Читать книгу Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война - Лев Троцкий - Страница 18
II. Война
1. Сербия в войне
Л. Троцкий. КЛУБОК ПРОТИВОРЕЧИЙ
ОглавлениеНужно жить здесь и видеть все вблизи, чтоб убедиться в одном: этим мелким балканским странам нет другого выхода, кроме федерации. Пока политика Европы по отношению к Балканам, как и по отношению ко всему, что плохо лежит, состоит в империалистическом хищничестве, балканским державам нет другого выхода, кроме федерации. Сейчас вся политика Сербии, внешняя и внутренняя, представляет клубок запутанных противоречий, из которых нет разумного и открытого выхода.
Европейские дипломаты совещаются. Они вынесут «необязательную» формулу. Но разве до балканской войны европейская дипломатия не вынесла формулы: мир и status quo Турции? И разве это помешало балканским союзникам вести войну? Формула не помешала. Но вот Австрия хочет помешать Сербии учесть свои победы так, как этого хочет Сербия. Разве формула может помешать Австрии? Могла бы помешать или попробовать помешать Россия. Но Россия, надо думать, не вмешается. Россия будет помогать в выработке «формулы». Пашич прекрасно понимает это. Сербия остается с Австро-Венгрией один на один. Что же делать? Искать соглашения с Австро-Венгрией. Но это соглашение не может быть ничем иным, как капитуляцией. И Пашич готов идти на капитуляцию. Но тут открываются трудности внутреннего характера.
Политические партии здесь выражают не столько определенные классовые интересы внутри страны, сколько определенные взаимоотношения между страной и великими державами. Партии группируются по признаку русофильства и австрофильства. Внешние затруднения всегда означают для кого-нибудь внутренние шансы. Международная политика становится биржей политических спекуляций.
Пашич видит неизбежность соглашения. Но равное капитуляции соглашение не может быть популярным. И на непопулярности этого неизбежного соглашения здесь уже ведется партийная игра, результаты которой могут далеко превзойти намерения игроков.
Пашич уже, несомненно, ведет какие-то переговоры. Какие, с кем, через кого – неизвестно, но переговоры ведутся. Это тоже дело не простое. Ибо неизвестно, чего хочет Австрия. Правда, «Neue Freie Presse»[56] говорит, что Австрия только не желает, чтоб Сербия мутила воды Адриатики. Но есть, по-видимому, в Австрии и другое, гораздо более радикальное желание: «раз навсегда покончить с этим вопросом». В то время как «Neue Freie Presse» печатает какие-то таинственные мирные заверения из Белграда и уверяет биржу, что критический момент прошел, австрийские мониторы шатаются по Саве и Дунаю и ненароком опрокидывают баржи и купальни; а землинские пиротехники забавляются тем, что в течение целого часа освещают королевский дворец – с явной целью вызвать эксцесс и «раз навсегда покончить с этим вопросом». Пашич жалуется на мониторы и на пиротехников здешнему австрийскому посланнику Угрону. Но Угрон с серьезным видом отвечает: «Я – дипломат, и мое дело штатское, а опрокидывание купален и землинские иллюзионы – дело военное». Что означает смена в австро-венгерском министерстве, мы тут не знаем; но и она несомненно вертится вокруг борьбы двух программ: минимальной (не мутить Адриатики) и максимальной (раз навсегда покончить). Таким образом, по существу дела нет никакой уверенности в том, что и самая крайняя уступчивость Сербии обеспечит мирное улажение конфликта. С мониторов, говорят, солдаты грозят штыками. Может, и не грозят, а только кажется, что грозят. Да это, ведь, все равно! А что если сербский ополченец рассердится и пустит камнем? Ведь, камень, особенно если покрупнее, это уже явный casus belli (повод к войне). В ответ с монитора выстрелят. Тогда и ополченец, пожалуй, выстрелит. Винтовка у него плохая, старая русская берданка, дареная, а все-таки выстрелит и на худой конец может попасть. Тут уж и всем переговорам конец. Господин Угрон возьмет зонтик и скажет: «Мне тут делать больше нечего, – мое дело штатское». Ведет ли сам Угрон свою политику в этом направлении, не знаю. Но что сильная партия в Вене и Будапеште стремится создать такое положение, при котором ружья сами стреляют, это несомненно.
