Читать книгу Удар мечом - Лев Корнешов - Страница 11

Иван не сразу написал это заявление. Он понимал, что обращение за помощью в райотдел МГБ – шаг весьма серьезный. Но с некоторых пор в Зеленом Гае стали твориться странные вещи. По селу поползли слухи, будто мертвые, которых страшит нынешняя безбожная жизнь, ровно в полночь встают из могил и плачут от жалости к людям.

– Сама чула, – захлебываясь от обилия впечатлений, рассказывала баба Кылына. – Иду от кумы мимо кладбища, ничь темная, хоч очи выколы, а воно як заплаче, як закрычить, та так жалибно, що я и сама б заплакала, тилькы злякалась дуже…

Баба Кылына, хроменькая, подвижная, истово крестилась, надвигала на глаза черный платок, хромала от хаты к хате, нашептывала деревенским кумушкам слухи о необычном «голосе» мертвых. Слушали ее с любопытством, но без особого доверия: может, у кумы причастилась, вот и попутала нечистая сила. Крепко любила выпить баба Кылына.

Однако события развивались стремительно. Через несколько дней «воно» опять вопило на кладбище что-то жалобное – разобрать трудно, – и слышали эти крики уже несколько человек.

– Забыли Бога, в клуб шляются, в колхоз заявы пышуть – вот и подают мертвые нам знак, что настанет скоро конец света, – нашептывала баба Кылына, хромая от хаты к хате. Поскольку она первой услышала голос «мертвых», стала и главной толковательницей.

И самое удивительное – слушали ее теперь без насмешки. Да и как не слушать, если, почитай, через ночь над притихшим, закрывшимся на все крючки и запоры селом разносятся то стоны, то плач, а то и что-то такое, в чем нетрудно уловить угрозу забывшим о боге.

Надийка собрала комсомольцев, надо что-то делать, нельзя же сидеть сложа руки и смотреть, как ползут по селу слухи. И так уже горластые деревенские мамаши кричат на дочерей: «Чтоб ноги твоей в клубе не было!.. А то я тебя дрючком!»

– И откуда эта нечистая сила на нашу голову свалилась? – сокрушалась Надийка. – Так хорошо все началось…

– Ясно откуда, – сказал Нечай, – из леса…

– Что будем делать, хлопцы?

– Ловить, больше ничего не остается.

На том и порешили. Нечай, Надийка и Степан Костюк разработали план поимки беспокойных «мертвецов»: окружить кладбище кольцом и, как только стемнеет, медленно, осторожно продвигаться к его центру – именно оттуда чаще всего доносятся вопли.

– Оружие проверьте, – напутствовал Нечай, – а то сдается мне, нечистая сила эта с… автоматом.

– Женский же голос, – засомневался Лесь.

– Кричит женщина, но это еще ничего не значит. Мы ведь не знаем, одна ли она разгуливает по ночам, да и откуда приходит – тоже не знаем. Но ради шутки этого никто делать не станет, от таких шуточек не до смеха. Провокация бандитская, на суевериях бандеры капитал пытаются заработать! – закончил убежденно Нечай. Он предупредил, чтобы о предстоящей засаде на кладбище ничего не говорили Марии.

– Это почему же? – удивилась Надийка.

– Не верю я учительнице: чужачка она, и мы для нее чужие.

– Опять за свое, Нечай? И въедливый же ты! Весь мир готов подозревать, – неожиданно повторила она слова Марии.

– Весь не весь, а целоваться с первым встречным не буду.

– А как же, жди, захочет Мария Григорьевна с тобой целоваться.

– Отставить шуточки, – непримиримо сказал Нечай. – Не хочешь понять что к чему, тогда приказываю не посвящать Шевчук в операцию. Как командир истребительного отряда приказываю!

– Ну, подожди, Нечай, – всерьез рассердилась Надийка, – буду на бюро райкома, там поговорим!

Кладбище не то чтобы в центре села, но и не на окраине. Небольшое, обнесенное низеньким штакетником, обкопанное рвом, а по насыпи курчавится декоративный клен, разросшийся в сплошную зеленую изгородь. В центре заброшенная часовенка, от нее в разные стороны расходятся лучами аллеи. Возле могил деревья – черемуха, пахучий жасмин, они тоже разрослись на радость живым и безвредно для покойников.

