Читать книгу Рационализм против эмпиризма. Дарвиновская парадигма как угроза западной цивилизации - Лейла Хугаева - Страница 2

Принято считать, что рационалисты – это философы, которые отдают приоритет разуму, а эмпирики – это философы, предпочитающие разуму опыт, чувственные данные. Но поскольку ни те, ни другие не обходятся без разума и опыта, то рационализм и эмпиризм не только не противоречат друг другу, но дополняют друг друга, составляя, так сказать базис современной эпистемологии.

Это неправда. Рационалисты говорят о метафизике интеллекта, а не о каком-то расплывчатом разуме, который Дарвин, например, трактовал, как способность медведя подвинуть палкой хлеб. Такое неопределенное понятие разума ничего не говорит о разуме и может быть истолковано как угодно.

Рационалисты же, начиная с Пифагора и элеатов (Парменид, Ксенофан, Анаксагор) и Платона уже говорят о совершенно определенном разуме – о метафизике интеллекта. Это значит, что они понимают интеллект как два противоположных полюса: законы природы с одной стороны и мышление человека с другой стороны, как способность открывать и контролировать эти законы. Но оба полюса составляют части единого целого, единого интеллекта, составляющего «сущее» нашего космоса. Это и есть представление о разуме как о метафизике интеллекта.

Я поставила целью этой книги показать, что объективная реальность, познание человеком этой реальности и дух человека, как особая природная энергия, нерасторжимо связаны с метафизикой интеллекта и не могут без нее существовать. Что эмпиризм, преобладающий в современной западной науке, никоим образом не включает в себя и не предполагает рационализма в его истинном значении. Совершенно напротив, эмпиризм отрицает метафизику интеллекта, отрицает наличие неизменных законов природы, отрицает мышление человека как способность видеть и открывать эти законы природы. Именно поэтому, эмпиризм неизбежно отрицает и объективную реальность, а его теория познания это скептицизм, субъективизм или агностицизм.

Принято считать, что Аристотель это «разбавленный здравым смыслом Платон», но это обобщение философии Платона и Аристотеля также в корне неверно, как обобщение рационализма и эмпиризма как дополняющих друг друга теорий. Платон завершил становление пифагоровской метафизики интеллекта, Аристотель разрушил эту метафизику. Платон – апостол знания, объективной реальности и Духа, как активного интеллекта человека. Аристотель – апостол скептицизма, эмпиризма, софистики и человека, как разумного животного.

В этом же смысле Декарт противостоит Гоббсу, а их знаменитая переписка это классическая дуэль рационализма и эмпиризма. Руссо противостоит Вольтеру. Постольку поскольку Бэкон, Беркли и Локк понимали разум как метафизику интеллекта, их, безусловно, следует относить к видным представителям рационализма.

Знаменитая проблема индукции Юма не решена и не может быть решена в рамках эмпиризма, поскольку отрицание метафизики интеллекта означает отрицание объективной реальности: если нет законов природы, то нет и не может быть никакого познания, никакой истины, только интерпретация животными своей среды обитания. По той же причине не может быть объективной реальности и с точки зрения материализма Маркса, поставившего на место законов природы – самодвижение гегелевской диалектики.

Тот же антагонизм рационализма и эмпиризма в существе знаменитой полемики Эйнштейна и Бора. Будучи одним из выдающихся рационалистов нашего времени Эйнштейн настаивал на объективной реальности и неизменных законах природы, не принимая субъективистских интерпретаций эмпиризма Бора. Победа Бора была закономерным следствием общего поражения рационализма в современной парадигме западной науки. Речь не идет, конечно, о квантовой механике, только о выводах для эпистемологии. Эйнштейн, будучи одним из основоположников квантовой теории, всегда отдавал должное квантовой механике, хоть и считал некоторые из ее методов временными.

Юм, как известно, «изгнал субстанцию из психологии», отказавшись признавать существование Я, личности, как некоей неизменной сущности, и свел его к постоянно текучим и меняющимся ощущениям. Позже Огюст Конт отказался признавать психологию в силу «метафизичности» понятия Я, то есть личности. Потом Мах предложил в своей философии «нейтрального монизма» упразднить различие между психикой и физическим миром и свети все к опыту единых психофизических ощущений. В этой связи Гордон Олпорт писал о том, что позитивизм (а мы бы сказали эмпиризм в целом) нанес непоправимый удар по психологии личности. Так, благодаря эмпиризму, из науки выпал Дух как объект исследования; Дух, как особая природная энергия, основанная на разуме, на активном интеллекте; энергия, качественно отличающаяся от биологической энергии животных.

