Читать книгу Полное собрание сочинений. Том 16. Несколько слов по поводу книги «Война и мир» - Лев Толстой - Страница 11

Наступила новая полоса напряженной творческой работы, о которой Толстой вспоминал как о периоде «счастливого самоуверенного труда».⁸² В этот период до 16 сентября 1864 г. Толстой не вел Дневника. Немногочисленные упоминания в письмах мало раскрывают процесс работы над первой частью. Единственным источником для установления его являются самые рукописи (работа над первой частью представлена рукописями №№ 49—53). Вначале Толстой писал небольшими отрывками, тут же отдавая их в переписку, и, исправив по копии написанное, продолжал постепенно двигаться все дальше и дальше. Первая рукопись, с которой началась планомерная работа над романом, содержит лишь начало беседы Annette D. с приехавшим к ней на званый вечер князем Василием.⁸³ Характеристика будущей Анны Павловны только теперь начала создаваться, и в этом эскизе принципиальных отличий от окончательного текста нет. Князь Василий вполне определился в процессе предыдущей работы и теперь занял прочное место. Предстояло детализировать отдельные его черты и, ведя дальше повествование, развивать этот образ.

Приступая к правке копии первого наброска, Толстой тут же на полях первого листа делает пометы, раскрывающие авторский замысел продолжения: «NB. вечер во всем разгаре. Разговоры с разных сторон. С одной, о идеалистическом направлении двора нашего и антагонизме имп[ератрицы] матери и Александра. С другой, рассказ о Енгиенском; с третьей, о дворе и интригах. Всё размерено». Намечены темы разговоров на вечере фрейлины, которые будут развиты в первых пяти главах первой части. Определен также план дальнейшего развития романа:

«Обзор политических событий и [1 неразобр.]

Нота 28 августа.

Новосильцев в Париже.

Ругают Австрию.

Благодеяния государя,

тайная коалиция, войска».

Далее, очевидно для памяти себе, Толстой записывает:

«(уже в Петербурге.

В Петербурге в <августе> июле.

В Москве в сентябре.

А. М. переменить)».⁸⁴

Намеченные Толстым даты так и сохранились в окончательном тексте: в первых девяти главах действие происходит в Петербурге в июле, в следующих (X—XXIV) в Москве в последних числах августа.⁸⁵

В намеченном направлении шла работа. Исправляя копию начала, Толстой зачеркнул оставшуюся от длинного вступления фразу о том, что «первая европейская коалиция против Буонапарте была составлена», и начал роман с известной беседы фрейлины, пока еще Annette D., с князем Василием («Eh bien, mon prince…»). Последующая правка отрывка приближала его к печатному тексту «Русского вестника».

На полях второго листа вновь сделана конспективная запись, отражающая содержание беседы Annette D. с князем Василием:

«Винценгероде в Австрии.

Не так делается его дипломация.

Зачем переговоры?

Затем, чтобы потом задавить его. Пруссия будет видеть.

Австрия подмечает.

На Англию надежды нет.

J’ai vu Novosilzoff.

Они не понимают самоотвержен[ности] государя, но добродетель должна быть награждена».

Самые злободневные политические вопросы наполнили беседу этих двух представителей придворной знати.

Исправив копию, Толстой продолжил текст, и законченная на этот раз рукопись (13 листов) содержала почти полный текст первой главы. Не только по содержанию, но местами даже дословно первая редакция первой главы близка к тексту «Русского вестника». В отличие от него здесь князь Василий более подробно рассказывает о своих сыновьях, причем по окончательному тексту отец считает, что «оба вышли des imbeciles»,⁸⁶ в раннем же варианте он признает, что старший «глуп и очень даже глуп», но пойдет своей дорогой, а младший – Анатоль, умен и, несмотря на те же условия воспитания за границей, из него «вышло совсем другое». Дальше отец рассказывает о безнравственных поступках Анатоля, причем рассказывает с явно выраженной симпатией. Рассказ князя Василия о сыне служит одновременно и дополнительной характеристикой самого князя, которого, как мы видели, Толстой с самых первых набросков стремился показать в резко отрицательном виде.

