Читать книгу Сущевский вал - Лев Портной - Страница 7

Теперь просьбу грузчика сторожить тележку он проигнорировал. Надо тебе – сам и сторожи. Он молча перетаскивал оставшиеся ящики с помидорами на весы. Директор колдовал с противовесами, продавщица с крашеными волосами записывала что-то в тетрадь, а Варвара Антоновна поясняла их действия испуганной Ирине.

Тягач словно не замечал напарника. Сергея охватила досада. Он злился на продавщицу Таню за ее сытый, равнодушный взгляд, злился на грузчика, неизвестно за что взъевшегося на Сергея, злился на мужика в клетчатой рубашке с невеселой физиономией, злился на игривую продавщицу, злился на неуместно опрятного и неожиданно тактичного директора магазина. Злился на себя за то, что терзается, потому что не придумал, как отвертеться от поручения Леонида Павловича, хотя хамье и ворье, окопавшееся в этом магазине, вполне заслужило, чтобы «народный контроль» занялся ими вплотную. Ощущение тайной власти, данной Леонидом Павловичем над судьбами этих людей, странным образом доставляло гадкое удовольствие и повергало в уныние одновременно.

Голова раскалывалась, мучили жажда и голод, но желудок вывернулся бы наизнанку, если бы он попытался хоть что-нибудь проглотить.

После взвешивания перетаскивали помидоры на тележку. Повторилась давешняя сцена.

– Ребята, куда помидоры повезете? – спросил кто-то.

– В Лианозово, – ответил Тягач.

– Ну, серьезно! Далеко повезете?

– Далеко на такой тележке не уедешь!

Последний ящик достался грузчику. Сергей поднял весы, на которые указала продавщица, и сказал:

– Дядя Саша, давайте сверху поставим.

– Тьфу ты! – огрызнулся Тягач и вновь обматерил юношу.

Грузчик покатил тележку. Продавщица одарила Сергея насмешливым взглядом, хихикнула и потащила за собою Иру. Они засеменили следом за тележкой. Морозов остался стоять с весами в руках, едва сдерживаясь, чтобы не грохнуть их об асфальт.

– Сережа, – окликнули его.

Мужик в клетчатой рубахе лузгал семечки, стоя в дверях. Голос его звучал благожелательно.

– Ты свои интеллигентские привычки для института оставь, – продолжил он. – Тут «на вы» обращаются только к директору или к Валентинычу. Девки-то просто засмеют, а грузчики – те и в драку полезут.

Сергей заметил, что глаза у собеседника были добрые и светились мудростью. Но линия рта придавала лицу выражение несчастливое.

– А-а… – протянул Морозов, не зная, как обратиться: хотелось сказать «вы», но человек только что предостерег от излишней вежливости.

– И ко мне «на ты» обращайся, – пришел собеседник на помощь. – Меня, кстати, тоже Сашей зовут. Но все меня Ахмадеем тут зовут, из-за фамилии. Ну, и чтоб с тезкой не путать, – он кивнул вслед Тягачу.

– А-а, спасибо! – Сергей зашагал вдогонку за девушками.

Продавщица оглянулась на него с усмешкой и промолвила:

– Вот, значит, какой ты теперь, – и словно сжалившись, дала еще один шанс: – Неужели не помнишь, а?

– Слушай, хорош в «кошки-мышки» играть! – оборвал он ее.

И тогда она припомнила ему, отомстила.

– Не-е, Сережка, ну ты совсем охренел, Тутанхамон, блин!

– Алла?! Ты?! – выдал он с изумлением.

#

Ему было тринадцать, и однажды он влюбился в Аллочку Зотову. Она что-то писала мелом на классной доске под диктовку учителя и была такою трогательной, такой беззащитной, а он смотрел на нее, и вдруг нахлынули чувства столь сильные, что сразу сделалось ясно: вот она его судьба, любовь на всю жизнь, до гроба. Конечно, еще неделю назад точно так же он думал, когда смотрел на Катю Тимофееву. До Кати была Эльвира из седьмого «Б» класса. Но те влюбленности ни в какое сравнение не шли с водоворотом, захлестнувшим его сейчас, когда Аллочка Зотова прятала виноватые глаза от разгневанного математика.