Победа эмпиризма означала победу «разумного животного» Аристотеля над Духом метафизики интеллекта Платона, и в конечном итоге закончилась становлением дарвиновской парадигмы безраздельно правящей в современной социальной «науке». Оказалось сравнительно легко доказать, что все опытные данные свидетельствуют против теории Дарвина (в части происхождения человека, то есть социал-дарвинизма). Дело не в том, произошли мы или не произошли от обезьян, а в том, что границей между обезьяной и человеком стало зарождение новой природной энергии, психической энергии, которая резко отделила человека от всего прочего животного мира. И это также очевидно из многочисленных исследований первобытного сознания, которое, как известно, насквозь мистично и не имеет ничего общего с законами биологического выживания животного мира. И прежде всего самому Дарвину, которому уже были известны эти факты, нечего ответить. А позже со становлением логического мышления и научных способностей человека картина вообще настолько очевидно не согласуется с нелепой теорией Дарвина, что трудно понять, как она могла так долго продержаться.

Вред, нанесенный этой теории очевиден для всех у кого есть здравый смысл: это антиинтеллектуализм, антигуманизм, провокация агрессии (дарвинизм Гитлера или Маркса, например), и прежде всего торможение настоящей науки.

Кант, как известно, сделал безуспешную попытку соединить рационализм с эмпиризмом. Многие считают, что ему это удалось. На самом деле он разрушил рационализм, разрушив метафизику интеллекта: его «вещь в себе» отрицает законы природы, его «априори» – это способности воображения, которые приписывают законы природе. Априори не есть мышление, которое открывает законы природы. Поппер считал, что он сделал другую успешную попытку примирить рационализм с эмпиризмом, примеряя мир идей Платона к дарвинизму. Но и он, как и Кант, преуспел только в том, что разрушил метафизику интеллекта Платона, решив отказаться от «дуализма» двух его полюсов интеллекта.

Результатом этих усилий стало разделение всей западной науки на «естественные науки» о природе с одной стороны, с которыми имеет дело эмпиризм, и на «науки о духе» с другой стороны, с которыми имеют дело спекуляции Канта. Так, «науки о духе» стали частью спекулятивной мистики немецкой философии Канта, Фихте, Гегеля. Это спекулятивная мистика, берущая начало в субъективизме Канта, развивающаяся в «чистую субъективность» «интеллигенции самой по себе» у Фихте совершенно отрицает объективную реальность. На ее основе возникла философия истории как множественных самобытных уникальных цивилизаций, не связанных никакими общими закономерностями человеческой природы.

В результате естественное право, основанное на законах общей человеческой природы, было отвергнуто, как ложное. А позитивное право, проистекающее из договоров и контрактов, было принято. Так, Поппер противопоставляет социальные «науки», законы которых могут быть только законами договорными, юридическими (а значит основанными на силовых институтах) – естественным наукам, основанным на законах природы.

Так возникла современная парадигма социальной науки, представленной двумя совершенно несовместимыми теориями: теорией дарвинизма с одной стороны, которая редуцирует психику до животного приспособления к среде; и теориями спекулятивной мистики, которая мистифицирует дух человека, представляя его не как природную энергию, основанную на способности видеть законы природы, а как мистику тайны и откровения, «бытия в себе» Гегеля, «интеллигенции самой по себе» Фихте, «законодательствующей святости» Канта. Именно в силу своей абсурдности и своей несовместимости эти теории дополняют и поддерживают друг друга, составляя безобразную физиономию современной научной парадигмы.

Сам термин «парадигма» – порождение субъективизма и скептицизма эмпиризма. Автор теории научных революций и сам мыслит в рамках дарвиновской парадигмы. Я принимаю термин как психологическую часть его теории, которая объясняет, почему сложившееся мировоззрение мешает увидеть очевидные факты, которые выпадают из этого мировоззрения. Но я не принимаю теории Томаса Куна в том смысле, в котором она является логическим продолжением теорий Поппера и Фуко об отсутствии истины, объективного знания и отрицания познания как накопительного процесса, приближающего нас к истине. Вместо объективного знания и истины – субъективизм, интерпретации, просто смена мировоззрений, не связанных между собой, как декораций в театре, «прерывности» между «дискурсивными формациями» и взаимное «убийство» конкурирующими теориями друг друга.

