Читать книгу Ты меня (не) купишь - Лея Кейн - Страница 7

Глава 6. Роман

Оглавление

– Проклятый Роман Чеховской, – докладывает Фаза с раннего утра.

– Что, прям так и сказала? Проклятый? – Я вхожу в обеденный зал, где за накрытым столом уже завтракают Лучиана и Артур. Не знаю, кто из них кислее. Племянница едва ли не зеленая. Пацан носом в тарелку клюет.

– Ты ей что ответил? – спрашиваю у Фазы и сажусь за стол.

Кухарка подает мне завтрак.

– Я счел правильным не реагировать, – отвечает он, оставшись у дверей. – Свидетелей было много.

Бабка Себа меня вовек не простит. Винит в том, что единственного внука в коварные бандитские сети затянул, где он богу душу и отдал. Или скорее – черту. Не суть. Старуха одиннадцать лет меня преследует, требует выдать имя того, кто остановил сердце Себа. И невдомек ей, что тот самый монстр перед ней. Когда-то еще сопляком его пышные пироги с молоком уплетал после школы, а годы спустя пустил пулю в башку ее внука. Так и началась моя кровавая карьера. Не с убийства врага или жалкого таракана, а с убийства лучшего друга.

– Пора ее убрать, – говорю я.

– Ей восемьдесят восемь, босс, – осекает меня Фаза. – Она сама скоро преставится. А нам ее публичные выступления могут на руку сыграть. Упечем ее в ту же психушку, где ваша сестра. Доктор интервью даст, что старуха не в себе. Заодно упомянет вас, как спонсора ее лечения. А потом и ваше обращение снимем, в сеть запустим. Мол, вот Роман Алексеевич Чеховской мимо несчастной не прошел, руку помощи протянул. Народ – стадо. Сожрет.

– Делай, – отдаю я распоряжение.

Лучиана закатывает глаза, тяжело вздохнув:

– Вы можете хотя бы не при нас такое обсуждать?

– Обсуждать что?

– Цену жизни.

– Ты лучше слушай и всасывай, – наказываю я. – Радуйся, что являешься членом нашей семьи. Не приходится ни в фастфуде круглыми сутками вкалывать, ни в эскорте блядью служить. Ты паршивой жизни не нюхала. Не вороти нос и будь прилежной девочкой.

– Мама не воротила нос. И где она теперь?

– Хочешь там же закончить? Или с перерезанным горлом в вонючей канаве? Ты не понимаешь, какими возможностями обладаешь. Воспринимаешь все, как должное. А этот пацан, – я киваю на Фазу, – из такого дерьма вылез…

– И в такое же дерьмо превратился, – фыркает Лучиана, покосившись на Фазу и снова посмотрев на меня. – Вы же нелюди. Оба. Один ужаснее другого.

– Да, радугой не какаем. Может, поэтому у тебя серьги с бриллиантами в ушах и лобстер на завтрак. Следи за языком.

– Ох, простите, господин Чеховской. Виновата. Исправлюсь.

Ехидничает, конечно, но пусть лучше так, чем продолжает свою линию гнуть. Слишком многое позволять себе стала.

Я киваю Фазе, чтобы ждал в машине, и дальнейший завтрак проходит в гипнотической тишине. Артур едва ли не засыпает, а Лучиана с отвращением продолжает ковыряться в своей тарелке. Похоже, у девчонки месячные: оттого ни настроения, ни аппетита.

– Все, собирайтесь, – велю я, вставая из-за стола. – И пошевеливайтесь, у меня дел невпроворот.

Что мне нравится в своих племянниках – так это их покорность мне. Они могут ворчать, психовать, обвинять меня во всех смертных грехах, но никогда не ослушаются.

Ждать их не приходится. Когда я выхожу из дома, они уже сидят на заднем сиденье машины. Я закидываю к ним свой кейс и велю Фазе трогать.

– Арти, ты не забыл о нашем вчерашнем разговоре? – спрашиваю у пацана по дороге.