Наконец, Борис Иванович отпустил ее, и она, ни на кого не глядя, но походкой твердой, независимой прошла на свое место. На душе Сережи Морозова сделалось покойно и ясно. Теперь он знал, что жизнь его определилась, нашла свое русло. Пусть сидевшая непосредственно за ним девочка еще ни о чем таком не догадывалась – тем полнее, полноводнее были его чувства: он знал за двоих, чувствовал за двоих, и не сомневался, что осталось только признаться Аллочке, и ей откроется бескрайняя любовь, а еще удивление оттого, что как-то жила она все это время, сидела за третьей партой, видела коротко стриженный затылок Сережки Морозова, а не понимала, что он-то и есть ее любовь, судьба до гроба.

После уроков он увязался за Аллочкой и долговязой Ленкой Лисицыной. Обе они жили на улице Наметкина, но учились в их школе на улице Гарибальди. Бог весть, почему родители не определили их в 19-ую школу? Верно, и в этом угадывался перст судьбы, а иначе – они б не встретились. Хулиганы с Наметкина держали в страхе всю округу, и без нужды никто из подростков на эту, соседнюю, улицу не заглядывал.

Он шел следом за девчонками по узенькой тропке через пустырь, раскинувшийся от метро «Новые Черемушки» до улицы Наметкина, и не знал, как ему быть. Пока сидел на уроке, все казалось так просто: подойти и сказать Зотовой, как он ее любит, – только б звонка дождаться, не лопнуть от нетерпения. Но теперь они шли гуськом друг за дружкой – Аллочка впереди, а он замыкающим, – и совершенно непонятно было, как это вдруг ни с того, ни с сего в любви признаваться?! А тут еще эта дылда, Лисицына! Как с нею быть, куда ее деть?!

Время уходило, и он сгорал от стыда, думая о том, что и Аллочка, и Лисицына уже догадались о том, что он влюбился, и посмеиваются про себя над его робостью.

Линия пятиэтажек улицы Наметкина приближалась. Вылазка во вражеский тыл не входила в планы Морозова. Он хотел объясниться с Аллочкой и договориться о встрече на нейтральной полосе – у метро или у киоска с медовыми коврижками, – словом, на территории, не считавшейся исключительно территорией «наметкинских».

На середине пустыря Аллочка сама обернулась и сказала:

– Дальше не надо идти.

Он не стал спорить, повернул в обратную сторону, испугавшись не столько встречи с местной шпаной, сколько неминуемого позора от того, что проводил бы ее до подъезда, а признаться так и не решился бы.

Обратно он плелся, перебирая десятки упущенных возможностей поведать ей о сокровенном. Но тут же воображение подсказало десяток ситуаций на завтра, удобных для признания, и вновь объяснение в любви показалось делом простым и ясным.

Он пришел домой, а сидеть сложа руки не было сил. Тогда Сережа вырвал лист бумаги в клетку и написал: «Тупые люди! Вы так и не догадались, что я влюбился!» Немного подумав, он открыл скобки после слова «влюбился» и в скобках добавил:» (в Зотову)».

Наутро пришел в класс, Аллочка и Лена уже сидели за своею, третьей, партой. Он взглянул на Зотову со значением, как человек, владевший тайным знанием, до которого ей еще предстояло подняться, а заветную записку передал Лисицыной, назначив ее поверенной в их романе, – нужно же было что-то с этой дылдой делать, раз уж были они неразлучны.

#

Алла не хамила покупателям, как Таня. Она изначально не позволила людям самим хватать помидоры, и утихомиривать очередь не пришлось. Ира прятала глаза от Сергея, словно он провинился тем, что быстро освоился, а теперь еще и знакомую встретил.

Грузчик по-прежнему игнорировал напарника. Сергей не спешил исправлять положение. Он все еще не мог свыкнуться с мыслью, что человеку, годящемуся ему в отцы, нужно говорить «ты». Они молча вернулись к магазину. У входа дымил папиросой мужик в синей тельняшке с огромным пузом.

– Ну что! Прикурить дай! – крикнул ему Тягач.

Тот протянул пачку «Казбека».

– Поприличнее, что, нет ни хрена?! – с наигранным возмущением произнес грузчик.

Он вытащил две папиросы, одну заложил за ухо, другую прикурил.

– А это кто? – пузатый кивнул на Морозова.

– Да так… Помошничка дали, – не глядя на Сергея, процедил сквозь зубы Тягач.

Пузатый мужик протянул студенту пачку «Казбека»:

– Будешь?

