Читать книгу Смуглая чайка. Рассказ, повести - Левон Адян - Страница 3

Второй день, как Арпине услышала о том, что Он приехал. И сейчас, когда до ее слуха дошел слабый рокот машины, она медленно, словно в предчувствии чего-то плохого, подняла голову, посмотрела на дорогу. Поднимая легкую пыль, проехала машина Арташеса… Арташес сидел гордый и самоуверенный, с поднятой головой, правая рука на руле, левая – навстречу ветру…

Проехал Арташес, оставив на дороге лишь облако пыли, которое, постепенно растаяв, легко и медленно село на зеленую обочину дороги, и больше ничего не осталось от недавней пыли, похожей на далекий туман…

Была любовь – сильная и нежная, сладкая, томная, но она постепенно прошла. Потом любовь была и не была, потом вообще не стало. Почему прошла, почему ничего не осталось? И самая большая потеря в том, думала Арпине, это когда что-то умирает в тебе, что-то очень дорогое и родное, что жило в тебе и помогало жить. И когда Арпине услышала вдруг, что Арташес приехал в село, сердце ее вмиг словно остановилось, трудно стало дышать, показалось, что внутри что-то оборвалось, лицо запылало. Ей показалось, что женщины сейчас заметят это и бог весть что подумают.

Она торопливо наклонилась и продолжила сажать рассаду.

Значит, любовь есть, осталась, как затаившийся в золе уголек и теперь снова затлела… Жаль, очень жаль, что нельзя остановить время и повернуть его вспять, чтобы исправить свою ошибку. Значит, остается только смириться с судьбой и жить красивыми воспоминаниями из прошлого, которые поистине согревают твою душу, наполняют сердце радостью, но в то же время безжалостно обжигают тебя изнутри…

– Мам, видела машину? – спросил прибежавший со стороны дороги старший сын. – Белая, будто обдана молоком, видела, мам?

Арпине не обратила внимания на сказанное сыном. Она начала сосредоточенно доить корову, и струи молока, как солнечные лучи, плясали и подскакивали в ведре, молоко поднималось, пенилось, пенка лопалась. Арпине и доила, и непрерывно думала об Арташесе, который более десяти лет в деревню не приезжал, а теперь каждый год должен приезжать. Говорят, приехал восстановить дедовский дом, и после этого каждое лето будет приезжать вместе с семьей на отдых в отчий дом.

И во время дойки, и когда надоенное молоко несла домой, а оно, парное, шипело в ведре, Арпине продолжала думать об Арташесе. Пыталась не думать, не получалось, не могла забыть его. А когда заксрипела калитка и Мукел, с большим носом, дородный и мрачный, с вязанкой хвороста за спиной, вошел во двор, холодная дрожь пробежала по телу Арпине. Ей почему-то показалось, что Мукел сейчас все поймет, догадается о том, что происходит в душе жены, и как-то испугалась…

Мукел с треском сбросил с плеча тяжелую вязанку хвороста, от которой правое плечо будто поднялось, немного выпрямился, после чего заметил жену.

– Корову подоила? – спросил он безразличным и суровым тоном.

– Да, – тихо произнесла Арпине.

Мукел не заметил, что голос жены как-то изменился. А Арпине, облегченно вздохнув, что муж ничего не заметил, собрала в кучу нарубленные сыном сухие ветки и начала разжигать огонь.

– Ты только сейчас собралась заняться обедом? – чуть позже и немного недовольно спросил Мукел, садясь на каменные ступеньки и закручивая папиросу.

– Но я только пришла, – покорно ответила Арпине. – Принесли много рассады, поздно закончили.

– А где теленок?

– Завела в хлев. Был привязан у ограды. Вдоволь пощипал травы.

Мукел медленными, уставшими движениями закручивал папиросу. Чуть позже, когда Арпине приготовила молочный суп и они, сидя на веранде, безмолвно ели, старший сын, который в этом году должен был пойти в первый класс, вдруг мечтательно, с воодушевлением произнес:

– Сегодня я увидел новую «Волгу», словно облитую молоком, белую-белую. Когда я вырасту, куплю себе такую.

Арпине будто за руку кто-то поймал за преступлением, ложка в руке задрожала в воздухе, однако незаметно опустилась в тарелку… Но Мукел не заметил. Или сделал вид, что не заметил. Взбешенный от ревности, он несколько раз выходил из себя. Толстогубый, с мохнатыми густыми бровями, широкими ноздрями, с выступающим кадыком, он осатанело посмотрел на жену, хриплым голосом спросил:

– Что за машина?

– Не знаю, – тихим голосом, притворяясь равнодушной, сказала жена, – не видела.