Характеристика князя Василия также более подробна в этом варианте. На полях одного из листов данной рукописи имеется такая помета: «К[нязь] В[асилий] без убеждений, фамильярный и умный, дети тягость». В таком направлении и создавался образ этого персонажа, как человека «сильного в свете и при дворе», одаренного «великим даром для успеха в том мире, где он искал успеха, даром фамильярности».

В основных чертах обрисован облик второго представителя придворной знати, фрейлины Annette D., которая была «одним из самых влиятельных лиц старого двора императрицы Марьи Федоровны». Толстой выводит ее как типичного представителя таких придворных, которые от долгого пребывания при дворе «делаются нравственными кастратами, не имеющими других интересов, как интересы своих покровителей, но которые взамен этого и утрачивают всё дурное придворной жизни – зависть, интригу, страсть к повышениям». «Annette D., – определяет далее Толстой, – была верным слугою,⁸⁷ как старая собака, старый дворовый, не признающие другой жизни, как жизнь при господине или госпоже»; преданная фрейлина «думала и чувствовала только то, что думала и чувствовала ее высокая покровительница», высказывала мнения, совпадающие с царствовавшими мнениями. Такая характеристика фрейлины косвенно дополнила характеристику князя Василия, разъяснив, почему князь Василий «не мог не ценить своих отношений с нею». Знакомством читателя с Annette D. и с князем Василием, а также с намерением Annette D. посватать Анатоля к княжне Марье закончилась вторая рукопись.⁸⁸

Снятая С. А. Толстой копия рукописи вновь подверглась значительной правке, причем внимание автора сосредоточено опять на характеристиках тех же персонажей. Толстой вносит все более и более отрицательные черты в образ князя Василия, подчеркивает отсутствие убеждений у этого вельможи. В образе фрейлины, которая, начиная с этой рукописи, получила имя Анны Павловны Шерер, Толстой усиливает, главным образом, ту преданность ее покровительнице, при которой «отрекаются от всех нравственных интересов жизни, кроме интересов своих покровителей».

В законченном виде начало данной рукописи местами уже дословно совпадает с текстом «Русского вестника». В этой рукописи Толстой начал делить текст на маленькие главы. Так, текст, составивший в «Русском вестнике» первую главу, был в этой рукописи разделен на шесть глав.

После правки копии Толстой стал продолжать работу. На полях первого же листа появились конспективные записи, вводящие в авторский замысел дальнейшего текста: «Как держать дом? Кн[ягиня] В[олконская] брюх[атая] с работой. Ее муж недов[ольно] смотрит на нее. Княгиня хлопочет о сыне. Mortemart. Как подать на блюде литератора. Рассказ о Енгиенском. Некоторые молчат и esclament».⁸⁹

Приведенные записи являются точным планом вечера у фрейлины в том виде, в каком он известен по окончательному тексту. Так и были написаны эти главы в анализируемой рукописи.⁹⁰ Здесь несколько иная композиция описания вечера, значительно пространнее и с бо́льшими подробностями, нежели в тексте «Русского вестника», передан рассказ виконта об убийстве герцога Энгиенского, но принципиальных отличий от окончательного текста нет.

В салоне фрейлины появляются князь Андрей с женой, Пьер, а также упоминавшиеся в начале беседы фрейлины с князем Василием его дочь Элен и сын Ипполит. Князь Андрей одним из первых приезжает на вечер вместе с женой. Основные черты князя Андрея, маленькой княгини, Пьера, княжны Элен и других персонажей уяснились Толстому еще в период поисков начала романа. В этом варианте более резким, нежели в законченной редакции, показано отношение князя Андрея к жене, в которой «за внешним блеском и оживлением», по его мнению, «ничего, ничего» не было. Пьер впервые вступает в действие во время рассказа виконта, которого «все слушали с вниманием и уважением», и только один «очень молодой человек с большой вытянутой взад головой, застенчивый и рассеянный, видимо не обращал никакого внимания на рассказ и рассказчика. Он вертелся на своем стуле». Это был Пьер.