– Все сделаю на высшем уровне, босс, – утвердительно отвечает он.

– Что это еще за «босс»? – возмущается Лучиана.

– Ему нравится. Пусть называет, – отвечаю я.

– Я не только об Арти. Все твои люди по-прежнему обращаются к тебе «Чех». Сами друг друга кличками называют, как в псарне. Я думала, мы отошли от этого, и наша семья теперь законопослушная.

– Ты не с той ноги встала, что ли? Не порти мне настроение. – Я грозно смотрю в зеркало заднего вида, и племянница замолкает. Отворачивается в окно, поджав губы.

До школы мы доезжаем молча. А там я пересаживаюсь на место Артура и все-таки начинаю этот разговор. Лучиана уже не первый день нервная. Пусть у меня почти не остается времени на семью, но они напрасно думают, что я слепой.

– Что случилось? – спрашиваю как можно мягче. – Тебе не нравится универ? Поток? К тебе кто-то пристает?

– Все пристают, – резко отвечает она, посмотрев мне в глаза. – Да! Все! А ты думал, будет иначе? – И тут ее прорывает на ядовитую честность: – Знаешь, за восемнадцать лет своей жизни я поняла, что каждый предыдущий ее период был лучше и счастливее. В детстве я ненавидела свою жизнь. Меня раздражало, что мы переезжаем с места на место: Рим, Милан, Сицилия. Я только привыкала, а папа перевозил нас. Снова и снова. Когда мне исполнилось семь, его убили. Мама со спокойной душой оставила меня у бабушки с дедушкой и рванула на родину, в Россию, личную жизнь с новым мужем устраивать. И следующие семь лет я ненавидела свою жизнь, считая себя сиротой. Бабушка и дедушка никогда меня не обижали, но и не могли заменить родителей. Я запрыгала от счастья, когда мама забрала меня. Но вскоре узнала, что сделала она это из-за Артура. Подросшему сыну было скучно в одиночестве, вот она и вспомнила, что где-то в Италии болтается дочь. Три следующих года я чувствовала себя вещью. Мама будто играла мной, пользовалась. И вот ее не стало. Я думала, теперь все наладится, потому что ты, вопреки закрепившейся за тобой репутации, всегда любил нас с Арти по-настоящему. Мне кажется, никто никогда не относился к нам так, как ты. Я много раз в своих молитвах благодарила бога за тебя. Я в тебе нашла отца, которого рано потеряла. Но сейчас… То, что ты делаешь… – В ее карих глазах появляются слезы. – У меня совсем нет друзей, Ром. Я просто боюсь их заводить. Боюсь потом потерять и разочароваться.

Больно слышать все это. Мне действительно всегда было жаль их с Артуром, но я никогда не задавался прямым вопросом, устраивает ли их то, что я даю. Мне казалось, этого вполне достаточно для счастья.

– Я думал, мы договорились. Год-два. Как только стану мэром – езжай, куда захочешь. Если же тебе не хватает тех тусовок, которыми живет молодежь, только скажи. Мой клуб всегда открыт. Собери друзей, я устрою вам вечеринку.

Лучиана горько усмехается.

– Твой клуб. Ну а как же. Тотальный контроль.

– Да, тотальный контроль, – не отрицаю я. – Вот исполнится тебе двадцать один, гуляй. А сейчас ты ребенок. Мой ребенок. Я несу за тебя ответственность.

– Это не ответственность, Ром. Это господство. Ты не даешь мне шагу ступить без разрешения. Думаешь, я не знаю, что ты отслеживаешь мой телефон?

– Отслеживаю. Что в этом плохого? Ты молодая, красивая. Уж кому, как не мне, знать, с какими пошлыми мыслями парни тебя взглядом облизывают. Хочешь быть по кругу пущенной?

– А если вдруг появится тот, кому я по-настоящему понравлюсь?

Я напрягаюсь. Сердце начинает пропускать удары.

– Кто? – цежу сквозь зубы. – Ноги переломаю, яйца вырву и сожрать заставлю.

