Читать книгу Ангел с Чёртова острова - Levi Henriksen - Страница 8
7
Оглавление– Мне надо съездить в центр! – крикнула я в сторону кухни и двинулась к выходу.
– Мы же только что оттуда, чего тебе не сидится? – Мама высунулась из кухни, и я остановилась. Увидев меня, мама спросила: – А рюкзак тебе зачем?
– Хочу в библиотеку зайти – возьму что-нибудь почитать на каникулах. – Я подняла глаза на маму.
– А разве библиотека еще не закрылась? Поздно же. Да и в любом случае, это не срочно. Скоро ужин будет готов, – добавила она, а я сделала вид, будто от запаха пиццы у меня не сводит желудок.
– Бабушка всегда говорит, что если запряг лошадь, то скакать надо сразу, иначе и сам устанешь, и лошадь измучаешь, – сказала я.
– Хорошо бы ты меня слушала так, как бабушку. Может, мне тоже лучше разговаривать с тобой только по телефону – тогда ты будешь быстрее усваивать мои слова? – спросила мама.
Я замерла, чувствуя, как краснеют щеки. На миг мне почудилось, будто мама раскусила меня – может, я проговорилась или слишком громко рассказывала сама себе, как собираюсь поступить с мобильниками Пони и Дурмот-Дурмот-Дурмота? Однако, приглядевшись, я поняла, что мама не сердится, а скорее расстроена.
– Я тебя люблю. Вернусь к ужину! Или, может быть, чуток опоздаю, – пообещала я, захлопнула дверь и покатила на велосипеде в центр.
В торговом центре я первым делом отправилась в спортивный магазин и накупила там специальной походной еды. На упаковке написано, что еда эта высушенная, а значит, достаточно добавить воды – и получишь настоящий обед. Такая упаковка с едой кажется почти невесомой, и когда я затолкала в рюкзак десять штук, по весу вышло как пара литров молока. Потом я перешла через дорогу и зашла в магазин канцтоваров.
– Здравствуйте. Мне нужен суперклей, самый большой тюбик, какой найдется, – сказала я мужчине за стойкой. Ответил он не сразу, а сперва внимательно посмотрел на меня сквозь толстые стекла очков, из-за которых глаза его слегка смахивали на рыбьи.
– У нас его несколько видов. А что ты хочешь приклеить? – поинтересовался продавец. В магазин вошел еще один покупатель.
– Кожу, – ответила я.
– Что-о? – Продавец еще сильнее вытаращил глаза.
– Ну… мне для кожи, – повторила я, – у моего папы есть кожаная куртка, а карман порвался, так вот мы хотим его приклеить.
– А как зовут твоего отца?
– Бал… дриан Стеен-Хансен, – проговорила я. Фамилию я взяла не из головы, а прочла тут же, на банке с краской.
– Балдриан? Такое имя нечасто услышишь, – удивился продавец.
– Это точно. Во всей Норвегии с таким именем только трое. Но клей мне нужен срочно. Мы завтра рано утром уезжаем, – сказала я, и продавец достал с полки за спиной красно-синий тюбик, но отдавать его мне не торопился. Сжав тюбик в руке, словно кинжал, он с подозрением посмотрел на меня.
– Некоторые подростки иногда покупают клей, – сказал он, – не для того, чтобы клеить.
Я с недоумением посмотрела на него.
– А что они с ним делают? – спросила я.
Продавец поднес тюбик к носу, и мне очень захотелось спросить, не спятил ли он, однако я удержалась.
– Мой папа вряд ли собирается нюхать клей, но если хотите – позвоните ему и сами спросите, могу дать вам его телефон, – предложила я.
– Нет-нет. – Глаза у продавца стали почти нормального размера. – Я не буду его беспокоить. К тому же я по твоему лицу вижу, что ты девочка честная.
– Ну как, взяла книги? – крикнула мама, когда я, распахнув входную дверь, сразу побежала на второй этаж.
– Да, теперь для отдыха все есть. А ужин готов? – прокричала я в ответ, открывая дверь к себе в комнату.
– Готовее не бывает, – пошутила она, но голос ее звучал невесело. После того как папа переехал от нас, мамины шутки стали какими-то натянутыми и плоскими, хотя раньше она была похожа на свою маму, мою бабушку. А бабушке всегда удается меня рассмешить. Возможно, это потому что я в основном разговариваю с ней по телефону, но среди моих знакомых взрослых только бабушка умеет говорить, как настоящая актриса. Каждый раз, когда мы созваниваемся, я так отчетливо представляю ее себе, словно она сидит со мной в одной комнате. Как-то я рассказала об этом папе, и он подтвердил, что у него тоже такое впечатление. Только ему, чтобы почувствовать ее присутствие, не нужно говорить с ней по телефону. Это я не совсем поняла и спросила, почему, а папа лишь пожал плечами и сказал, что все это наверняка оттого, что бабушка за свою жизнь съела ужасно много рыбы.