Далее Толстой намеревался, прервав рассказ виконта, ближе познакомить читателя с основными действующими лицами. Он так и заявил: «Прежде, чем передать историю виконта, весьма распространившуюся впоследствии, я должен описать некоторых из слушателей его, тем более, что эти некоторые, кроме того, что замечательны сами по себе, не раз встретятся читателю в продолжение этой истории». Однако, не сделав даже попытки осуществить свое намерение, автор тут же отказался от него. Незадолго до начала работы над романом Толстой писал, что стала невозможной принятая в литературе манера описаний, «логично расположенных: сначала описания действующих лиц, даже их биографии, потом описание местности и среды, и потом уже начинается действие. И странное дело, – все эти описания, иногда на десятках страниц, меньше знакомят читателя с лицами, чем небрежно брошенная художественная черта во время уже начатого действия между вовсе неописанными лицами».⁹¹

Толстой пошел вторым путем. Он зачеркнул авторское заявление к читателю, сделав на полях помету для себя: «Кто слушает и как». Продолжая действие, он с помощью отдельных художественных черт показывает, «кто слушает и как». Облик дочери князя Василия (в этом варианте она не Элен, a Sophie), а также впечатление, производимое ею на окружающих, почти такие же, как и в законченном романе. Облик ее брата Ипполита близок к окончательному, но в портрет его внесено больше дополнительных деталей, больше тех внешних признаков, которые подчеркивают отрицательный характер этого персонажа. Описывая, как слушали начавшийся рассказ виконта Sophie, Ипполит и маленькая княгиня, Толстой беспощадно иронизирует и над «изящным» рассказом виконта об убийстве герцога Энгиенского, и над «красивым кружком» слушателей. Различные реплики, которыми слушатели перебивали рассказ виконта, свидетельствовали об единодушном мнении всех о Наполеоне, которого, как и полагалось в этот период, «никто из присутствующих не только не признавал… императором, никто не признавал его даже человеком. В глазах vicomt’a и его слушателей это был какой-то изверг рода человеческого, Cartouche, Пугачев, Кромвель, до сих пор еще ускользавший от заслуженной петли».

На фоне такого единодушного мнения рельефно выступает совершенно противоположное отношение к Наполеону князя Андрея и, главное, Пьера, которые, как представители прогрессивного дворянства, считали Наполеона в первый период его деятельности еще великим полководцем и представителем идей революции. Как во всех вариантах начала, так и в этой рукописи Пьер с первого момента вступает в действие «спорщиком». Он перебивает рассказ виконта репликой о Наполеоне, вызывая всеобщее удивление, иронически резюмированное автором: «для чего было высказывать мнение, противное всем», и зачем «не уметь жить до такой степени, чтобы перебивать изящный рассказ, всем доставляющий удовольствие, выражением своих мнений». В рукописи почти ничего не сказано о внешности Пьера, из его биографии сообщено только, что «юноша был незаконный сын знаменитого богача и вельможи, из уважения к которому фрейлина пригласила его и не могла себе простить этого. «Коли бы я знала, что он такой mal élevé⁹² и бонапартист». Так думала фрейлина. «Но молодой человек был хуже, чем mal élevé и бонапартист, – добавляет автор. – Он был якобинец». Читатель сразу знакомится с Пьером, как с человеком, который, несмотря на застенчивость, заставлявшую его краснеть, настойчиво высказывает свое убеждение, идущее вразрез с общепринятым. Он заявил, что считает Наполеона великим человеком, говорил о том, что «революция была великое дело» и что Наполеон «представитель великих идей». Он много и долго говорил, «но никто не одушевился, один князь Андрей зажег огонь в глазах, любуясь на него». В конспективном наброске далее отмечено, что только князь Андрей «не нападал», а, напротив, поддерживал молодого человека, который «огрызался на всех», доказывая, что Наполеон «желает мира и равенства».

Автор не удовлетворился раскрытием установленного в высшем обществе мнения о Наполеоне и отношения к нему в начале века лучших людей России, он сказал и свое слово о Наполеоне. Пять раз переделывал Толстой этот маленький отрывок, чтобы точнее и образнее высказать в самом начале произведения свое отрицательное отношение к этой исторической личности, о мнимом величии которой он уже много писал в ранних вариантах начала романа.

Текст, соответствующий в настоящем издании главам I—VI первой части, уже сложился, но деление на главы более дробное: созданный текст разделен на двадцать шесть маленьких глав.