– Видела, я показал, видела, – скороговоркой протараторил сын. – Не видела, мама?.. Я Нанарик тоже показал.

– Ешь свой обед, – сердито сказала мать.

Тихо, безмолвно съели молочный суп.

– Машина Арташеса, – помолчав, сказал Мукел. – Он был Арташ, я – Микаел, сейчас он Арташес, я – Мукел. – Слова медленно, будто лениво, сыпались из-под пожелтевшей от папирос бороды. – В школе сидели за одной партой, контрольные у меня списывал, поехал, стал человеком, потому что за его спиной был хозяин. А я остался пастухом и заготовщиком сена. – Мукел глубоко вздохнул, отодвинул тарелку в сторону и сказал: – Говорят, за деньги людей принимает в институт, – и добавил, судорожно натягивая мышцу щеки: – Зарежу, если услышу, что словом молвилась с ним.

– Мукел, – испуганно одернула мужа Арпине, мельком взглянув на детей.

Дети втроем сидели вокруг стола и с удивлением смотрели то на отца, то на мать. Муж не обратил внимания на тревогу жены.

– Чая нет? – чуть позже спросил он.

– Есть, – тихо ответила Арпине и пошла за чаем.

Чайник был во дворе, на очаге. А на улице было уже темно, и из темноты Арпине смотрела на мужа, сидевшего с понурой головой под тусклым светом лампы на веранде, и сердце ее затрепетало от понимания несостоятельности ее жизни. И самое ужасное, что жизнь ей преподнесла тысяча одну причину, чтобы плакать, и никакой возможности – посмеяться от души. Она долго смотрела, будто впервые видела мужа, с горечью думая о том, что она его никогда не любила.

Выходит, она любила всего один раз – в первый и последний раз. Но почему и как она жила, если не любила? И кто, кто может понять, какие это муки, страдания – жить с нелюбимым человеком?.. Она долго думала над этим и не могла понять, зачем вышла замуж за него…

Наливая чай в стакан мужа, Арпине заметила, что от него несет свежескошенной травой. Этот запах буквально душил ее, когда они выключили свет и легли в постель… Мукел был небрит, жесткие волосы кололи лицо Арпине, а запах сена был невиносимо тяжелым. Арпине закрыла глаза, и Мукел не понимал, зачем. Все тело жены, с ног до головы, дрожало, и Мукел не понимал, почему.

Арпине старалась отогнать от себя каждую мысль и воспоминание, связанное с Арташесом, но это ей не удавалось.

– Может, у тебя болит голова? – спросил, наконец, Мукел, сидя в постели и зажигая папиросу. – Может, живот болит? Хочешь, пойду позову врача? Вон жена нашего Вагинака дома, медицинское училище окончила в Степанакерте…

Но Арпине мотала головой (не хочу!), кусала пальцы (не хочу!), глухо всхлипывала (не хочу!), крепче обнимала подушку, и Мукел, сидя в постели, растерянно смотрел на жену и ничего не мог понять…

Женщины сидели в тени грушевого дерева, когда пришла Арпине, держа Нанар за руку. Будто ждали ее появления. Они поднялись, взяли свежую рассаду и пошли на поле. Узелок с едой – пучок зелени, два куска хлеба, бутылка сладкого чая, кусок сыра и пара вареных картофелин – Арпине привязала к дереву, наказала Нанар сидеть пока в его тени и пошла за всеми. Арпине шла между грядками и опять думала об Арташесе: «Зачем ты приехал? Почему сбежал тогда?..»

…Она перешла в десятый класс, было лето, июль, с подружками собирали траву выше Бахчута, на поляне Ивана, когда в первый раз увидела Арташеса… Стройный был парень, высокого роста, с большими голубыми глазами и русыми волосами, с чубом, спускающимся на лоб. Он вышел из леса, закинув ружье на плечо, как палку пастуха…

Арпине знала о нем, он из нижних дворов села, даже говорили, что до восьмого класса учился здесь, в деревне. Арташес подошел, поздоровался. «Я хочу пить, – сказал он, с высокомерной улыбкой глядя на девочек, – не найдется ли у вас воды?»

Да, так и было, стройный парень высокого роста, с большими голубыми глазами и с русым чубом на лбу… Своей непринужденной улыбкой он покорил Арпине, и Арпине сразу вскочила с места: «Я пойду, принесу». Взяла кувшинчик, потеряв голову, побежала по тропинке, ведущей к роднику, не обращая внимания даже на то, что девушки прыснули ей вслед… После этого Арташес часто приходил на поле, подружился с девушками…

И по ночам Арпине не спалось, рано утром шла на поле, больше всех трудилась и словно не уставала. На этом поле траву уже собрали, должны были перейти на другое место, когда пришел Арташес… Опять с ружьем на плече и немного вспотевший. «Завтра, наверное, уеду, – сказал Арташес. – Дипломную не написал еще, должен успеть». Арпине почувствовала слабость в коленях, сердце затрепетало в груди… «Как?.. Так рано? А я?» – неслышно прошептала она. Что теперь она должна делать без Арташеса?

