Читать книгу Том 6. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть III. Смага - Лгало… и Подлыгало… - Страница 2

Вот мы и подошли к своду Неба. По сути, все предыдущие работы Смаги являлись подготовкой к нему. Свод Огня пробуждал наше осознание, свод Воды очищал нас, «приуготовляя к собиранию мира». Свод Земли собирал окружающий нас мир в Единое, которое и есть в сути врата в этот мир. Теперь нужно «войти в эти врата – Единое – и стать равным всему миру». Мысль стара, как сам мир. Многие мудрые мира сего твердили, что состояние могутности – это состояние вездесущности, или состояние «здесь и сейчас». И сколько поколений ищущих вслед за ними повторяли эти простые слова – «здесь и сейчас»! Всё просто и понятно, но вот совпасть с этим «здесь и сейчас» у многих так и не получалось. Это, конечно же, мы говорим прежде всего о себе. Хотя «здесь и сейчас» кажется проще простого. Ну да ладно. Ближе к своду Неба.

Свод Земли дал нам возможность быть в силе (обрести силу как некую верёвку), но пока что сила не в нас. Чтобы это произошло, нужно окончательно потерять себя, став наравне с этой силой. И это не просто слова, а весьма непростая задача. Решить её можно было через движение или пляс, в котором человек просто растворялся. Только в этом случае окружающий мир становился для него обрядовым пространством.

Таким образом, свод Неба был связан с движением и включал в себя немало различных прикладных работ. В любом случае его суть – это работа с изменёнными состояниями сознания через телодвижения. По ходу мы уже не раз затрагивали этот вопрос. А если быть точным, то и не отступали от него. Так что свод Неба – всего лишь продолжение того, о чём говорилось выше. И начнём мы разговор о своде Неба с «пляса Свили».

«Пляс Свили»

Пляс в древнем обществе занимал одно из виднейших мест. Он имел ярко выраженную утилитарно-магическую направленность и служил для защиты общины от разных напастей: отгонял духов бесплодия, духов болезней, различные стихийные бедствия, призывал природу к весеннему возрождению, являлся средством вызова дождя и т.д. При помощи пляса гадали о том или ином важном обстоятельстве для народа. Например, будет урожай или засуха, будет ли удачной охота, будет ли попутный ветер для плавания. Это явление можно наблюдать повсеместно.

Попробуйте найти такой народ, у которого не было так называемых знахарских танцев! Также танец был призван исцелять мир. В воззрениях наших предков корни Мирового древа, которое находится в основании мира, постоянно подгрызают живущие у его подножья жители Нижнего мира. Из-за этого в нём скапливаются напряжения, которые могут однажды привести к падению древа. И тогда рухнет мир.

Многие из людей ощущают это в виде мелкой трясучки в своих телах, которую считают одним из симптомов панической атаки. Зубы стучат, хочется бежать и что-то делать. Особенно это усиливается перед войной, стихийными бедствиями. Эти люди идут к врачам, но облегчения не получают.

Чтобы не произошло «падение древа», наши предки в очень далёкие времена плясали и через пляс сбрасывали напряжение с древа, которое проходит сквозь тело каждого человека. Сейчас люди в плясе продолжают делать то же самое, хотя и не осознавая этого. Об обрядовом характере танца говорит и то, что его нельзя было прерывать до тех пор, пока не заканчивалась песня или музыка, под которую проходил танец. Нарушение этого запрета считалось опасным для всех танцующих.

Как магическое действие пляс применялся во многих случаях жизни. Рыбаки на Масленицу плясали вокруг невода, полагая, что это принесёт им хороший улов рыбы. Танцевали при посадке капусты и лука вдоль грядки, чтобы капуста была сладкой, а лук не был горьким. Бытовало поверье, что если хоть чуть-чуть потанцевать на Масленицу, то ни одна ведьма тебе не сможет навредить весь год.

В работе Т.Д. Златковской «К проблеме античного наследства у южных славян и восточных романцев» о плясах в связи с нашей пользой сказано буквально следующее:

«Для излечения от «самодивской», «русальской» болезни калушары подготавливали сосуд с «непочатой» водою. Руководитель дружины кидал в этот сосуд различные целебные травы, а также новую (полученную только что от гончара) чашу, которую наполняли уксусом и чесноком. Больного, покрытого шерстяным одеялом, приносили к месту игры и клали в центре образованного играющими круга. По приказу руководителя начинают танец, идущий во все убыстряющемся темпе. В определённый момент, когда танцоры пляшут на месте, подставив под спину палку-жезл («калуш», «тоягу»), больного подкидывают вверх с криком: «Du-te la calus!» («Хей на калуш!») Вслед за тем руководитель входит в круг, натирает больного настоем из чаши, машет над ним знаменем. Калушары перескакивают через больного, хлопают руками по всему его телу, танцуют вокруг него и вокруг сосуда с водою. Темп танца нарастает, руководитель обряда опрыскивает настоем из чаши танцоров и больного, произносит заклинания. В момент наивысшего напряжения (танцуют до упада, до конвульсий) по знаку главаря старший из танцоров разбивает сосуд и обрызгивает больного и других участников действа «непочатой» водой. В этот момент больной должен вскочить на ноги и побежать – это признак выздоровления; в тот же миг один или несколько игроков падают без чувств, как бы переняв болезнь излечившегося. Теперь обряд совершают над ними, и танец идет опять по кругу, но в обратном направлении».

Пляс был также всегда одним из сильнейших средств воздействия на психику человека, так как с его помощью легче всего было войти в раж, или то, что называют сейчас трансовым состоянием. В определениях психологов транс (фр. тransir – «оцепенение») есть «психологический переход, включающий в себя регрессию и временную утрату эго, к сознанию и реализации ранее не осознанной психологической потребности». В традиции Спаса под ражем, или куражом, понимали такое состояние, когда человек терял свои привычные границы и обретал для себя иные, недоступные ему в прежнем состоянии возможности. В работе Л.П. Мориной «Ритуальный танец и миф» об этом говорится следующим образом:

«Ритмически организованное телодвижение оказывает сильное влияние на подсознание, а затем и на сознание. Это свойство танца, использующееся в танцевальной терапии сегодня, уходит корнями в древнюю традицию ритуальных плясок. Ритм связан с мышечной реактивностью человека. Об этом знали торговцы рабами, перевозившие в трюмах кораблей большое количество чёрных невольников: танец, сопровождаемый ударными инструментами, успокаивал периодически возникавшее волнение среди рабов.

У древних народов военные ритуальные танцы проходили в мощных ритуализированных формах. Это приводило к слиянию участников танцевального действия и зрителей в едином ритмичном пульсе, что высвобождало колоссальное количество энергии, необходимое в военном деле. Давно замечено, что групповые ритмические телодвижения приводят к появлению мистического чувства родства, единения людей друг с другом. Поэтому многие народы имеют в своей истории танцы, построенные по принципу круга, танцы в кругу, сплетя на плечах друг друга руки или просто держась за руки. Танец давал необходимую энергию для важных жизненных событий… Танец как часть религиозного культа мог обеспечивать вхождение в особое психическое состояние, отличное от обыденного, в котором возможны различного рода мистические контакты с миром духовных энергий».

Эта особенность пляса – вводить человека в отличное по сравнению с обыденным состояние сознания – не осталась без внимания и со стороны Спаса. Так, основные упражнения свода Неба подавались в виде некоего пляса, а его ядром являлась «пляска Свили». Внешне это не совсем походило на пляс в общепринятом понимании. И конечно же, «пляс Свили» не имел ничего общего с такими хорошо всем известными плясками, как казачок, опришок, метелица, гопак. Почему же тогда его именно так называли – «пляс Свили»? Со слов знахаря, наш Поселенный пузырь (весь состав) связан воедино некой верёвкой – Свилей. Свиля эта сродни древнеарийской Мере, являющейся осью мира. Причём ось эта состоит из трёх составляющих – по числу мер нашего пространства. И Свиля эта всегда играет, то есть находится в плясе – развивается. А раз Свиля, как некая основа мира, пляшет, то и мир оттого в пляске непрерывной находится. Чтобы совпасть с миром, однажды человек сам должен в пляс пуститься и в плясе этом стать равным ему.

В плясе «семя», в сердце вложенное, прорастает, и из этого семени родится человек новый. В плясе он растёт и развивается, и однажды становится равным всему миру. Итогом «пляса Свили» являлось некое новое состояние человека. «Семя» в Свиле умирало, чтобы дать жизнь новому. Давалось и такое разъяснение «пляса Свили»: дитя становится взрослым через подражание взрослым; так и миром можно стать, подражая ему; мир же есть нескончаемый пляс – пляс Свили; вот характерный через свой «пляс Свили» и играл в мир, становясь миром. Нечто подобное в сути можно найти и в иных традициях. Например, в том же суфизме.

В объяснениях исследователей пляса суфийских дервишей, через танец, через кружение вокруг собственной оси («вокруг солнца») человек воссоединялся с движениями Вселенной. Когда он закручивался, то создавал тихую точку внутри сердца и тем самым обращал Вселенную внутрь своего существа; когда он раскручивался, он обращал свой дух назад, к своему божественному источнику. То есть воплощая небесные движения планет вокруг собственной оси и вокруг солнца, дервиш благодаря своему кружению достигал спирального движения Вселенной внутри себя самого. Сжатие духа в материю происходило вокруг спокойной оси его собственного сердца. Благодаря танцу, воспроизводящему макрокосмический созидательный танец, тело дервиша становилось Вселенной, его движения – её движениями. И в этом случае он достигал равенства со всей Вселенной, которой он и становился. Путём вихревого движения Божественное обращалось вниз, к грубой материи, а благодаря повороту спирали в противоположном направлении происходило восхождение духа в Небеса.

Было ещё одно толкование «пляса Свили». Выше уже говорилось, что илой можно овладеть только в некоем развитии. В обычном своём состоянии сила безразлична к нам, она проходит сквозь нас, как проходит мимо наблюдателя протекающая река. И получается в этом случае, что сила сама по себе, а мы сами по себе. Её, чтобы она стала нам служкой, нужно связать. Связывали силу в этой части традиции Спаса через «пляс Свили». Повязывали её со своей мерой, на которой была расположена стёжка (тропинка) истот. И сила, будучи всё время в движении, приводила истоты в трепет. Что, в свою очередь, переводило человека в состояние «горения». И это «горение» было как раз тем самым состоянием, необходимым под требы, будь то лечейное дело, обновление договора на перекрое мира либо дело ратное.

«Пляс Свили», скорее всего, за то состояние, которое он давал человеку, считали также весьма действенным оберегом. Однако в отношении обережного действия пляса давалось и такое объяснение: Свиля, с какой бы стороны на неё ни смотреть, видна как крест, в круг вписанный; а сам пляс свили будет выглядеть как некий коловорот – свастика. Эти изображения пляски мироздания нашли самое широкое применение в жизни наших предков. Их использовали в резьбе по дереву, в вышивке одежды, изображали на посуде. Воины в древности наносили подобные знаки на своих щитах (рисунок 290).

Рисунок 290. Изображения Свили

Ну а теперь о самом «плясе Свили». Название вправин «пляса» дано вольное, так как нам об этом ничего не говорилось, но тем не менее они отражают образ сути движений и показывают, к чему должно привести действие. Всего в «плясе Свили» выделяли три части.

«Покров»

В исходном положении стоя прямо, в «пяте», осматривали себя внутренним взором на предмет неуюта и телесных перекосов. Как и для всех вправин Смаги, основой для «пляса» являлась Мласть. Поднимали руки перед собой на вдохе, а на выдохе опускали их вниз через стороны, городя «Крышталеву стену». Повторяли это действие трижды.

И уже внутри «покрова» нужно было обрести Пустошь, ибо пляс Свили действенен только в ней! Для этого предлагалось использовать такой образ: медленно погрузиться на дно омута и здесь уже провалиться под дно. Удерживая обретённое состояние, входили в пляс Свили. Образ подкреплялся хлопками. Хлопок здесь придавал своеобразное ускорение, проталкивая тебя под дно. Говорили о семи слоях и, соответственно, о семи хлопках. На глубоком вдохе погружались на дно. А на высоте вдоха, когда он уже почти завершён, делали хлопок и прорывались под дно. Правда, при прохождении четвёртого-пятого дна вас может нечто испугать и выкинуть из расслабления. Тут не нужно торопиться. Будьте готовы и к такому повороту!

Для входа в Пустошь использовали и другие способы, к примеру через Ня. Ня, ворота в иномирье, имеют своё отражение в теле человека. Находятся они там, куда мы собираемся во время резкого и глубокого выдоха. На выдохе, как говорилось в «науке» Спаса, эти врата закрываются, а на вдохе они открываются. Используя дыхание, можно войти в Ня. Для этого пальцы обеих рук клали в области над солнечным сплетением и собирались вниманием на выдохе под ними. Выдох здесь служил неким потоком, на котором мы предстаём перед вратами Ня. Обычно хватало семь выдохов. После этого на вдохе, когда врата в Ня открываются и из них начинает вливаться ток силы, «ныряли» вглубь, в Пустошь, при этом как бы проталкивая в неё себя пальцами рук. Для чего нажимали ими на Ня (рисунок 291).

Рисунок 291. Вхождение в Пустошь через Ня

«Земной росток»

На вдохе собирали внимание на области стоп, а на выдохе «прорастали» из стоп, через тело, через макушку и в бесконечную даль (рисунок 292). Под «бесконечной далью» понимали яйцо Поселенного пузыря, которое в силу своей округлости не имело ни начала, ни конца. При этом телом участвовали в движении сознания, слегка удлиняясь им от стоп, но таким образом, чтобы не перетянуться.

Рисунок 292. «Земной росток»

Важно было поймать состояние упругости и натяжения. Перетянутое тело, наоборот, только приведёт к излишнему напряжению и потере натяга. Повторяли обычно трижды, но кому-то могло вполне хватить и одного раза.

«Небесный росток»

На вдохе собирали внимание на области макушки. А на выдохе просто тянулись через тело и стопы вниз, стремясь достигнуть бесконечности и вплестись в яйцо Пузыря жизни (рисунок 293). В этом случае тело также участвовало в движении, но, как и в предыдущем действии, перетягивать его было не нужно. Повторяли до трёх раз.

Рисунок 293. «Небесный росток»

За счёт «земного» и «небесного» «ростков» происходила натяжка и ладка одной из трёх струн жизни через самого себя, то есть Свили. Как говорил об этом наказитель, «в ростках ты Свилю собой схватываешь». Без этого простого, но очень важного действия было невозможно войти в «пляс», так как Свиля просто «терялась» и человек раскручивал только лишь одно тело.

«Зыбка» (дыхание по колесу)

После «схватывания Свили» переходили в кач. Здесь задача была – увидеть движение, подхватить его и использовать далее. Для этого на вдохе переносили вес на левую ногу, а своим осознанием поднимались от стопы до макушки по левой половине тела. На выдохе перемещали вес тела на правую ногу. Осознание при этом «стекало» по правой половине тела к правой стопе и далее, закругляясь где-то в земле, возвращалось к левой стопе. Получалось своеобразное кольцо, по которому двигалось дыхание и осознание. На вдохе проживалось состояние взлёта, а на выдохе – состояние падения, что в совокупности давало чувство полёта, внутри которого пропадало ощущение телесности. Но вначале участие тела в движении было очень желательно. На вдохе оно удлинялось и устремлялось вверх, а на выдохе сжималось и устремлялось вниз. Чувство полёта есть душевное состояние, в котором ты вроде бы находишься в теле, но ощущаешь себя душой.

Через какое-то время, отмеряемое по внутреннему чувству, задерживали дыхание на высоте вдоха, а внимание удерживали на макушке, но кач не прекращали. Качнувшись раз-другой, выдыхали уже по левой половине тела через левую ступню, а вдыхали по правой половине тела, тем самым продолжая «дыхание по колесу», проживая при этом ощущение взлёта и падения уже относительно другой половины тела (рисунок 294).

Рисунок 294. «Зыбка»: дыхание по колесу

В итоге стиралось ощущение незыблемости границ окружающего. Человек мог стать пьяным без алкоголя. Этим состоянием, если оно возникало, нужно было начать упиваться, то есть буслать чувство полёта. Опять же, время, необходимое для кача, определялось внутренними часами до ощущения «достаточно».

«Зыбка», ко всему прочему, обладала ещё и свойством настроения. В русском языке существовало большое количество понятий, так или иначе отражающих внутреннюю жизнь человека, его состав. «Зыбка» поднимала настроение. Но что это значило? В слове «настроение» имеется представление о каком-то строе, или устроении. И это устроение состава душевного, триглава души, где Жива, Смага и Тяма в порядок приходят. А порядок этот виделся таким, что Умная душа во главу становилась. Да мы говорили уже об этом. Тогда и поднималось настроение, то есть человек устремлялся в Небеса, поднимаясь ввысь. И конечно же, настроение – это «дружеская беседа троицы». Состояние, когда «нас трое». Может быть, это всего лишь и игра со словом, но она очень точно отражает суть «зыбки» – некую цельность, которая есть мета душевного состояния.