В конце рукописи – конспект следующих трех глав. Намечены: сцена в передней, где Ипполит Курагин, провожая маленькую княгиню, ухаживает за ней, презрительное отношение князя Андрея к Ипполиту, приезд Пьера к молодым Волконским и беседа между ним и князем Андреем, кутеж у Анатоля Курагина, в котором Пьер, вопреки только что данному князю Андрею обещанию, принимает участие. Кратким авторским определением Анатоля Курагина заканчивается рукопись: «Анатоль: гадость для гадости. Он, как красивая кукла, ничего нет в глазах».

С рукописи снята копия, над которой автор вновь стал работать. Много внимания уделяется Пьеру: его внешности, его поведению, и все это с целью показать, что Пьер был не такой, как все остальные гости. Правка копии отражает также стремление Толстого убедительнее раскрыть отношение князя Андрея к жене, вид которой у всех вызывал чувство «обаяния веселости», в то время как сам князь Андрей испытывал при ней «вовсе не веселое чувство». О внешности Ипполита Курагина добавлено, что лицо его было «освещено идиотизмом», что он вошел, глядя в лорнет «развязно до наглости».

Излагая возникший между гостями разговор о предстоящей войне, Толстой подчеркивает, что Пьер и князь Андрей, главным образом своими открыто высказываемыми суждениями о Наполеоне и Кутузове, резко выделялись из всех присутствующих в гостиной. Между собой они отличались, по словам автора, лишь тем, что князь Андрей мог «учтиво» выслушивать мнения, не совпадающие с его, а Пьер совсем не мог и был «вполне неприличен», и, «как только с ним заговаривали, он вдруг начинал говорить всё, что думал». Горячий спор «неприличного юноши» с виконтом, изложенный в этой рукописи, почти дословно совпадает с «Русским вестником». И весь текст переработанной копии очень близок к журнальному. Исправив копию, Толстой написал еще одну главу – разъезд гостей.⁹³ Содержание ее довольно подробно изложено в конспекте, которым закончилась предыдущая рукопись. Ведущими действующими лицами в ней являются Пьер, который «не умел войти в салон и еще менее из него выйти», и князь Андрей, который подле Пьера «поражал еще больше своей изящною, изнеженной и неприступно-гордой осанкой». Отъездом князя Андрея с женой рукопись закончилась.

Копия только что рассмотренной рукописи не сохранилась; по всей вероятности, после авторской правки она явилась наборной рукописью для «Русского вестника». Остались от нее лишь исправленные последние листы и продолжение текста – автограф.

Толстой, видимо, настолько ясно продумал дальнейший ход повествования, что написал теперь не только очередную главу, как это было, в пяти предыдущих рукописях, относящихся к первой части, но создал большую рукопись, доведя изложение до смерти старого графа Безухова (текст, соответствующий по наст. изд. гл. VI—XXVI).⁹⁴ Продолжается работа над образами ведущих героев – Пьера и князя Андрея. Возникла мысль подробнее остановиться на семейной обстановке князя Андрея, с целью показать высоконравственное отношение князя Андрея к семье, чем он также отличается от светского круга, к которому принадлежит. Для реализации этого замысла привлечен второстепенный герой – Ипполит Курагин. Курагину посвящается маленькая глава (двадцать седьмая): «Князь Ипполит, как настоящий светский человек и человек очень элегантный, не мог не знать, что человеку его сорта прилично иметь любовную связь» – так начинается новая глава, раскрывающая внутреннюю пустоту сына вельможи, порочность всей золотой молодежи и придворного круга. «Точно так же, как в толпе пьяной черни при виде красивой молодой женщины оскаливаются рожи и слышится цинический смех, соединяя какую-то нечистую мысль с видом женщины, точно так же в свете, только иначе выражаясь, в толпе молодежи, танцоров, говорунов, дипломатов, явление женщины производит то же нечистое впечатление».