– О-о-о… Это, наверное, по-политически, – протягивает Лучиана и опять отворачивается. – Успокойся. Я в принципе это сказала.

– Учти, Лучик! – Я хватаю ее за руку и крепко сжимаю пальцы, вынуждая девчонку обернуться. – Если тебе понравился какой-то прыщавый ботан или напыщенный качок, это не значит, что и ты ему нравишься. Не подводи меня, пожалуйста.

– Вот об этом я и говорю. Тебе плевать, что хорошо для меня. Ты думаешь лишь о том, что хорошо для тебя. Артуру ты позволяешь все, хотя ему всего семь…

– Вот именно! – рявкаю я, закипая. – Ему уже семь, а тебе всего восемнадцать. Улавливаешь разницу, что он пацан, а ты девчонка? У него нет смазливой мордашки, сладкой попки и сисек! Или ты хочешь превратиться в шлюху, подобную моей Кристине? Чтобы тебя тупо еб во все щели за цацки какой-то гондон? Я тебя предупреждал, Лучик, никаких парней. Иначе тебя на цепь посажу, а того пидараса на щепки разнесу.

Фаза тормозит на парковке универа, и я разжимаю пальцы.

– Хорошего дня, Лучик, – желаю с полуулыбкой.

Ничего мне не ответив, она берет сумку, выходит и хлопает дверью. Мы стоим до тех пор, пока она не входит в здание, и только тогда я велю трогать.

– Ты замечал за ней что-нибудь необычное? – спрашиваю у Фазы.

– Смотря о чем вы, босс.

– Год назад у девчонки была депрессия. Она баловалась кое-какими запрещенными препаратами. Сейчас опять бзик. Ты приглядывай за ней.

– Всегда приглядываю, – спокойно отвечает Фаза.

– Более бдительно приглядывай. Обо всем подозрительном сразу мне докладывай.

– Добро на «жучок» даете? В сумку подкину, послушаю, чем в универе дышит?

– Делай, – киваю я, доверяя его нюху.

Не успеваю отвлечься от племянницы, как звонит мобильник. Достаю его из кармана, не глядя на номер, и подношу к уху.

– Да! – отвечаю слишком резко.

– Роман Алексеевич, – доносится до меня самый прекрасный голосок в мире, и в груди сразу становится тепло. – Это Дарья Николаевна.

– Доброе утро. Дарья. Николаевна, – отвечаю уже нежнее и не тая улыбки.

– Не знаю, для кого оно доброе, но у меня для вас неприятная новость. Артур только что разбил окно в школьном туалете.

– Что?! – повышаю я голос, но дурацкую улыбку с лица стереть не могу. – Вот гаденыш. Ну я ему устрою.

Повисает пауза, и я представляю, как Бабочка морщит нос, не веря ни единому моему слову.

– Я вынуждена писать жалобу на имя директора. И вам придется подъехать в школу.

– Обязательно. Сегодня же подъеду. Как только решу менее важные дела.

В очередной паузе я буквально слышу ее мысли: «Вот козел!»

– Уж постарайтесь, – отвечает она и отключается.

– В школу? – спрашивает Фаза, глазами стрельнув в зеркало заднего вида.

– Нет-нет. Ни в коем случае. Должна же она понервничать в ожидании меня, повздрагивать от каждого постороннего стука. Заедем в школу ближе к вечеру. К тому времени Бабочку из равновесия проще вывести будет.

– А сейчас куда?

– Давай-ка к Городецкому заглянем.

Фаза живо отыскивает адрес клуба, где машет кулаками муженек моей Бабочки, и привозит меня туда самым кратчайшим путем.

– Выглядит тоскливо, – оцениваю я вид серого крыльца с выцветшим баннером.

– Я когда-то вообще в подвале занимался, – пожимает плечами Фаза. – Главное – мастерство тренера.

– Нет, главное – не оставить ни единого выхода Бабочке. Вылезай. Познакомимся с господином Городецким.

Внутри клуб тоже не особо радует: пошарпанные стены, затертый пол, потрепанный инвентарь. Воняет, само собой, потом и грязными носками. Артур явно будет не в восторге.