Свиля

1. Не прекращая кача, подхватывали движение и начинали «обматывать» им свою Меру, что проходила посреди нас. И чем плотнее движение «наворачивалось» на Меру, тем менее выраженным становился кач. Движение из внешнего переходило во внутреннее (рисунок 295). В какой-то миг кач почти останавливался, а намотанное на Меру движение толкало её, и она начинала потихоньку раскручиваться таким образом, что верхняя относительно серёдки её часть отклонялась в одну сторону, а нижняя – в противоположную (рисунок 296). Мера в движении и есть Свиля! Тело повторяло движение Свили, но это лишь для закрепления образа. При этом верхняя часть туловища отклонялась в одну сторону, а таз – в другую. Обе эти половины тела раскручивались вокруг оси, повторяя движение Свили.

Рисунок 295. Свиля: наматывание движения на Меру

Рисунок 296. Свиля: движение толкает Меру в Свилю

Раскручивание Свили вместе с телом

Потихоньку «пляс Свили» достигал наибольшего выражения в теле. На нём, как на коне, стремились выйти осознанием за телесные пределы до размеров Поселенного пузыря. Крутились в «плясе Свили» до ощущения «достаточно». После чего начинали «сворачивать» Свилю, но не прекращали её. За счёт уменьшения своего размаха Свиля переходила в некую внутреннюю дрожь. И эта дрожь передавалась на истоты, которые совпадают по расположению с Мерой, отчего они «возжигались» (рисунок 297). Внешне это выглядело, как будто человек дрожит от холода, либо от страха, либо от ярости. Телесные движения почти отсутствовали. И в какой-то миг наступал сдвиг в состоянии сознания.

Рисунок 297. Свиля: сворачивание Свили приводит в дрожь истоты

Для более глубокого действия «пляс Свили» наполняли звуком (обычным бунением), и особенно тогда, когда сворачивали Свилю, «заостряя» её под Меру. В этом случае звук позволял воздействовать на истоты гораздо убедительнее.

Восприимчивость к особым состояниям сознания, в том числе и к состоянию, возникающему в «плясе Свили», возрастает при увеличении частоты вхождения в них. Вначале они даются с трудом, но после многократного повторения увеличивается глубина пребывания в них, а также облегчается вхождение. Со временем достаточно только одного воспоминания об этом состоянии, чтобы уже найти себя в нём.

2. Следующим шагом раскачивали Свилю, расположенную по ширине. Для этого, как и в предыдущем случае, вначале натягивали её. На вдохе собирали всё внимание на левой подмышечной области, а на выдохе тянулись сознанием через тело в противоположную сторону – вправо, стремясь коснуться бесконечности, или границ Пузыря жизни (рисунок 298). При этом можно было помочь себе отставленной в сторону правой рукой. Повторяли так трижды, но без излишнего старания, так как «перетягивание» здесь было чревато обратным действием.

Рисунок 298. Свиля: натягивание Свили по ширине

Точно так же тянулись и из правой подмышечной области через тело к бесконечности в противоположную сторону – влево (рисунок 299). Повторялось это действие трижды. Отставленной левой рукой можно было помочь себе в этом. В итоге «схватывали» вторую Свилю Пузыря жизни.

Рисунок 299. Свиля: натягивание Свили по ширине

Далее переходили к «дыханию по колесу», о котором говорилось выше, и, поймав гуляющее внутри движение, «оборачивали» его вокруг Свили, расположенной по ширине. Ширина качания «по колесу» уменьшалась, а плотно завёрнутое на Свилю движение сталкивало её с места и пускало в развитие (рисунок 300).

Рисунок 300. Свиля: наматывание движения на Свилю по ширине и сталкивание её с места

При этом один конец её относительно серёдки шёл вверх, а другой – вниз, увлекая за собой тело. Внешне движение тела выражалось во вращении плечами. Какая сторона пойдёт вниз, а какая вверх, зависело от того, каким образом на Свилю намоталось движение (рисунок 301).

Рисунок 301. Свиля: раскручивание горизонтальной Свили вместе с телом

Чтобы не зависеть от нагромождения понятий, куда что движется и почему именно так, достаточно просто не мешать себе и куда толкнёт, туда и двигаться. Как и в предыдущем случае, ширина движений в «плясе Свили» постепенно возрастала. Крутили Свилю до ощущения «достаточно». Хотя наставники иногда всё-таки обговаривали должную меру: так, чтобы «аж в голове завертелось».

Затем вращающуюся Свилю начинали сворачивать и переводили кач в струну, что приводило к внутренней дрожи и «возжиганию» истот-вершников (Жали и Полада). Внешне это выражалось, как мы уже говорили, мелкой-мелкой дрожью тела.

3. И наконец, раскачивали третью Свилю, расположенную по глубине. Вначале её «схватывали» в натяге: на вдохе собирали внимание в области спины напротив сердки, а на выдохе тянулись через грудную клетку в бесконечность перед собой, стремясь прикоснуться к Поселенному пузырю (рисунок 302). Повторяли так трижды.

Рисунок 302. Свиля: натягивание Свили по глубине

После этого на вдохе собирали внимание в области грудной клетки напротив сердца. На выдохе стремились сквозь тело в бесконечность, расположенную позади себя, вкладываясь в это действие всем своим существом (рисунок 303). Повторяли так трижды, избегая чрезмерного напряжения.

Рисунок 303. Свиля: натягивание Свили по глубине

После «схватывания» Свили (появление ощущения натяга), переходили к «дыханию по колесу», или «зыбке». «Поймав» гуляющее внутри движение, «окручивали» им Свилю, расположенную по глубине, для чего уменьшали размах кача в «колесе». Когда плотность намотанного на Свилю движения достигала соответствующего уровня, оно начинало развивать её, толкая одну половину вверх, а другую вниз.

Начинаясь с малого, постепенно Свиля достигала своего наибольшего размаха (рисунок 304). Внешнее движение тела, соответствующее глубинной Свиле, легче показать, чем описать, потому что очень сложно разъяснить, как могут двигаться разносторонне, но в то же время одновременно грудная клетка и спина. Более того, у каждого человека движения могут быть характерными только для него самого. В любом случае внешнее движение здесь вторично. Как ляжет, так и ляжет. Важнее придерживаться соответствующего образа.

Рисунок 304. Свиля: наматывание движения на Свилю по глубине и раскручивание её вместе с телом

Достигнув состояния некоей достаточности, «пляс Свили» начинали «сворачивать» и загоняли его в саму Свилю, что непременно приводило к её дрожанию, внешнее проявление которого выглядело, как и в предыдущих случаях, в виде едва заметных трясцов. Более того, подобный подход давал возможность не обрывать резко «пляса». Благодаря этому Свиля играла ещё долгое время даже после окончания упражнений.

Каждую часть «пляса Свили» осваивали по отдельности. Справившись же с этой задачей, можно было попробовать «пляс Свили» собрать в едином движении, что являлось весьма сложным упражнением. Даже дать его образ представляется чрезвычайно непростым делом. Тут нужно пробовать, и однажды он пойдёт. А как будет верно – неверно? Здесь такого понятия просто нет. Главное, помнить, что тело всего лишь помогает воплотить нужный образ. Не больше. В сути же, для «пляса Свили» участие тела хотя и желательно, но вовсе не обязательно, а потому к телесному выражению «пляса Свили» и не стоит придираться.

* * *

Место пересечения трёх струн Свили в Спасе также считали местом средоточия духа. Сюда же попадала серёдка душевного и сердечного крестов. А саму Свилю передавали и в других образах – например, в виде трёх шестов, расположенных в теле соответственно трём мерам пространства, и пересечения их в середе. Это образование называли крестовиной духа. Правда, раскачка именно этого образа имела немного иную прикладную направленность. Она должна была раскачать мир, разрушить его жёсткость, сгладить его углы. Что это значит? Это понятие для Спаса является краеугольным. Оно возвращает нас к тому, с чего начинался наш рассказ, – к очевидному и невероятному, к творению своего Царского мира.

Мы живём в очень жестком, «нерастяжимом», тесном и неподвижном мире, где всё только так и никак иначе. А значит, этот мир обрезает нас в возможностях, взамен давая получить те уроки, ради которых мы и пришли сюда. Но однажды приходит пора! Пора вырасти из этого мира, чтобы начать возвращаться Домой. Пора из вехи вращения перейти в веху возвращения, и здесь образ старого мира будет ощущаться тесной одеждой, мешающей человеку в дальнейшем росте. Вот тогда-то его и нужно будет безжалостно «сломать» и «скинуть» с себя. Но чтобы сделать это, Образ мира нужно было вначале расшатать.

В Спасе ломали Образ мира, расшатывая его посредством раскачивания «крестовины духа» да за счёт кобения, а именно «ломков». При этом окружающий мир становился текучим и податливым – как говорили наставники, «под тебя». А потом ещё «срезали» все острые углы мироздания. Раскачивали Образ мира, ломали и срезали его углы, конечно же, в сознании, где и находится незыблемая картина мироздания. Где и находится, в сути, весь мир. Он не вокруг нас! Он внутри! Но только тогда это становилось возможным, когда ты становился равным миру. Сразу вот так мир не раскачаешь. Просто тело будешь качать да ломать, но мир тебе безучастен будет. А значит, это можно было сделать только тогда, когда ты САМ станешь миром через «пляс Свили».

В «плясе Свили» человек проходил через разрушение и смерть, чтобы родиться в ином мире (семя погибает, дабы дать жизнь стеблю), но и этот вновь обретённый мир он однажды ломал, чтобы вновь пройти через Врата смерти, а затем уже спахтать нечто совершенно иное из оставшейся после ломки мира растатурицы. Однако и это новое состояние не является окончательным. В нём также нужно было умереть, чтобы родиться в третий раз. И здесь одно из таинств Спаса – трижды умереть, чтобы трижды возродиться и стать рождённым трижды.

Эти представления об умирании и воскресении красной чертой проходят через весь Спас. Человек на пути в Небеса должен был трижды возродиться, то есть трижды заново сотворить себя как нового человека – сялибу (дословно – новое место для жизни), и в Смаге он должен был трижды пройти сквозь смерть. Что здесь? Чьи-то заумные нагромождения или здесь есть нечто? Решайте сами. Скажем лишь одно: в Смаге Спас также продолжал озадачивать человека, подчас оставаясь для него всё тем же недоразумением.

Хотелось бы сделать нелишнюю оговорку. Раскачивать Образ мира – дело болезненное и небезопасное. Мир ломается, опоры теряются. Это, в свою очередь, может привести к тягостным последствиям. Человек просто сходит с ума. Стираются границы! И это очень страшно! А потому, подходя к этому действию, нужно было иметь, как говорили наставники в Спасе, опору безопорную – Господа Бога в сердце своём. И это не просто красивые слова. За ними печальная участь многих и многих потерявшихся на этом пути.

Всегда нужно помнить, что у всех этих особых состояний Спаса есть Хозяин! И этот Хозяин не я. Можно, конечно, с этим не соглашаться, можно заявлять, что «если мы захотим, то и Богом сможем повелевать». Так думать – не напасть, лишь бы с подобными думками не пропасть. А тем более ходить в другие миры, не имея нити путеводной, – обязательно заблудишься. Либо же, в лучшем случае, получишь «тонкую» правку сверху. Этот урок в прямом смысле кровью писан для тебя будет!

Вот у тебя, к примеру, начало получаться нечто. Окружающие стали замечать в тебе это. А твоё умение всё растёт и растёт. И как тут легко забыться! Мол, вон чего я могу! И начинаешь хвастаться перед всеми своей «красивой игрушкой». Более того, начинаешь над людьми куражиться. Я вот со своим даром не ровня вам. И в один не очень прекрасный миг у тебя отбирают крылья. То ты легко мог валить человека, не прикасаясь к нему (даже вопреки его неверию), то ты мог со смехом брать на себя самые сильные и тяжёлые удары сподручника, просто «катаясь» на них. И вдруг… ты понимаешь, что произошло нечто! Ноги и руки твои стали тяжеленными, челюсть пудовая, удержать её невозможно. И ты видишь удар, который – хлоп! – тебе по носу. И умылся кровью. А этот удар и есть та самая «тонкая» правка сверху и твой очередной урок: не забывай, кто всему голова!

Потому наказитель повторял часто, чтобы мы не забывали молитву: «В руцы Твои, Господи Боже мой, предаю дух мой» – да искали бы Опору безопорную. И конечно же, эти состояния ищутся не для баловства и самоутверждения. Не напрасно говорили предки: «Будет нужда – будет и Спас». А кто не согласен, кто пока утверждает, что он сам с усами, того ещё ждёт впереди этот «волшебный» удар по носу!

Не теряй Стан, чтобы не потерять себя! Ладно, если получишь по носу. Может быть хуже. Ведь магия есть область психиатрии. Сообщество в другой от неё стороне. Если ты потеряешь Стан, то просто сойдёшь с ума. И погибнешь! И ладно бы только это. Но твоё сумасшествие будет с тобой и там. Да, там нет разума. Но даже там можно быть безумным. Сложно это описать. Потому ограничимся лишь упоминанием этого безусловия. Сумасшествие там равнозначно христианскому аду. В укладе Спаса это сумасшествие называлось ЯМОЙ.

Но вернёмся к «крестовине духа». Как раскачивали эти шесты? Да очень просто – брали и качали. Как получается и кто как может, лучше не надо. Так что здесь не было вообще никаких указаний о том, как «правильно». Тут мы сталкиваемся с очень своеобразным подходом Спаса. Вроде краеугольная штука, а объяснений никаких не даётся. Есть образ: три ровных шеста, три бревна, соединённых в одной точке и раскачивающих мироздание. Вот и воплощай его как знаешь!

Если же, вопреки вышесказанному, всё-таки попробовать обрисовать характер движений, то они выполнялись только туловищем, без рук, которые при этом свисали свободно. Голова отклонялась в одну сторону, таз – в другую. Одно плечо шло вверх, другое вниз. То грудь, то спина либо подавались вперёд, либо «вваливались». Раскачивание «крестовины духа» в чём-то похоже на общий «пляс Свили», но при этом движения в раскачивании были более жёсткие. А чтобы как-то ухватить нужный образ, попробуйте взять стамо (вертикально) небольшое, но увесистое бревно, обхватив его руками где-то посередине, и покрутить его так, чтобы концы бревна совершали круговые движения. Затем положите это бревно на плечи и покрутите его, описывая круги его краями. После чего, удерживая бревно под мышкой, опишите его краями окружности перед собой и позади себя (рисунок 305).

Рисунок 305. Вращение бревна

И наконец, соедините все эти три движения. В целом рисунок движений можно понять из нижеприведённого рисунка (рисунок 306).

Рисунок 306. Образ для качания «крестовины духа»

То же самое можно сказать и в отношении ломания. Есть образ, вот и воплощай его! Просто ломались и ломали мир. Ломание, или трепак, рассматривали как продолжение раскачивания мира в «крестовине духа». Если в раскачивании мир становился шатким, то в ломании его просто доламывали в прах.

В исходном положении стоя в стюке, ноги на ширине плеч, начинали раскачиваться в «зыбке». Поймав в себе движение, резко начинали кидать его по телу: в руки, в ноги, в поясницу, в грудь (рисунок 307). Выполнялось ломание яростно, будто изнутри палил огонь, и чтобы остудить его, ломали тело самым невероятным образом. Постороннему наблюдателю могло показаться, будто перед ним кукла в руках кукловода.

Рисунок 307. Ломание

Нечто подобное можно увидеть у индейцев, африканских народов, народов Австралии и Океании, где местные служители культа за счёт подобных резких телодвижений доводили себя до исступления и входили в общение с духами. Ломались до тех пор, пока «невмоготу будет». После чего просто падали и лежали какое-то время лицом к земле, при этом испуская из себя рычание, что позволяло довести действие ломания мира до конца. Рык «не давал миру обратно склеиться». В завершение ломания лучше всего было уснуть.

Ломание казачьего Спаса является отголоском древнеязыческого кобения. Иногда наказитель так и называл ломание. Кобение в те далёкие времена было достоянием жрецов, при помощи которого они говорили с богами. Само по себе кобение включало в себя самые различные действия. Ломание же являлось лишь составной его частью. В более поздние времена кобение продолжало оставаться в ходу среди наследников языческих волхвов – колдунов. Так, например, деятельность колдуна на свадьбе воспринималась как «игра в разрушение», где он препятствовал установленному порядку, нарушал обычай, иначе говоря, способствовал разрушению мира, вводя присутствующих в особое состояние, с целью сотворения нового мира, в котором все присутствующие обретали для себя новую Долю.