А навстречу ей работает соответственная партия в Сербии. Здесь тоже хотят «раз навсегда покончить с этим вопросом». Целый ряд газет пишет свои статьи с одним и тем же рефреном: «Finis Austriae» (конец Австрии).
Г-ну Пашичу приходится непрерывно вести двойную игру. Его газета то печатает статьи министров, доказывающие, что Дураццо и собственный коридор к нему являются для Сербии вопросом жизни и смерти, то помещает без комментариев заметки на тему о том, что нейтральная гавань и путь к ней для Сербии «обеспечены». Одновременно в «Neue Freie Presse» печатаются крайне успокоительные, но безыменные интервью из Белграда. Вчера после обеда Пашич собрал у себя редакторов местных газет и рекомендовал им крайнюю осторожность в обсуждении сербско-австрийских отношений. Чтобы сделать для них более понятной свою мысль, г. Пашич распорядился перед обедом конфисковать свежие выпуски двух газет: «Штампа» и «Пиемонт»{23}. Как всегда в таких случаях водится на белом свете, газетчик из-под полы продал мне оба «конфискованных» издания по слегка повышенной таксе. В «Штампе» оказалась довольно невинная карикатура на Франца-Иосифа. А в «Пиемонте» ничего не оказалось, кроме передовой статьи, заканчивающейся словами: «Мы отсюда можем видеть распад Австро-Венгрии гораздо лучше, чем вы видите наш город при помощи ваших рефлекторов».
Подействуют ли увещания, дополненные конфискациями, можно сомневаться. Я уже писал вам о настроениях так называемой военной партии, т.-е. широких, но неоформленных кругов офицерства, связанных с воинствующими политиками. Одна из старых партий, напредняцкая, несмотря на свои австрофильские традиции, изо всех сил стремится надуть свои паруса ветром австрофобства. Чем явственнее выступают симптомы готовности правительства пойти на соглашение с Австрией ценою крайних уступок, тем непримиримее и воинственнее становится «Правда», газета, близко стоящая к напреднякам.
Пашич и с этой стороны принял «свои меры». Заранее считаясь с тем, что результаты мирных лондонских переговоров[57] будут гораздо ниже сербских ожиданий, он предусмотрительно поставил во главе сербской делегации г. Стояна Новаковича{24}, очень декоративную и импозантную фигуру среди напредняков. Таким путем Пашич хочет переложить на своих главных антагонистов добрую долю ответственности за результаты войны. Слова нет, назначение старика Новаковича – ловкий шаг, совершенно в стиле осторожно-извилистой политики Пашича. Однако же, ответственным за мирные переговоры, как и за войну, лицом останется в глазах всего населения все-таки он же, сербский политический Каннитферштан, Никола Пашич.
Сейчас он пуще всего заботится о том, чтобы выиграть время, уладить с внутренними противниками и подготовить общественное мнение к тому, что неизбежно. Вчера Пашич сказал редакторам, что до окончания обоих лондонских совещаний Австрия «ничего решительного не предпримет». Может быть, такого рода заверения и были даны Пашичу с той стороны Дуная в обмен на его обещания вести дело к мирному соглашению на почве австро-венгерской программы. Но эти заверения, касающиеся собственно только срока, нимало не решают вопроса. И в здешних правящих кругах это слишком хорошо знают. Сейчас мне сообщают из самого надежного источника, что центральные правительственные учреждения Белграда спешно принимают меры, свидетельствующие, по меньшей мере, о неуверенности в судьбе сербской столицы. Я не стану перечислять этих мер, чтобы не подвергать своего письма опасности задержки со стороны цензуры (негласной). Упомяну только, что вчера белградский городской голова Люба Давидович имел продолжительное секретное совещание с г. Пашичем. Одновременно передают, что в Новобазарском Санджаке с лихорадочной поспешностью, ночью и днем, укрепляются все значительные в стратегическом отношении пункты, – само собой разумеется, не против Турции. Среди сосредоточенного там офицерства царит глубокая уверенность в том, что война с Австрией неизбежна и близка. А эта уверенность сама по себе является серьезной предпосылкой войны, особенно если принять во внимание, что военно-офицерская партия и там и здесь ведет свою собственную линию, мало согласованную с политикой штатской дипломатии.