Для усиления контраста, от Ипполита Курагина непосредственный переход к князю Андрею, который, хотя и «знал, что это естественно и иначе быть не может», что в «зубоскаленьи» Ипполита жена его не виновата и не будет от этого менее чиста, но «в нынешний вечер он в первый раз почувствовал, что ему тяжело, что ему стыдно. И стыдно от человека, которого он считал ничтожнейшим идиотом. И гордость, безграничная гордость его возмутилась, расстроила привычное спокойствие и спутала все его мысли и чувства». Дальнейший текст создавался сразу без существенных отличий от журнального. Лишь подробнее развернута в черновике откровенная беседа князя Андрея с Пьером, составившая содержание глав VII и VIII окончательной редакции, внесено резкое осуждение семьи Курагиных, которая, по определению Пьера, «грязнее грязи». Интересен также не дошедший до печатного текста разговор о литературе и искусстве, во время которого выявились различные мнения двух друзей. Остальная часть беседы, созданная в этой рукописи, очень близка к печатному тексту, так же как и следующие главы, посвященные характеристике светской молодежи, собравшейся у Анатоля Курагина, и описанию их кутежа, на котором присутствует Пьер. Сценой кутежа у Анатоля и пари Долохова с англичанином закончилось в этой стадии творчества описание жизни в Петербурге в июле 1805 г.

От Петербурга Толстой был намерен перейти к жизни в Москве в эту пору. «В Москве у графа Простого праздновались именины жены», – начал Толстой; но тут же зачеркнул фразу, прервал повествование и написал небольшую главу, по счету 36-ю, резко вырывающуюся своим содержанием из всего созданного к этому времени текста романа. Цель авторского отступления – разъяснить читателю, почему до сих пор речь шла «только о князьях, графах, министрах, сенаторах и их детях», и предупредить его, что, вероятно, и впредь в этой истории не будет других лиц. Перечисляя причины, по которым он не может угодить вкусу тех читателей, которым «интереснее и поучительнее история мужиков, купцов, семинаристов», автор заявляет, что «жизнь купцов, кучеров, семинаристов, каторжников и мужиков» представляется ему «однообразною, скучною», что все действия этих людей кажутся ему «вытекающими, большей частью, из одних и тех же пружин: зависти к более счастливым сословиям, корыстолюбия и материальных страстей», что «трудно их понимать и потому описывать». Это резко полемическое заявление находилось в остром противоречии со всем строем и замыслом создаваемого произведения.

В первых же вариантах романа «Война и мир» отражен глубокий интерес Толстого к народу и вера в его духовные силы. А то общество, к которому Толстой в этом полемическом заявлении почти с гордостью причисляет себя, он уже в первый период работы над романом то с едкой иронией, то с необычайной резкостью обличает, и своих ведущих героев – Пьера и князя Андрея —решительно выделяет из этой среды. И если князь Андрей своими привычками и внешним поведением связан со своим кругом, то Пьер совсем не походит на людей этого общества; в одном из вариантов Толстой пытался даже сделать Пьера внешне похожим на «мужика», чтобы резче выделить его из внешне изысканного, но насквозь лживого светского общества.

За год до того, как появилась полемическая 36-я глава, был создан седьмой вариант начала романа (описание Аустерлицкого сражения), где лицемерию, фальши, ложному патриотизму и карьеризму штабной верхушки противопоставлена высота духа русской армии. Представителем этой героической армии показан Андрей Болконский, принадлежавший к числу лучших людей того времени, оставаясь лишь внешне изысканным аристократом. А еще раньше был написан набросок предисловия, в котором автор объявил, что задачей нового произведения было показать, как «сущность характера русского народа и войска» проявилась в период неудач в первых войнах России с Наполеоном и была причиной торжества России в 1812 г. Неудивительно, что интерес к 36-й полемической главе тотчас же пропал у автора. Это бесспорно доказывается тем необычным явлением, что копия ее совсем не подвергалась дальнейшей правке. Еще раз Толстой сделает попытку вернуться к этой теме спустя несколько месяцев в одном из черновых, тут же оставленных, набросков предисловия к первой части.