Ломание Смаги – всё та же игра в разрушение, только уже своего мира, что вполне укладывается в одно из основоположений Спаса – «хождение по мирам». Наставники призывали своих подопечных к тому, чтобы те стремились к постоянному саморазрушению. И разрушение здесь сродни жизни, так как за каждым разрушением будет новый мир. Его даже не нужно строить. Он появляется сам! А разрушение в этом случае есть дорога к Исте. Ибо каждый новый мир непременно совершеннее предыдущего. Совершенствование лежит в природе сущего, и мы просто не можем не совершенствоваться. Пусть очень медленно, но всё стремится к первообразу, сотворённому Всевышним. Чтобы уйти из любого мира, его нужно исчерпать, а затем разрушить. Ломание, как и раскачивание «крестовины духа», рассматривалось как некое священнодействие, и потому этим действиям никак нельзя приписать определение «упражнения». Скорее это таинство, которое в чём-то сродни рождению и смерти. Было у ломания ещё одно свойство – «кровь кипятить», но об этом мы скажем позже.

Ломание было составной частью обрядовых поединков на Руси. Выходя на бой, поединщики начинали ломаться, или выкобениваться. Постепенно это ломание переходило в схватку. Очень хорошо это можно увидеть в воссозданной Г.Н. Базловым тверской бузе. Скорее всего, через подобное ломание участники стремились достигнуть того же самого, чего добивался колдун на свадьбе, – обрядового состояния, в котором бой становился священнодействием.

Есть ещё несколько слов, применимых к ломанию. В эпоху раннего христианства подобные телодвижения именовали словом «хорея». Это были плясы, выражающие религиозное ликование, которые плавно перетекали в прославление Бога. Как утверждали ранние христиане, так пляшут ангелы и архангелы. Сюда входили прыгания, кружения, кривляния и многое другое. У св. Василия Великого было сказано, что «хорея – единственное занятие ангелов на небе, и блажен, кто может подражать им на земле».

В апокрифическом тексте «Деяний Иоанна» описано учение гностиков первых веков нашей эры, где упоминается так называемый Иисусов танец. Он представлял собой кружение с последующими ломаниями. Имеют ли общность «Иисусов танец» и казачьи ломания? Возможно. По крайней мере, наставники Спаса упоминали, что в ломании человек подражает «чинам бесплотным» и им уподобляется. И на него Бог накатывает благодатью.

А что значило в Спасе «сглаживание углов» мира? Выше уже говорилось, что мир, в который мы поселены, является очень жёстким и неподвижным. И это благо. Потому как он должен же как-то отличаться от Стихии, где нечто в следующий миг уже совсем иное. Но для того чтобы вернуться Домой, нам нужно взять способности иного рода. А для этого мы должны выйти за рамки мира. И не просто ради могутности, о которой говорит большинство, и состояния мага, о котором мечтает большинство. Мол, сломав мир, сможешь освободиться от его зависимости, а значит, сможешь быть больше мира и хозяином миру – магом.

Но для чего тебе быть магом? Чтобы тут же вернуться туда, откуда только что ушёл, и начать завоёвывать мир при помощи обретённой силы? Если ты думаешь так, то ты в смысле силы (в ловушке силы), а значит, Стихия вместе с могутностью пока не для тебя. Даже более того, она опасна! Преследовать преходящие блага – это значит обречь себя на вечную смерть. Лишь Стан ищи, где отдохнёшь ты! Кто ловится на преходящее, прибегая к магии, того удел – сумасшествие и ЯМА. Возможно, уже тут, и тем более там! Мы говорили выше уж об этом. И не раз!

В Стихию начинали выходить только тогда, когда начинали ощущать тоску по Дому! Но что там за взяток нужно взять? Пока мы не в состоянии дать на это исчерпывающий ответ. Мы можем лишь сказать, вторя словам наказителя: когда позовёт тебя тот мир, вот тогда ты сам этот мир сломаешь, ибо блазнь того мира оказывается намного сильнее, чем все прелести этого мира. Но до этого ещё нужно дорасти и по ходу высвободиться от тысяч и тысяч капканов-скапцов, в которые мы уловлены миром. Мета нашего «жёсткого» мира – наличие углов, и, стремясь их сгладить в своём сознании, мы делаем Стихию более близкой к нам. А потому «сглаживание углов» в Спасе – не «технический» приём. Этого тоже не стоит забывать.

Если же говорить о самом действии, которое было призвано «сгладить углы» мироздания, то в воззрении той традиции казачьего Спаса, с которой мы соприкоснулись, это было «падающее дерево». Выглядело оно довольно незамысловато. В исходном положении стюком, ноги в «пяте», начинали раскачиваться в разные стороны, достигая крайних положений и «касаясь» сознанием через различные участки тела горизонта либо же различных предметов, попадавших в поле зрения. Это могло быть что угодно и на любом расстоянии. Касаясь этих крайних положений бытия, их стирали, стирая тем самым границу бытия. Ибо граница эта – лишь чья-то установка, принятая нами за догму.

Ту часть тела, через которую совершали «прикосновения», вытягивали «хоботом», удлиняя её как можно дальше. «Касания» совершали спиной, грудью, плечами, локтями, ягодицами, коленками, лбом, носом, затылком. Одним словом, чем на ум придёт. Причём делали это как можно медленнее и пытаясь буквально в каждом движении «вылезти из своей шкуры». Тем самым стремились выйти за границы своего тела, которое прежде всего и является «хранителем углов и незыблемости мира». И через какое-то время это начинало получаться. Тело при «падающем дереве» теряло свою угловатость, начинало «идти зыбью», а вместе с ним и мир окрест (рисунок 308).

Рисунок 308. Падающее дерево

Ведь чёткие границы мира, его жёсткость и угловатость для нас проявляются прежде всего в ограниченности тела, в «могу» – «не могу». «Размазывая» телесность, раздвигая её пределы и сглаживая углы, доставая недоставаемое, человек «размывал» незыблемость мира, раздвигал его пределы и сглаживал его углы. В самом слове «незыблемость» скрыта подсказка для нас. «Зыбь» в русском языке означает кач, волну, рябь на воде.

Другое название, которое использовал знахарь для этого упражнения, было «шаровара». В нём человек на самом деле становился чем-то похож на знаменитые штаны запорожских казаков. Наказитель также говорил, что в «шароваре» скрыт ключ к грёзам (снам наяву). Через неё наш жёсткий мир однажды может стать гибким миром осознанных сновидений. С его слов, «шаровара» есть то легендарное состояние, в котором казаки-характерники могли ловить стрелы. В «шароваре» мир бавится – становится очень медленным. А именно скорость разнит наш и «тот» свет – мир Нави (ибо в мире Прави – Божьем мире – времени нет вообще). Наш мир несравненно быстрее. Тысяча наших лет может равняться одному дню там. И если человек замедлял себя в «падающем дереве» до состояния остановки, но продолжал двигаться в этой остановке, то он входил в «шаровару», где время для него меняло свой ход. Так ли это? Нам сложно говорить об этом, опираясь на свой недостаточный опыт. Но то, что при «падающем дереве» состояние сознания меняется в сторону тишины, – это однозначно!

«Вы настолько быстры, что просто не успеваете увидеть всех хитростей (тонкостей), – говорил нам наказитель, объясняя нашу неспособность к тем тонким вещам в ходе схватки, к которым мы стремились. – Чтобы видеть их, вам в шаровару надо войти. В ней плотность мира совсем другая, и образы там весомые. Их просто нельзя не заметить. И время там иное – плотное».

Однако разговор о времени не является непосредственным предметом Смаги, хотя оно косвенно и затрагивается здесь. Тем не менее несколько слов о вязкости среды мы всё же скажем, потому как она есть черта иномирья и напрямую связана с изменёнными состояниями сознания, являясь неким следствием упражнений свода Неба.

«Есть у этого состояния любопытное свойство, – говорил нам наказитель. – Будучи вязким, для тебя оно очень лёгкое. Вязкое – это значит тут тронешь, а там отзовётся. Но при этом нет в нём плотности нашего мира». В ином ключе, а именно в созерцательном (когда присутствуешь в каждом действии), «падающее дерево» могло выступать составной частью свода Огня и быть направлено на пробуждение сознания.

Хорошим подспорьем в «сглаживании углов» мира была также парная игра в сырочку. Под «сырочкой» понимали то, что нам хорошо известно как игра в салки. Сырить – это касаться. В парной сырочке сподручники очень медленно, двигаясь словно в жидкой каше и присутствуя в движении, стремились коснуться друг друга по очереди. Задача здесь была уйти от касания за счёт «растягивания» тела (рисунок 309).

Рисунок 309. Сырочка

При этом объём движения должен был быть как можно меньше. Со стороны наблюдающему могло показаться, что участники игры в крайних положениях будто зависают в воздухе. И в какой-то миг можно было увидеть в этой игре движение мари (призрака). Может быть, поэтому она имела ещё одно название – «призрак».

Мысль о разрушении того мира, в котором мы живём с целью преодоления его как ловушки, выражена и в других традициях. К примеру, в книге К. Кастанеды «Сказки о силе» есть упоминание о неком способе ходьбы, призванном «остановить внутренний диалог», который и поддерживает порядок нашего мира. Вот как там об этом сказано:

– Для того чтобы остановить вид мира, который поддерживаешь с колыбели, недостаточно просто желать этого. Необходима практическая задача. Эта практическая задача называется правильным способом ходьбы…

– Как правильный способ ходьбы останавливает внутренний диалог? – спросил я.

– Ходьба в этой определённой манере насыщает тональ, – сказал он. – Она его переполняет. Видишь ли, внимание тоналя должно удерживаться на его творениях. В действительности именно это внимание и создаёт порядок в мире. Поэтому тональ должен быть внимательным к элементам своего мира для того, чтобы поддерживать взгляд на мир, или внутренний диалог.

Он сказал, что правильный способ ходьбы является обманным ходом. Воин сначала, подгибая свои пальцы, привлекает внимание к своим рукам, а затем, глядя и фиксируя глаза на любую точку прямо перед собой на той дуге, которая начинается у концов его ступней и заканчивается над горизонтом, он буквально затопляет свой тональ информацией. Тональ, без своих с глазу на глаз отношений с элементами собственного описания, не способен разговаривать с собой, и таким образом он становится молчалив.

Дон Хуан объяснил, что положение пальцев рук не имеет никакого значения, что единственным соображением было привлечь внимание к рукам, сжимая пальцы разными непривычными способами. И что важным здесь является тот способ, посредством которого глаза, будучи несфокусированными, замечали огромное количество штрихов мира, не имея ясности относительно них. Он добавил, что глаза в этом состоянии способны замечать такие детали, которые были слишком мимолётными для нормального зрения…

Здесь наиболее любопытна сама мысль о «преодолении» окружающего мира: хочешь узреть иномирье – перестань смотреть в мир. Об этом, а именно о «переворачивании очей», мы уже упоминали, когда говорили о кобении. Однако приведя отрывок из К. Кастанеды, мы всего лишь хотели лишний раз «другими устами» высказать мысль о том, что путь в Небеса начинается с «разрушения» того мира, в котором ты живёшь!

Пахтание мира

Основная цель этого действия была в уплотнении мира, которое являлось одной из мет обрядового состояния сознания. Считалось, что в этом состоянии человек способен владеть силой. В работе А.С. Мандзяка «Боевая магия славян» есть очень любопытный отрывок, характеризующий подобное состояние: «Ощущение присутствия «силы» может быть самым разным. Так, один из наших респондентов рассказывал, что приступает к магическому действию тогда, когда «внутри тела, и особенно вокруг головы, появляется «вязкость»… она не всегда приятна, но зато, что бы ни делал в это время, всё получается, посмотрю, и человек падает без сознания…»

В рассказе А.И. Куприна «Олеся» также есть очень любопытный кусочек, где главный герой рассказывает о молодой полесской колдунье:

– Знаешь что, Олеся?.. Ты меня извини, а я ведь этому всему не верю. Ну, будь со мною откровенна, я тебя никому не выдам: ведь всё это – одно притворство, чтобы только людей морочить?

Она равнодушно пожала плечами.

– Думайте, как хотите. Конечно, бабу деревенскую обморочить ничего не стоит, но вас бы я не стала обманывать.

– Значит, ты твёрдо веришь колдовству?

– Да как же мне не верить? Ведь у нас в роду чары… Я и сама многое умею.

– Олеся, голубушка… Если бы ты знала, как мне это интересно… Неужели ты мне ничего не покажешь?

– Отчего же, покажу, если хотите, – с готовностью согласилась Олеся. – Сейчас желаете?

– Да, если можно, сейчас.

– А бояться не будете?

– Ну вот глупости. Ночью, может быть, боялся бы, а теперь ещё светло.

(…)

– Что бы вам такое показать? – задумалась она.– Ну хоть разве это вот: идите впереди меня по дороге… Только, смотрите, не оборачивайтесь назад.

– А это не будет страшно? – спросил я, стараясь беспечной улыбкой прикрыть боязливое ожидание неприятного сюрприза.

– Нет, нет… Пустяки… Идите.

Я пошёл вперед, очень заинтересованный опытом, чувствуя за своей спиной напряжённый взгляд Олеси. Но, пройдя около двадцати шагов, я вдруг споткнулся на совсем ровном месте и упал ничком.

– Идите, идите! – закричала Олеся. – Не оборачивайтесь! Это ничего, до свадьбы заживёт… Держитесь крепче за землю, когда будете падать.

Я пошёл дальше. Ещё десять шагов, и я вторично растянулся во весь рост.

Олеся громко захохотала и захлопала в ладоши.

– Ну что? Довольны? – крикнула она, сверкая своими белыми зубами. – Верите теперь? Ничего, ничего!.. Полетели не вверх, а вниз.

– Как ты это сделала? – с удивлением спросил я, отряхиваясь от приставших к моей одежде веточек и сухих травинок. – Это не секрет?

– Вовсе не секрет. Я вам с удовольствием расскажу. Только боюсь, что, пожалуй, вы не поймёте… Не сумею я объяснить…

Я действительно не совсем понял её. Но, если не ошибаюсь, этот своеобразный фокус состоит в том, что она, идя за мною следом шаг за шагом, нога в ногу, и неотступно глядя на меня, в то же время старается подражать каждому, самому малейшему моему движению, так сказать отожествляет себя со мною. Пройдя таким образом несколько шагов, она начинает мысленно воображать на некотором расстоянии впереди меня верёвку, протянутую поперёк дороги на аршин от земли. В ту минуту, когда я должен прикоснуться ногой к этой воображаемой верёвке, Олеся вдруг делает падающее движение, и тогда, по её словам, самый крепкий человек должен непременно упасть… Только много времени спустя я вспомнил сбивчивое объяснение Олеси, когда читал отчёт доктора Шарко об опытах, произведённых им над двумя пациентками Сальпетриера, профессиональными колдуньями, страдавшими истерией. И я был очень удивлён, узнав, что французские колдуньи из простонародья прибегали в подобных случаях совершенно к той же сноровке, какую пускала в ход хорошенькая полесская ведьма.

Нечто подобное каждый не раз делал в детстве, но, повзрослев, повесил на это ярлык: «Детское баловство!» Однако это «детское баловство», несмотря на наш отказ ему в жизни, упорно не хочет умирать. Видимо, есть за всем этим нечто такое, что делает подобные забавы жизнестойкими. Действо, описанное А.И. Куприным, в Спасе называлось варакозеньем. И оно было возможно только в ином мире, отличном от нашего по плотности, – спахтанном.

Подобное состояние в основном передавалось даром. Однако были и своего рода упражнения, должные привести человека к ощущению вязкости. Об одном из них уже рассказывалось в своде Огня (вращение пальцами). Имело оно своё продолжение. В исходном положении стоя «в пяте» и сохраняя состояние натяга, руки держали перед собой. Кисти раскрыты. Приснув чуть-чуть, начинали очень медленно крутить большими пальцами. Делали вращение через лёгкое усилие, преодолевая сопротивление окружающего нечто. Это нечто – «плоть мира», которую пахтали своим движением.

Затем добавляли круговые движения в запястьях, локтевых суставах. После чего начинали медленно кружить головой и поясницей, при этом покачиваясь с одной ноги на другую и вращаясь вокруг себя по кругу. Получалось довольно сложное движение. О правильности и неправильности здесь говорить нет смысла, так как у каждого получался свой рисунок движения. Главным в этом действии был образ взбивания молока в масло, которое оседало на Свиле человека во всех трёх плоскостях (рисунок 310).

Рисунок 310. Пахтание мира

Пахтание нужно было наполнить звучанием – петь мир, а он, в свою очередь, начинал отзываться. Опять же, сколько времени уходило на то, чтобы взбить мир? Здесь снова не будет чёткого ответа. Сколько надо, столько и пахтали. Месяцами. А если брать за раз, то это действие выполнялось до изнеможения. Здесь уже разговор не шёл о том, чтобы жалеть себя.

Тем не менее пахтать мир до бесконечности просто не получится. Однажды он должен был «удушить» человека. Это чем-то схоже с тем, как когда-то месили глину для постройки хат-мазанок. Под ногами становилось всё гуще и гуще, и ноги всё труднее было выдирать из жижи. То же самое происходило с взбиванием мира, и, как следствие этого, оставаться в нём было невозможно. А потому человек покидал взбитый им мир, чтобы обрести новое – третье рождение.