Городецкого невозможно не заметить. Он здесь самый здоровый. Заполняет собой едва ли не треть октагона, что в самом центре зала. Машет руками между двумя борющимися подростками, ловко переступая с ноги на ногу.

Фаза присвистывает, слабо демонстрируя свой интерес. Надо же, хоть что-то в этой жизни вызывает у него эмоции! Вот и отлично – значит, он будет малого на бокс возить. Заодно сам кулаки почешет, а то от безделья чахнет. Скучно ему законной хренью заниматься.

– Ты только глянь, – вздыхаю я, осматриваясь, – годы упорных тренировок, победы в единоборствах, выполнение установленного федерацией сраного диапазона нормативов. И ради чего?

– Моральное удовлетворение. Повод гордиться собой.

– Ага, и подтереться званием кандидата в мастера спорта.

Разумеется, мы не остаемся незамеченными. Сначала мальчишки отвлекаются от тренировок, потом и сам Городецкий. Вряд ли выражение его лица отражает приветливость. Будь у него шерсть – дыбом бы встала при моем появлении. И это он еще не знает истиной причины моего визита.

Сказав что-то пацанам, Городецкий перепрыгивает через канаты и неспешно приближается к нам. Его колючий хозяйский взгляд сразу дает понять, что ему плевать на мое положение. Это его клуб, и в нем все равны.

– Чем обязан? – спрашивает без приветствия, задрав подбородок, и я буквально слышу его немой вопрос: «Зачем братва пожаловала?»

Эта скотина выше и шире меня, но хрен я наложу в штаны. Он годами тренировался биться за награды, а я за жизнь. Так что кто из нас победитель – большой вопрос.

– Роман, – протягиваю ему ладонь. – Чеховской.

Представляться нет смысла: меня в городе каждая бродячая собака знает. Но не с ходу же Городецкому в челюсть въезжать. Рано еще.

– Степан, – отвечает он, все-таки пожав мне руку. – Хм… Сильная рука. Тренируетесь?

Это я еще вполсилы сдавил, дебил ты одноклеточный, про себя усмехаюсь я.

– Увлекался когда-то давно. Вот подумал, пора бы пацана своего в спорт отдать.

– Странно, что из всех клубов наш выбрали.

– Я еще не выбрал. – Обвожу стены взглядом, с улыбкой киваю выстроившимся в стороне парням. – Присматриваюсь, с тренерами общаюсь.

– Не проще ли вам персонального тренера своему бойцу нанять? – Степан бросает оценивающий взгляд на Фазу. – Финансы позволяют.

– Я же мужика воспитываю, а не неженку. Хватит того, что он и так избалован деньгами и вниманием. Пусть другую сторону жизни познает. Да и вам выгодно. Клубу спонсирование лишним не будет. – Я киваю на старый компьютер на столе в углу зала. – Министр спорта, смотрю, не очень щедр.

Городецкий скрещивает свои ручища на груди и качается с пятки на носок.

– Купить меня хотите?

– Обижаете, Степан. Я никого не покупаю, – скалюсь я, мысленно добавив: «Сами продаются». – Это Александр, – киваю на Фазу, и они с Городецким пожимают друг другу руки. – Привезет моего оболтуса. Посмотрите, что может, на что способен. А там решим. – Протягиваю громиле визитку. – Уверен, он вам понравится.

Городецкий не спешит соглашаться. Но тупой индюк даже не догадывается, что я опрометчивых шагов не делаю. Прекрасно знаю, как он на ринг вернуться хочет. После травмы дела совсем плохи. Торчит в этом вонючем клубе без малейшей надежды на просвет. А спонсирование, новые ученики, новые победы обеспечат привлечение внимания к его персоне. Он же, сука, не на Бабочке женат, а на своем боксе.

– Привозите. – Он берет визитку. – Ничего не гарантирую. Но если боец способный, возьмусь за него.

Ты меня (не) купишь

Подняться наверх