Непосредственно от неожиданного полемического отступления Толстой перешел к теме Ростовых. Опираясь во многом на созданное в процессе поисков начала, особенно на шестой и восьмой варианты, он без большого напряжения продолжает писать. Главы о Ростовых, Пьере, доме старого графа Безухого в этой редакции композиционно и по содержанию, а в большей своей части и текстуально совпадают с журнальным текстом. Содержание двух циклов глав «В Петербурге» и «В Москве» Толстой соединил посредством известного читателю персонажа – Анны Михайловны Друбецкой. Добившись через князя Василия перевода сына в гвардию, она вскоре после вечера Анны Павловны вернулась в Москву к своим богатым родственникам Ростовым, у которых воспитывался ее сын. Создав затем первую сцену в доме Ростовых утром в день именин, Толстой присоединил к новому тексту три листа из шестого варианта начала, озаглавленного «День в Москве», внеся в него лишь небольшие стилистические изменения, и продолжил текст вплоть до смерти старого графа Безухого.⁹⁵ Так создалась почти вся первая часть. Не было только окончания ее – описания жизни в Лысых Горах.

По копии началась работа над созданием второй редакции законченных глав (рукопись № 51).⁹⁶ Расширена сцена возвращения князя Андрея с женой после вечера у фрейлины, сильнее подчеркнуто раздражение князя Андрея, вызванное ухаживанием за маленькой княгиней Ипполита Курагина, «этого идиота», как его называет князь Андрей. Вариант зачеркнут и создан новый эпизод: «страшная сцена», которая произошла в спальне княгини; князь Андрей видел записочку, которую Ипполит положил в ридикюль княгини; дома он сжег эту записку и написал Ипполиту письмо, в котором предупреждал, что, ежели он покажется на глаза ему или его жене, он «выдерет ему при всех уши». В письме был даже намек на возможность дуэли. И третий вариант этой сцены зачеркнут. Видимо, не связывалась с природной гордостью князя Андрея трафаретная семейная сцена, – она навсегда откинута, и создан четвертый вариант, почти совпадающий с печатным текстом. Изменена беседа князя Андрея с Пьером: исключен их разговор об искусстве и расширена тема предстоящей войны, особо подчеркнуто решение князя Андрея ехать в армию на первое время адъютантом Кутузова, а затем взять отдельный отряд. «Война. И я знаю, где мое место», – говорит князь Андрей. Развиты высказывания князя Андрея о Кутузове как о правой руке Суворова. Сделана попытка в описание кутежа у Анатоля Курагина также ввести тему начавшейся войны: Пьер, возвращаясь после беседы с князем Андреем, все время «думал о предстоящей войне и хотел сообщить это известие и свои мысли об ней всем». А далее появилось восклицание, с которым Пьер вошел к Анатолю, где собралась «толпа молодежи»: «Господа, война объявлена. Слышали? – сказал он. Никто его не слушал». Текст вставки тут же исправлен: восклицание Пьера дополнено сообщением о том, что «Кутузов – главнокомандующий», а в ответ Пьер слышит естественную для собравшихся у Анатоля кутил реплику: «Ну чорт с ним!» Вся вставка зачеркнута. Слишком резким диссонансом ворвался этот эпизод в сцену кутежа, и не было, видимо, возможности развить его.

Много труда потребовали главы, посвященные описанию дома старого графа Безухого в день его смерти. Толстой правит текст, стремясь через восприятие Пьера показать действия Анны Михайловны Друбецкой, князя Василия и княжен, окружавших старого графа и думавших только о его наследстве. Дважды исправленный вариант сцены споров около завещания вычеркнут и создан новый текст,⁹⁷ в котором со всей обнаженностью изображены интриги, связанные с завещанием, борьба за «мозаиковый портфель» и роль Пьера: молча смотрел он на все происходившее и не узнавал ни князя Василия, ни Анны Михайловны, которая, как «наседка окрысившись, тянула портфель». В результате правки текст значительно приблизился к напечатанному в «Русском вестнике» (главы VІІІ-ХХХІІ).⁹⁸

Закончив смертью графа Безухова описание жизни в Москве летом 1805 г., Толстой перешел к Лысым Горам. Эти последние главы первой части создались, судя по рукописям, сравнительно без большого труда. Образы, наметившиеся при двукратной работе над вариантом начала «Три поры», настолько определились, что теперь Толстой почти сразу написал картину жизни в доме старого князя Волконского.⁹⁹