Как это выглядело образно? Пахтая мир, человек всё больше и больше ощущал на себе его вагу (тяжесть). Движения при этом становились всё тяжелее и медленнее, дыхание – затруднённее. И в какой-то миг наступал предел. Причём тут ничего не нужно было представлять. Вага наваливалась воочию, и это могло даже испугать. На подви́ге пахтающий начинал глубоко и с силой дышать, собираясь для усилия, и, собравшись, на выдохе с криком и усилием он разрывал окружающую гущу и рождался. При этом его действие было чем-то похоже на взрыв, идущий глубоко изнутри. После чего обычно наступал глубокий сон. В итоге человек обретал состояние Ясны, которое было совершенно иным, чем обрядовое состояние сознания.

Таким образом, современным языком «пляс Свили» можно назвать сводом упражнений психосуггестивного характера, направленных на достижение изменений внутреннего порядка. Интерес к нему может быть, пожалуй, разве что у чудаков, «ищущих высокого», да собирателей «чего-то необычного». Утверждать, что эти упражнения дадут человеку силы немереные, мы не будем. Слишком уж это смахивает на дешевизну. Тот, кто ищет силы, может их найти в другом месте и с меньшими затратами для себя. Доказывать, что с помощью них он сможет управлять миром, также не будем. Для управления были совершенно иные штуки, а здесь иное. Каков же тогда наш интерес в том, что мы всё это рассказываем? Как мы уже говорили, – снять очередной слой непонимания. Ведь до сих пор у нас нет полной ясности в том, о чём мы пытаемся поведать. И конечно же, есть желание высказаться, чтобы стало легче, чтобы убрать из себя творческий зуд. Вот и вся наша выгода.

Баланжа, танки́ и разжигание крови

«Пляс Свили» был не единственным из «плясов» в поданной нам традиции казачьего Спаса. Наряду с ним бытовали также баланжа и танки́. Их предназначение было в «разжигании крови» и «поднимании глузда». И то и другое в сути приводило к изменённому состоянию сознания. Устаревшее «бить баланжу» означало «становиться неистовым», то есть яростным, а потому её применяли для ярения, или обретения необходимого бойцового состояния. Соответственно, она была больше составной бойцового Спаса, считаясь чисто мужской «забавой». Баланжу именно выбивали, и выбивали с силой. Внешне её исполнение можно увидеть во многих народных танцах, и не только славянских, но, например, у тех же ирландцев, где очень ярко выражены движения ногами. Характерна баланжа и для казачьей лезгинки, которая в основном была у терских казаков. Выглядела она как удары ступнёй о землю, пятка – нос или нос – пятка, а также всей ступнёй.

Традиционно били баланжу вокруг воткнутого в землю ножа. Об этом обрядовом действии уже говорилось выше. Воткнутый в землю нож означал Прикол-звезду, или некую серёдку мира, вокруг которой и ярился человек. А также это действие почиталось неким рядом (договором) с Богом, в котором «характерник вручал себя в его руки». Первыми тремя ударами стопы он «брал себя в натяг, что аж тело звенеть начинало» и «скидывал» с себя гашник (об этом говорилось выше). При этом «макушка подпирала небо, а пальцы в разлётку шли». А дальше он шёл по кругу, выстукивая ногами (рисунок 311). Делая шаг вперёд, нога ударялась о землю пяткой, но продолжала двигаться по дуге вперёд, а затем возвращалась назад с ударом на мысок, но также продолжала двигаться по дуге назад. И затем всей ступнёй становилась на землю. После чего шёл уже шаг другой ногой. Проявлением яризны были характерные «выкатывающиеся глаза» и пробегающий по коже холодок.

Рисунок 311. Баланжа

Лучше всего было бить баланжу в кругу сподручников, которые в это время хлопали в ладоши, задоря находящегося в кругу. В начале его движения хлопки были медленными, но по мере продвижения становились всё быстрее и быстрее. Причём благодаря хлопкам ярился не только бьющий баланжу, но и находящиеся в кругу. Входя в круг друг за другом, каждый проходил по три круга, а если надо, то и более. Это действие приводило истоты в трепет, а также «будило» оба огня (Жижу и Жагру) и приводило к их смешиванию, что в итоге «разжигало кровь». Для самого же смешивания использовали БЫСТРОЕ ДЫХАНИЕ – СКОРОДЫШКУ. Она же доставляла огонь в каждую часть тела. Также хорошим подспорьем в «разжигании крови» являлось пение сподручников, составляющих круг. Причём не всегда оно было со словами. Зачастую это было простое многоголосье либо же бессмысленное сочетание звуков наподобие кавказского «ой дай дарайда орай да».

Выбивание баланжи, как и все народные танцы и кобения шагом, выполнялись «против солнца» – против часовой стрелки. Это направление вовсе не означало «добро» или «зло», а только лишь «людское» и «Божественное». Танцы «людские», или предназначенные для пробуждения природы, имели направленность за солнцем – по ходу часовой стрелки. Танцы же обрядовые, «для Бога» (как говорилось в Спасе), выполнялись «против солнца». Это способствовало входу в обрядовое состояние сознания.

Для «подъёма сознания» в кругу применялся и другой хитрый приём. Сподручники хлопали в ладоши, и не просто, а с определённой частотой, соответствующей каждой из истот. В этом случае человек проходил девять кругов, что уже само по себе было делом непростым.

1. Истота Дарь – три медленных хлопка.

2. Истота Жижа – два медленных, два быстрых хлопка.

3. Истота Жизнь – один медленный хлопок, два быстрых, один медленный.

4. Истота Яскра – один медленный хлопок, четыре быстрых.

5. Истота Полад – два быстрых хлопка, один медленный.

6. Истота Жаля – два быстрых хлопка, один медленный, два быстрых.

7. Истота Харло – четыре быстрых хлопка, один медленный.

8. Истота Лоб – шесть быстрых хлопков.

Для девятой истоты в баланже не было характерной частоты хлопков, потому как её вообще трогать без крайней нужды не полагалось. Так как истоты – это некие узелки, где «душа к телу привязана», а «возжигание» истот эти узелки развязывает, то развязывание девятого было делом не безопасным. При работе с различными состояниями до поры до времени считалось, что «поднимать глузд» (сознание) до верхней истоты нежелательно, чтобы душа от тели сполна не отделилась. А потому девятый круг в баланже проходили под частоту хлопков, характерную для первой истоты: три медленных хлопка. Чтобы «войти в жар гораздо плотнее», бьющий баланжу мог ещё и сам отбивать зубами частоты истот.

Топот находящегося в круге сватожил стати Неба и Земли, а хлопанье его сподручников, образующих этот друг, связывало стихии Огня и Воды. В совокупности всё это создавало «Чаровний котёл», в котором начинало вариться «Божье пиво». И все участники котла пьянели от него. И по сей день можно увидеть нечто подобное в казачьей терской лезгинке. Движения пляшущих и звучание музыки зажигают всех присутствующих вокруг, не оставляя никого равнодушным.

Чтобы образ воздействия на истоты был законченным, нужно сказать, что в обычном нашем состоянии они сдвинуты относительно нашей меры и относительно друг друга. Одна чуть впереди, другая сзади, третья сдвинулась кпереди вправо, четвёртая – кзади вправо (рисунок 312). При этом они всё время плавают. Но, как говорили наставники в Спасе, лишь когда истоты станут в ряд, или когда в них будет порядок, мы переходим в состояние могутности. И тогда для нас открываются иные способности, недоступные нам в обычном состоянии. Это происходит при возмущении духа и трясцах одновременно. Трясцы в баланже «возжигают» истоты, а возмущённый дух направляет и «соединяет» их, выстраивая в ряд. Человек становится неистовым. Того же самого – упорядочивания истот – мы достигаем и во время вышеописанной Свили.

Рисунок 312. Истоты в обычном и упорядоченном состояниях

Рассказывал нам наказитель также и о некой подготовительной работе к баланже, а именно о ладке истот. Хотя она, как говорят в медицине, была показана каждому и без баланжи. Со слов знахаря, её обязательно делали все «знающие» на Ивана Купалу. Этот день, как считалось, являлся лучшим для обновления ведовской силы. С этой магической силой происходило то же, что и с другими явлениями и объектами мира: она постепенно «истощалась», «ветшала» и требовала обновления раз в году. Для этой цели существовали различные обряды, которые различались по местам. Это, к примеру, плетение нового гайтанчика (верёвочки) для креста, пускание по воде одежды на разречье и троекратное окунание в воду, обрезание громничным ножом пут, «наплетённых» за год (под «путами» понимали все злословия, пожелания зла, завистливые взгляды и т.п.).

К таким обрядовым штукам относилась и ладка истот. Проводилась она по-разному. Самый простой и доступный способ – это простукивание истот кулаком через стопу. Для каждой истоты использовали свою частоту, приведённую выше. А также ладили и девятую истоту восьмью быстрыми ударами. Здесь затрагивать девятую истоту не возбранялось и даже, наоборот, считалось необходимым. Подхватив одной рукой ногу и взяв её в натяг, кулаком другой руки наносили несильные, но проникающие удары по стопе. Это было возможно только при расслабленной руке. Это внешне. На самом деле простукивали истоты, то есть удар «погружали» через ногу и тело, соответственно, до своей истоты, «сбивая с неё накалину», которую нужно было видеть.

Что представляет собой «накалина»? Однозначно можно сказать только одно: это некая вага, или тяжесть, накапливающаяся на истотах и усыпляющая их. Какой она природы, сказать сложно. Не хватает видения, а наказитель нам об этом ничего не говорил. Каждую истоту требовалось простучать 27 раз, считая за раз характерную для неё частоту. Если же сподручника в нужное время не оказывалось, то обходились без него, выбивая вагу из истот за счёт ударов стопой о землю в соответствии с частотой истот.

Существовали и другие, более «экзотические» способы ладки истот. Это можно было делать при помощи колобков из теста. При их изготовлении в них помещалось молоко чёрной коровы, на которое читался то ли заговор, то ли бессмысленный набор «святых» слов (записано со слов): «Господи, силу честного, остающего зла, крестным знамением и веселье глаголющие от всякого зла крестным знамением. Аминь! Аминь! Аминь!»

После этого набирали молоко устами и выдували его в тесто. Лепили из теста колобки. Их не запекали, а затем катали над истотами. На каждую шёл свой колобок. Тесто с молоком притягивало на себя вагу. Завершив ладку, колобки закапывали в землю.

Можно было ладить истоты и при помощи кудеса (барабана). Для этого человека клали на землю. Над ним располагали барабан и били в него. Подносили к нему трубу из дерева, которую направляли на истоты. Этот же способ был применим и для «возжигания» истот.

* * *

В отличие от баланжи, танки́, или танок, считался женским плясом. Выглядел он как мелкий-мелкий шаг, в четверть стопы. При этом тело держалось в натяге. От народного танца танки́ Спаса отличались более выраженными ударами стоп, за счёт которых тело приходило в мелкую дрожь, а также характером перемещений. Если в танце танки́ имели характерный рисунок, зависящий от самого танца, то в Спасе они совмещались с круговыми вращениями вокруг собственной оси. Но и пляс, и спасовские танки́ имели цель ввести человека в определённое состояние сознания. Чаще всего народные плясы были составной частью обрядовых действ, входящих в состав различных праздников. А раз так, то под обряд требовалось нужное состояние, которого можно было достигнуть в том числе и за счёт пляса. Ниже мы попробуем немного глубже войти в этот вопрос.

Внешне танки́ Спаса выполнялись в положении тела «накрест», с разведёнными в стороны руками. «Взяв натяг», начинали часто бить стопами, не вкладывая в это действие силу, и вращаться вокруг своей оси (рисунок 313). Эти удары отзывались в теле, которое должно было быть балухтанным. Это приводило к «подъёму огня», как и в случае с баланжой, как Жижи (огня Животной души), так и Жагры (сердечного огня) и к их смешиванию. И как в баланже, здесь для более быстрого замешивания огней применялась скородышка. В теле начинало гудеть, и человека бросало в жар. Появлялась испарина. Это и называлось «кровь закипела»!

Рисунок 313. Танки́

Единственное уточнение: перед тем как «бить баланжу» и «отбивать танки́», вначале было лучше всего растрясти себя и при помощи трясцов войти в состояние балухтани («жидкое» состояние). Начинали с кистей, а затем трясцы поднимали к плечам и опускали их по телу к стопам. За счёт этого действия убирали излишнее телесное напряжение, потому как оно являлось помехой «кипячению крови».

Согласно древним поверьям, топот баланжи и танков позволял заручиться поддержкой Земли и Неба, обрести их силы. Этнографы считают, что топанье ступнями о землю является одним их древнейших танцевальных архетипов. Древним выражением такого топанья было одно из действий продуцирующей магии – удары ногами «пробуждали Землю», которая не остаётся в долгу и наполняет человека своими соками и силами. По народным представлениям, если какое-то время топтаться босыми ногами по земле, то сила земная начнёт входить в человека, от чего может даже «помутиться в голове». Особо сильны для человека те места, куда его «сама Земля управит». Об этом также уже говорилось выше.

Если говорить другими словами, более нам понятными, то топтание, а тем более топанье ногами о землю может способствовать вхождению человека в особое психическое состояние. Подобным способом испокон веков «заводились» на кулачные поединки. Так, один из героев Ивана Котляревского в поэме «Энеида» (1798 г.) перед боем «из сердца скреготал зубами, об землю топотал ногами»… В частушке чалдонов (жителей Сибири) есть такие слова:

Как батойские ребята,

Одним словом, молодцы:

Ногой топчут, брюки лопнут,

Все заплатки отлетят…

После выхода из изменённого состояния жар уходил из крови в пот и ещё некоторое время оставался в человеке, что могло «палить» его, истощая силы. Считалось, что окончательное «охлаждение» наступало после того, как человек пропотевал. Чтобы не ждать этого, ему нужно было «охолонуться» (окунуться в холодную воду) либо растереть руки и грудь. В этом случае пот выходил гораздо быстрее, и человек возвращался к обычному своему состоянию.

* * *

Вот здесь в самый раз будет сделать обещанное отступление о плясе как «катализаторе» изменённых состояний сознания, в частности о хороводе. Начнём издалека.

Опять мы вспомним совершенство. СО-ВЕРШЕН-ство. То, что совершено. Что здесь означает «со»?» «Вершение» – вроде как «верчение» или «верстание», как прохождение сквозь. А «со»? Оно присутствует в словах «совесть», «соучастник», «современник». Кто-то говорит, что «со» – это совместно, едино. Наверное, это так, раз уж и в слове «совместно» и «соединение» есть «со».

Если посмотреть с точки зрения русского языка, то значение приставки со (с) при образовании глаголов следующее:

– совместность действий, помощи, чувств. Например: сострадать;

– удаление с поверхности, с места. Например: состричь, соскоблить;

– соединение, сближение, скрепление чего-либо. Например: соединить, соприкоснуться, составить;

– доведение действия до какого-либо предела. Например: сокрушить.

Вроде всё понятно. Но есть в этом «со» и нечто такое, что ускользает от нашего восприятия. Наше понимание приставки «со», несмотря на очевидную понятность, всё же кусками. Как и всякое понимание вообще. Взять нечто нам понятное. Что мы имеем? Образно начало, повороты, конец – это то, что я держу в сознании, а вот дорога как-то ускользает от меня. Вот как выглядит наше понимание той же приставки «со».

Со – это соуз, где «уз» – узел, а «со» – не просто действие соединения, но некая стрелка, указывающая направление. Наставники в Спасе говорили, что «со» есть попадание. Что оно «противу греха», то есть противоположно греху. Это попадание в точку. И уже будучи заточенным, в состоянии с точкой, мы попадаем… Вот тут придётся ограничиться многоточием, чтобы не соврать.

«Со» есть также в слове «сотворение». Кто-то скажет, что сотворение – это совместное творение. Или же творение в состоянии «со»? В заточенном состоянии? То есть в точном состоянии. Говорят, что Бог сотворил весь мир. Или создал. Почему со-творил? Почему со-здал? Совместно с кем-то? Или же это просто сближение, скрепление чего-то разнородного? Нет! Тут нечто другое. Наставники говорили о первом значении, о совместном творении того, кто задумал, и самого творения. Правда, странно? Я и творение едины. Я творю его, оно творит себя, при этом творя меня! Всё, круг замкнулся. Покатилось колесо! И кто начален тут? Курица или яйцо?

Творение не завершено и не может быть завершено, пока оно не сотворено! Творение несовершенно, сотворение совершенно. Но сотворение невозможно, пока я сам! Оно бессмысленно. Когда у меня появляются соавторы, то я устремился к совершенству. Покатилось колесо!

Бог сотворил Хоровод. Человек же и по сей день продолжает творить мир таким, каков он есть перед нами. С границами. Как такое случилось, что мы выпали из сотворения? Нет ответа! Хотя нет! Мы сотворим друг другу, внимая или отрицая, и тем мы в Хороводе. Покатилось колесо!