А на этот счет тревожные симптомы множатся. Повышенное самочувствие офицерства сильно обострило старые трения между офицерством и правительством и внутри офицерства. Много разговоров возбуждает судьба Монастыря. Согласно предварительному уговору союзных правительств, Монастырь должен отойти к Болгарии. Недовольное этим сербское офицерство решило взять этот город собственными силами, не дожидаясь греческой армии. Эта торопливость, продиктованная политическими, а отнюдь не стратегическими соображениями, обошлась сербской армии в несколько тысяч лишних жертв. Теперь, опираясь на эти жертвы, офицерство надеется сделать невозможной для правительства передачу Монастыря болгарам. Далее. В завоеванных областях все общественные суммы конфискованы военными властями. Министр финансов Лаза Пачу{25} энергично требует передачи этих сумм в казначейство. Между тем, штаб пытается непосредственно распоряжаться этими деньгами, расходуя их на военные нужды. Поездка Пашича в Ускюб, которую европейская пресса ставила в связь с выработкой условий мирных переговоров, на самом деле имела задачей урегулировать отношения с штабом. Правда, в лице Радомира Путника, начальника генерального штаба, очень ценимого офицерством, старорадикальная партия имеет в армии влиятельного политического сторонника, а стало быть, и опору. Однако же, генерал Путник в частном, но отнюдь не незначительном эпизоде вокруг Монастыря ничем не проявил – не умел или не хотел, все равно – своего умеряющего влияния. Нет никакого сомнения, что и в будущем он в гораздо большей мере будет заражаться настроением офицерства, чем политически руководить им.
Все это заставляет думать: несмотря на то, что Пашич стремится к соглашению, несмотря на то, что грозное дело консула Прохаски[58] разрешилось глупым мыльным пузырем; несмотря на то, что венская и будапештская печать считают сохранение мира «почти» обеспеченным; несмотря, наконец, на заседающих в Лондоне дипломатов, – шансы мирного урегулирования сербско-австрийских отношений продолжают оставаться крайне ненадежными.
«Киевская мысль» N 345, 13 декабря 1912 г.
56
«Neue Freie Presse» – большая ежедневная газета, выходит в Вене с 1861 г. Орган либеральной буржуазии.
57
Лондонские переговоры. – К концу ноября 1912 г. после блестящих побед над турками у Киркилиссе и Люле-Бургаса, болгары безнадежно застряли перед турецким заслоном у Чаталджи. Эта линия, прорвав которую балканские союзники открыли бы себе свободный путь на Константинополь, была основательно укреплена германскими инструкторами и сплошь уставлена крупповскими пушками, оказавшимися ничуть не хуже болгаро-сербских пушек от Крезо. Все атаки на Чаталджу были безуспешны. Кроме того, решительное противодействие болгарскому наступлению на Константинополь оказала царская Россия, для которой возможность захвата Константинополя болгарами являлась реальной угрозой осуществлению «ее исторических задач» в проливах, означала гибель последней надежды на завладение «ключами» от ее «дома». И в самый разгар боев у Чаталджи Россия заявила болгарам, что, в случае вступления последних в Константинополь, она пошлет свой флот в Босфор. Болгария должна была смириться.
Учитывая, таким образом, что прорвать линию Чаталджи не удастся, балканские союзники стали готовиться к окончанию войны. 5 декабря 1912 г. между союзниками и Турцией подписывается перемирие, а 13 декабря в Лондоне открывается мирная конференция.