Мне лично кажется, что мама не разучилась шутить, а просто старается шутить так, как нравится Дурмот-Дурмот-Дурмоту. Из всех телепередач он больше всего любит смотреть американские любительские видеоролики, в которых люди попадают в разные глупые положения.
Засунув рюкзак под кровать, я побежала вниз, в гостиную. Мама со своим кавалером – так бабушка называет Дурмот-Дурмот-Дурмота – сидели за столом, но есть еще не начали. Дурмот, похоже, только что принял душ, и теперь его зачесанные назад темные волосы блестели. Он был одет в футболку, да такую тесную, словно она была ему на пару размеров мала, а мобильник, как всегда, висел у него на ремне, прямо как пистолет у ковбоев в папиных любимых вестернах.
Мама переоделась, и теперь на ней был красный домашний костюм, который я подарила ей на последний день рождения. Сейчас я даже пожалела, что выбрала этот цвет: красный маме невероятно идет, а теперь, с косичками, она кажется ужасно молодой, точь-в-точь солистка какой-нибудь девчачьей группы. Эх, надо было другой цвет брать. Желтый, например. Цыплята редко нравятся мужчинам.
– Какие книги ты взяла? – спросила мама, наливая мне колы.
– Каждый год в мире выпивают столько же кока-колы, сколько воды проходит через Ниагарский водопад за три часа, – сказала я.
Мама покачала головой.
– Ужинать приятнее всего в тишине, – изрек Дурмот-Дурмот-Дурмот, положив на тарелку самый большой кусок пиццы.
– Я взяла, например, книжку, где перечисляются различные факты. Вы вот знали, что коровы пукают по шестнадцать раз в день, а навоза от них бывает почти тридцать килограммов? – спросила я.
– Астрид! – возмутилась мама. – За едой о таком не говорят.
– Если один человек будет пукать без остановки шесть лет и девять месяцев, этого газа будет достаточно, чтобы сделать атомную бомбу, – не унималась я.
– Господи, – скривился Дурмот-Дурмот-Дурмот, – и как только тебе не надоедает все время болтать?
– Турмод и Астрид, замолчите немедленно. Оба! – скомандовала мама, словно обращаясь к двум детям.
– Язык – самая сильная мышца во всем теле. И, кстати, сердце – тоже всего лишь мышца, но уж это-то вы знали. – Я взяла два куска пиццы, стакан и встала из-за стола.
– Я не разрешаю тебе вставать из-за стола… – начала было мама, но я уже поднялась по лестнице и заперлась у себя в комнате.
Поев, я достала новые легкие спальные мешки, которыми мы с мамой и папой так и не успели воспользоваться. Под кроватью лежал мой домашний костюм и мамина пижама. Вся папина одежда перекочевала в его новый дом в Скугли, поэтому вместо пижамы для него я положила в рюкзак старую фланелевую рубашку, которую иногда нюхаю по вечерам. Следом за одеждой в рюкзак отправилась горелка. Правда, потом я вспомнила про клещи, и мне пришлось всё вытаскивать и укладывать заново. Клещи я положила сверху, поближе к спине, а другие вещи распихала рядом. Я приподняла рюкзак. Да, тяжеленький получился, но я справлюсь, хотя бегать с ним будет сложновато. Вытащив мобильник, я позвонила бабушке, а услышав в трубке ее голос, сразу перешла к главному.
– Бабушка, я знаю, что с моей стороны это наглость, но ведь ты все равно собиралась подарить мне на день рождения деньги, да? Так вот – нельзя ли мне получить их уже сейчас, вроде как авансом? Я тут маме с папой хочу сделать сюрприз, но деньги мне нужны уже завтра, – выпалила я. Хорошо, что бабушка еще к Рождеству оформила мне банковскую карточку, хотя я пока несовершеннолетняя. Но папа всегда говорил, что если бы во время Второй мировой войны бабушка воевала на стороне нацистов, то сегодня в Норвегии говорили бы по-немецки.
– Твоя бабушка всегда добивается своего, – говорит он и крестится. Но тут папа ошибается. Бабушка, совсем как я, была против того, чтобы папа с мамой разводились.
Перед сном я простояла на голове целых пятнадцать минут, а потом нарисовала диаграмму. Папа всегда, сколько я его помню, работал в Центральном бюро статистических исследований, и по его словам, чтобы понять мир, надо написать подходящую формулу. Понимать мир мне не требуется, но я должна четко представлять, что буду делать завтра. И у меня есть всего полчаса, в течение которых ошибаться никак нельзя. Чтобы добраться до Чертова острова, надо сесть на поезд и сообщить об этом эсэмэской маме с папой, но сделать это надо уже после того, как они выдвинутся в сторону Швеции. И самое главное сейчас – вывести из строя мобильники Пони и Дурмот-Дурмот-Дурмота, чтобы мои родители не смогли никому сообщить о том, куда едут.