Когда Кун говорит, что Эйнштейновская революция была имена такой полной сменой декораций мировоззрения физиков, ему возражают, прежде всего, физики: Эйнштейн писал, что ньютоновская механика заняла свое законное место в новой физике как частный случай теории относительности. И это не могло быть иначе, так как это была не гипотеза, которая вполне может быть отвергнута, а проверенная опытом теория, вполне обеспечивавшая контроль механической энергии. Понятие «парадигма» уместно лишь до тех пор, пока человечество относительно далеко на своем пути к истине от конечной цели. В этом случае гипотезы и теории вполне могут быть наивны и далеки от тех законов природы, которые они предназначены открывать. Усовершенствование теоретического инструментария мышления не есть «смена парадигм» в смысле отказа от одного мировоззрения в пользу другого, не связанного с прежним. Но процесс продвижения к истине, прогресс в становлении научного мировоззрения. Например, в свое время выработка платониками теории метафизики интеллекта была огромным шагом вперед в эпистемологии. Потом рационализм развивался у Декарта, Бэкона, Локка, Эйнштейна. Позже рационализм вытеснили мистики и эмпирики, так что в данном случае «смена парадигм» означала просто поиск истины методом проб и ошибок. Иерархия наук Огюста Конта, которую можно понимать как последовательное открытие природных энергий, была другим большим вкладом в развитие эпистемологии, но не могла обрести своего места в рамках эмпиризма. Та же судьба постигла энергетику Оствальда на базисе эмпиризма.

Возврат к рационализму позволит объединить иерархию наук Конта с энергетикой Оствальда в новой теории познания – энергетике. Тогда мир как совокупность природных энергий можно понимать как монады Лейбница, как системы законов движения различных природных энергий. Современная наука открыла уже множество природных энергий, что легко проверить доступом к силе этих энергий, наличием контроля. А иерархию наук Конта можно будет трактовать как последовательное открытие природных энергий и таким образом накопление знаний в приближении к истине (единственную кумулятивную теорию эпистемологии в эмпиризме). Понятно, что в этом случае венчает его иерархию наук не социология, а именно психическая энергия.

Энергетика позволит, наконец, сосредоточить внимание на самой главной энергии, которую необходимо изучить человеку, на его собственной психической энергии, полностью и целиком выпадающей из современной парадигмы науки. Но это не значит, что вся прошлая социальная наука будет отменена как упраздненная «парадигма», как «убитая» в результате конкуренции с другими теориями. Это значит, что она неизбежно встанет на плечах предшествующего истинного и проверенного опытом материала, лишь внеся необходимые теоретические коррективы. Например, противостояние гуманистической психологии и психоанализа снимается, так как теория психической энергии трактует гуманизм первых как контрольную энергию психики, а поле Эгосистемы Фрейда как детерминированный ток психики. Эта точка зрения полностью соответствует оценке гуманистами теории Фрейда. Также обстоит вопрос и в социологии и других социальных дисциплинах. И остается надеяться, что мы настолько приблизимся к истине на этот раз, что в будущем нам больше не понадобиться термин «парадигма», потому что наши теории не будут означать зашоренности нашего мировоззрения грубыми приблизительными конструктами. Это конечно не значит, что поиск истины прекратится. Это значит, что дальнейший прогресс науки в рамках теории познания рационалистов – это целенаправленный поиск новых природных энергий на основе Энергетики как новой теории познания. Переходами от парадигм к парадигмам мы были обязаны ограниченности нашего знания. На данном этапе наш теоретический инструментарий уже сформирован, и мы знаем что ищем: законы движения природы, законы природных энергий. На этом задача науки исчерпывается. И здесь же решается вопрос теории и практики, который не смогли решить эмпирики, увязнув в тупике Юма. Контроль природных энергий, доступ к их силе есть неопровержимое доказательство наличия законов природы и нашей способности к постижению этих законов.