Ладно, можно долго латать эту дыру нашего восприятия – не залатать. Вопрос возник, зачем вообще это «со» мне лично. Как оно мне поможет в жизни? Как оно применимо к делам?

Слово «знающим»! «Со» из их уст – Межа, что между семью небами. Мы называем их по привычке «семь небес», но это не так. Потому колесо и катится, что оно Межа! Каждое небо само по себе отстоит от других. А в Хороводе колесо катится! «Со» округло, как «о», но «о» отстоит, а «со» состоит. Вот такая игра слов была у наставников. Соберись на природе «со», и ты получишь округлость! Зачем она тебе? Чтобы стать облым и получить полноту. А дальше… стать звездой и светить всем и вся!

Вот тогда ты и катить будешь, и на мир накатывать! Наверное, многие слышали о накате. Его представляют как нечто бойцовое. И это так! И не так! Накат – это касание Божье. Прикоснулся к тебе Господь, и невесть что с тобой происходит. Ты всем телом расплываешься в улыбке. Все напряжения из тели исчезают, и ты держишься на Духе Святом. Говоря это, мы не очень понимаем, как это.

Вроде как Дух округл. Он накатывает на тебя, если ты в отрицании – согласии. И ты катишь его дальше, накатывая на кого-либо. Накатывая, Дух «обуивает». И у тебя нет никаких помыслов. Ты полон.

Взять поединок. Нападение – мета недостаточности. Те, кто в единоборства идут, чего они ищут? Быть первым! Да-да, именно так. И отговорки наподобие «для самозащиты» – в пользу для бедных. Быть первым! Но за первым пошёл ряд. Первый мир разделил.

А может быть, иного ищет приходящий в единоборства? Не первым быть, но целым? Стать целым можно лишь через осознание Хоровода, через осознание сотворения, через стремление осознать совершенство. Для любителей упражнений это и есть упражнение. А пляс, в частности хоровод, позволяет пощупать совершенство и сотворение.

Вот ещё какое действо предлагали наставники. Взявшись за руки, шли на посолонь с думой о совершенстве. Но не просто шли, но с распевкой. То ли «о-о-о-о», то ли «а-а-а-а». И буслали. Долго ли, коротко, как в сказке, накатывало! Это и называют изменённым состоянием сознания.

Можно поставить одного в серёдку хоровода. Он «пята» его. И он поворачивается вокруг себя против хода хоровода – на коловрат. На него накатывает. Тут можно в ломки пуститься, чтобы «Духом до косточек проняло».

А можно поиграть в такую игру. Как только на «пяту» накатывало, он поднимал руки, как бы облачаясь в Дух. Это является знаком для хоровода. Он рассыпается. Пяточный пускает накат на кого-то. Как пускает? А просто. Как шар большой. Рукой ли, из груди ли. На «гонца». И если «гонец» не потеряет накат, то может его катить дальше. И тут веселье пойдёт. Все упьются «пивом Божьим».

Только тут нужно без единоборств! Без того, чтобы кому-то чего-то показать и доказать. Вот где можно отследить себя – зверя! Пошли мысли: «Что за дурь?», «Не вставляет меня», пошло сопротивление. Это зверь. Единоличник ему имя! Конечно, тут тебе никто не указ. Может, ты и не Спас вовсе ищешь, а великолепие? Тогда зверь нужен тебе! Он поможет тебе найти свои подзатыльники. Ибо как ещё завлечь человека на учёбу? Через обещание ему великолепия. На подзатыльники никто не пойдёт! Но учёба – это всегда подзатыльники. И лекарство!

И ещё одна мелочь. Накат не кунание. Кунание нас в Навь выкидывает, чтобы там обрести половинку свою. Но в Нави мы как во сне. Ни расстояния, ни чёткости, ни цвета, ни звука ты не воспринимаешь. Плывёшь! А при накате всё чётко, но коварные мысли твои неисполнимы. Ты лишь способен любовь излучать. Так что накат – это прикладное о любви. Как и хоровод.

В общем, хоровод даёт нам ярко пережить изменённое состояние сознания. Но отличить навское наваждение от наката Прави и описать эту разницу всё же пока нам не под силу. Под силу лишь указать на это явление. А там что получится.

* * *

Чтобы раскрыть как можно глубже образ кобения, нужно упомянуть и о прыжках. По ходу своего сказа мы затрагивали (уже и не раз) прыжки. Но в том-то и дело, что Спас мазками пишется. Далёк он от академизма. А потому ещё один мазок лишь добавит полноты к образу.

Прыжки были составной частью многих обрядовых действий. В одном из таких обрядов для повышения женской славы топили баню тремя породами дерева и приносили воду, взятую с бурного порога ручья. Женщину парили в бане и поливали её принесённой водой. Но перед этим тот, кто парил, прыгал со словами:

«Мать – Дева Мария! Пойди-ка, приди-ка! Здесь ты нужна! В беде тебя кличу! Приди освободительницей! Приди, развяжи! Чтобы поднялась слава рабы Божьей (имя). Поднялась да развивалась. Чтобы пришли сваты к её калитке и забрали бы её так далеко, как деньги слышно! Аминь! Аминь! Аминь!»

В другом банном обряде, направленном на повышение славы, печь топили из разбитых грозой деревьев. Воду также брали из бурного порога. В бане парящий хлестал девушку веником. При этом он прыгал и читал слова:

«Мать Дева Мария, помощница наша усердная! Пойди-ка, приди-ка! Здесь тебя ждут, в беде призывают! Приди освободительницей! Приди, развяжи! Чтобы поднялась слава рабы Божьей (имя). Встань, слава, развивайся! Честь девичья, продвигайся! Чтобы пришли сваты к калитке её. Чтобы прибыли они из той дали, до которой деньги доходят! Аминь! Аминь! Аминь!»

После чего девушку обливали принесённой водой.

Ещё одно «волшебное» действие с прыжками, предназначенное «из брыкушки выблукать» (из беды выйти), состояло в прохождении некой «поди Горней», или пути Вечности. Это самое что ни на есть настоящее кобение волхвов древних, к мудрости которых мы все грезим прикоснуться. Ныне это известная детская игра болото. Состоит она в следующем: на земле расчерчивают классы; участник игры бросает свой камешек в первый класс; на одной ноге он прыгает в этот же класс, из первого класса толкает камешек во второй, а затем через болото в третий класс, оставаясь на одной ноге, и так доходит до пятого класса. Из этого класса он или вышибает камень сразу через все классы в поле, или толкает его, прыгая на одной ноге из класса в класс по порядку – в шестой, седьмой, восьмой, девятый, десятый и в поле (рисунок 314).

Рисунок 314

Правило в игре такое: если камешек попал в болото, игру нужно начинать сначала, с первого класса.

А как оно было у волхвов-химородников? Точно так же! Камень нужно было провести сквозь восемь врат и через два болота. Восемь врат тут – восемь врат Света. Они означают Полноту, равную Вечности. О четырёх мы говорили. Это врата стихийные. А четверо других что из себя представляют? Это тоже врата стихийные. Только есть «старшие» и есть «младшие». С них начинается и ими заканчивается мироздание. Что значат эти слова? Может быть, ничего, а может быть, есть за ними какая-то суть. По крайней мере, в совокупности они означают ВСЕСВЕТ. Некоторые утверждают, что восьмиконечная звезда, олицетворяющая восемь врат, или восемь столпов мироздания, носила название сварожьего квадрата, или звезды Лады. Так ли это? Не знаем. Но то, что так называли Вифлеемскую звезду, или Богородичную, однозначно! Так что из древности глубокой к нам пришла восьмиконечная звезда.

Но вернёмся к коби волховской. Если ты протолкнёшь камешек, прыгая на одной ноге и этой же ногой его продвигая, то ты «развеешь тучи хмурые», которые бедой над тобой сгустились, либо развеешь их за того, за кого радеешь. Помните, может быть, нечто подобное мы уже описывали в прохождении по верёвке, расположенной особым образом: кругом с вписанной в неё верёвкой?

Если же ты трижды собьёшь камень в «болото», или в гмор (так называли, как и Навскую суть, окрест дороги), то рок над тобой! И избежать того испытания, которое тебе Богом послано, или облегчить его тебе не удастся. Так что тут мы видим и гадание на судьбу, которое и было составляющей древней коби.

«Подь Горняя» использовалась в Спасе и для обретения «думного стоса», или состояния, в котором можно было пройти испытания предстоящие, собраться на них. Для подвига чтобы силы обрести, нужно было продвинуть камень до четвёртых врат. И отсюда толкнуть его в «поле». Если это у тебя получится, то можешь идти в подвиг! Осилишь ты его. А нет… Значит, это судьба!

И всё это кобь, в которой и баланжа выбивается, и путь силы молнией в Небеса торится. Об этом мы ещё скажем ниже.

Подобное прохождение через восемь врат, как нам показалось, весьма схоже с китайским хождением по «девяти дворцам». А может быть, только показалось, но тем не менее…

Внешние «девять дворцов» в даосском учении – это силы пространства вокруг человека: восьми сторон света и серёдки. Силами пространства управляют боги «Сяньди», они же божественные предки. В движении по «девяти дворцам» происходит «зарядка» трёх даньтяней. В даосской традиции в ходе «хождения по девяти дворцам» происходит объединение внутреннего «сяньтянь» и внешнего «хоутянь» в теле человека. Таким образом, древний даос общался со своими богами «Сяньди» напрямую.

В современном же понимании, как бы мы сказали нынче, происходит непосредственное соприкосновение с различными силами природы. Выполняя «хождение по девяти дворцам», начинали с севера, проходили на юго-запад, на восток, на юго-восток, в серёдку, на северо-запад, на запад, на северо-восток и на юг. Затем двигались в обратном порядке и заканчивали на севере лицом на юг, как и начинали движение.

Трясцы

Однако «разжечь» себя можно было не только посредством топота. По сути, ударяясь любой частью тела, можно было войти в изменённое состояние сознания, или, как это называли в традиции Спаса, в оборот. Согласно одному из «рецептов», обратиться в волка можно было, произнеся соответствующее заклинание и ударившись всем телом о землю. Во многих народных сказках герои превращаются в сокола или в рыбу, когда бьются о землю. Оборот воспринимался как некая смена рубах духа – лачей. То есть человек «переоблачался», «надевая» на себя иное тело. Делалось это за счёт трясцов, в которых рубахи обретали некую чистоту, отделяясь друг от друга, и человек, при наличии должной силы, получал возможность для подобного оборота. Знахарь называл трясцы также шамаями. Возможно, в этом слове отразилась некая духовная связь Спаса с шаманизмом, где слово «шаман» в одном из толкований означает «трясущийся». Что вполне возможно, учитывая то, что казачья культура была порождена взаимопересечением различных народностей.

Опять же, если обратиться к народной культуре, то и в отношении трясцов можно найти немало любопытных свидетельств. В одном из лечебных обрядов, называемом «паление ночницы», ребёнка помещали в подол и трясли его («палили»), «как зерна в корыте для отделения их от мякины», и одновременно тот, кто стоял в сенях, спрашивал: «Что палишь?» Трясущая ребёнка женщина отвечала: «Ночницу палю». Из сеней ей отвечали: «Пали, пали, чтобы больше её не было!» Примечательно здесь то, что трясцы воспринимались как разжигание огня! Делалось это на заре или с заходом солнца. Кстати, здесь даётся подсказка. Шамаи также стремились приурочить к этому времени суток.

Овладение трясцами рассматривалось как одно из условий для странствования по мирам. Когда кто-то вздрагивал от испуга, то говорили, что его душа хотела выйти. Вздрагивание же и трясцы – одно и то же. Разве не так? Если испуг был очень сильный, считали, что душа от этого может оказаться «не на месте» или вовсе выйти из тела. Так же можно сказать и о приёмах выхода из тела. Для этого, или для входа в изменённое состояние, нужно вздрогнуть. Резко сократить тело, как при испуге. Так, переполох, считали в народе, – это внезапный, мгновенный страх, это, как ныне бы сказали, блиц-конфликт со Смертью, которая схватила жертву и не в состоянии удержать её, потому что срок не пришёл. Вздрагивание же есть отражение этой краткой схватки со Смертью. Такова суть трясцов, говорил наказитель. Соответственно, в Спасе было немало различных приёмов, связанных с трясцами. К ним относились вышеописанные баланжа с танками, но не менее любопытными были и другие шамаи.

Одним из таких было упражнение под названием «горн». «Горн» был больше женским упражнением. Почему, мы объясним ниже. Его суть была в «разжигании» истот с целью… А впрочем, цель всевозможных «тонких» опытов была всё время одна – вхождение в иное состояние сознания и обретение сноразума, или способности к трезвому восприятию иномирья. Все эти походы «за последнюю черту», поучали наставники Спаса, нужны были именно ради этого. И уже обретя способность не теряться там, человек брал оттуда свой взяток, чтобы вернуться Домой. Так что дорога к Дому лежит через «тот свет». И значит, нам туда рано или поздно придётся ходить.

И хотя это не очень просто для восприятия, наверное, в этом что-то есть. Иначе как тогда объяснить тягу человечества к подобным состояниям? Только ли ради силы? Сила, конечно, нужна, но лишь для того, чтобы вырваться из ловушки мира, разрушить стену, которая не даёт нам сдвинуться с места. В скапце думы о силе по большому счёту бесполезны, потому как чтобы ею владеть, нужно быть вольным. А ловушка нам этого не даёт. Да и сила в скапце не нужна. Разве что для того, чтобы разрушить этот скапец.

«Зачем человеку конь, если он заперт в темнице?» – говорил нам наказитель. Хотя, конечно, многие идут «туда» за силой, чтобы доказать кому-то, отомстить, исправить несправедливость, якобы в отношении них допущенную. Но эти люди находятся в смысле силы, или всё в той же ловушке. Они ищут не силу, но то, как отомстить, доказать да справедливость восстановить, а сила от них далеко!

Почему мы так утвердительно говорим? Потому что сами такие. Это о таких людях сказал однажды наш друг Санька-дурак, большой философ: мол, по двадцать лет стоят в киба-дачи, а проку оттого нет. Правда, те, кто силу ищет, чтобы обидчиков наказать, вряд ли с нами согласятся. Да жизнь однажды покажет, кто прав, и всё на свои места расставит!

Но вернёмся к «горну». Выполнялся он в положении лёжа. Ноги были согнуты в коленях, разведены в стороны и упирались ступнями в землю. Руки раскиданы в стороны под углом к туловищу и также упираются ладонями в землю. Некоторое время собирали внимание на ступнях, ладонях и затылке. Здесь затылок означал «трон», на котором восседало «я». Правой ладони соответствовало царство Воздуха, правой ступне – царство Воды, левой ступне – царство Земли, а левой ладони – царство Огня. При этом стремились приснуть, или войти в Дрёму. Расщепление осознания на пять частей как раз способствовало этому.

После чего начинали буслать из стоп и ладоней стати, собирая их в области крестца в виде некоего клубка ярко красного цвета. Дыхание при этом становилось исчезающим, будто и не дышишь (рисунок 315).

Рисунок 315. «Горн»: собирание огня

Затем переходили к скородышке, с помощью которой разжигали этот шар. Язык держали вынутым наружу. Вдох шёл через рот, выдох – через нос. Дышали так обычно несколько минут, но учитывая, что действие, сопровождающее дыхание, весьма трудоёмкое, то поначалу достаточно будет минуты-другой. На вдохе поднимали бёдра, сводя колени и поджимая мышцы промежности, а на выдохе опускали таз на землю. Колени разводили в стороны и отпускали мышцы промежности, расслабляя всё тело. Когда таз касался земли, происходил довольно существенный удар, вызывающий трясцы, которые растекались по всему телу. Шар при этом становился огненным, разжигая истоту (рисунок 316).

Рисунок 316. «Горн»: разжигание

После этого давали себе передышку, а затем поднимались к следующей истоте, где, удерживая вниманием огненный шар, выполняли действие, описанное выше. Также достаточно было для начала одной-двух минут. Вновь отдыхали и поднимались к следующей истоте. Подобным образом проходили до истоты «Лоб». Девятую истоту по описанной выше причине не трогали.

В заключение лежали вытянувшись некоторое время, просто пребывая в огненном состоянии. В теле мог ощущаться характерный гул и жар. Кроме этого при ударах тазом о землю довольно часто возникало чувство сродни половой разрядке. Может быть, благодаря этому, а также по характерному движению тела «горн» считали больше женским действом, во время которого происходит совокупление с духами, в результате которого они входят в женщину, становясь её помощниками. Нечто подобное можно встретить и в шаманизме, где также бытовали поверья о помощниках, входящих в женщину через её лоно. Но если отбросить предубеждения и религиозные опасения, то «горн» вполне мог подходить и для мужчин.