Мирные переговоры в Лондоне протекали под непосредственным контролем и руководством послов «великих держав» и английского министра иностранных дел, выступивших, на основе заявленной 3 ноября 1912 г. Турцией просьбы о посредничестве, в качестве «посредников». Первый период переговоров (13/XII 1912 г. – 24/I 1913 г.) закончился безрезультатно, ибо турки отвергли требование об уступке Адрианополя, Скутари и Янины, которые союзниками фактически еще не были взяты. 24 января 1913 г. возобновились военные действия. 5 марта греки взяли Янину. 26 марта под натиском болгар и сербов пал Адрианополь. 23 апреля турецкий защитник Скутари, Эссад-паша, договаривается с черногорцами и сдает им город. Но взятие Скутари черногорцами вызвало такое негодование в Австрии и Германии, что последние стали грозить войной, и «великие державы», во избежание мирового конфликта, заставили Николая Черногорского немедленно передать Скутари международному оккупационному отряду.
Еще до этого инцидента Болгария, перед лицом нарастающего конфликта между союзниками, поспешила заключить с Турцией перемирие; работы Лондонской конференции возобновились. Проект договора был готов в начале мая, но союзники, превратившиеся к этому времени в открытых врагов, медлили с подписанием. Потребовалось вмешательство главного руководителя конференции – британского правительства. 28 мая английский министр иностранных дел, сэр Эдуард Грей, заявил балканским делегатам, что «те из них, которые желают подписать прелиминарный договор без изменений, должны сделать это тотчас же. Те же, которые не расположены подписать, лучше всего сделают, если уедут из Лондона, так как бесполезно для них оставаться и продолжать обсуждение, единственным результатом которого являются бесконечные откладывания».
30 мая 1913 г. был подписан мирный договор между Турцией, с одной стороны, и Сербией, Грецией, Болгарией и Черногорией («союзные государства»), с другой. По этому договору Турция лишалась в Европе всех территорий, расположенных к западу от линии Энос-Мидия, в том числе и Адрианополя (ст. 2). Союзникам передавался остров Крит (ст. 4). Установление албанской границы и разрешение остальных вопросов, касающихся Албании, предоставлялось великим державам (ст. 3). Им же поручалось «определить судьбу всех, за исключением Крита, оттоманских островов на Эгейском море и полуострова Афонской горы» (ст. 5). Обе стороны передавали международной комиссии урегулирование финансовых вопросов, вытекающих из факта прекращения войны и территориальных уступок (ст. 6).
В развитие ст. 3 Лондонского договора представители России, Германии, Австро-Венгрии, Франции, Великобритании и Италии приняли на конференции в Лондоне 29 июля 1913 г. «органический статут Албанского государства». Албания провозглашалась суверенным, совершенно независимым от Турции и постоянно нейтральным, княжеством, с князем, назначаемым «великими державами» (ст. ст. 1, 2 и 3), с международной комиссией, в составе шести представителей этих держав и одного албанца, для контроля над гражданским управление и финансами (ст. 4), и с международной жандармерией (ст. 8).
58
«Грозное» дело консула Прохаски. – Оскар Прохаска был австро-венгерским консулом в гор. Призрене во время первой Балканской войны. При занятии города сербскими войсками Прохаска и его «кавасы» (слуги) стреляли в сербов. Военные власти донесли об этом в Белград, и сербский посланник в Вене сделал соответствующее представление австрийскому министру иностранных дел. Министерство, желая расследовать дело на месте, намеревалось послать курьера в Призрен, чтобы получить от консула донесение, но сербы отклонили просьбу австрийского правительства, ссылаясь на военные обстоятельства. Между тем от Прохаски в течение некоторого времени не поступало никаких сведений. Австрийское правительство решило использовать этот инцидент для угроз по адресу Сербии. В австрийской печати распространялись слухи, будто Прохаска арестован, ранен, что к нему никого не допускают и пр. Говорили уже о неизбежности предъявления Сербии ультиматума и о войне с Сербией, а, стало быть, и с Россией. Но в самый острый момент редакция венской газеты «Neue Freie Presse» догадалась телеграфно запросить о «здоровьи» Прохаски сербского премьера Пашича и самого Прохаску. В ответ пришли телеграммы самого успокоительного свойства: Прохаска был здрав и невредим, а его молчание объяснялось просто перерывом телеграфного сообщения с Призреном, в связи с военными действиями. Оказалось, что Прохаска даже не подозревал, какой шум подняло из-за него австрийское правительство.
