Читать книгу Схватка с ненавистью - Лев Корнешов - Страница 6

Буй-Тур понимал, что из этого оврага ему не выбраться. От сотни остались рожки да ножки: сперва нарвались на засаду, потом сотню пощипали «ястребки», и, наконец, в нее вцепился со своей группой этот чекист Малеванный. Отчаянное упорство Малеванного известно всем лесовикам, от него не уйти.

Тянулись пятые сутки, как их свинцом гнали по бескрайнему лесу. И негде отсидеться – на хуторах тоже наверняка предупреждены и встретят сотню огнем. Была думка – оторваться от погони и уйти в самую глушь, где и бог не увидит, и черт не достанет. Но разве оторвешься от Малеванного? Идет след в след, огнем пропалывает сотню, осталось уже пятнадцать стрельцов. А у Малеванного, судя по огню, четыре «дегтяря», и на каждом хуторе к нему то один, то два «ястребка» подсоединяются – всем хочется поскорее покончить с ним, Буй-Туром.

Звонко ударил выстрел, и тут же в ответ ему – пулеметная очередь. Трескучая, будто палкой по штакетнику провели.

Буй-Тур склонился над картой. Прижал все-таки его Малеванный, вцепился в хвост, будто шулика[9]. За спиной – болото, через него узенькая топкая стежка, известная только охотникам. И конечно, Малеванному, не такой он дурак, чтобы не знать эту тропу, проводники у него из местных. Справа, километрах в пяти, село. Большое село, через него не прорваться. Да и не выберешься из оврага – хлопцы Малеванного обложили остатки сотни с трех сторон, стерегут каждое движение.

А солнце выперлось на горизонт, будто и не думает садиться. До спасительной темноты часа четыре: вполне достаточно, чтобы Малеванный положил в овраге всех пятнадцать.

Ясно было Буй-Туру, что отсюда никуда не уйдешь. Пришло время казаку сложить голову. Погулял – и хватит, смерть не перехитришь.

Его люди, лихие в налетах на беззащитные села, внезапных и жестоких, как удар ножом, в обороне не выдержат, побегут. А куда бежать? В болото… Не от пули погибнут, так в трясине утонут.

Буй-Тур прислушался: Малеванный недалеко, даже слышны команды. В полуденном лесу голоса далеко разносятся, и сосны вторят им приглушенным эхом. Позвал сотник адъютанта, которого все звали Щупаком. Пожалуй, один Буй-Тур и знал его настоящее имя – Степан Рымар, бывший студент Львовской политехники.

– Что будем делать, Степане?

Щупак, удивленный необычным обращением – давно никто не звал его по имени, все «друже Щупак» да «друже Щупак», – глянул на сотника.

Буй-Тур был невысоким, сухощавым и крепко сбитым. Стоял, прислонившись к светлому сосновому стволу спиной, затянутой в защитный френч. На голове – мазепинка с трезубом, в память о славных днях, когда вручал ему этот символ УПА сам проводник Рен. «Носи с гордостью, отныне ты рыцарь нашей славной неньки – Украины», – напутствовал краевой проводник. Нет Рена – обложили чекисты зимой его схрон, не ушел живым.

За пояс френча – широкий, из добротной кожи – заткнуты две немецкие гранаты с длинными деревянными ручками. Такая цацка летит, будто нехотя, кувыркается, а о землю шлепнется – сеет осколками метров на пятнадцать по кругу. В руках у Буй-Тура ППШ. Почему-то из всех автоматов предпочитал Буй-Тур этот. Хоть он и тяжелее немецкого «шмайссера», зато незаменим в затяжном бою.

Сотник давно не брился, оброс мягкой русой бородкой, низко опустились кончики гайдамацких усов. Усталый, с покрасневшими от бессонницы глазами, выглядел он почти стариком, хотя совсем недавно разменял третий десяток.

– Так какое примем решение?

– Не вырваться нам отсюда, друже сотник, – тоскливо сказал Щупак.

– Это я и сам вижу, – недовольно проворчал Буй-Тур.

Загнали карася в сеть. Осталось погибнуть героями. Но погибать – даже «героями» не хотелось.