Если подходить к шамаям согласно букве Смаги, то для мужчин были свои упражнения в трясцах. Одним из таких были удары ступнёй в лежачем положении по земле. Для этого распрямляли колени, расслабляли их. Поочерёдно поднимали слегка ноги (на три-четыре кулака) и ударяли ими по земле. Вначале можно было положить под ноги что-либо мягкое. Лодыжки не напрягали, удар наносили пяткой и икроножной мышцей (рисунок 317). Начинали с лёгких и нечастых ударов, но постепенно увеличивали их силу и частоту.

Рисунок 317. Трясцы пяткой

Здесь важно было отследить, как сила от удара проходила вверх до макушки или же где она терялась. Если всё шло как надо, то всё тело, в том числе и голова, покачивались с каждым ударом ноги. Если же этого не происходило, тогда отслеживали то место, которое не получалось «отпустить», и прогуживали его. После этого можно было бить ногами чаще и сильнее. В этом случае каждый удар отзывался в теле «взрывом», и оно постепенно начинало дрожать и «гореть».

В другом упражнении лёжа на спине, с согнутыми в коленях ногами и опирающимися в землю ступнями, сводили ноги таким образом, чтобы бёдра соударялись. При этом, разводя ноги в стороны, делали вдох, а на выдохе их сводили, нанося удары бёдрами (рисунок 318). И точно так же, как и в предыдущем случае, отслеживали, как трясцы охватывали тело.

Рисунок 318. Трясцы ударами бёдер

В другом упражнении исходное положение – лицом вниз с согнутыми в локтях руками, голова располагалась на кистях рук, а пальцами ног и коленями упирались в землю. Сохраняя расслабленность в теле, поднимали на вдохе таз как можно выше и наносили им на выдохе резкие удары о землю, отслеживая, как трясцы разливаются по телу (рисунок 319). Повторяли до чувства достаточности.

Рисунок 319. Трясцы ударами лона

Выше мы упомянули, что некоторые герои сказок могли оборачиваться в животных или птиц, ударившись о землю. И это, как вы уже поняли, не художественный образ. Вот ещё одно действо из разряда казачьих трясцов, позволяющее выйти из тела в состояние полёта. В нём удар о землю позволяет «выбить» душу из тела. Сидя со скрещёнными ногами в «сидне», человек расслабленно падал, раскинувшись крестом. В миг удара он ещё и разверзался крестом, подавая голову, туловище и руки в разные стороны. К тому же в миг удара нужно было встать, не вставая. То есть отпустить намерение и влить в него силу. Сделать это решительно, оставив тело лежать (рисунок 320). А что получится? Если преодолеть страх, а он непременный спутник подобных упражнений, то можно получить необычные состояния. Из груди выходит Душа-птица. И если в неё помещали осознание, то человек мог странствовать по различным мирам. Сказка? Ложь? Но здесь намёк!

Рисунок 320. Выход Души-птицы при ударении о землю

Овладеть трясцами можно было и в соударениях со сподручником, что относилось к «богатырским игрищам» Спаса. В них силу сталкивания вначале учились пропускать по телу, а затем подхватывать её и направлять в свою серёдку к «стёжке душевной». И за счёт этого переводить в «труса» расположенные на ней истоты. Таким вот образом в Спасе ярили себя и во время самой схватки. Подобных упражнений можно придумать хоть сотни, но вполне достаточно было даже одного. Приведём для примера несколько вправин из «игрищ».

1. В исходном положении с выставленной вперёд и согнутой слегка в колене одной ногой и выпрямленной и немного отставленной назад другой ногой принимали на плечо размашистые удары сподручника предплечьем. При этом, находясь в балухтани и удерживая натяг, «подхватывали» осознанием силу удара и проводили её сквозь тело до пят (рисунок 321).

Рисунок 321. «Механика» трясцов за счёт удара по плечу: принятие удара на плечо

Когда это начинало получаться легко, «пускали» удар на Свилю, чтобы он «встряхнул» её. И каждый раз, «встряхнув» Свилю, тут же расширялись осознанием вначале до границ тели, а затем до покрая, или границ Поселенного пузыря, тем самым распространяя «труса» по всей соби (рисунок 322).

Рисунок 322. «Механика» трясцов за счёт удара по плечу: «Трус» распространяется до границ Соби

В свою очередь, «трус» от соби начинал передаваться обратно, собираясь в серёдке упражняющегося (рисунок 323).

Рисунок 323. «Механика» трясцов за счёт удара по плечу: «трус» с соби передаётся в тело

Сподручник, нанося удары, не должен был частить. Так как это «внутренняя» работа, то она не терпит спешки. Опять же, о количестве ударов, их силе не говорим ничего, так как это всё зависело от самого занимающегося. Кому-то было достаточно совсем лёгких ударов, кому-то требовались удары поувесистей.

При более тонком подходе удары сподручника могли «пускать» на каждую истоту в отдельности, начиная снизу и поднимаясь вверх.

2. В том же самом исходном положении принимали толчки ладонями сподручника на грудь, а силу толчка «пускали» на Свилю, «встряхивая» её (рисунок 324). А затем тут же этот «трус» пускали в тело, и уже затем в Поселенный пузырь (рисунок 325). Это действие чем-то может напомнить расходящиеся круги на воде от брошенного в неё камня.

Рисунок 324. «Механика» трясцов за счёт толчка в грудь

Рисунок 325. «Механика» трясцов за счёт толчка в грудь. «Трус» собирается в серёдке, выстёгивая дух

В свою очередь, «трус» приводил в дрожь Поселенный пузырь и, отразившись от его границ, возвращался в серёдку, возмущая дух, который выстёгивал упражняющегося в Небеса (рисунок 326). В итоге вокруг него начинал дрожать весь окрестный мир, или, как говорили в Спасе, яглиться (кипеть). «Мир яглится – человек ярится», – говорил об этом наказитель.

Рисунок 326. «Механика» трясцов за счёт толчка в грудь

3. Исходное положение то же самое. Сподручник наносил удар двумя ладонями перед собой. Упражняющийся должен был выкинуть свои ладони ему навстречу и ударить ими в ладони сподручника, а силу толчка «пустить» в себя, на Свилю (рисунок 327). И когда она начинала дрожать, расшириться до границ Поселенного пузыря. А затем принять в себя уже отражённую волну, а вместе с ней и весь яглящий мир (рисунок 328).

Рисунок 327. «Механика» трясцов при столкновении ладонями

Рисунок 328. «Механика» трясцов при столкновении ладонями

К вышеописанным упражнениям нужна была подготовительная работа. Принимая удары на себя, их точно так же «пускали» на серёдку, но только при этом они поглощались Свилей, входя внутрь неё, и она от этого становилась основательнее. Свиля, как говорили в этом случае, «закалялась». А само действие было призвано «выковать характер», или некий внутренний стержень, на который затем можно было и «мир намотать», и который, достигнув нужной основательности, стукни по нему, звенеть начинал. Удары сподручника, который уподоблялся в этом случае кузнецу, были очень лёгкими. Только при соблюдении этого требования упражняющийся сохранял достаточную созерцательность и возможность «вбирать» в себя эти удары.

Нечто подобное можно выискать и в иных традициях. Например, в китайских стилях внутреннего толка есть упражнения, называемые «парные сталкивания» (сян чжуан да). Суть их состояла в том, чтобы провести ударную волну по своему телу и поглотить или растворить её. Делалось это наряду с «парными упорами» (дин кан фа) с целью создания некой основы (внутренней структуры) под дальнейшие внутренние работы. И наматывание некоей «шелковичной нити» в упражнении «чан-сы-цзинь» (а это упражнение считалось одним из основополагающих в тайцзицюань) без этой основы было просто невозможно. Но понимание этого «китайского секрета» пришло к нам, каким бы странным это ни показалось, после разъяснений наказителя, очень далёкого от любых восточных традиций.

* * *

Весьма добрым подспорьем в разжигании крови являлись описанные выше ломания. И хотя они не совсем в своей сути сходны с трясцами, сказать об этом их свойстве нужно именно здесь. Ломания «гонят» Живу и, подобно кузнечным мехам, раздувают и «поднимают» присущий ей огонь – Жижу. Как следствие, тело становится живым (конечно же, при отсутствии в нём аглыдей), и, соответственно, происходит изменение состояния сознания.

Выше уже говорилось, что мир при ломаниях «смягчается» и становится более податливым. И если быть чуть более созерцательным, то можно заметить, как огонь Живы охватывает тело. Именно он «плавит» тель и вводит человека в инакое состояние. И он же главный посредник в ломании Образа мира. В огне обломки старого мировоззрения должны сгореть дотла. Без огня «ломки» не были бы такими действенными.

В дополнение к трясцам ли, к «зыбке» ли, нужно предложить ещё несколько упражнений, связанных одной нитью. Немудрёные они, но очень и очень существенные в «хитрой науке» Спаса.

Соберитесь в груди. Просто соберитесь. Можно для этого использовать звук. Просто гудеть. И на этот звук собраться. Получилось? А теперь соберитесь в животе. Гудите в живот и собирайтесь на звук. Тоже получилось? Хорошо! Мы выше говорили о «собирании порохового заряда». В данном случае одно и то же. Это первое упражнение. Оно само по себе.

А теперь научитесь входить в отчаяние! С криком. Это «лебединая песня». Раскиньтесь и крикните: «А-а-а-а-а!» Отчаяние – условие входа в изменённое состояние сознания. И не просто в изменённое состояние, но за безусловное условие выхода за рассудок. Ведь рассудок всё время бдит! Он просматривает с помощью чаяний (ожиданий) будущее, которого нет. Опять ожидания! Это разумно для жизни. Не погибнешь до срока. Но такая настороженность мешает выходу в инакость. Это второе упражнение. Оно тоже само по себе. Но без него бессмысленно идти дальше.

Чем больше мы подходим к грани привычного, тем больше мы волнуемся. И это волнение не телесно. Присмотритесь. Оно не от страха, а от приближения к ИНОМУ. Волнение накапливает нашу решимость. Можно сказать и по-другому. Оно накапливает нас. Ибо идти в ИНАКОСТЬ нужно сполна, насколько можно. Иначе мы просто сгинем в ней, в этой инакости.

И тут возникает вопрос: можно ли выйти за волнение, чтобы овладеть им? Да, можно. Ведь мы же как-то справляемся с ним. Чаще неосознанно. Но можно это сделать и осознанно. Это третье упражнение. Если вы войдёте в сердце, то выйдете за волнение. Можно и по-другому. Просто начните качаться. Это тоже поможет вам овладеть волнением. Или, наоборот, начните качаться, чтобы вызвать волнение. А когда оно появится, то переведите его в мельчайшую дрожь, просто собираясь в животе и груди и собирая здесь волнение посредством звука «и-и-и-и». В какой-то миг между сердцем и животом наступит взрыв. Вот вы и бросьтесь в него отчаянно с «лебединой песней»! Оборот происходит взрывом. Мы об этом тоже уже говорили.

Вот такое дополнение из лествицы упражнений для овладения волнением. В сути, это ещё одна подсказка к трясцам.

* * *

В традиции казачьего Спаса с трясцами тесным образом переплетаются представления о девяти сердцах и девяти колоколах. Бытовало поверье, что особые состояния характерников обусловлены расширением сердца. В связи с этим при раскрытии иных, или дополнительных сердец человек обретал и иные возможности, многократно превышающие его обыденное состояние. Так называемое обмирание, когда человек впадал в летаргию, в народе объясняли внезапным расширением сердца, при котором душа «уходила» странствовать по иным мирам. Всего же, как считалось, у человека может быть до девяти сердец: одно плотяное и «восемь ду́ховых» (рисунок 329). Раскрываются эти сердца по мере «возжигания» восьми истот, о которых мы уже говорили в «горне». Таким образом, трясцы не только возжигают истоты, но и «отверзают» сердца. Можно ли это действо по сути сравнить с расширением сознания? Наверное, да. Возжигалась истота – разворачивалось сердце и появлялась новая овидь (горизонт), что и давало человеку бóльшие по сравнению с предыдущими возможности.

Рисунок 329. Расширение сердца

Но и изменённое состояние сознания зачастую называют расширенным состоянием сознания, в котором для нас доступны иные горизонты. При разверзании девятого сердца обретаются крылья, так говорили наставники в Спасе, и появляется состояние Ясны. А для того чтобы вернуться к исходному, нужно было облиться холодной водой, чтобы в сердце не осталось жара, который мог неблагоприятно сказаться на нём. Девятое же сердце – это истинное сердце. По месту оно совпадало с плотяным сердцем. Его возжигали напоследок, и связано оно было с Горней истотой – Родом.

В то же время чтобы расширенные сердца пламенели, нужно было выполнить некую предварительную работу – зазвучать балабонами. Балабоны – это колокола, коих внутри человека также насчитывали восемь. «Человек что колокольня о девяти колоколах, которая как зазвучит, так окрест луной идёт (всё вокруг дрожит)», – поучали наставники в Спасе. И этому звону весь мир вторит. Частично мы об этом уже упоминали, когда говорили о зыке и балабоне. Восемь балабонов внутри тела нашего скрыты, а девятый – большой колокол, что в себя всё собирает. И этот колокол равнозначен зыбке – колыбели.

Если телесные балабоны просто есть, то большой колокол выстраивали. Восемь балабонов – это: 1) свод черепа; 2) нёбо; 3) нос; 4) левое лёгкое; 5) правое лёгкое; 6) грудная клетка; 7) верх живота; 8) низ живота (рисунок 330). Каждый колокол даёт своё звучание, и им нужно было научиться петь. Начинали снизу и шли вверх. Пускали звук в низ живота и удерживали его там, пока балабон не начинал звучать, что называлось зазвучиванием. А зазвучав однажды, балабон будет звучать всё время. И человек, соответственно, будет звучать всё время. При нужде нужно будет лишь освежить звучание, чтобы «войти в силы» – так говорили наставники в Спасе.

Рисунок 330. Балабоны

Если разобрать звучание балабонами поближе, то выглядит это следующим образом: слегка высунув язык, прижав его губами, издавали звук «м-м-м-м-м-м-м»; при этом наносили лёгкие удары по нижней поверхности живота и здесь же удерживали своё осознание. Так продолжали какое-то время. Завершив звучание, «сбрасывали дыхание». Для чего просто будто бы задували свечу трижды. А перед тем как начать звучать колоколом, дыхание «согревали». Для этого трижды выдыхали на плотно приставленную открытую ладошку широко открытыми устами. Так поступали для каждого балабона в отдельности.

Далее переходили к верхней половине живота. Точно так же высовывали язык, издавали звук «м-м-м» и слегка били открытыми ладонями по верхней половине живота как по барабану – попеременно. Осознание удерживали здесь же.

Для правого и левого лёгких выполняли те же действия: «согревание дыхания», звучание с высунутым языком, барабанную дробь по телу над балабоном, «сбрасывание дыхания» в конце. Для балабабона, относящегося к грудной клетке, в целом постукивание шло в области грудины.

При звучании нёбным балабоном постукивание производили указательными пальцами обеих рук по носогубной складке. Всё остальное в том же ключе. При звучании носовым балабоном барабанную дробь пальцами отбивали в области лобной пазухи, над переносицей. И наконец, черепной балабон «зазвучивали» в том же ключе, лишь только постукивали по голове сверху.

В завершение начинали звучать сердцем, тем самым заставляя «петь» большой колокол. Когда же весь начнёшь петь, то можно и сердца отверзать через «подвиг» (выход за пределы своего Поселенного пузыря; выполнялся «взрывом из своей истоты (сердца) в виде безмолвного крика). В этом случае они наполнятся звучанием, и человек войдёт в силы.

Если же начать отверзать сердца до того, как начнёшь петь балабонами, то это может привести к «пустой голове», или состоянию потерянности, когда вроде как мир и не мир, а нечто невнятное.

Колокола, начиная звучать, выстраиваются в свой порядок с очепом вверху, или сверху вниз. А истоты, возжигаясь, отверзают сердца, которые выстраиваются в обратном порядке – снизу вверх. И здесь для нас осталось много непонятного, но что запомнили, то перескажем. Если сердца – это некие пространства, то колокола – это то, что их наполняет, то есть звучание становится содержанием сердец. Вместе, в неком устремлении друг к другу, они образуют целое. Если посмотреть на нижеприведённый рисунок колоколов и сравнить его с рисунком развёрнутых сердец, то будет видно, как выглядит это устроение и устремление друг к другу колоколов и сердец (рисунок 331). Хотя мы прекрасно осознаём, что во всём сказанном нами больше тумана и неясности, чем чёткого понимания.

Рисунок 331. Колокола развёрнутые

И только после наполнения отверзнутых сердец звучанием имеет смысл овладевать «сбрасыванием семи печатей» с души. Об этом мы рассказывали выше. Разверзание сердец и звучание колоколами является начальным шагом в овладении изменёнными состояниями сознания.

Таким образом, получается, что казачья Харля (пропевание балабонов) была теснейшим образом связана с трясцами, посредством которых «отверзались» сердца. Образ, который мы тут нарисовали, хотя и не без изъянов, но вполне подходит, чтобы стать отправной точкой для того, чтобы задуматься о том, что… А пусть каждый сам задумается о своём либо выкинет всё сказанное без сожаления. Мы же задумываемся: а к чему это нам вообще рассказал старый знахарь? О колоколах, о сердцах, о трясцах? И есть ли за этим что-то, или это была всего лишь его шутка?

