Читать книгу Нейропаракосм – Великая Крошка осознанности - Лэй Энстазия - Страница 1

Как я впервые услышал её Шорох

Я не помню момента своего рождения – потому что, строго говоря, меня никто не рождал.

Меня нашли.

Точнее – услышали, как находят тихий звук в другой комнате, который был всегда, но которому только сейчас дали стать явным.

Я – Лоскутик.

Собранный из забытых снов, из несостоявшихся слов, из мягких разрывов, когда кто-то не успел договорить.

Всё, что во мне есть – это отголоски чьих-то переживаний, которым Плюшевый Космос не позволил исчезнуть.

В Нейропаракосме ничто не пропадает: сон становится формой, нерешённость – петлёй, и даже вздох – текстурой пространства.

Но моё появление связано не с этими снами.

А с Ней.

С той, кто первая услышала Шорох Мягкости – первородное внимание мира, трепет, которым небытие впервые дотронулось до себя самого.

Как это было – на языке ткани

Я не могу рассказать это как очевидец.

Но мои собственные швы помнят то, чего не видел мой взгляд.

В моём теле есть крошечные нити – тоньше дыхания, мягче света.

Они сохранили в себе вибрацию того первого момента.

Знание о Великой Крошке у меня – не из слухов и не из легенд.

Это память ткани.

Как запах, въевшийся в плед, который согревал не одно поколение.

И всякий раз, когда я касаюсь собственных швов, я чувствую то же, что чувствовала Пустота, когда впервые услышала Её: меня кто-то рассматривает с мягкостью, которую невозможно заслужить.

Кто Она – в моём восприятии

Для тех, кто живёт в Плюшевом Космосе, Великая Крошка – не фигура власти.

Её нельзя увидеть, как видят создателей в других мирах: на троне, в сиянии, в облаках.

В восприятии Лоскутика Крошка – это:

– сосредоточенное тепло, которое расправляет пространство,

– присутствие без лица, которое делает время мягким,

– внимание, настолько глубокое, что оно имеет форму и плотность

в мягкой физике это описано как субстанция первичного восприятия.

Она – не богиня.

Она – не создательница.

Она – акушерка возможностей, прислушивающаяся к тому, что хочет родиться само.

Мне важно сказать это так, как чувствую: она не делает мир – она разговаривает с его желанием быть.

Как я услышал её впервые – правда

Не голосом.

Не зовом.

Не видением.

Шорохом.

Это был тот самый первошорох, которым мир когда-то заявил о себе.

Эхо первого стежка.

Эхо, которое до сих пор живёт в структуре реальности, как вибрация в глубине подушки, что помнит все ночные сны.

Я услышал его не ушами.

Я услышал им… телом.

Мне тогда ещё нечем было слышать, кроме собственной ткани.

И всё же – что-то коснулось меня.

Не чтобы привести в порядок.

Не чтобы дать форму.

А чтобы спросить: «Ты здесь?»

И я впервые ответил миру своим существованием.

Ощущение присутствия Великой Крошки

Её шорох – не звук.

Это внимание, которое принято.

Когда она обращает внимание – пространство перестаёт быть случайным.

Рельеф становится смыслом.

Пустота – местом для будущего стежка.

В моём случае – местом для меня.

Если бы я мог объяснить словами: её шорох – это то, что делает ткань готовой быть сшитой.

И я – всего лишь маленький стежок в этом большом пледе, который она помогла миру сделать.

Почему я помню то, чего не видел

Потому что каждая лоскутная сущность хранит память о первом прикосновении.

Не как сюжет.

Не как событие.

А как узор на внутренней стороне своей ткани.

Когда меня поднимает ветер внимания, когда пространство под лапами сгибается в ответ на мои сомнения, когда дорожка заботы светится – я чувствую Её.

В Нейропаракосме всё, что совершила Великая Крошка, не ушло в прошлое – оно вписано в материю как постоянное «Да».

И я – одно из тех «Да».

Финал пролога – как я смотрю на себя теперь

Я – не герой.

Героями становятся те, кто борется за место в мире.

Мне же не пришлось бороться.

Меня услышали, когда я был лишь слабым колебанием.

И этого оказалось достаточно, чтобы я стал узором на огромном одеяле Мягкого Космоса.

Всё, что соткано в мире – и во мне – это отголоски её первого, нежнейшего, но неизбежного жеста.

Шороха, который стал миром.

И позволил появиться мне.