– Спасибо, я не курю, – ответил Морозов.

– И не пьешь? – с издевкой спросил пузатый мужик в тельняшке.

– Выпить могу, – ответил Сергей.

– Слушай, иди ты! – огрызнулся на него грузчик. – Без тебя тошно…

Сергей пожал плечами и ушел внутрь магазина.

Но лед между ними треснул неожиданным образом. Приехал грузовик с базы. ГАЗ-51 остановился в двух метрах от черного входа. Из кабины выскочил разухабистый мужичок и распахнул дверцы синего фургона.

– Опа! – восторженно закричал Тягач.

Он оглянулся на Сергея со счастливо-осклабленной физиономией и воскликнул:

– Ну, студент! Фартовый ты парень! Удачу принес!

Водитель запрыгнул назад в кабину. Машина начала сдавать назад.

– Стой! – закричал грузчик, когда открытый фургон подъехал вплотную к пандусу.

Внутри аккуратными колоннами возвышались картонные коробки.

– Бананы, Серый, бананы! – радовался Тягач.

– Бананы, – сдержанно повторил Сергей.

Неожиданно грузчик ухватился за створку фургона, повиснув на ней, протиснулся между нею и стеной магазина и заорал во всю глотку:

– Эй, Марго! Марго! Ты смотри, на аборт не уходи сегодня! Бананы у нас!

Он пробрался обратно, поднял сразу три коробки и понес их в торговый зал, бросив на ходу:

– Бананы, Серый, это самый лучший товар!

Сергей подхватил три коробки, – в каждой было по десять килограмм, – и пошел с грузом вглубь магазина.

– Снизу поддерживай! Картон все же, – посоветовал шедший навстречу Тягач.

– Ставь на весы сразу, – сказал директор.

Товар принимала Юля. Двенадцать коробок с напольных весов перенесли на тележку. Сверху водрузили и пластиковый столик, и весы – дядя Саша уже не протестовал. Он потащил тележку, оглашая веселым басом рынок:

– Куда-куда! В Лианозово!

Морозов принялся в одиночку выносить из фургона оставшиеся коробки с бананами. Следующие двенадцать коробок принял Ахмадеев. Пока дожидались Тягача с тележкой, Сергей продолжал разгружать машину, выставляя коробки с бананами на полу. Несколько раз он ловил на себе несколько странный взгляд Виктора Семеновича. Тот будто удивлялся тому, что студент работает, и прикидывал, насколько у молодого человека хватит запала.

Грузовик освободился. Разухабистый водитель забежал в кабинет директора, сделал положенные отметки в документах и, помахав бумагами на прощание, умчался.

Вернулся грузчик. На свою точку отправился Ахмадеев. Следующую партию бананов приняла Варвара Антоновна. Сергей хотел отправиться с нею на точку. Но Виктор Семенович попросил его расставить аккуратнее коробки в торговом зале.

В магазине появилась незнакомая женщина с бесцветными глазами и кривой ниточкой рта. Сергей поздоровался, но она не ответила, а посмотрела на него так, словно ей казалось странным, что с нею здороваются.

– Нина Ефимовна, проходи, – сказал ей директор, и они скрылись в кабинете.

Сергей зашел в туалет, пустил холодную воду и сделал несколько жадных глотков. Подумал: «Не проведать ли Лену?» Припомнил сытые, ничего не выражавшие глаза Купчихи и решил отложить ухаживания до более благоприятного момента. Он вышел на улицу и заметил дядю Сашу, возвращавшегося с пустой тележкой. Вытянув шею, тот высматривал кого-то поверх голов.

– Вот она, – удовлетворенно вымолвил он.

Сергей увидел старуху, двигавшуюся вдоль торговых рядов с сумкой на колесиках.

– Ты, что ж, мать, смерти моей хочешь?! – заорал Тягач.

– Иду я, иду, – проворчала она.

– Идет она! Из Лианозова, что ли, путь держишь? – возмущался дядя Саша.

Не глядя на Сергея, он передал ему тележку и буркнул:

– Загони ее в зал и возвращайся.

Сергей втащил тележку в помещение магазина, оставил возле прилавка и вернулся на улицу.

Дядя Саша и Пузатый Тельник нетерпеливо дожидались, пока старуха раскроет сумку. Она вытащила бутылку водки и стакан. Первым выпил Тельник. Старуха наполнила стакан второй раз, дядя Саша одним духом осушил его, глаза его оживились, а багровая физиономия приобрела благостное выражение.