Солнце жгло нещадно, и сквозь сукно френча проступил бурыми пятнами соленый пот. Буй-Тур потянулся к фляжке и сплюнул: теплый, вонючий самогон казался отравой.

Боевики укрылись за деревьями, за пнями, лежали, равнодушно поглядывая на склон оврага, по которому пойдут на них в атаку хлопцы Малеванного. И вид у боевиков был угнетенный, даже не матерились, просто упали в густую траву за первым попавшимся укрытием – не все ли равно, за каким пнем голову положить? Не вояки, нет, ждут, чтоб скорее все кончилось.

– Передай по цепи, Щупак, – решился наконец Буй-Тур. – Будем пробиваться через болото.

– Згода, друже сотник.

Щупак, пригнувшись, подошел к одному из боевиков, передал ему приказ, тот повторил соседу. Боевики ожили, задвигались, стали подгонять амуницию, собирать положенные «под руку» для последнего боя гранаты.

«Лучше уж такое решение, чем никакого, – подумал Буй-Тур. – Из ста шансов нет и одного, что на том конце болота не сидит засада».

– Гей, Буй-Туре! – крикнули сверху, с обрыва.

Это было так неожиданно, что Буй-Тур вдруг откликнулся:

– Слухаю!

– Это я, Малеванный! Прикажи своим хлопцам не стрелять, хочу у тебя кое-что спросить.

– В переговоры з ворогами Украины не вступаю! – ответил Буй-Тур.

– Я тоже, – слышно было по голосу, что Малеванный смеется. – Да и на кой бес мне переговоры с тобой? Ты ж не новичок, знаешь, что отсюда, где я, «дегтярями» твое воинство можно в три минуты успокоить.

– Так чего же тянешь?

– Жалко кровь проливать. – Голос у лейтенанта стал строгим. – И так уж земля наша полита кровью, засеяна горем. Ну да ладно, об этом как-нибудь в другой раз, при лучших обстоятельствах. А сейчас… Вижу, ты через болото решил прорываться…

Буй-Тур ошеломленно молчал. Он теперь убедился окончательно, что оттуда, сверху, Малеванному видно каждое движение его недобитой сотни. Лежат они, как дохлые мухи на стекле, осталось лейтенанту только метелочкой пройтись.

– Хочу посоветовать. – Малеванный вышел из-за дерева и стал над обрывом – весь на виду, полоснуть бы очередью до последнего патрона в диске, а потом будь что будет… – Как старому приятелю хочу дать совет…

Буй-Тур скрипнул зубами. Помнит лейтенант и не простит ему той осенней ночи, когда впервые они встретились.

– А что, зажила рана? – зло спросил сотник.

– Ага! – охотно подтвердил Малеванный. – Ты меня тогда только оглушил: мое счастье, что не было у тебя под рукой ножа…

Лейтенант только начинал в те дни службу в этих краях. Пришел с фронта, после госпиталей, и, казалось ему, попал в тишину. И когда пришлось доставить в райцентр схваченного в облаве бандеровца, он совсем мирно сказал: «Поехали, хлопче», – посадил его рядом с собой на бричке. Позади них устроился солдат с трехлинейкой.

Быстро темнело. Они въехали в лесок, когда выглянул из-за тучи молодой рогатый месяц.

Буй-Тур решил бежать. Он видел, что не в пример лейтенанту солдат настороже, не дремлет, но у него трехлинейка; если повезет, с первого раза промажет, а там кустарник, темень…

– Лейтенанте, зупынысь на хвылынку, – попросил Буй-Тур.

– Тпру-у, – тронул вожжи Малеванный. И тоже слез с брички, чтобы размять затекшие от долгого сидения ноги.

Тогда и ударил его Буй-Тур. Двинул зажатым в кулак камнем по затылку, и лейтенант, не вскрикнув, начал оседать на землю. Буй-Тур прыгнул в придорожную канаву и понесся вперед огромными прыжками, рассчитав, что солдат тоже должен спрыгнуть с брички, так как стрелять по нему мешают лошади. Он точно уловил момент выстрела и упал плашмя на землю, пуля только обожгла плечо. А потом – в кусты, через низкорослый подлесок, кто найдет его в лесу ночью? Солдат расстрелял обойму и, чертыхаясь, оглядываясь с опаской на мрачный в ночной темени лес, погрузил лейтенанта на бричку, погнал во всю мочь лошадей.