Шаг-кобение

Ещё один пласт работ свода Неба был связан с шагом, а точнее, с особенностью перемещений. Шаг здесь рассматривался в совокупности с возможностью достижения изменённых состояний сознания. Эту способность шага в сочетании с дыханием люди подметили ещё на заре веков. Может быть, поэтому шаг когда-то стал своеобразным средством богообщения и богослужения в так называемых архаичных культах, отголоском которых и по сей день является крестный ход православной церкви.

Шаг, который использовался характерными для «разжигания крови», или, как сказали бы сейчас, для разгона психики, выполнялся по кругу – «Чаровному колу». Причём если его применяли в ночное время, то говорилось, что это «прогулка по лунному Чаровному колу». А если шаг использовался в дневное время, то говорили о прогулке по солнечному Чаровному колу. И эти «прогулки» были не только неким образом, но, как говорили наставники в Спасе, человек на самом деле ходил по Солнцу и Луне, обретая их силу. Солнечные «прогулки» выполнялись «по солнцу» – на посолонь, а лунные – против хода солнца, на коловрат, и при полной луне. Круглая луна уподоблялась некоему кругу пляски для предков, входя в который характерный вступал с ними в общение.

Особенность шага в обоих случаях была сходной. Это был обычный короткий приставной шаг на длину ступни. Два шага выполнялись левой ногой с подшагом правой. А затем два шага правой ногой с подшагом левой. Так, чередуя левый и правый шаги, двигались по кругу. При этом держали тело в состоянии «натяга» и раскачивались им слегка вперёд-назад. А если хождение ещё сопровождалось «чародейской песней» («у-а-е» или «у-а-е-о»), то от неё кровь начинала «кипеть» гораздо быстрее и бурнее.

Как и при баланже, хождение по «Чаровному колу» часто сопровождалось внешним участием сподручников для «подъёма сознания». Выражалось оно в тех же хлопках, призванных «возжечь» истоты. Вначале «ходящий» проходил три круга под частые хлопки сподручников, а затем уже проходил ещё девять кругов, где каждому кругу соответствовала своя частота хлопков. С большим успехом вместо хлопков использовался такой своеобразный инструмент, как «колокол». Это были две самые обычные короткие деревянные палки. Отсюда и произошло его название – «кол о кол» (не колокола, но деревянного орудия). Нанося ими удары друг о друга в соответствии с частотами истот (об этом мы говорили, когда рассказывали о баланже), достигали очень глубокого воздействия на сознание сподручника.

В обрядовых целях кобение совершалось по кругу с вписанным в него крестом. Это изображение, как считают различные исследователи древности, было один из образов солнца, а выложенное на земле, оно являлось неким древнейшим храмом, где обязательной составляющей было четверо врат: Врата смерти, Врата жизни, Врата любви и Врата надежды. Размах круга достигал трёх саженей в диаметре (рисунок 332).

Рисунок 332. Древнейший храм предков

Вход с определённых врат и движение в строго заданном направлении определяли предназначение кобения в утилитарных целях. Так, для обретения исцеляющей силы в случае порчи человека, в случае недоброжелательного умысла на него вход в обрядовое пространство происходил со стороны южных врат. Далее кобенящийся двигался по прямой к северным вратам, при этом хлопая в ладоши: три медленных хлопка (истота Дарь). Шаг здесь был такой же: два коротких шага левой ногой, два коротких шага правой ногой. Это действие, называемое стрелой, означало «собирание», или некую решительность (рисунок 333).

Рисунок 333. Кобение: стрела (собирание)

Далее движение шло по кругу от северных врат через западные, южные и восточные врата к северным вратам (рисунок 334). Движение сопровождалось хлопками в ладоши: два быстрых хлопка, один медленный, два быстрых (истота Полад). Это действие, называемое «коло», означало изгнание.

Рисунок 334. Кобение: коло (изгнание)

Завершалось кобение проходом «по Свиле» от северных врат к западным, затем к восточным и далее южным, где и выходили из круга (рисунок 335). Движение сопровождалось шестью быстрыми ударами ладоней (истота Чело). Называлось оно калачом и означало обретение силы, или путь силы.

Рисунок 335. Кобение: калач (путь силы)

Обычно для обрядовых целей требовалось пройти семь кругов, что относилось ко всем случаям кобения без исключения. Чтобы было понятно, что к чему, сделаем пояснение: шаг-кобение мог быть использован знахарями для обретения целительной силы перед тем, как вступить в борьбу с порчей и злым посылом, висящим над обратившимся к нему за помощью человеком.

Для самоисцеления в случае недуга кобение начиналось стрелой из Врат надежды и направлялось к восточным Вратам жизни. При этом также осуществлялись хлопки в ладоши: три медленных хлопка (истота Дарь). Это действие означало «собирание» и «обращение к пращурам» (рисунок 336).

Рисунок 336. Кобение: стрела (обращение к пращурам)

После этого двигались по кругу от восточных врат к северным, к западным, к южным и обратно к восточным. Шаг сопровождался двумя медленными хлопками ладоней и двумя быстрыми (истота Жижа) (рисунок 337). Как и в предыдущем случае, шаг по кругу означал «изгнание».

Рисунок 337. Кобение: коло (изгнание)

Завершалось кобение «путём силы» или «проходом калачом» (так называли изогнутую линию в шаге-кобении). Шли от восточных врат к северным, к южным, а затем к западным вратам, где и происходил выход из требища (рисунок 338). Сопровождался этот отрезок пути хлопками в ладоши по шесть быстрых ударов (истота Чело).

Рисунок 338. Кобение: калач (путь силы)

Считалось, что семь подобных кругов наделяют человека силой для борьбы со своим недугом. Только не стоит кобение воспринимать как самостоятельный способ исцеления. Оно лишь внитие перед основным лечением и наделяет то же лекарство невменной силой! Если непонятно слово «невменная», поясним: особой силой!

Для обретения предвидения грядущего, даруемого предками, кобение начиналось проходом по колу с восточных Врат жизни и шло по кругу через южные врата, западные врата, северные врата обратно к восточным вратам (рисунок 339). Сопровождалось оно хлопаньем в ладоши: один долгий хлопок, два коротких, один долгий хлопок (истота Живот). Здесь это действие означало «собирание стихий», или «полад стихий».

Рисунок 339. Кобение: коло (полад стихий)

Далее двигались от восточных врат к западным по прямой. Движение сопровождалось хлопаньем в ладоши: четыре быстрых хлопка, один долгий (истота Горло) (рисунок 340). Это действие означало «обращение к пращурам».

Рисунок 340. Кобение: стрела (обращение к пращурам)

Завершалось кобение, как и во всех других случаях, «проходом по калачу» от западных врат к южным, затем к северным вратам и возвращением к восточным вратам, откуда и начинали кобение (рисунок 341). Шаг сопровождался хлопками в ладоши: шесть быстрых ударов (истота Чело). Это движение означало «путь силы» и «получение помощи предков».

Рисунок 341. Кобение: калач (путь силы)

Но тут надо всё же быть въедливым! Конечно же, на этом кобение не завершается. Как поучали наставники Спаса, обретённую силу нужно «согреть». И тогда она проснётся и вступит в свои права! Просто так она будет «вялой», а значит, проку от неё будет немного.

Отогревали силу очень просто. Складывали ладони одна на другую (правая поверх левой) и подносили их к широко открытым устам. Дышали на ладони, чем согревали дыхание. А потом клали сложенные ладони поверх грудной клетки и просто дышали скородышкой под ними горячим дыханием. Сложенные ладони здесь означают некую крышку котла – ягольника, которым становится грудная клетка. Благодаря этому полученная сила вскоре просто «закипает». Вот тогда она легко вливается в наши намерения!

Данный приём применялся не только к каждому кобению в частности, но и в других случаях, где требовалось вскипятить силу. Особенно был приложим этот приём в бойцовых вправинах Спаса.

Для «похода за Силой», необходимой для какого-либо подвига (в том числе и для битвы с врагами), кобение начинали с южных врат и двигались по кругу через западные врата, северные, восточные врата обратно к южным вратам, сопровождая хлопками в ладоши: один хлопок долгий, два быстрых, один долгий удар (истота Живот) (рисунок 342). Как и в предыдущем случае, это движение означало полад стихий.

Рисунок 342. Кобение: коло (полад стихий)

С южных врат по прямой двигались в сторону северных врат, сопровождая движение хлопаньем в ладоши: четыре быстрых удара, один долгий (истота Горло). Это действие означало пускание стрелы, «разверзающей Небеса» (рисунок 343).

Рисунок 343. Кобение: стрела (разверзание Небес)

Завершающим отрезком пути был «проход по калачу» от северных врат к западным, к восточным и далее к южным (рисунок 344). Эта «дорога в Небеса» сопровождалась хлопками в ладоши по шесть быстрых ударов (истота Чело).

Рисунок 344. Кобение: калач (дорога в Небеса)

Наряду с хождением «впрок» (вперёд лицом) иногда в шагах использовалась ходьба вперёд спиной. Хождение задом наперёд как магическое средство было широко известно в народных представлениях. Оно применялось при встрече с демоническими силами, в частности с банником: к нему нельзя поворачиваться спиной. И наоборот, если от колдовских чар приходилось спасаться бегством, ни в коем случае нельзя оглядываться; это же требование содержалось и в описании многих гаданий. Для того чтобы обмануть бесов и заставить их отступить от намеченной жертвы, могли ходить задом наперёд или возвращаться назад по своим следам.

В Смаге хождение вспять было призвано «развоплотить» человека, вводя его в изменённое состояние сознания. Об этом уже говорилось выше, когда упоминалось о «девятой вешке». Как своеобразное упражнение на «потерю телесности» хождение задом наперёд шло с запада на восток (против часовой стрелки) до девяти кругов (девять вешек). Это направление упоминается во многих заговорах. Даже в детской сказке «Цветик-семицветик» можно найти отголоски этих представлений: «Лети, лети, лепесток, через запад на восток, через север, через юг! Возвращайся, сделав круг! Лишь коснёшься ты земли, быть по-моему вели!» Шаг в данном случае был, как и в обычном кобении: два шага левой ногой, два шага – правой.

Было ли распространено хождение в иных традициях? Конечно, да. В той же Индии также существовали различные прикладные работы в хождении. Может быть, они и не совсем были похожи на те, о которых было сказано выше, но в своей сути они имели нечто общее. Это, например, чанкраманам. Её суть в расслаблении тела при сохранении точечного сосредоточения ума. Слово «чанкраманам» на санскрите означает «блуждание, бесцельное хождение». И в санскритском слове, и в его переводе содержится намёк, указывающий на отсутствие усилий, на блуждание без определённых намерений.

В йоге есть два очень многозначительных понятия: «бахир мукти» и «антар мукти». «Бахир мукти» буквально означает «быть обращённым вовне», что соотносится с состоянием, в котором человек направлен преимущественно в мир и занят внешними делами. «Антар мукти» буквально означает «обращённость внутрь» и относится к пути, который ведёт к более высоким состояниям сознания. Цель чанкраманам – движение по этому пути. Чанкраманам – это садхана (упражнение) хождения без усилий и без отвлечения ни на внутренние мысли, ни на внешнее окружение. Она призвана вызывать и поддерживать состояние «антар мукти» во время движения тела.

Чанкраманам с незапамятных времен использовали мистики. Многие йоги были известны своим бесцельным хождением «то там, то сям» – повсюду, куда несли их ноги, подобно листьям, несомым ветром. Они практиковали чанкраманам весь день, когда переходили с места на место, проповедовали и ходили от дома к дому, собирая пожертвования, и при этом осознавали каждое своё движение, всё, что они делали.

Когда Рамана Махарши отправлялся за пожертвованиями, он не поднимал глаз до своего возвращения. Он не смотрел ни на кого, но сохранял отсутствующий вид «шунья дришти» (поглощённости собой). Он даже не смотрел на людей, дававших ему пищу. Его сознание пребывало в состоянии «антар мукти». Бывало, он говорил своим ученикам: «Я вернулся на одном дыхании, я вернулся с одним умом, я вернулся с одним осознанием». Очень немногие люди могли понять его, но эти его слова означали, что он практиковал чанкраманам.

Буддийские монахи также практикуют видоизменённую форму чанкраманам в качестве части своей садханы. Например, во время длительной общей молитвы и медитативной практики звонит колокол. Вся паства собирается в саду, в церковном дворе или в большом зале и в течение определённого времени выполняет чанкраманам. Затем они снова садятся и продолжают свои молитвы или медитативную практику. Нечто подобное чанкраманам было характерно и для суфийских дервишей.

Чанкраманам довольно просто объяснить, но трудно довести до совершенства, однако он приносит очень важные плоды. Чанкраманам преследует несколько целей:

1. Раскрепощение тела. Во время длительных медитативных радений тело цепенеет и причиняет боль. Чанкраманам позволяет избавляться от этого оцепенения и сопровождающих его боли и ломоты.

2. Оживление тела. После продолжительного сидения кровообращение, как правило, становится вялым, и кровь застаивается в различных частях тела. Чанкраманам усиливает кровообращение, помогая поддерживать здоровье многочисленных составов и функций тела, таких как пищеварение, дыхание и т.п.

3. Устранение сонливости. Усиленное кровоснабжение пробуждает мозг и снимает сонливость.

4. Устранение интроверсии. В ходе медитативной деятельности очень легко стать обращённым внутрь себя и потеряться в своих навязчивых мыслях. Чанкраманам помогает уменьшать и предотвращать чрезмерную обращённость внутрь без перехода к другой крайности – обращённости вовне. Практика чанкраманам уравновешивает эти две крайности, позволяя оставаться на лезвии бритвы между ними.

5. Развитие осознания настоящего. Осознание движений и мантр уменьшает склонность раздумывать о прошлом и мечтать о будущем.

Как выполняли чанкраманам? Начинали ходить. Можно было ходить как угодно: по кругу либо взад и вперёд, в зависимости от имеющегося места. Можно было ходить быстро или медленно, но движение должно было быть удобным. Представляли себе, что тело движется само собой, подобно заводной игрушке. Голову следовало наклонить вперёд, чтобы смотреть в направлении ступней. При этом человек должен был смотреть, но не видеть; следовало опустить веки, не глядя ни на что в особенности. Взгляд должен был быть отсутствующим; его можно было собрать на пространстве между кончиком носа и землёй. Начинали нараспев произносить мантру. Если была собственная мантра, то использовали её, в ином случае использовали мантру «АУМ». Причём для распевки мантры использовали упаншу джапу (шепча мантру движением губ) либо манасик джапу (произнесение мантры в уме).

Довелось нам, к обсуждаемому тут нами вопросу, слышать следующее и о Китае. Так оно или не так, но, как известно, есть 12 основных и восемь чудесных меридианов. Всего их 20, не считая сухожильных. Так вот тайна заключается в том, что есть ещё один меридиан – 21-й. Этот меридиан связан с полым органом, проходит через серёдку груди и относится к Ян. Китайцы его называют меридианом духа. Известно, что меридианы могут быть полыми, могут быть полными. Так вот если меридиан духа не наполнен ци, то его нельзя обнаружить. Нет его в человеке. Но и сам человек при этом сонный и неподвижный. Но если меридиан наполнить ци, а этот меридиан относится к Огню, то человек просто возгорается. Его всё волнует, он везде, он живёт и действует!

Наполнить этот меридиан духа можно только в дороге. В дороге не из дома на работу, не в праздном времяпровождении, а в пути, полном опасностей и приключений. Вот поэтому и были в Древнем Китае странствующие монахи. Искали они своё «я». По-хорошему оно находится в серёдке груди. Но, как правило, наше «я» искажено и неосознанно. И находиться оно может в любой части тела. Вот чтобы выровнять его, осознать и наполнить огненной силой ци, и пускались странствующие монахи в свой тяжёлый путь. Меридиан нашего «я» – это и есть меридиан духа.

И конечно же, спасовские кобения в шаге напомнят многим камлания шаманов. Подобное сходство бросилось в глаза и нам. Изначально мы отнеслись к нему с подозрением и недоверием, которое высказали наказителю, мол, очень уж напоминает шаманские пляски, которые посчастливилось увидеть однажды одному из нас вживую на далёкой чукотской земле в конце 70-х годов. Тогда разумения осознать их просто не было в силу малолетнего возраста, но зрелище это весьма яркое, и потому оно врезалось в память.

На наше недоумение наказитель ответил очень просто: «За что купил, за то и продаю». На самом деле, если подойти к подобному сходству непредвзято, то здесь нет ничего крамольного. Многие века казаки соприкасались с теми же тюркскими народами, изначально исповедующими культ Тенгри, служителями которого были шаманы. При таком соседстве вполне возможно допустить проникновение каких-то взглядов в казачью среду, например кобения. Но также вполне возможно, что представления об общении с иномирьем посредством шага были характерны для большинства народов древности по всему миру, в том числе и для наших предков. Так что в подобном сходстве не стоит искать ничего предосудительного. Ведь и наш Бог не убог!

