Читать книгу 55 стихотворений - Лев Портной - Страница 4

1

Всё те же потолок, углы и стены,

и день такой же точно, как вчера,

и год ещё не будет перемены.

А за окном – январская пора.

Не очень подходящая погода

для тех, кто заступает в караул.

Всего лишь час остался до развода,

и ты бы с удовольствием уснул.

А сам не спишь, сидишь, усталый, сонный.

Эх, выспаться б вперёд на много лет!

Но хочется дождаться почтальона.

А почтальона что-то нет и нет.

Но наконец-то двери заскрипели,

кричит дневальный: «Рота! Почтальон!»

На почтальона тут же налетели

и, облепив его со всех сторон,

кричат ему, что голову открутят

за то, что он так долго пропадал!

А из угла «старик» какой-то шутит:

«Алло! Почтарь, а мне ты написал?!»

И все, толкаясь, письма вырывают,

«А мне?! Мне есть?!» – с надеждою крича.

А почтальон тогда на стол кидает

всю почту, возмутившись сгоряча:

«Да нате всё, прикладом вас в коленку!

И разбирайтесь сами, бог ты мой!»

Письмо Крылову, Павлову, Павленко,

опять ему, и вдруг – тебе письмо!

И ты невольно восклицаешь: «Ну-ка,

сюда его! А ну-ка, от кого?»

Протягиваешь за конвертом руку,

но кто-то ловко выхватил его.

И в шутку говорят: «Тебе не к спеху,

год впереди, успеешь, не спеши.

Ты рад – тебе письмо, а нам – потеха.

Так поделись же радостью – спляши!»

Все ждут тебя, и никуда не деться,

и хочешь, нет – давай пускайся в пляс.

Но нет желанья, хочешь отвертеться:

«Да я спляшу, спляшу, но не сейчас».

«Не хочешь – отжимайся!» – брякнул кто-то,

и сразу взрывом разразился смех.

Но ты упёрся: «Не хочу, и всё тут!

Давай сюда письмо! А ну вас всех!»

И кто-то крикнул: «Ладно, чёрт с ним, братцы!

Ну жмот и есть жмот, что ни говори!»

«Да бросьте вы!» – ты хочешь оправдаться.

Тебя перебивают: «На, бери!»

Ну вот, и так ты был не в настроеньи,

теперь ещё поссорился. Ну что ж,

тебе письмо досталось в утешенье,

и ты конверт нетерпеливо рвёшь.

2

Кто в армии служил, наверно, знает,

как тот, кому и двадцати-то нет,

с трудом от прежней жизни отвыкает,

к которой привыкал он столько лет,

и кто, привыкнув к безграничной воле,

власть командиров и устав познал,

кто никогда не натирал мозолей,

а тут ещё и в кровь их разодрал,

кто каждый вечер пел, купаясь в ванне,

и по утрам под душем тоже пел,

а здесь лишь раз в неделю водят в баню,

причём «кто опоздал, тот не успел»,

тот знает, кто с замёрзшим автоматом

встречал зимою на посту рассвет,

как наши письма дороги солдатам,

как тяжело, когда их долго нет.

Собрать бы письма от друзей, любимых,

в одну большую книгу все их сшить.

Да вот беда – уму непостижимо,

но письма запрещается хранить.

Ты получаешь письма и сжигаешь,

солдатской повинуешься судьбе.

И всё же неизменно оставляешь

последнее в кармане при себе.

Когда тоска, подобная дурману,

вплотную к горлу приставляет нож,

достанешь из нагрудного кармана

письмо и всё сначала перечтёшь.

Глядишь – румянцем расцветают щёки,

и лёгкой, светлой делается грусть.

И эти незатейливые строки

порой запоминаешь наизусть.

А то зимою на ученьях в поле

иссякнут анекдоты, прочий вздор,

и кто-то скажет: «Нам бы водки что ли!

Или хотя бы развести костёр».

И спички жжёт замёрзшими руками —

так холодно, что челюсти свело,

а ветер сразу задувает пламя,

и спичек очень мало, как назло.