О чем они говорили тогда, по дороге? Кажется, лейтенант рассказывал, как нравятся ему эти края и что хочет он остаться здесь навсегда.

Об этой «встрече» и напомнил сейчас Малеванный. Он только крикнул Буй-Туру, что с тех пор поумнел, так что пусть не рассчитывает сбежать еще раз.

Люди Буй-Тура прислушивались к их разговору и время от времени вопросительно поглядывали на своего сотника: что решит. Молодые в большинстве своем хлопцы, они не хотели умирать в разгар солнечного, тихого и ласкового дня. И Буй-Тур уловил эти их мысли, зло, с надрывом выкрикнул Малеванному:

– Где расстреливать будете? – Он потянулся к автомату, чтобы разом закончить этот странный разговор.

– Не делай глупостей, – предостерег лейтенант; ему сверху было хорошо видно, как поднимает Буй-Тур автомат, прислоненный к стволу сосны.

– Не стреляй, друже проводник, – неожиданно сказал и Щупак, – мы не хотим умирать.

– Ты… молчи! Или надеешься, что Советы помилуют? – Буй-Тур хотел было еще что-то добавить злое, но вдруг почувствовал, как уткнулся в спину ствол пистолета.

Щупак решил «ускорить» переговоры.

– Зрада! Хлопцы, быйте по зрадныку! – заорал Буй-Тур.

А те поднялись, швыряя подальше от себя автоматы.

По склону шли солдаты Малеванного, шли не торопясь: было ясно, что с бандой покончено.

– Не ожидал от тебя, Степан, – устало сказал Буй-Тур.

– А что делать? – незлобно ответил Щупак. – Жить хочется, друже сотник…

Малеванный подошел к Буй-Туру. Он сильно изменился с той осени, когда видел его бандеровец. Похудел и почернел от жгучего солнца, лесных колючих ветров. Резко выдавались острые скулы на лице, запали глаза. И были они все такими же голубыми и добрыми. Месяцы непрерывного напряжения приучили его к осторожности, к молниеносной реакции на каждое движение врага. Он подошел к Буй-Туру неторопливо и вроде бы без опаски, но проводник видел, каким цепким стал его взгляд, как вздыбились под гимнастеркой мускулы. «От такого уже не сбежать», – подумал проводник.

– Слава героям…[10] – насмешливо сказал Малеванный.

– Здравия желаю, лейтенант! – в хон ему откликнулся Буй-Тур.

– И псам, и гончим, и псарям – слава! – добавил Малеванный, и у Буй-Тура на лицо легла злобная гримаса.

Этот лейтенант причислял его, идейного борца за самостийну, к своре псов и палачей, душителей народной воли, которых «восславил» еще великий Тарас.

– Не издевайся, лейтенант. – Сотник безнадежным жестом расстегнул свой широкий кожаный ремень с гранатами, взвесил на руке и собрался швырнуть в кучу амуниции.

– Отставить! – прикрикнул лейтенант. И – одному из своих солдат: – Кравчук, возьмите у него гранаты.

Кравчук ловко вывернул из гранат взрыватели. «Да, такого не проведешь», – опять подумал Буй-Тур, секунду назад решивший было умереть геройской и скорой смертью.

Солдаты обыскивали бандитов, и те охотно и облегченно – наконец-то кончился этот изнурительный бег от смерти – подставляли под солдатские ладони карманы, освобождались от ножей и пистолетов. Потом их построили в реденькую колонну и повели по склону к выходу из оврага.

– Пошли и мы, – махнул рукой Буй-Туру лейтенант.

Щупак, как и положено, шел на шаг позади своего сотника – привычка, выработанная двумя годами совместного хождения в лесах.

Солнце наконец покатилось к горизонту, и от сосен легли длинные тени, разлинеили землю. Шел от нее, от земли, густой дух, мешался с резким ароматом трав, красной ягоды-земляники, сосновой хвои. Буй-Тур подумал, как он измотался за эти пять дней и что хорошо бы лечь на эту землю и не встать…