– Будешь? – спросил Пузатый Тельник Сергея.

– Прямо здесь? – Морозов с опаской огляделся по сторонам.

– Давай, мать, наливай! – поторопил старуху дядя Саша. – Я заплачу.

Та наполнила стакан и протянула Сергею. Голова его гудела, желудок ныл. Морозов боялся, что его вывернет, едва он пригубит. Тягач, старуха и Пузатый Тельник ждали. Он взял стакан и поднес к губам. Водка обожгла горло и превратилась в живительную воду. Он выпил до дна и с радостным облегчением выдохнул:

– У-ух!

– Три рубля, – объявила старуха.

– Чего? – изумился Морозов.

– Я заплачу, отдашь потом, – сказал дядя Саша.

Он вытащил из кармана замусоленную «трешку» и протянул старухе.

– Ну, заказывать будете? – спросила она.

– Баба Зина, ты таких вопросов не задавай, – ответил дядя Саша.

– Нам как обычно, – поддакнул Пузатый Тельник.

Они пошарили по карманам, и каждый выдал старухе по десять рублей.

– А ты что? – спросила баба Зина Морозова.

– Что я? – переспросил он.

– Новенький он у нас, – пояснил Тягач.

– Да я ж не слепая! А что, новенький не человек что ли? – сварливо ответила старуха и, обращаясь к Сергею, продолжила. – Тебе водка нужна? Я в «Восход» к двенадцати иду.

– Да у меня денег нет, – ответил Морозов.

– Э-э-э! – с досадой протянул дядя Саша. – Сколько тебе взять? Одну, две?

– Одну, – неуверенно сказал Сергей.

Дядя Саша вытащил из кармана еще «пятерку», протянул бабе Зине, а Морозову сказал:

– Потом отдашь.

Старуха спрятала деньги под кофту и направилась в павильон.

– Пойду, а то люди ждут, мучаются.

– Идем, мать, компанию им составлю, а то, что ж они, одни что ли будут, – повеселевший дядя Саша ушел с бабой Зиной.

Сергей вернулся внутрь помещения. Он взял пару яблок со стеллажа, вымыл их в туалете и вышел к черному входу. Там он подложил картон и уселся на пандусе, свесив вниз ноги. Голова больше не гудела, а желудок подвывал от голода, но уже не грозился вывернуться.

Правда, настроение омрачала история с деньгами. Сергей решил, что от бутылки водки он попросту откажется, извинится перед дядей Сашей и пусть он себе ее заберет или еще кому-нибудь отдаст, кто готов заплатить «пятерку», чтобы самому в очереди не убиваться. Но нужно было еще вернуть Тягачу три рубля за стакан, а в карманах у Сергея даже гривенника не было.

Он размышлял о старой спекулянтке. Выходило, что та занимала в двенадцать часов очередь за водкой в гастрономе «Восход», что на Бутырской улице, в два часа дня, когда по новым, «горбачевским», правилам начиналась торговля спиртным, баба Зина закупалась по предварительно собранным заказам, а потом раздавала водку, но не по «три шестьдесят две», как она стоила, а по «пятерке». Ушлая старуха имела по «рублю тридцать восемь» с каждой бутылки и еще оставляла при себе резервы, а на следующее утро вновь собирала заказы, попутно отпуская на «опохмелку» по три рубля за стакан.

Но еще больше, чем старуха, удивил Сергея дядя Саша. «Три рубля за стакан на „опохмелку“, – принялся подсчитывать Морозов, – три рубля за меня, червонец на водку для себя, пятерку на бутылку мне! Да и сейчас пошел кому-то компанию составить, так не бесплатно же баба Зина поить его будет!»

Сергей прикинул, сколько тратит Тягач на водку в месяц, и голова пошла кругом от вычислений. Сколько же тогда директор тут ворует, задался он вопросом?! Вот тебе и полдень, двадцать второй век! Построишь с такими коммунизм!

Поневоле проникся он уважением к Леониду Павловичу. Все же нужное дело тот делал, хотя и крайне неприятное. Однако же понял Сергей и то, что язык у него не повернется доносить на этих людей.

Он подумал о том, что впредь не должен позволять Тягачу платить за него. А для начала нужно было как-то добыть эту проклятую «трешку», чтобы избавиться от долга.