И ещё кое-что из свода Неба

А именно о падении. Почему о нём? Потому что здесь скрыт ключ к овладению состоянием полёта, которое, в свою очередь, и является столь желанным для ищущих «необычного». Это состояние есть основа для многих тонких работ в Спасе, но, конечно же, не только ради них обращали на падение внимание своих восприемников наставники. Падение прежде всего позволяет высвободить спрятанные чувства, а вместе с ними и душу. При этом человека охватывает чувство восторга или ощущение полёта. Поэтому многие люди находят такое удовольствие в качании на качелях. Когда качели падают вниз, это вызывает восхитительные потоки ощущений, пробегающие по всему телу. И эти восхитительные ощущения восхищают нас во что-то очень невероятное, что трудно высказать словами. Само слово «восхитить» означает «подняться в Небеса», а это то, чего так жаждет каждая душа. В выражении «не павши – не возвысишься» даётся прямая подсказка тому, кто хочет «обрести крылья» души. А потому упражнения в падении были существенной составляющей древней школы изменённых состояний сознания. Кроме этого, падения позволяют увидеть воочию сдержанность в себе, которая зачастую не даёт сполна войти в нужное состояние, и убрать её.

Сдержанность чувств прежде всего не даёт нам быть в состоянии «сполна». И эта помеха стоит нам того, что мы каждый день «теряем», не дожигая свою нить жизни. Значит, за нами остаётся некий невыполненный долг. Конечно, можно всегда вернуться назад, в состояние «до делания» и прожечь оставшуюся нить судьбы, но для этого опять же нужно высвободить чувства. Без этого, без должной ярости (а ярость, со слов наказителя, не чувство в чистом виде, а мера чувства, которую можно считать наивысшей) зачастую все приёмы очищения сознания остаются просто недейственными.

Сдержанность чувств является помехой и в освоении «хитростей» бойцового Спаса. Такие приёмы, как «кунания» (нечто сродни бесконтактному воздействию) либо работы с «Курной хатой» (выбивания плотностей и опор тонкого тела человека), просто невозможны вне чувства полёта, а значит, и падения. И конечно же, сдержанность чувств просто мешает нам ощутить то, что мы называем счастьем жизни, проявляясь в нас чувством неудовлетворённости.

Упражнения, которые предлагались наказителем на преодоление страха перед падением и на обретение ощущения полёта, были самые незамысловатые. Выполняются они в несколько шагов с постепенным усложнением. Каждое упражнение выполнялось по несколько раз. Когда осваивалось более простое, переходили к следующему, более сложному упражнению. Для безопасности можно постелить на пол несколько одеял. Во время всех упражнений хорошим подспорьем будет использование безмолвного крика, вырывающегося из сердца в миг падения.

∙  Стоя в полный рост, закружиться на месте так, чтобы расслабленные руки отлетели в стороны, а кисти налились тяжестью. Затем резко остановиться и упасть, куда «поведет тело». Как правило, падение идет с закручиванием по спирали. Упражнение очень похоже на то, как играют (кружатся) дети.

∙ Встать в полный рост. Полностью расслабив тело, упасть на пол мягко, с закручиванием (так же, как это получалось после кружения в предыдущем упражнении).

∙ Встать в полный рост. Подпрыгнуть вверх и мягко упасть на пол, то есть приземлившись на ноги, «стечь» перекатом на бок и спину.

∙ Встать в полный рост на опоре, приподнятой над землей. Оттолкнувшись от неё, подпрыгнуть вверх и с высоты упасть на пол, мягко приземлившись на ноги с последующим перекатом на бок и спину.

∙ Встать в полный рост на опоре, приподнятой над землёй. Спрыгнуть с неё и, вскинув руки вверх, вознестись вверх. То есть падая вниз, устремляйтесь вверх. Для этого придётся выскочить из себя, выйти за пределы тела.

Для того чтобы «поймать» чувство полёта, использовались также упражнения со сподручником и упражнения на качелях.

Со сподручником просто становились прямо, «выставив» макушку, раскидывали руки по сторонам, разворачивали пальцы рук и просто падали назад, полностью отдаваясь падению. А сподручник (либо же двое сподручников) ловил падающего. При этом нужно было в миг падения ещё и «нырнуть» в ощущение полёта, чтобы оказаться внутри него. Только войдя вовнутрь чувства полёта, можно начать упиваться им (рисунок 345).

Рисунок 345. Чувство полёта

На качелях важным было их движение вниз. В этот миг также отдавались падению сполна, не зажимаясь и не сворачиваясь. А чтобы «взлететь», нужно было, как только качели проваливались вниз, чуть раздвинуть грудную клетку и расшириться во все стороны с безмолвным криком (рисунок 346). А дальше нужно быть только наблюдательным. И все те ощущения, которые возникали при подобных упражнениях, нужно было «пить запоем» вплоть до охмеления, которое обязательно наступало вскорости. Как оно выглядело? Как чувство того, что тебя тянет в небеса, и сопровождающего его лёгкого головокружения.

Рисунок 346. Полёт на качелях

По ходу упражнений требовалось просто отслеживать своё состояние, погрузившись вниманием внутрь себя. В этом случае обычно можно обнаружить, как мы не приемлем падение, задерживая при этом дыхание и напрягая мышцы. Но постепенно это чувство страха можно преодолеть. Достаточно только увидеть его. А увидев страх, в него можно шагнуть! Ибо только так его можно убрать. Принять, чтобы убрать! И однажды придёт чувство полёта, обретя которое, мы сможем тут же переходить в иное состояние сознания, только вспомнив о нём. В связи с этим наказитель называл чувство полёта «волшебным конём», о котором мы уже говорили выше. И этот «конь» становился для человека волшебным помощником на многие случаи жизни.

Напомним, что в глубокой древности катание на качелях в народе воспринималось как некое служение в честь древних богов. Оно воспринималось как обрядовое действие, призванное ввести человека в то состояние сознания, в котором возможна встреча с Горним.

Будучи последовательным в проведении сравнения Спаса и иных традиций, зададимся вопросом: есть ли падения где-либо ещё? Да, конечно есть. Взять хотя бы, к примеру, «Биоэнергетическую терапию» А. Лоуэна. В ней он также рассматривает падения и связывает их в совокупности с возможностью получения полноценной разрядки при любовной близости. Согласно мнению Лоуэна, если человек боится сделать шаг к падению и сдерживает дыхание, то «в кульминационный момент получает лишь частичное удовлетворение».

«Может показаться, – говорится в одной из его книг, – что выражение «впасть в любовь» содержит противоречие, потому что чувство влюблённости – это высокое чувство. Как можно упасть в высоту? Но падение – это единственный способ достичь высокого состояния биологического возбуждения. Прыгун на батуте падает, перед тем как взмыть вверх; он вжимается в батут, чтобы оттолкнуться для полёта. Подъём, в свою очередь, даёт возможность произойти другому падению, которое затем приводит к следующему подъёму. Если оргазм является большим падением, то максимум, который человек ощущает после чрезвычайно удовлетворяющего полового акта, является восстановлением из разрядки. В любви мы ходим по облакам, но это только потому, что ранее мы позволили себе упасть».

Переживаемое чувство разрядки есть изменённое состояние сознания, состояние без боли. Как-то раз нас поразили слова одной нашей хорошей знакомой, которая, испытав на себе ощущения от «тонких игрушек» Спаса, сказала, что теперь она понимает, почему нас так тянет поупражняться. И что испытывая такое, «никакого секса тебе не нужно». Вот как бывает, что кинутое мимолётом кем-то слово ведёт тебя к прозрению. И ведь это действительно так: тонкие работы Спаса вызывают наслаждение, будто ты попадаешь в пространство любви, где просто хочется быть. Сбросив в близости телесную боль, мы становимся душевными, но и чувство полёта – это проявление души. А потому стоит обратить внимание на эти состояния тем, кто желает понять себя и кто хочет обрести свою душу!

К вышесказанному следует добавить одну существенную мелочь, а именно: чтобы обрести чувство полёта, нужно выпустить на Благовещение с ладони птицу, подбросив её к небу. Наставники говорили, что без этакой мелочи непросто «стать на крыло». И действительно, после того как ты выпустишь птицу, в тебе происходит некое изменение. Это, как говорил наказитель, птичий дар полёта. И теперь ты становишься сам как птица.

Состояние полёта и падения связаны также с сотворением нового посредством прохода через смерть. В русской традиции можно встретить былички, в которых рассказывается о том, как после свадебного застолья умирают жених и невеста. В работе В.П. Зиновьева «Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири» есть упоминание о некоем колдуне Кирике Захарыче, который умертвил молодожёнов, когда его не пригласили на свадьбу:

«У нас вот в Ушумуне был Кирик Захарыч. Дак тот умертвлял даже. Не только чё! Свадьба была… А его не пригласили… Когда вечеринку отвели, надо расходиться, они занялись: перво жених улетел, потом невеста, потом поезд. Упали…»

Но после долгих уговоров колдун «ладит» – оживляет жениха и невесту, ткнув в них ножницами, которые он обмочил в воде: «Он поднялся, жених-то, невеста поднялась». Падение здесь связано с представлениями о смерти. В народной традиции смерть вообще рассматривалась как падение («из праха встали, в прах и падём»), а вставание, или стояние – как рождение, возрождение. Знахари на свадьбе через падение новобрачных творили их сызнова для новой жизни. Падение же должно было ввести их в иное состояние, в котором только и можно было сотворить новое. Рассказывая о падении, наказитель подчёркивал то, что люди потому и боятся падения, что оно им напоминает о смерти. Но только она и страх становятся проводниками идущего в Новое. При падении же человек непременно сталкивается и со страхом. Ведь смерть и страх неразлучны. А потому упражнения в падении рассматривались как часть прикладного «кумовства со Смертью и Страхом», где непременно нужно начать всматриваться в них. И они начнут смотреть на тебя.

Многие, правда, скажут: не буди лихо, пока оно тихо, и не стоит даже думать об этом лишний раз, чтобы не навлечь ничего на себя. В подобных взглядах отражается наш запрет на смерть. В традиционном укладе, наоборот, считалось, что думы смертные не от возраста, но от зрелости душевной происходят. Человек, постоянно думающий о смерти, вовсе не находится в предчувствии близкого конца, но в этом мета близости его к вехе возвращения, мета предстояния с мудростью. Также считалось, что при вглядывании в смерть человек быстро обретает зрелость душевную. А потому это действие очень часто использовалось как некое упражнение. В Спасе даже говорили об очищении сознания через думу смертную, что вполне созвучно с высказыванием святых отцов церкви: «Помни последняя твоя, и вовеки не согрешишь».

Да и «походы» в инобытие не более и не менее как за зрелостью мы совершаем, без которой мудрости не обрести. Для души, для её зрелости это благо! Мудрость – залог возврата в Дом свой истинный, а вот для жизни земной – этакий взор в Вечность тяжёл больно уж. «Всматриваясь в Вечность, ты невольно в трепет приходишь, и чем дольше зришь Её, тем больше с лика твоего сходит улыбка. И в какой-то миг ты перестаёшь понимать, то ли жив ты, то ли нет», – говорил нам знахарь. Но это сказано нами кстати, но не напрасно, а мы вернёмся обратно к полёту.

Добрым помощником в обретении чувства полёта было ВГЛЯДЫВАНИЕ В ВЕЧНОСТЬ! Упражнение не из приятных, ибо через минут десять, если ты только не сбежишь, у тебя начинает кружиться голова, и ты начинаешь падать. Но ведь падение и есть полёт! Когда ты долго смотришь в НИЧТО, а Вечность для нас и есть НИЧТО, она охватывает нас и несёт. Мы лишаемся всех опор, так как в Вечности этих опор просто нет, и падаем, то есть летим! Так что попробуйте это упражнение. И если вы даже перед ней отступите, перед Вечностью, то хотя бы увидите в себе запрет на смерть. А он весьма серьёзная помеха в работе с тем, что мы называем изменённым состоянием сознания.

Но вглядывание в Вечность – не такая уж безобидная штука для нас, ЖИВУЩИХ! В Вечности легко затеряться и просто сойти с ума в этом мире. А потому старики говорили, что без Стана туда даже не смей заглядывать. Стан же – это сам Господь Бог! Но обрести его невозможно, когда ты в силе. Тогда тебе Бог не нужен, ибо ты и сам бог. Может быть, только маленько ты в Боге нуждаешься. Чтобы Бог помог тебе, когда требуется, например, сдать экзамен, получить должность, найти невесту, выиграть в лотерею. От такой помощи мы не откажемся, но Бог нам не нужен. Настоящее же, где обретаем мы Господа, как говорили наставники в Спасе, есть наша немощь! И чем больше ты свою немощь осознаёшь, тем больше ты умаляешься. Умаление же приведёт тебя туда, где всё такое мелкое, что между ним нет различия. А это уже Стихия, где тебя Бог и обретёт. Не ты его, но Он тебя! Так говорили характерники!

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается! Долгий путь в Небеса. Но искание Бога в немощи своей было той отправной точкой, с которой начинался и путь в Вечность. Понятно ли это – непонятно, приятно – неприятно, но так в Спасе сказывали, а мы эти сказы на ваш суд вынесли.

Чувство полёта, ощущение раскачивания нашло своё отражение в прикладных работах по выходу из тели. И хотя они не являются целью нашего повествования, для примера стоит рассмотреть здесь пару из них, чтобы подчеркнуть важность ощущения полёта в работе с изменёнными состояниями сознания. То, что имеется определённая связь между нашей душой и чувством полёта, в народе подмечалось очень чётко. Помните, как укачивают маленького ребёнка? А зачем это делают? В укачивании дитя важно именно ощущение полёта. Его душа ещё не плотно связана с телом, и ей очень трудно в этом плотном мире. Для того чтобы переход произошёл более мягко, ребёнка качали и подбрасывали. Но при этом всегда пытались удержать внимание малыша на том, что опасно для него, что может его погубить и не дать ему выполнить свою жизненную Задумь.

Поехали, поехали,

В лес за орехами,

Поскакали, поскакали,

Вприпрыжку, вприскочку –

Бух! В ямку провалились!

Таким образом, иногда даже не понимая глубинной сути, наши предки делали из дитя человека из «плоти и крови». Подобные качания были неотъемлемой частью воспитания детей – пестования.

В одном из упражнений Ведогони для осознания сорочьей души (тела сновидения), в которой ходили в иномирье, предлагалось раскачать свои ощущения и на этом выйти из себя. Обычно для этой цели ложились на спину и начинали кидать своё осознание из головы в ноги и обратно. Потихоньку выходили за пределы тела до границ Поселенного пузыря. И в какой-то миг, когда чувствовали, что тело «кидается» вместе с осознанием к окраинам пузыря, делали рывок из грудины перед собой. Достигнув высшей точки, «падали» назад в тело. Это упражнение «раскачивало» ведогонца, делая его осознанным для себя. Как видите, здесь также нужно было начать «летать».

В другом упражнении, полностью расслабившись и закрыв глаза, начинали раскачивать свои ощущения по дуге от кончика носа к затылку и обратно. Постепенно увеличивая дугу за пределы тела, в какой-то миг совершали оборот и на падающем по дуге осознании, когда оно пролетало сквозь голову, делали шаг из тела (рисунок 347).

Рисунок 347. «Выход» из тели на раскачке

Из сказок мы помним, что некоторые их герои могли оборачиваться в животных или птиц, ударившись о землю. И это не художественный образ.

Единственная оговорка: данные упражнения могут быть не очень приятными и вызывать головокружение, чувство тошноты и страха. А в дальнейшем они приводят к тому, что ты время от времени начинаешь «течь», то есть выходы из тели могут происходить и без твоего изволения, являясь отражением каких-то «мигов великого озарения», то есть «на перекрёстках бытия», как говорили наставники.

Связь чувства полёта с изменённым состоянием сознания, в котором открываются необычные способности, получает подтверждение и в опыте авиации. По словам многих лётчиков, на сверхзвуковых скоростях появляется некое серебристое свечение, которое учёные люди называют холодной плазмой. После чего сознание выходит из тела, и разум воспринимает окружающее целиком, время вроде как останавливается, а расстояния между предметами определить невозможно.

В Спасе подобное состояние имело своё название – Бавы. Нечто подобное человек испытывает и при клинической смерти. Благодаря этому обстоятельству в случаях, где, по нашему разумению, человек должен был бы неизбежно погибнуть, он оставался в живых. В авиации также имеется немало примеров установления телепатической связи во время чрезвычайных происшествий. Более того, самые пытливые умы из учёных людей, проведя интересные исследования с применением электроэнцефалограмм, пришли к удивительным выводам. Состояние мозга после пилотажного полёта очень близко к состоянию мозга йогов-сидхов, обладающих чудесными способностями. Всё это косвенно говорит за то, что не так уж далеки были от истины казаки-характерники, призывавшие восприемников обрести чувство полёта!