Совсем замёрзли руки у бедняги,

но развести огонь так и не смог

и говорит: «Сюда б клочок бумаги!»

А ты: «Ребята, у меня письмо».

«Чего же ты молчал?!» Одно мгновенье —

и пепел ветром в поле понесло.

И вслед ему ты смотришь с сожаленьем,

зато теперь товарищам тепло.

3

Письмо пусть не журавль, но синица.

И ты конверт нетерпеливо рвёшь.

Внутри него всего одна страница,

корявый почерк… Чей? Не узнаёшь.

Сначала – как положено вначале:

«Как сам? Как командир – не очень крут?!»

И вдруг: «А у твоей-то трали-вали

теперь с другим, и даже подают

на будущей неделе заявленье.

Об этом я узнал из первых рук,

о чем тотчас с великим сожаленьем

счёл долгом сообщить тебе как друг».

«Нашёлся друг!» – ты про себя воскликнул

и прочитал ещё раз тот абзац.

И тут дневальный что есть мочи крикнул:

«Вниманье, рота! Строиться – на плац!»

Ну что ж, любовь – любовью, служба – службой.

И, не успев ещё тех слов понять,

ты к комнате хранения оружья

становишься оружье получать.

Начкар1 торопит с лёгкою издёвкой:

«Вы копошитесь! Я тут подожду!»

И ты бежишь, с привычною сноровкой

подсумок поправляя на ходу.

Идёт доклад дежурному по части,

уже темно и кружится снежок.

И до тебя лишь здесь – и то отчасти —

доходит горький смысл этих строк.

Ты для неё стал лишь воспоминаньем,

и тем ты только в этом виноват,

что на два года отложил свиданье,

тем виноват, что ты теперь солдат.

Конечно же, история такая

не редкость, это каждый сознаёт.

И всё же, на два года покидая

свою невесту, верит: обойдёт

такая неприятность стороною

его любовь, и дайте только срок,

он вновь соединится с той одною.

Ну, а пока хотя бы пару строк

ждёт с нетерпеньем, и она исправно

шлёт за одним письмом другое вслед,

потом всё реже, реже, раз – и плавно

вся переписка сводится на нет.

Такое создаётся впечатленье,

как будто бы её, а не тебя

забросили куда-то на ученья,

где не найдёшь порой в теченье дня

не то, чтобы каких-то три минутки,

чтобы письмо кому-то написать,

а сорока пяти секунд за сутки —

портянки на ногах перемотать.

Ты начинаешь размышлять с тоскою,

какую б предпринять из крайних мер?..

Очнись! Очнись! Смотри – перед тобою

давно стоит дежурный офицер.

Он мрачных мыслей рвёт тугие нити,

взорвав внезапным рявком пустоту:

«Товарищ рядовой! Вы что тут – спите?!

Проснитесь, милый, вы не на посту!

Спокойно спать с таким солдатом бравым —

меня увольте. Ну-ка, на вопрос

ответь, что предусмотрено уставом

на случай нападения на пост?»

Ты морщишь лоб…

Ты что-то вспомнить хочешь…

Забыл устав! Который был готов

ответить по тревоге среди ночи,

а тут связать не можешь пару слов.

Дежурный плюнул. «Караул, напра-во! —

скомандовал. – Даю вам ровно час.

Идите! И как справитесь с уставом,

доложите, проверю ещё раз!»

Плац позади, раздался гневный ропот,

ты злые взгляды чувствуешь спиной,

и до тебя доносится сквозь топот:

«Да он ваще какой-то стал гнилой!»,

«Сапог нечищен!», «И ремень вон выцвел!»,

«Заделаться решил солдатик в чмо!».

Но твой земляк, «старик»,

прикрикнул: «Цыц вы! —

и спрашивает, вспомнив про письмо. —

Тебе чего там, кто-то сообщает

какую-нибудь пакость про твою?..»

Но тут начкар вас грозно обрывает:

«Эй вы там! Разговорчики в строю!»