Поздним вечером ребята из истребительного отряда оцепили кладбище. Важно было, чтобы их не заметили раньше, до начала операции, иначе все сорвется. Поэтому Нечай, заблаговременно расположив «ястребков», приказал им не двигаться и только к полуночи по его сигналу начинать операцию.

Медленно тянулось время. Чернели в темноте кресты, пахла сильно и густо за могильными оградками маттиола, было тихо. Нечай прокричал совой, и комсомольцы двинулись к центру, сужая кольцо, только полоса метров в сто осталась свободной, и вела она прямо к лесу. На окраине леса с частью «ястребков» залег Степан Костюк. Небольшая хитрость, а нужная: решили комсомольцы обязательно дождаться, пока не понесется над кладбищем тоскливый плач, и схватить «нечистую силу» на месте преступления. Как всегда, спутницей Леся была Надийка.

Давно перевалило за полночь. Все было спокойно, равнодушно чернели кресты, пошел дождь, мелкий, надоедливый, ребята промокли до нитки – даже густой кустарник не спас. Нечай уже подумывал, что облава провалилась: или узнали каким-то образом о засаде, или у «нечистой силы» сегодня был выходной. Только собрался скомандовать отбой, как вдали на тропинке мелькнула чья-то тень. «Есть», – обрадованно подумал Нечай и приподнялся, стараясь получше разглядеть, кто идет. Разобрать было трудно. Нечаю показалось, что тень одета в саван – она белым пятном выделялась на фоне густо подкрашенной ночной тушью зелени. «Девушка, – догадался он, – в белом платье».

Неизвестная поравнялась с часовенкой, скрылась за нею, и в то же время над кладбищем раздался протяжный, тоскливый крик. И хотя его ждали, был он внезапен и жуток, пронзительно резал темноту, бил по напряженным до предела нервам, и звучала в нем злоба – к небу, к земле, к тем, кто спит под соломенными крышами Зеленого Гая. У Нечая мурашки побежали по спине. Он пересилил себя, вскочил и первым бросился к часовне. А со всех сторон уже бежали хлопцы, перепрыгивая через могилы, натыкаясь на кресты. Кладбище ожило, наполнилось шумом, топотом ног – скрываться было бесполезно – той, у часовни, никуда не уйти. Да она и не пыталась бежать, только вскрикнула, когда вязали руки.

– Попалась, пташка, – радостно сказал Нечай. – А ну, глянем, какая есть на вид «нечистая сила».

Луч фонарика располосовал темноту, уперся в лицо пленнице. Она зажмурилась, прикрыла глаза руками, а когда отняла их – комсомольцы остолбенели от удивления: поймали они Марию Григорьевну Шевчук! Учительница испуганно и жалобно сказала:

– Разве ж можно так пугать, хлопцы? Да еще на кладбище – и в могилу загнать недолго…

– Как вы сюда попали, Мария Григорьевна? – настороженно спросила Надийка.

– Я… – замялась Мария, – была на хуторах у родителей своих учеников, да заплуталась, сбилась с дороги в темноте, еле добралась до Зеленого Гая.

– И вас отпустили одну, ночью?

– Вышла засветло, а беспокоить людей не хотелось.

– Извините нас, Мария Григорьевна, – нарочито спокойным голосом сказал Нечай. – Ошиблись мы. Слышали ведь крик?

– Да, конечно. Совсем рядом где-то – я прямо оцепенела…

– Сбежала «нечистая сила», воспользовалась тем, что мы вас ловим, и под шумок смылась.

…На следующее утро Нечай уехал в район. Он больше не сомневался, что учительница Шевчук не та, за кого себя выдает. Возвратился инструктор райкома комсомола к вечеру. Вместе с ним приехал инспектор райфинотдела, веселый, разбитной парень.

«Принято решение ликвидировать Нечая. Приказываю под любыми предлогами заманить его к старому памятнику панским музыкантам. Операция назначена на завтрашний вечер. Можешь пригласить на свидание или сказать, что собираешься сообщить важные сведения. У памятника надо быть не раньше десяти. Там его встретят наши. Если не удастся, сообщи, когда будет комсомольское собрание, и добейся, чтобы после него Нечай пошел тебя провожать. Стась».

«Выполнить приказ отказываюсь. После засады на кладбище меня подозревают. Не исключено, что об этом знают чекисты. В таких условиях ликвидация инструктора райкома вызовет обыск, а возможно, и арест. Я окончательно попаду под подозрение. Зоряна».