Где-то вдали послышалась трель перепелки, и сердце Арпине сжалось, замерло… Ей казалось, что Арташес должен приходить каждый день, и она тайно должна смотреть на него и по ночам от счастья плакать. Как это?.. Неужели, все закончено?..

«Воды нет у вас? Я от жажды просто умираю». – «Арпине принесет, – засмеялись девушки. – Только Арпине знает, где находится родник». – «Нет, я сам, – улыбнулся Арташес своей обворожительной улыбкой. – Только покажите мне, как спуститься к роднику». – «Только Арпине знает место родника, – снова засмеялись девушки, – Арпине, иди, покажи».

Взволнованная и раскрасневшаяся Арпине, не моргая, смотрела на Арташеса. «Пойдем, покажу, – наконец, сумела произнести она, – это не так далеко…» Легко и красиво, как лань, Арпине грациозно шла впереди. Зашли в лес, где деревья тянулись в небо, качались, касаясь небесной лазури, в унисон переливались соловьи и жаворонки, где-то в глубине леса, прерываясь, куковала кукушка. В лесу пахло сыростью. Пройдя мимо высоченных буковых деревьев и замшелых огромных изумрудных камней, они прошли еще немного вперед, и внизу показался уже Аракеланц родник.

Арпине остановилась, повернулась к Арташесу. «Отсюда прямо спустись вниз, – сказала она, – там есть два высоких близнеца-карагача, под этими карагачами родник». Арташес пристально смотрел на нее и улыбался своей обаятельной улыбкой. Арпине не смогла выдержать его взгляда, быстро отвела глаза, невнятно произнесла повторно: «Под близнецами-карагачами находится родник».

Неожиданно Арташес взял Арпине за руку, слегка притянул ее к себе, улыбаясь и чуть изменив голос, сказал: «Неужели ты подумала, что я не знаю, где находится родник? Знал, Арпине. И так же знал, что именно ты пойдешь показывать мне место… Потому что с самого первого дня ты мне очень понравилась». Не убирая руки из крепкой ладони Арташеса, Арпине подняла голову и глазами, полными слез, посмотрела на него. Боже мой, промелькнуло в мыслях у Арпине, как долго она мечтала о том, чтобы стоять вот так, с Арташесом, рука в руке и смотреть в его очаровательные глаза. Арташес притянул Арпине еще ближе: «Ты хочешь, чтоб я тебя поцеловал», – глядя на ее пламенные губы, твердо сказал Арташес тем же изменившимся голосом. Это, конечно, не было вопросом, Арпине это почувствовала, ответ не заставил себя ждать.

«Хочу», – будто не сама Арпине, а вместо нее так решительно подтвердил кто-то другой, потому что она в этот момент ни в чем не была уверена. Она невольно прижалась к Арташесу и мгновенно почувствовала крепкое слияние его чувственного рта с ее губами. И все-все это – запах сырости прохладного густого леса, слабое покачивание деревьев высоко в небе, переливчатое пенье разных птиц и тоскливый зов кукушки в глубине леса, горящий рот Арташеса на ее пламенных губах… – все это казалось Арпине не явью, а сном.

«Ну, я пошла, – приходя в себя, прошептала Арпине, – девушки бог весть о чем подумают…» – «Пусть думают, – задыхаясь от волнения, сказал Арташес. – О чем подумают? Скажи, о чем подумают?» И Арташес все сильнее и сильнее прижимал к своей груди Арпине, исступленно целуя глаза, щеки, снова и снова губы, шею, грудь Арпине. Арпине вначале с удивлением, потом испуганно посмотрела на него… Она словно хотела высвободиться из его сильных рук, но в то же время и не хотела.

