массовых волнений в России», где особый раздел посвятил социал-демократам и лично вождю партии большевиков, хорошо ему известному по совместной работе в «Искре». Вслед за тем, в марте того же года (какая оперативность!) казначейство Германии выделило 2 миллиона марок на революционную пропаганду в России. А 15 декабря Парвус дал расписку, что получил 15 миллионов марок на «усиление революционного движения в России», организовав некое «Бюро международного экономического сотрудничества», подкармливая из его кассы легальную верхушку всех социалистических партий, в том числе большевиков. В бюро Парвуса оказался в качестве сотрудника соратник Ильича Яков Ганецкий, будущий заместитель народного комиссара внешней торговли. Через коммерческую фирму его родной сестры по фамилии Суменсон и большевика (соратника Ленина) Мечислава Козловского, будущего председателя Малого Совнаркома, текла финансовая германская река в океан русской революции, взбаламучивая бурные воды, накатывавшие на набережную Невы, где стоял Зимний дворец. Как этот тайный механизм нам сегодня знаком по информации СМИ, где сообщается о подставных лицах, фирмах «друзей», родственниках, через которые утекли из нашей страны сотни миллионов долларов за границу.