«О чем должны подумать? – будто в лихорадке шептал Арташес. – Ну что должны сказать?» – «Не знаю…» Арпине действительно иногда испуганно смотрела на Арташеса, хотела высвободиться из объятий, но не могла, потому что приятное дыхание Арташеса очаровало ее, и Арпине, прислонившись спиной к стволу бука и не в состоянии сопротивляться сумасшедшей пучине страсти, медленно сползла вниз…

Что потом происходило, Арпине не воспринимала, она спиной ощущала землю, мягкую, холодную прошлогоднюю листву, Арташес прижимал ее к своей груди, а она, освобождая рот от его ненасытных губ, время от времени возбужденно шептала: «А если не женишься, Арташес… А если вдруг не женишься на мне… Если я забеременею…» Арташес спешно, поцелуями, перекрывающими ее дыхание, обратно закрывал ее рот. «Я люблю тебя, – самозабвенно произносил Арташес. – Я безумно люблю тебя, Арпине… Я увезу тебя в город, выучишься, я тебя здесь не оставлю…»

Арпине сажала на грядках саженцы томатов. «Сейчас зачем приехал? – говорила сама себе Арпине. – Зачем приехал?»

– Арпен, ахчи, чего ты сегодня грустная? – сказала Ерсик, соседка.

– Я не грустная, – слабо улыбнулась Арпине, – просто нет настроения.

– Наверное, не спала, – засмеялась Нушик. – Мукел сегодня на ферме был или домой пришел?

– Домой пришел, – выпрямляясь, устало сказала Арпине, – а что?

– Ну, ясно, – снова засмеялась Нушик. – Не дал бедной спать.

Женщины засмеялись, и тут из деревни показалась машина… Поднимая легкую пыль, подъезжала машина Арташеса. Сердце Арпине забилось часто, а губы высохли и задрожали. Она еле держалась на ногах… Машина остановилась недалеко от них на обочине дороги. Арташес вышел из машины… Не изменился, как будто прежний Арташес, изящный, стройный, только виски поседели и, как прежде, запутанные волосы небрежно спадали на лоб.

– Здравствуйте, – Арташес улыбнулся всем и прошел вперед. – Как вы?

– Хорошо, – ответили с разных сторон. – Ты как? Как ваши?

– Ничего, – улыбнувшись, повел плечами Арташес. – Хорошо.

Арпине казалось, что сейчас Арташес подойдет к ней и пожмет ей руку. Подойдет, и она пристально посмотрит в его глаза и спросит, почему обманул тогда, много лет назад, почему не пришел… больше не пришел?

– Столько лет не приезжаешь, – сказала Ерсик, – ты не скучаешь по деревне?

– Времени не бывает, – Арташес улыбнулся Ерсик, – я решил впредь каждое лето приезжать… Хочу отремонтировать дедовский дом…

– Молодец, правильно решил, – со всех сторон похвалили его женщины. – Земля – вещь сладкая, тянет к себе. А как же! Родную землю забыть невозможно.

– Я поговорил с мастерами, летом будущего года будет готово.

– Ты не женился? – хитро улыбнулась Ерсик.

– Женился, – кивнул головой Арташес и только теперь заметил дочку Арпине.

– Тебя как зовут? – улыбнулся Арташес, достал из кармана конфеты в разноцветных бумажках и протянул ей: – Возьми.

Нанар отошла, спиной прижалась к коленям матери, вопросительно посмотрела на нее: «Взять?» И Арташес улыбнулся Арпине своей прежней лучистой улыбкой. Так, как улыбнулся Ерсик, как улыбнулся Нанар. «Ты забыл, – еле сдерживая слезы, с горечью сказала сама себе Арпине. – Обо всем позабыл…»

– Возьми, – насколько возможно сдержанно сказала Арпине, и Нанар, стесняясь, пугливо протянула руку.

Арташес положил шоколад в ее маленькую ладонь. Происходило как будто что-то необычное, женщины встали и смотрели. Арташес ласково ущипнул за щеку Нанар, почтительно попрощался со всеми, потом демонстративно очень гордой походкой пошел к машине…

Арпине осталась стоять на грядке томатов с грязной палкой в руке… Слезы уже беспрепятственно текли по щекам, но женщины не видели, потому что они зачарованно смотрели на Арташеса, на его белую, как молоко, «Волгу» и завидовали его жене, которая, говорили, была дочерью какого-то профессора, ходила с крашеными глазами и волосами.

Арташес завел машину, машина слабо зарокотала и поехала по дороге через открытое поле. Пыль поднялась над дорогой, как облако. Женщины стояли и смотрели, пока машина не скрылась за последним поворотом, пока на дороге за последним поворотом на миг не поднялась синяя пыль, а затем осела.

Сердце Арпине защемило… Она села посреди поля томатов с грязной палкой и рассадой в грязных руках и зарыдала. Женщины прибежали к ней, сгрудились: «Что случилось, ахчи?» – «Она ведь была не в духе». – «Арпен, ахчи, Арпен, что с тобой случилось?» – «Может, Мукел побил тебя, ахчи?»

А Арпине сидела на грядке с рассадой и грязной палкой в руках, обессиленная, опустошенная, и плакала…

===================